Парящая для дракона

— Поздравляю, Лаура.

И даже брат который всегда знал меня как облупленную, произносит это драконово:

— Поздравляю.

А я понимаю, что мне нечем дышать. Настолько нечем, что я выворачиваюсь из рук и со словами:

— Сейчас вернусь, — бросаюсь в сторону гостиной.

Там есть балкон: огромный, с панорамными окнами, и вид с него на заснеженный город просто потрясающий… Был бы, если бы перед нашим домом не вырастала еще одна высотка. Тем не менее я стою, вцепившись в поручни и пытаюсь осознать случившееся. А случилось именно то, что один дракон меня просто-напросто нагрел!

«Я вас услышал»! — говорили они. Они — в смысле Его Иртханейшейство, Торнгер Ландерстерг Первый, Единственный и Неповторимый.

И ведь как говорил, ископаемое! Так, что я повелась и поверила. Ни на секунду не усомнилась в том, что для меня все закончилось благополучно.

Морозный воздух впивается мне в кожу, остужая желание прямо сейчас набрать номер Ландерстерга (еще бы он у меня был) и поинтересоваться, с какой радости меня осчастливили величайшей честью. Я уже почти готова это сделать, когда на балкон выходит Даргел.

— Лали? — Он набрасывает мне на плечи пиджак, на мгновение возвращая в приемную Его Иртахнейшейства, и у меня перед глазами мелькает лицо Ландерстерга. Резкая линия бровей, прямой взгляд в упор, холодный и жесткий. — Все в порядке?

Я поворачиваюсь к брату. Даргел у нас в семье единственный темноволосый, он пошел в маму. Из-за этого, когда мы появляемся где-то вместе (там, где нас не знают) отовсюду доносится: «Красивая пара». Мы с ним тихо хихикаем, но сейчас мне не до смеха. Я смотрю в его фиолетовые глаза и думаю о том, что могу вот прямо сейчас все ему рассказать. Сказать, что я не собираюсь замуж за Ландерстерга, что все это — грандиозная ошибка, потому что одного высокопоставленного дракона перемкнуло, но у брата своя практика. У него только-только начинается карьера, и я знаю, что он однозначно примет мою сторону. А это значит — ссора с отцом, испорченный вечер и полная задница, выражаясь словами Рин. Рин, в отличие от меня, не стесняется в выражениях, и сейчас мне тоже не хочется стесняться. Все, что мне хочется — это поговорить с Ландерстергом и сказать, что я о нем думаю.

О нем и о его: «Я вас услышал»!

— Да. Просто это было несколько неожиданно, — приподнимаюсь на носочки и целую брата в щеку. По его глазам вижу, что он не готов закончить этот разговор, поэтому закрываю его сама. — Пойдем? А то у Ингрид случится дергоглазие, если мы опоздаем на ужин.

Дар смеется.

— Лали, ты неповторима. Ни на секунду не удивляюсь, что он тебя выбрал. — Брат закрывает дверцу балкона, и я возвращаю ему пиджак. — Ты уверена, что у вас все получится?

Дар не мог этого не спросить, но на сердце сразу становится тепло.

— Уверена, — говорю я.

— Тогда я спокоен.

В столовой, оформленной в белое с золотом, уже все сидят на своих местах. Отец во главе стола, слева от него Ингрид с Сильви, мы с Даргелом садимся справа. Мебель Ингрид выбирала лично, она же настояла на том, чтобы она была деревянной. В нашем мире дерево — символ роскоши. Равно как и бумага, потому что естественного роста деревьев из-за драконов не наблюдается.

Когда-то люди вообще жили под землей (охотились на драконов, драконы охотились на них), а вышли только когда появились иртханы. Первые появились на другом континенте, произошли они от шаманов Пустынных земель, вливавших себе драконью кровь. У нас на Севере все было сложнее, потому что ледяное пламя гораздо страшнее огненного. Огонь можно погасить водой, ледяное пламя будет гореть, пока не растает вложенная в него драконом сила, а силы у снежных зверей просто через край. Их кровь выжигала большинство первых смельчаков, которые решили повторить опыт перворожденных. Их дыхание — наши земли. Долгое время Север был заснеженной пустыней, пока не появились первые сильные иртханы.

Словом, деревья у нас исключительно в парках, и разводят их искусственно, но для Ингрид роскошь — неотъемлемая составляющая счастья. Она просто светится от восторга, когда видит зависть в глазах подруг. Здесь даже картины написанные на холстах, а не голографические. Тяжелые рамы напоминают о прошлых веках, и в них изображены легенды Ферверна.

— Прежде чем мы начнем, — голос отца возвращает меня в реальность. — Я бы хотел сказать, что у нас несколько меняются планы на праздничную ночь.

Праздничная ночь — ночь перехода из года в год, отмечается она с прошлого века, по приказу правящего тогда Верховного, который очень любил увеселения. Как-то так получилось, что сам праздник (и подготовка к нему) понравились не только иртханам, но и людям, и с тех пор он прижился, и каждый год отмечается в каждой семье.

— Мы приглашены в загородную резиденцию Ландерстергов.

— О, — выдыхает Ингрид.

Глаза Сильви загораются таким восторгом, что мне кажется, сестра сейчас подпалит дорогущую, заказанную матерью из Фияна, скатерть.

— Да, — продолжает отец. — И в эту же ночь состоится официальная помолвка.

Хорошо хоть не свадьба, и на том спасибо.

— Лаура? — Он смотрит на меня.

— А?

— Что же ты молчишь?

Да так, боюсь ненароком назвать Его Иртханейшейство Его Наблейшеством[Наблы — падальщики, живут в пустошах. Производное от набла часто используется в качестве ругательства], а так все в порядке.

— Дар речи потеряла от счастья.

Отец хмурится, но тут в дело вступает Ингрид:

— Юргарн! У нас же нет платьев. У девочек нет платьев…

— Ингрид, у нас еще целый месяц до…

— Всего месяц! Ты представляешь, как сложно найти нормальное платье? Даже если его шить на заказ, мне надо пролистать сто пятьдесят страниц самых разных журналов, чтобы найти хоть что-то мало-мальски достойное!

— Ингрид, ты утрируешь, — качает головой отец. — Тебе мутно всего лишь пригласить стилиста, и он подберет тебя сто пятьдесят вариантов, из которых ты обязательно что-то выберешь.

— Думаешь, это так легко?!

— Гм. Тост, — говорит Дар, поднимая бокал, в котором плещется веоланское. Пузырьки поднимаются на поверхность с легким шипением. — За Лали, благодаря которой мы сегодня все сидим за этим столом.

— За Лали! — хором отзываются все.

Ингрид выглядит недовольной: ужин она всегда считала целиком и полностью своей заслугой, но Дар своим тостом перекрыл все ее достижения на столовом поприще. Чтобы сгладить эту неловкость, я пробую жаркое.

— Очень вкусно.

— Чудно, — отвечает мачеха кислым тоном.

— И к слову, Ландерстерг отказался беседовать с остальными претендентками, хотя ты, Лали, была третьей.

Я подавилась кусочком, который не успела прожевать. В итоге пару минут семья лицезрела красную меня, которую Дар тщетно хлопал по спине в попытках вернуть к нормальному дыханию.

— Все в порядке? — второй раз за вечер поинтересовался брат.

— Да. Очень дипломатично.

— Ты сейчас о чем? — Отец внимательно на меня смотрит.

— О том, что у него было еще семь прекрасных невест, которых он отказался смотреть.

Почему-то при мысли об этом мне хочется треснуть Его Иртханейшество ноутбуком. Никогда не замечала в себе такого, но его — хочется. Треснуть.

— Невесты и их семьи узнавали об этом за сутки до собеседования. Так что дипломатия тут ни при чем.

Ну да. Конечно! Дипломатия наше все.

— И раз уж мы заговорили о дипломатии. О выборе Ландерстерг объявит через два дня, и тебе нужно будет присутствовать на встрече с журналистами.

Ингрид бледнеет.

— Юргарн! Два дня!

— Это просто заявление, а не официальная помолвка, — отмахивается отец.

Я слушаю их, и у меня волосы шевелятся от количества приводящих меня в ужас слов. Заявление, журналисты, официальная помолвка, праздничная ночь в загородной резиденции Ландерстергов…

Я не хочу замуж!

Я хочу в шоу «Эрвилль де Олис». Но «Эрвилль де Олис» накроется драконьей задницей в тот самый момент, когда Ландерстерг сделает заявление. Первая ферна Ферверна — и гастроли в ледовом шоу?! Нет, жена Председателя Совета Аронгары, конечно, в свое время была певицей и даже выступала по всему миру, но… но…

Я не хочу замуж!

И если до высокопоставленного дракона это не дошло с первого раза, значит, дойдет со второго. Или я не Лаура Хэдфенгер!

Глава 4

На этот раз Айрлэнгер Харддарк встречает меня утренней свежестью. Точнее, утренней свежестью меня встречает Хайрмарг, пока я бегу от парковки до дверей, запахивая полы пальто. В прошлый раз я ничего этого не заметила, но сейчас я подмечаю буквально каждую деталь. И снежную звезду на темно-синем фоне — флаг Ферверна, и дракона, сплавленного из стали, льда и снежного пламени, над линией излома гор — это уже герб Ландерстергов, и четкую, размеренную динамику, которая здесь повсюду. Сотрудники Айрлэнгер Харддарк — и люди, и иртханы сейчас представляются мне винтиками огромного механизма, сплавленными лазером правительственной махины.

— К ферну Ландерстергу, — сдержанно говорю я, когда у секретаря от удивления расширяются глаза.

— Но вы не записаны…

— Уверена, он возражать не станет.

Секретарь теряет дар речи. На миг. Потому что уже в следующее мгновение она говорит:

— Позвольте ваше пальто, ферна Хэдфенгер.

— Не стоит беспокойства, — поворачиваюсь к шкафу. — Я повешу сама.

Пока что в приемной никого больше нет: никого, кроме нас с ней. Еще бы, на часах нет и восьми, но я решила, что откладывать не стоит. Во-первых, я привыкла решать спорные вопросы сразу, а во-вторых, после обеда у меня консультация к зачету по теории вероятностей. Этой теорией уже давно занимаются машины, но мы все равно ее проходим «чтобы было».

— Хотите кофе? — интересуется секретарь.

— Нет, благодарю, — отвечаю я. — Ферн Ландерстерг у себя?

— Нет. Его пока нет.

Власть опаздывает.

— В таком случае я подожду, — собираюсь уже устроиться на стуле, когда власть входит в приемную и застывает. Точнее, застываем мы оба: этот дракон с ароматом морозной свежести, и я, потому что уже настроилась на «просто спокойно посидеть пять минут».

— Ферна Хэдфенгер, — говорит он, как будто сомневается в том, что у него не галлюцинации.

— Ферн Ландерстерг, — отвечаю я.

Секретарь смотрит на него. Потом на меня.

Первым, разумеется, в себя приходит дракон: широким шагом преодолевая жалкое для него расстояние до двери, распахивает ее и скрывается внутри. Дверь с мягким щелчком закрывается. Потом раскрывается, и меня награждают таким звериным взглядом, что по любой теории (включая теорию вероятностей) мне полагается осыпаться ледяной крошкой, и в таком состоянии просочиться в дверь.

Вопреки этому, в кабинет я прохожу довольно бодрой походкой, и каблучки полусапожек звонко стучат по полу. Правда, стоит мне оказаться в его кабинете, как вокруг ощутимо, градусов так на десять, холодает.

— Соизволите объяснить, что вы делаете здесь в такое время? — произносит он, возвышаясь надо мной и подавляя одним своим ростом.

Вот честно, это нечестно.

— У меня к вам очень важный деловой разговор.

— Важный? — зачем-то уточняет этот дракон.

Я киваю.

— Деловой?

— Деловой.

— В таком случае вы должны знать, что о важных деловых разговорах договариваются заранее.

— О том, чтобы объявить кого-то своей невестой, тоже заранее договариваются с невестой.

Взгляд Ландерстерга тяжелеет, падает на плечи. Каким образом меня еще не впечатало в пол, не представляю, но глаз не отвожу. За то время, что мы играем в гляделки, я успеваю несколько раз покрыться ледяной корочкой, парочку — воспламениться, вспотеть, замерзнуть и еще десять раз вспомнить маму дракона за то, что она его мама. Когда он, наконец, отворачивается и идет к столу, на ходу сбрасывая пальто, у меня получается выдохнуть. Надеюсь, не очень громко, и я тут же перекрываю свой вздох стуком каблуков.

— Мы с вами будем прекрасной парой, — говорит он, даже не глядя в мою сторону.

— Я так не думаю.

— Зря. Вы мне подходите, Лаура. Вы обладаете достаточной смелостью, чтобы войти в мой кабинет без стука и достаточной рассудительностью, чтобы не противопоставлять свои эмоции тому, что не можете изменить. После того, что я в вас увидел, у меня нет никаких сомнений, что из вас получится прекрасная супруга.

Я открываю рот. Потом закрываю. Если это был комплимент, то не подавился он им исключительно чудом: суше этих слов только булка, хранящаяся в музее «Удивительные вещи» в центре Хайрмарга. Этой булке двести пятьдесят лет, она была законсервирована с помощью особого состава производителем (сейчас у его потомков крутая сеть пекарен) и передавалась из поколения в поколение, пока не попала в музей за большие деньги. Кстати, на тему этого до сих пор идут споры, правда этой булке двести пятьдесят лет, или это пиар-ход сети пекарен «Ешь со вкусом».

— О чем задумались, Лаура?

— О булках, — говорю я. — И о маркетинге.

Кажется, это нарушает привычный ход мыслей Ландерстерга, потому что его рука замирает над кнопкой включения ноутбука.

— Крайне последовательно, — произносит ом, наконец.

— Вашей последовательности тоже можно только удивляться.