Блядская планета

И вовремя.

Казалось, весь город стоит здесь, задрав вверх головы и руки со смартфонами.

Было светло как днем — этот свет шел с неба. Над головами раскрывалась величественная панорама. Небо превратилось в исполинский киноэкран, и на нем шел объемный фильм, описать который не нашлось потом слов ни у кого, даже у Тараскина.

По сути это было что-то вроде учебного ролика по астрономии. Но на самом деле над головой разворачивалось захватывающее, небывалое действие — плоская чернота городского неба раздалась вглубь на немыслимые расстояния и наполнилась светящимися объемными проекциями. Следуя сюжету неведомых создателей, в ролике рождались и умирали звезды, пульсировали галактики, появлялись из пыли и неслись сквозь пустоту планеты, на ходу обрастая, словно кожей, сетью сверкающих сот и шпилей явно разумного происхождения. Потом между разными планетами натянулись лучи и возникла светящаяся сеть, в которую теперь ловили звезды. И звезды бились и коллапсировали, а их разрезали на части и ткали из них всё новую и новую сеть, которая стягивала уже почти всё пространство космоса и была такой красивой и нежной, как колготки в сеточку. Лишь Черные дыры зияли тут и там, но их забрасывали звездной тканью, время начинало бурлить, а дыра уменьшаться и стягиваться в точку, пока не исчезала совсем, провалившись внутрь себя. Но, испаряясь здесь, дыра одновременно взрывалась, рождалась и проростала в виде новой Вселенной в другую реальность, где время течет совсем в обратную сторону… А когда хаоса в космосе не осталось вовсе, и сплетенная сетка накрыла и дерзко сжала все пространство, камера поехала назад с бешеной скоростью, и тут стало понятно, что вся наша огромная Вселенная — просто готовый микроскопический атом, составляющий ткань несоизмеримо более сложного мира, который, впрочем, тоже всего лишь атом, если камера поедет еще дальше…

Фильм закончился, небо снова стало плоским и пыльным. Но в нем теперь неподвижно висела пунктирная дуга из сотни разноцветных лун размером с нашу привычную Луну — словно на самой высокой из земных орбит повесили в ряд стеклянные бусины.

— А все-таки, — задумчиво сказал Валерий, — надо поссать.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

в которой менеджер добивается законных прав,

а Земле отказывают в дееспособности по возрасту,

но и здесь тоже связь не прослеживается

Прошел почти месяц, и вдруг Валерий написал в общий чат лаконичное: «пятница».

Тараскин немедленно согласился, что пора выпить пива, например.

Валерий добавил, что он уже давно в городе — по судебным делам мотался.

Тараскин предложил взять пива и пойти посидеть под Цветами в парке напротив его дома.

Валерий усомнился, можно ли в парке пить пиво и не отморозятся ли яйца.

Тараскин объяснил, что под Цветами всегда плюс двадцать три даже в Антарктиде. И пиво там ходят пить все, и Цветами же закусывают, и хрен там кого увидишь, потому что реально же роща.

Валерий предложил тогда поехать в центральный парк.

Тараскин сказал, что тогда он пас, потому что вам по-любому куда-то ехать, а мне придется нырять в метро и тащиться в центр.

Валерий поинтересовался, чего Мигель молчит.

Тараскин предположил, что Мигеля в этот раз не пустит к друзьям жена.

Валерий возразил, что не так уж часто Мигель пьет пиво с друзьями, а сегодня пятница и конец рабочей недели.

Тут появился Михаил и сказал, что уже закупился пивом на всех и едет в парк у дома Тараскина. А что конец недели, это ему без разницы, потому что он отныне безработный.

Парк у дома Тараскина был маленький, зажатый со всех сторон новыми высотками, и носил название «Парк сорокалетия», хотя чего именно — никто не помнил. В те далекие времена, когда Михаил и Валера тоже жили здесь и ходили в местную школу, парк принадлежал воинской части и состоял из голого поля, окаймленного беговой дорожкой для марш-бросков, а в центре были турники и окопы. Появляться здесь группами менее, чем по трое, было опасно — можно было получить в глаз от других мальчишек, а то и лишиться велосипеда. С годами парк облагородился: покрылся асфальтовыми тропинками, оброс клумбами, фонарями и линейками кустов, обзавелся парой вечно отключенных фонтанчиков, потом ржавые турники сменились тренажерами, а вместо окопов выросли удивительной красоты детские площадки на сияющем полу из нежной зеленой резины.

Так было до того вечера, когда с неба посыпались семена Цветов, был показан Фильм и подарена цепь энергоспутников.

Судя по репортажам и видеороликам в сети, падающие с неба семена Цветов выглядели шикарно на всех континентах и взошли на каждом свободном уголке почвы. С большой тактичностью Цветы почти не тронули леса, посевы и прочие природные заповедники. Зато полностью накрыли Сахару, болота, солончаки и остальные некрасивые места планеты. В городах же, деревнях и вдоль дорог Цветы поселились на каждом удобном пятачке.

Огромные, разноцветные, воздушные, они распустились на каждом пустыре, под каждым окном, а в уж городских парках достигали в высоту четырех метров и превращали парк в настоящий тропический лес, смыкая над головой потолок из своих гигантских лепестков. Здесь можно было бродить, не боясь ни дождя, ни снега, ни жары, не холода — под Цветами всегда была комфортная температура.

— Вот же, сука, ГМО! — с уважением сказал Валерий, оглядывая лес-букет, начинавшийся прямо за красными звездами на воротах парка. — Столько в одном месте я их еще не видел!

Михаил удовлетворенно перекинул на другое плечо сумку с пивом и пакетами рыбной нарезки.

— Вперед! — скомандовал Тараскин и зашагал между толстыми фиолетовыми стволами.

Они сделали всего несколько шагов вглубь, и со всех сторон навалилась благостная тишина — разом исчезло тарахтение города и гудки машин.

— Жарко-то как! — Михаил остановился, поставил сумку с пивом на ковер из осыпавшихся лепестков, снял пальто, аккуратно сложил и повесил себе на руку. — А ведь почти ноябрь!

Они пересекли появившуюся вдруг под ногами асфальтовую дорожку парка, и снова зашуршал ковер из лепестков.

— Я тут уже вторую неделю брожу, не вылезаю! — похвастался Тараскин. — Правда работать вообще невозможно. Давайте, мучайте меня обжорством…

Он подпрыгнул, ухватился за нижний лепесток и подтянул к себе всю ветку с мохнатыми тычинками — на ней висела гроздь шариков размером с теннисные мячи. Тараскин сорвал пригоршню самых алых, один засунул в рот, остальные протянул друзьям.

— Ты уверен, что это можно есть? — спросил Михаил, подозрительно разглядывая неведомый плод.

— Ыыа-ааы! — уверенно промычал Тараскин, сочно чавкая. — Минздуав, гоорю, уазрешил.

Михаил уткнулся в смартфон.

Валерий зачем-то потер спелый шар об штанину и надкусил как яблоко.

— Вкусная вещь! — согласился он. — Как майонез.

— Пишут, там нашли все полезные белки и витамины… — сообщил Михаил, листая пальцем экран. — Уже одобрил Евросоюз, США, Мексика, Канада, Россия, Израиль… Британия колеблется.

— Британия заколебала колебаться.

— Дайте-ка попробовать! — Михаил опасливо откусил кусок и пожевал, а затем запихал в рот целиком.

— Варенье из айвы, кайф! — констатировал он. — Помните двухлитровую банку, которую мои родители на Новый год берегли, а мы нашли и захомячили у меня на кухне? Тараскина еще тошнило потом, в школу не пошел?

— Не, — покачал головой Тараскин, обрывая новую гроздь. — Какое нафиг варенье? Это ж чистый шашлык! Сплошной белок!

— При чем тут шашлык! — обиделся Михаил. — Сахар и фрукты!

— Шашлык с соусом «Ткемали»! — парировал Тараскин. — С пивом вообще отлично.

— Не представляю, как это с пивом, — поморщился Михаил.

— А ты попробуй, — предложил Тараскин, плюхаясь прямо на ковер из лепестков и открывая банку.

Михаил брезгливо огляделся, подстелил под задницу пакет и сел, откупоривая пиво.

— А ты прав, — сказал он задумчиво, — с пивом тоже отлично. Кто бы мог подумать?

— Цветы вообще супер! — поддержал Тараскин. — Сделано с умом специально для нас. Каждый день новые исследования читаю — то они кислорода выделяют в десять раз больше земных растений, то у них лепестки антимикробные… Я вообще теперь за продуктами не хожу. Вышел с пакетиком, погулял, набрал домой листьев и плодов — хочешь ешь, хочешь суп вари, хочешь чай заваривай! И главное, они растут с какой дикой скоростью, на всех хватит! — Тараскин поднял банку. — Давай, за пришельцев!

Друзья чокнулись банками.

Исполинские листья зашуршали, и появилась старушка. В одной руке она несла корзину, в другой — длинную палкой с крюком на конце. Этим крюком старушка ловко потрясла гроздь, и сверху посыпались плоды. Старушка начала бойко их складывать в свою корзину, но вдруг прямо перед собой увидела компанию, смутилась и поспешно ушла в чащу.

— Тут мой старший запускал дрон, — похвастался Михаил, — я вам фотки перешлю, как город с этими цветами выглядит с высоты.

— Таких фоток в сети как грязи, — отмахнулся Тараскин.

— Ну, как знаешь, — поджал губы Михаил.

— Мне больше спутники нравятся, — Тараскин указал пальцем вверх. — Во-первых, красиво ночью светятся. Во-вторых, это ж дармовое электричество гигаваттами!

— Вот растолкуй, кстати, откуда там электричество, по воздуху что ли? — заинтересовался Валерий. — Я так и не понял.

— Там провод сверху спускается, на нем они и держатся, — буркнул Михаил. — Космический лифт. В Италии уже дотянулся до земли, они конец поймали и вовсю с него энергию продают. В Казахстане тоже вчера провод упал в степи, они пока не знают, что с ним делать, подойти боятся.

— Чушь не говори! — вскинулся Тараскин. — Это ни разу не космический лифт! Уже две недели назад доказали! Космический лифт может быть только над экватором. Привязываешь спутник на длинную нить, и он сам наверху держится от центробежной силы! — Тараскин вынул из кармана свою любимую кепку и принялся ее раскручивать на указательном пальце: — Вот такая центробежная сила!

— А если не над экватором?

— Тогда спутник будет колбасить относительно нулевой широты! — Кепка слетела, и Тараскин назидательно замер с поднятым пальцем.

— Я не понимаю твоих слов, — вздохнул Михаил. — Поясни неграмотному.

— Я сам не понимаю, — сознался Тараскин. — Читал, что космический лифт невозможен, потому что нулевая широта. Ну, может, Экваториальные бусы — космический лифт. А Южные бусы и наши Северные — ни разу не лифт! Да и сам как думаешь, они месяц на небе висят, а провода только сейчас опускаться начали. Что их тогда держало в небе, почему не падали?

— Может, они удалялись? — возразил Михаил.

— Алло, профессура! — не выдержал Валерий. — Хорош бредить! Как на одном проводе может спутник висеть с Луну размером? Он же оборвется по-любому!

Михаил и Тараскин загалдели одновременно.

— Да они не с Луну размером, это пленки солнечных батарей в космосе развернуты, они сами по себе ничего не весят! — крикнул Михаил.

— Да это не провод, балда, это неизвестный науке сверхпрочный сверхпроводник! — закричал Тараскин.

Валерий махнул рукой:

— Ладно, проехали. Дает электричество на халяву — и спасибо. — Он поднял банку. — За пришельцев еще раз!

Друзья снова чокнулись.

— А это один пришелец или коллективный разум всей планеты? — спросил Михаил. — Я так не понял.

— Никто не понял, — согласился Тараскин. — Но какая фиг разница? Нас здесь тоже восемь миллиардов, а говорит за нас правительство. Комиссия ООНА во главе с этим румыном, как его, забыл.

— Пришелец сказал, что во Вселенной огромное сообщество разумов, — напомнил Валерий.

— Разумных существ или обитаемых планет? — уточнил Михаил. — Вот в чем вопрос.

Тараскин смущено кашлянул:

— Я вам этого не говорил, ребята, но… там бывает и так, и эдак. Обычно зрелая цивилизация объединяется в единый разум. А более молодые цивилизации — они как мы: миллиарды существ, правительства, электронное голосование, бардак, шизофрения, вот это всё, и сами не понимаем, чего хотим… Там есть свой термин, если дословно переводить, то мы в его понимании «ульевый разум». Но это пофиг на самом деле. Яблоко — многоклеточный организм, а хлеб — кирпич из теста, но кто об этом думает, когда ест?

Воцарилась тишина.

— Это ты новую книгу так на ходу пишешь? — поинтересовался Михаил. — Ульевый разум?

— Не я, — покачал головой Тараскин. — Это материалы контакта.

— Ссылку пришлешь?

— Не, — снова покачал головой Тараскин. — Неофициальная информация, не для распространения. Далеко не все материалы контакта в прессу идут.

— А ты где скачал? — спросил Валерий.

— Мне Ренат рассказал. Им в волонтерской группе присылают.

Друзья оживились.

— Во! Слушай, — сказал Михаил, — а чего там вообще говорят? Какие перспективы? Ну так, по секрету?

— Ну если только по секрету… — вздохнул Тараскин, но глаза его блестели — было видно, как ему не терпится поделиться: — Перспективы, короче, фантастика! Он очень хочет общаться. Беседы каждый день. Обещает вечную дружбу. Продумывает, как оформить гостевой визит, чтоб мы увидели как и где он живет.

— Это как? Президенты на звездолете съездят?

— Не знаю. Подарки новые готовит. Говорит, сюрприз.

— А мы ему что подарить можем? — спросил Валерий.

— Мыло дизайнерское! — пошутил Михаил, но осекся, увидев суровый взгляд Валерия.

Тараскин взмахнул ладонями:

— Ничего мы не можем. Чем его удивишь? Альбом «Битлз» ему послать, что ли? Спрашивали много раз — что Земля вам может дать? Нам ведь тоже неудобно только подарки принимать. Он отнекивается — мол, ну что вы, у меня всё есть. Скромный. На прошлой неделе его приперли совсем: ну что тебе дать? И он говорит — а можно мне дать на полюсе шахту пробурить в центр Земли?

— Зачем там шахта? — удивился Валерий.

— А на каком полюсе? На Северном или Южном?

Тараскин кивнул:

— Вот ООНА тоже уточнили: на Южном или Северном? А он так обрадовался, говорит, если и на Южном дадите — о таком подарке я даже не мечтал!

— И чего Земля?

— Дала.