Помоги проекту - поделись книгой:
– Я не знал. Наверное, это тяжело?
– Не знаю, я по-другому не жила. Мне кажется, тяжелее, когда тебя близкие разочаровывают и предают.
– Ты это к чему? Из-за того, что Тёма мне не позвонил? У него своя жизнь, у меня своя.
– Я ничего не сказала, а ты оправдываться начал. Значит, чувствуешь свою вину.
– Ты сейчас психолога включила?
– Нет, ты сам заговорил о семье. Поддерживаю разговор.
– Скажи, а Тема ничего тебе не говорил?
– О чем? – боковым зрением я увидел, как Вероника повернулась и посмотрела на меня, но, запомнив ее предупреждение, продолжил следить за движением.
– Ну, почему он напился, – уточнил я.
– Кирилл, все, о чем я разговариваю с пациентом, является врачебной тайной, – сухо напомнила доктор Божич.
– А как он, в целом? В порядке?
– Физически – да, психологически нуждается в помощи. Но я повторюсь, что удерживать его против воли мы не имели права.
– Он был влюблен в тебя, – зачем-то ляпнул я и тут же пожалел о своих словах.
– Мы не обсуждали это вопрос, – нейтрально ответила Ника, бросив на меня внимательный взгляд. Я ощутил его кожей, как прикосновение. – Кирилл, я начинаю подозревать, что ты тоже нуждаешься в психологической помощи.
– Я просто осведомился, потому что волнуюсь за него.
– А мне кажется, что причина не в этом.
– А в чем?
– Ты скажи.
– Ты меня пошлешь.
– Рискни и проверим.
– Если я приглашу тебя куда-нибудь – пойдешь? – немного волнуясь, словно какой-то школьник, поинтересовался я. Повернув голову, быстро посмотрел в непроницаемое лицо девушки.
– Нет, – коротко и категорично отрезала она.
– Я же говорил, – упавшим голосом промолвил я. Ника по непонятной мне причине внезапно развеселилась.
– Но не послала же! – как-то слишком радостно заметила доктор Божич.
– Почему – нет? – серьёзным тоном спросил я. Ответ, конечно, мне известен, но я, как конченый мазохист, хотел услышать его из ее уст.
– Не начинай. Ты сам прекрасно понимаешь, почему, – строго отозвалась девушка.
– Слушай, Вероник, я был не в себе, – сбивчиво начал я и почувствовал, как она напряглась, закрылась. Лучше бы промолчал, идиот, но меня понесло дальше. – Только из госпиталя выписался. Контузия, ранение серьёзное еще и выпил немного.
– Ты сейчас себе оправдания ищешь?
– Нет, хочу извиниться, – искренне сказал я. Пусть не поверит, но попытаться стоило.
– Не похоже, – не поверила.
– Я повел себя, как гондон, Вероник, – продолжил я посыпать голову пеплом и каяться в грехах. – Поверь, это был первый и единственный случай в моей жизни.
– Мне от этого не легче, но я принимаю твои извинения, – ответила она. Теперь не поверил я.
– А приглашение?
– А приглашение по-прежнему – нет! – категорично заявила Вероника, лишив меня малейшего шанса. – И давай закроем тему. Я устала, ехать еще долго. Наговорилась за день до тошноты.
– Понял. Молчу, – вздохнул я, чувствуя, как градус и без того нерадостного настроения упал до минусовой отметки. Вероника снова отвернулась и откинулась на сиденье. Через пару минут она задремала, а я ей по белому завидовал. Не знаю, как долго мне удастся поспать этой ночью.
Я почти подъехал, когда тишину в салоне нарушила резкая трель моего мобильника. Я узнал мелодию, взглянул на не шелохнувшуюся Веронику и, сунув в ухо наушник, принял вызов.
– Слушаю, Элл, – вполголоса ответил я.
– Ты дома? – без всяких предисловий спросила Белевская.
– Нет, в дороге. Что ты хотела?
– Можно я приеду?
– Я не знаю, когда буду. Я к Теме собираюсь ехать. Сама знаешь, сколько от Арбата до Чертаново.
– Мне не по себе, Кир. Жутко как-то. Давай ты ко мне приедешь, как освободишься?
– Ну что ты как маленькая? У тебя подруг нет, что ли? Позови кого-нибудь?
– Я тебя хочу, а не подруг.
– Элла…
– Пожалуйста, Кир. Я тебя никогда ни о чем не просила.
– Это неправда.
– Хорошо просила, но сегодня очень нужно. На душе погано, не представляешь, как сильно.
– Я подумаю, – ответил я неуверенным тоном. Почему же не представляю. Очень даже представляю. Погано ей, потому что один из любовников с крючка сорвался, а я так и не узнал, кто из нас был вторым вариантом.
– Но ничего не обещаю. Пока, Элл! – закончил разговор, бросил быстрый взгляд на Веронику. Она уже не спала и тоже на меня смотрела. Задумчиво, сосредоточенно, изучающе. У меня мурашки по телу побежали. Она ничего не сказала и отвернулась. Мы как раз въезжали в ее двор. Время пролетело быстро – я даже не заметил. Как теперь новый повод придумать, чтобы встретиться еще раз?
– Какой подъезд? – хрипло спросил я.
– Третий, – она показала пальчиком. – Вон там останови. До дома было не обязательно везти. Я бы добежала.
– Мне несложно.
Я притормозил у подъезда и решительно повернулся к девушке всем корпусом.
– Вероник. Может…
– Нет, – быстро ответила она и, отстегнув ремень безопасности, взглянула мне в глаза. Я дышать перестал, сердце в груди остановилось, потерялся в её зрачках, как в омут упал. Мышцы одеревенели, горло задрало, в голове туман, черный, едкий, как дым от костра. Я только сейчас заметил, что радужки у нее разного оттенка. Безумие какое-то, еще утром темно-зелеными казались. Может, это уличное освещение восприятие искажает?
– У тебя глаза разные, – пробормотал я, сделав наконец глубокий вдох.
– Я линзы обычно ношу, выравнивающие цвет. Вечером снимаю. По-научному это явление называется гетерохромия. Не самая приятная особенность. Не всем комфортно смотреть в глаза человеку с разными по цвету радужками, – ответила Ника Божич, закидывая на плечо свою сумочку.
– Мне нравится, – тряхнул головой я, наблюдая, как словно в замедленном режиме она отвернулась и протянула руку, чтобы открыть дверцу, собираясь сбежать от меня. Подавшись импульсу, я схватил ее за тонкое запястье, удерживая на месте. Вероника, вздрогнув от неожиданности, резко обернулась. Пальцы жаром обдало в том месте, где с ее кожей соприкоснулись. И снова все поплыло вокруг, кроме глаз ее глубоких, как две бездны.
– Отпусти, – приказала она требовательным тоном. Ни капли страха не промелькнуло на разгневанном лице.
– Я совсем тебе не нравлюсь? – спросил глухо и как мне самому послышалось – с отчаянием.
– Нравишься, – неожиданно огорошила меня Ника Божич. – Но это только еще больше все усложняет, – она выдернула запястье, потирая его, хотя я уверен, что не сильно сжимал. – И тебя другая женщина ждет.
– Она никто, – вырвалось у меня и сразу неловко стало. Белевская, может и сука, каких поискать, но хорошего для меня немало сделала. Не заслужила она, чтобы я так о ней отзывался.
– Тогда скажи ей об этом, – холодно ответила Вероника и вышла из машины, хлопнув дверью.
Положив руки на руль, я смотрел ей вслед, пока она не скрылась в подъезде. Сердце бешено колотилось, пальцы мелко дрожали, а я улыбался, как полный идиот. Она сказала, что я ей нравлюсь. Остальное не услышал. Приоткрыв окно, я закурил, смеясь над собственной глупостью. Тридцать четыре года мужику, а он лыбится, как последний кретин, потому что девушка сказала, что он ей нравится. Совсем кукушка поехала.
Глава 5
«Гнев человека – страшное, противоестественное явление в человеке; оно возбуждается часто в сердце… по причине самолюбия…»
В металлической емкости желто-оранжевые языки пламени уничтожали последний клочок почерневшей бумаги. Серый дым поднимался от горстки пепла и вырвался в раскрытое настежь окно. Элла Белевская курила длинную дамскую сигарету и задумчиво вертела в пальцах золотую монету. Она разглядывала ее со всех сторон, стряхивая пепел в дымящуюся посудину и пыталась понять, кто именно решил поглумиться над ней.
Вернувшись домой, после выматывающего рабочего дня, девушка обнаружила в почтовом ящике пустой конверт, внутри которого нашла одну из монет пропавшей коллекции. События последних дней полностью выбили ее из колеи. Она не понимала, что происходит. И ей впервые было страшно.
А страх…, страх он разным бывает. Элла никогда не боялась темноты, плохих снов или одиночества. Ее пугали совсем другие вещи. Иногда люди, порой, неизвестность завтрашнего дня. Чаще всего – уходящие годы и упущенное время. Она боялась не успеть пожить так, как всегда мечтала. Красиво, ярко, со вкусом. Она боялась не добиться успеха. Боялась так и остаться недооценённой марионеткой, слепо выполняющей приказы, палочкой-выручалочкой при самодовольном боссе, который от скуки иногда позволяет ей остаться у него на ночь, но только с субботы на воскресенье.
Элла до жути боялась, что навсегда застрянет на этом этапе, а потом покатится вниз, когда вдруг ее услуги перестанут устраивать Кирилла Чернова. Разумеется, его компания не единственная в Москве, но она потратила на него слишком много времени, чтобы так просто сдаться и отойти в сторону.
Первые два года совместной работы она пребывала в блаженных иллюзиях, будто у нее с Черновым могло что-то сложиться, склеиться. Дура набитая. Элла сейчас смеялась над своей наивностью. Она была для него всего лишь инструментом, удобным и многофункциональным, не задающим лишних вопросов и исполняющим любые пожелания.
Конечно, ее труд оплачивался. Чернов никогда не скупился, если Элла обращалась к нему с незначительными просьбами. Но Белевская не умела довольствоваться малым, она рассчитывала получить больше, чем хороший оклад вместе с премиальными, и редкий, неплохой секс с руководителем. Если быть точной, с двумя руководителями. Она хотела получить благодарность, признание, карьерный рост, официальный статус жены. Элла даже на Стаса была согласна, но и этот ее тупо имел и использовал. Как ни странно, но по отношению к Чупрасову, Белевская не испытывала такого испепеляющего гнева, как к Чернову. Возможно потому, что отчасти Стас разделял чувства. Только Чупрасовым двигал не гнев. Ему в принципе не за что было ненавидеть друга, который доверил ему одну из своих компаний. Стас ощущал нечто совсем другое. Зависть, разрушающую и откровенную зависть. С самого детства находиться рядом с Черновым и всегда оставаться в его тени – действительно было непросто для такого самолюбивого и гордого парня, как Чупрасов.
Элла была поверхностно знакома с бывшей женой Стаса – Жанной. Она появлялась в офисе, когда приходила за алиментами или привозила сына. Белевская пару раз вместе обедала с этой стервой и узнала много интересных фактов. Оказалось, что Чупрасов не хотел уходить из полиции, когда Кирилл занялся бизнесом и стал предлагать другу детства присоединиться. Жанна взяла ситуацию в свои руки и изводила мужа истериками. Ставила Чернова в пример, обзывая Стаса неудачником. Тупая тактика, но Жанна не блистала умом и в итоге осталась ни с чем. Пока Стас упирался и думал, его жена попалась с поличным на измене. В итоге Чупрасов все-таки ушел в бизнес, а Жанна получила развод. Теперь вместо неплохих алиментов она будет получать пенсию по потере кормильца. Но, возможно, Чернов подсуетится и поможет вдове. Элла скривила губы, сжимая монету в кулаке. Может еще и утешит, хотя вряд ли. У Чернова все нормально со вкусом, и Жанна – не его формат. Иногда Элла искренне недоумевала, как будучи рациональным и расчётливым, хладнокровным сукиным сыном, Кирилл Чернов мог оставаться таким слепым?
И таким удачливым.
Даже сейчас не его жизнь пошла под откос первой. Элла затушила сигарету и взяла новую. Ее потряхивало от озноба. Она нервничала, ощущая растущую внутри нездоровую тревогу. А еще этот жуткий нетипичный страх. Ледяной, неприятный, цепкий, холодком разливающийся по венам. Она лихорадочно размышляла, что может означать посылка из почтового ящика и не находила ни одного логичного объяснения. Когда в распахнутое окно заглянула ночь, ей стало совсем не по себе, но она гнала прочь суеверные страхи, пытаясь сконцентрироваться на текущей проблеме.
Первоначальный идеальный и тщательно продуманный план, который они со Стасом готовили несколько месяцев, треснул и разбился, как хрустальная ваза. Ее по-прежнему съедал гнев, направленный на главного виновника происходящего – Кирилла Чернова. Она не зря ему рассказала о заказе его полоумного брата. Элле необходима была реакция Кирилла на новость. Она бы поняла, что Чернов в курсе и устроил свою личную вендетту.
Но Кир ничего не знал. Белевская заметила это по откровенному изумлению и неверию в его глазах. Наблюдая, как впервые с лица Чернова сползла маска самоуверенного ублюдка, Элла испытала непередаваемое удовлетворение. Даже если она проиграла и завтра все вскроется, а она сама отправится за решётку, ей все-таки удалось частично выполнить план – превратить идеальную жизнь холёного сукина сына Кирилла Чернова в кромешный ад. Пусть помучается, побесится, пребывая в неведении. Поймет каково это – жить в безумном ритме, хватаясь за любую возможность и при этом пытаясь сохранить трезвость ума, проглатывая пренебрежительное отношение.
Девушка усмехнулась через силу. Внезапно захотелось встать и закрыть окно, в которое с вечерними сумерками проникали мелькающие по стенам расплывчатые тени и посторонние шорохи. Белевская напряженно озиралась по сторонам, спину и затылок сковало холодом и появилось стойкое ощущение, что за ней кто-то наблюдает, всматривается, изучает, выжидает…
– Я совсем спятила, – тряхнула головой Элла, пытаясь рассмеяться в лицо своим страхам, но они не уходили. Тени в углах кухни становились гуще и плотнее, удлиняясь, и замыкая освещенный настенным светильником круг. Дрожащими пальцами девушка потянулась к выключателю, чтобы зажечь еще один. Вспыхнув, второй светильник замелькал и погас. А потом и первый несколько раз моргнул… Сердце девушки бешено заколотилось, она схватила телефон, который лежал на столе и набрала номер Чернова. Сама не понимала, почему звонила именно ему. Непреодолимый и в то же время непроизвольный порыв.
– Слушаю, Элл, – ответил Кирилл, как ей показалось, с раздражением. Элла выдохнула, услышав человеческий голос и снова пугливо скосила взгляд в сторону темного угла возле раковины. На лбу выступили холодные капельки пота. Ей показалось… Нет, там никого не может быть.
– Ты дома? – нервно спросила Элла.
– Нет, в дороге. Что ты хотела?
– Можно я приеду?
– Я не знаю, когда буду. Я к Теме собираюсь ехать. Сама знаешь, сколько от Арбата до Чертаново.
– Мне не по себе, Кир. Жутко как-то. Давай ты ко мне приедешь, как освободишься?
– Ну, что ты как маленькая? У тебя подруг нет, что ли? Позови кого-нибудь.
– Я тебя хочу, а не подруг.
– Элла…
– Пожалуйста. Кир. Я тебя никогда ни о чем не просила.
– Это неправда.
– Хорошо, просила, но сегодня очень нужно. На душе погано, не представляешь как.
– Я подумаю. Пока, Эл. – И сукин сын бросил трубку.
– Ублюдок, – прошипела Элла. Ее уже трясло от леденящего, удушающего ужаса. Девушка не отводила глаз от темного угла, в котором, казалось, клубился черный дым и тянул к ней свои пепельные длинные пальцы.
– Господи, нет! – пискнула в панике Белевская, когда в комнате резко включился телевизор. Но даже сквозь хохот участников юмористического ток-шоу, она услышала чьи-то шаги. Все ближе и ближе.
– Мне это кажется, – убеждала себя девушка, мотая головой и вжимаясь спиной в стену. Она выронила потухшую сигарету на стол и вскрикнула от боли, почувствовав, как монета в ее ладони начала резко нагреваться.
Поделиться книгой: