Не тяни леопарда за хвост

— Оставьте себе, милочка. У меня еще есть. Укутайтесь поплотнее.

Сопровождение Кевина оказалось кстати. По крайней мере, было на кого опереться. Мерзкая каша из грязи, воды и всякой скользкой гадости под ногами крайне затрудняла ходьбу. Призрачно-желтые пятна от газовых фонарей едва пробивались сквозь пелену тумана, размывая очертания редких прохожих.

— Согласитесь, Кевин, есть в этой картине некое мрачное очарование. Славный наш любимый Лондон! — Я не удержалась от умильного вздоха. — Приятно сознавать, что даже в своей зловещей и зловонной прелести он не уступает трущобам Каира.

В ответ О'Коннелл лишь крепче стиснул мой локоть и ускорил шаг.

После поворота, в том месте, где Йорк-стрит расширяется и образует овальную площадь, мой провожатый остановился.

— Отсюда вы уже и одна дойдете, миссис Амелия. Здесь с вами ничего не случится.

— Могли бы и не утруждаться, мистер О'Коннелл. Я везде умею сама за себя постоять. Благодарю за угощение и за экскурсию в паб. Весьма и весьма любопытно. Приятно узнать что-то новое. Будьте здоровы и не забывайте об уговоре.

— Что вы, мэм! Никогда!

— Вы не имеете права ссылаться на меня в своих статьях.

— Понял, миссис Амелия. Если только... — поспешно добавил Кевин, — не произойдет что-нибудь из ряда вон и об этом не напечатают в других газетах. Я все-таки журналист, сами понимаете. Остаться в стороне от сенсации — значит предать свое призвание!

— Бог мой! Да вы как будто с Рамсесом сговорились! — Моему возмущению не было предела. — Ничего «из ряда вон» не случится, не надейтесь.

— Вы так думаете?... — Ирландец вдруг выпучил глаза, заалел всеми веснушками да как рявкнет: — Тысяча чертей!!! Я должен был догадаться, и точка! Ах ты, проныра! Змея подколодная!

— Да как вы смее... Кто?! Где?!

— Вон там! — Кевин ткнул пальцем через площадь. — Видите гигантский желтый зонт?

— Дождь идет, юноша, если вы не заметили. А в сырую погоду люди, как известно, нередко пользуются зонтами. Должна, однако, заметить, что знаменитый лондонский смог не дает возможности отличить желтый зонт от...

— Ой, только не нужно лекций, умоляю, миссис Амелия! Этот зонт не заметить невозможно. Он у меня как бельмо на глазу. Смотрите! У самого вашего дома, перед оградой! — рычал О'Коннелл. — У-у-у, кровосос! Так и вьется над добычей!

Вьется? Я бы не сказала. На самом деле ненавистный О'Коннеллу зонт тем и отличался от остальных, что не двигался с места. Мутный свет фонаря, падавший на ограду, не позволял рассмотреть саму «змею подколодную». Впрочем, даже не будь тумана, я бы вряд ли что разглядела. Желтый зонт и впрямь оказался гигантских размеров.

— Кто это? — Щурься не щурься, все равно ничего не видно.

— Минтон, кто же еще! Всюду свой нос сует! Зайдите-ка лучше с черного входа, миссис Амелия.

— Еще чего. Не стану я красться к себе домой, как ночной воришка. Бегите, бегите, мистер О'Коннелл. Не забудьте сразу же сменить носки и обувь, иначе простуда вам обеспечена. С вашим конкурентом я как-нибудь разберусь. Оставьте его в покое. Попомните мои слова, такое соперничество до добра не доведет.

— Но... миссис Амелия...

— Никаких «но»! Я найду управу на беспардонного репортера. Это мой конек, не забыли?

— Но...

Массивная парадная дверь особняка с треском распахнулась. На ступеньки легла дорожка яркого света, затем туда же выскочила длинная черная фигура.

— Пибоди-и! Ты где-е, Пибоди?! Проклятье!

Бедняга дворецкий, цепляясь за полу пиджака Эмерсона, пытался оттащить его от порога. Куда там! Целая армия дворецких не уняла бы в этот момент любящего супруга. Позабыв про шляпу, пальто, шарф или хотя бы зонт, Эмерсон скатился с крыльца и ринулся к воротам. Задвижка взбунтовалась против яростного насилия, и он устроил целое представление, застряв по ту сторону ограды. Исступленный топот, железный лязг прутьев и дикий рев, казалось, в клочья разметали туман.

— Пибоди-и-и-и-и! Да где же ты-ы-ы, черт бы все побра-а-а-ал?!

— Прощайте, Кевин. — А О'Коннелла-то как ветром сдуло! Я обращалась к мелькнувшей вдалеке тени. — Уже иду, Эмерсон!

Напрасный труд. Вопли отчаявшегося супруга заглушали все остальные звуки в округе. Пока я пересекала площадь, желтый зонт пошел в атаку. Приняв нападение лоб в лоб (если не считать ограды), Эмерсон внезапно умолк. До меня донесся чужой высокий голос:

— Каково ваше мнение, профессор, по поводу?...

— Что ты себе думаешь, Эмерсон?! В такую погоду — и без шляпы!

Профессор изволил наконец обратить на меня внимание.

— Ах, вот ты где, Пибоди. Поразительная штука! Ты только взгляни... — После чего ухватился за громадный желтый зонт и крутанул его, точно колесо от египетской повозки. Нахальная личность, прицепленная к зонту неведомым мне способом, развернулась вместе со своим аксессуаром... и мне открылось ее лицо. Да-да, читатель, ее лицо! Репортер оказался дамой!

— Боже милостивый! Ну надо же! Я решила, что М. М. Минтон — это мужчина.

— Будьте уверены, я ничем не хуже, — прозвучал гневный ответ.

Прямо у меня перед носом зашелестели страницы репортерского блокнота. Чтобы зонт не мешал исполнению профессионального долга, журналистка прикрепила его к поясу. Манеры этой дамы оставляли желать лучшего, но ее изобретательность не могла не вызывать восхищения.

— Не сочтите за труд, миссис Эмерсон, ответить на вопросы, интересующие наших читателей. — Ну и энергия! Репортер в юбке без передышки снова ринулась в бой: — Во-первых, согласились ли вы вместе со Скотланд-Ярдом работать над делом об убийстве...

— Каким таким делом? Насколько мне известно, убийства вовсе...

— Амелия! — Столбняк профессора при виде женщины-репортера (больше как будто удивляться было нечему) длился недолго. Ухватив за руку, Эмерсон пытался протащить меня сквозь прутья ограды. — Не смей отвечать этой... этой персоне! — рявкнул он. — Ни слова, ни звука! Скажешь «да» или «нет», а эти шакалы... прошу прощения у юной дамы... насочиняют черт знает... невесть что! К тому же ты имеешь обыкновение распускать язык в самый неподходящий...

— Тысяча извинений, Эмерсон!!! Будь так добр, придержи свой язык. Позже поговорим. Наедине, если не возражаешь. Никакого интервью я давать не собиралась. Терпеть не могу, когда меня подстерегают и набрасываются на пороге собственного дома. Однако позволь заметить, что сквозь запертые ворота войти крайне затруднительно.

К концу своей возмущенной — но, согласитесь, справедливой — речи мне удалось протиснуться между Эмерсоном и журналисткой. Мисс (или миссис, бог ее знает) Минтон, спасаясь от спиц моего зонта, отступила. В прямом смысле, но не в переносном. От своих намерений настырная журналистка не отказалась.

— Наши читатели были бы рады узнать, миссис Эмерсон...

Только теперь я смогла как следует рассмотреть ненавистного конкурента Кевина О'Коннелла. Совсем юная девица. Моложе, чем мне показалось вначале. Не сказать чтобы хорошенькая... Черты лица резковаты для дамы; по-мужски упрямый подбородок, суровый взгляд из-под темных, непреклонно сдвинутых бровей. Шпильки и гребни, призванные сдерживать копну тяжелых волос, потерпев поражение, выпустили на волю массу влажных черных локонов.

Непрерывно чертыхаясь сквозь зубы, но все же довольно отчетливо, Эмерсон лязгал засовом и молотил по нему кулаком. М. М. Минтон приподнялась на цыпочки и замерла, как перед прыжком. Нисколько не сомневаюсь, что ей хватило бы наглости запрыгнуть вслед за нами не только в ворота, но и на крыльцо, если бы не одна неожиданность.

Я первой обратила внимание на совершенно невообразимую, просто-таки абсурдную картину. Мой изумленный возглас заставил журналистку оглянуться, а Эмерсона оторвать взгляд от строптивого засова. Так мы и застыли тремя каменными идолами, глядя на чудовищное видение.

По ту сторону дороги размеренно-широкой поступью шествовал египетский жрец, облаченный в длинное белое платье и леопардовую накидку. Белесые хлопья тумана липли к развевающимся одеяниям, шлейфом тянулись по мостовой; в угольно-черных завитках парика вспыхивали блики от фонаря.

Видение ступило на тротуар и растворилось в серой дымке смога.

Глава 3

Репортерская реакция мисс Минтон оказалась что надо. С пронзительным воем взявшего след охотничьего пса журналистка ринулась в погоню за «жрецом» — только зонтик запрыгал из стороны в сторону!

Я шагнула следом, но не тут-то было. Железные пальцы мужа сомкнулись на моем плече и припечатали спиной к ограде.

— Предупреждаю, Пибоди... — прошипел Эмерсон. — Еще один шаг...

Избавив меня от окончания угрозы, засов наконец поддался его героическим усилиям. Мгновение спустя я уже летела на поводу у Эмерсона по дорожке к дому. Любимый хранил зловещее молчание. Благоразумие требовало того же и от меня, но я ни разу в жизни не поступалась принципами в угоду благоразумию!

— Эмерсон, стой!!! Отпусти сейчас же! Разве так можно?! Своей дочери в пример я бы эту юную особу не поставила, но она ведь так молода... сумасбродна... женщина, наконец!!! И ты бросишь даму одну в такой ситуации? Да мало ли с чем она столкнется, если, не дай бог, догонит этого безумца? Не могу поверить! Ты.... Ты! Джентльмен из джентльменов!

Эмерсон замедлил бег.

— Э-э-э... М-м-м...

Разумное замечание, ничего не скажешь. Однако не последнее — в этом я была уверена. Эмерсон и сам не без греха, чего уж скрывать. Сумасбродство ему свойственно (как и большинству мужчин; женщинам эту черту приписывают незаслуженно), но все же он добрейшей души человек. Спасая меня от опасности в лице мисс Минтон, он просто забыл о своем долге джентльмена. Достаточно лишь напомнить — и...

— Обойдусь без советов, — пробурчал самый галантный из супругов. — Ясобирался догнать ее, как только ты окажешься в доме. Уж извини, Пибоди, нет тебе доверия.

— А вдруг опоздаешь?! Откуда нам знать, что на уме у этого шута в леопардовой шкуре? Попав к нему в лапы, она...

Эмерсон замер на первой ступеньке крыльца. Развернувшись, по привычке встряхнул меня как следует.

— Не преувеличивай, Амелия. В Лондоне полным-полно оригинальных личностей. Им доставляет удовольствие расхаживать по улицам и по музеям в костюмах, которым место на маскараде. Полагаю, все дело в нездоровом климате. Несчастный безумец, которого следовало бы отправить в...

— Вот именно! И я о том же! Этого человека необходимо отправить в больницу. Некогда спорить, бежим спасать мисс...

— Напрасно беспокоишься, Амелия. — Облегченно выдохнув, Эмерсон повернул меня к ограде.

Похоже, наше участие в судьбе мисс Минтон запоздало. Пока мы пререкались, к журналистке присоединился очень высокий, худой джентльмен в длинном темном плаще и элегантной шелковой шляпе. Молодые люди явно спорили: два голоса — приглушенный баритон и гневный альт — слились в пламенном дуэте.

— Я могу чем-нибудь помочь, мисс... э-э?... — оглушительно заорал Эмерсон. — Или это ваш знакомый?

Журналистка отпихнула собеседника и помчалась к дому, шлепая по всем лужам подряд. Эмерсон, умница, предусмотрительно задвинул щеколду, так что дальше ворот девице ходу не было. Там она и застряла, повиснув на перекладине и глазея на нас сквозь прутья, словно узник из темницы.

— Прошу вас, профессор! Миссис Эмерсон... Коротенькое интервью, умоляю! Я отниму у вас всего пару минут, не боль...

— Проклятье! — взревел Эмерсон. — Для вас правил приличий не существует, юная леди? Мы хотели убедиться, что безрассудство не довело вас до беды, а в благодарность получаем...

— Ну-ну, Эмерсон, спокойно. Ты высказал свою точку зрения, а мисс Минтон, я уверена, ее уяснила.

— Вы совершенно правы, — прозвучало из-за спины журналистки. — Добрый вечер, миссис Эмерсон. Добрый вечер, профессор. — Молодой человек в длинном плаще остановился у ворот. Он был в очках, как я только теперь увидела; очки то и дело сползали с носа, и юноша упорно возвращал их на место. — Боюсь, вы меня не помните. Уилсон, к вашим услугам. Имел честь быть представленным вам в прошлом году в кабинете мистера Баджа.

— Разве? Что-то такое припоминаю. Смутно, — крикнул в ответ профессор. — Какого дьявола вы здесь...

— Эмерсон! Тебя на том конце парка слышно. Может, подойдем к воротам?

— Ни за что на свете, Пибоди, — отрезал дорогой супруг, сжимая пальцы на моем запястье, в чем вовсе не было нужды.

— Мы с мисс Минтон друзья, — напрягая голос, продолжал молодой Уилсон. — Не беспокойтесь о ней. Напрасно она вас потревожила. Я пытался убедить ее этого не делать, но...

— Как не стыдно! — заорал на всю округу профессор. — Безобразие! А еще ученый... Преследуете коллег...

— Он тут ни при чем! — потрясая зонтиком, вмешалась девица-репортер. — Мистер Уилсон сделал все возможное, чтобы меня отговорить. Разве что силой не удерживал!

— Угу, угу, — неожиданно весело отозвался Эмерсон. — Тогда все понятно. Чокнутый комедиант сбежал, судя по всему?

Журналистка промолчала, оскорбленно сдвинув брови. Ее спутник сконфузился.

— Извините, профессор, я никого не видел. Слишком густой туман...

— Послушай-ка, Эмерсон... — вставила я шепотом, — по-моему, сюда направляется констебль.

Профессора эта мелочь не остановила бы, но мистер Уилсон, краешком глаза заметив приближающуюся внушительную фигуру в глянцевом форменном плаще, что-то сдавленно пробормотал и потянул подругу от ворот. Эмерсон радостно помахал им вслед, поприветствовал недоумевающего констебля, и мы вошли наконец в дом.

Прихожая была полна народу. Похоже, все домочадцы стали свидетелями нашего дружелюбного общения с журналисткой.

Эвелина первой подбежала ко мне:

— Амелия, ты насквозь промокла! Нужно сразу же переодеться!

— Пожалуй. — Я вручила зонт и плащ дворецкому. — Надеюсь, к чаю мы не опоздали? Глоток крепкого горячего чая — вот то, что мне сейчас нужно.

— А глоток виски с содовой не лучше? — лукаво подмигнул мой деверь. Младший брат Эмерсона — милейший из мужчин; так весь и искрится юмором.

— Нет, благо да... — Чуть было не сделала глупость. Визит в «Зеленый карлик» не мог не оставить определенный след. Наверняка от меня здорово попахивает третьесортным угощением О'Коннелла. Излюбленный ритуал общения перед ужином Эмерсон ни за что не пропустит, а значит, непременно унюхает витающий вокруг меня запашок. Посыплются вопросы... подозрения... — Отличная идея, Уолтер! Возьму, пожалуй, рюмочку с собой. Виски, как известно, — радикальное средство от простуды.

В спальне мне удалось отхлебнуть пару глотков прежде, чем Эмерсон приступил к той самой излюбленной процедуре, о которой я только что упомянула.

— Ну погоди же, дорогой! Дай хоть сбросить мокрое платье. Да и тебе неплохо бы переодеться; рубашка превратилась...

— М-м-м... — ответил любимый. Ни на что более конкретное в данный момент он был просто не способен.

Ах, читатель! Уж сколько лет я замужем за этим удивительным человеком — и все не перестаю восхищаться его талантом делать несколько дел сразу. Талантом особенно выгодным, когда хочется пообщаться и переодеться одновременно.

Какая жалость! Звонок к чаю прервал это увлекательнейшее из занятий.

— Извини, дорогой. — Я сделала попытку высвободиться. — Нас ждут. Опаздывать неприлично. Начнутся сплетни...

— Ер-рундистика, — лениво пророкотал Эмерсон. — Уолтер и Эвелина слишком хорошо воспитаны, чтобы сплетничать. Они будут только рады за нас. В конце концов, моя дорогая Пибоди, мы супруги перед законом, Богом и людьми. Забыла? Позволь освежить твою память. Вот так... И еще вот так... И еще...

— О-о-о, Эмерсон.... О-о!

Увы, увы. За дверью послышались шаги, потом негромкий стук.

— Дьявольщина! — Выпустив меня из объятий, Эмерсон метнулся в гардеробную.

На наше счастье, в спальню заглянула Роза, а не кто-нибудь из слуг, чуждых нетрадиционному укладу профессорской семьи. Роза давно усвоила незыблемое правило: прежде стучать, а потом уже входить к нам в комнату. Остается только добавить, что это был нелегкий опыт (не столько для самой Розы, сколько для моего бедного мужа).

— Звонили к чаю, мэм, — прошелестел в чуть заметную щелочку смущенный голос.

— Спасибо, Роза. Мы слышали. Дайте нам десять минут и приходите помочь одеться.

Дверь закрылась. Эмерсон появился из гардеробной уже в брюках, но по-прежнему без рубашки. Боже, что за восхитительное зрелище! От одного вида этих сильных загорелых плеч мне захотелось чуда. Очутиться бы сейчас в нашем доме в Кенте... где повар не возражает против отсрочки ужина на час... или хоть на полчаса...