Ника Ракитина
СКАТНЫЙ ЖЕМЧУГ
Мечты сбываются
Аня поглядела на стопку непроверенных тетрадей, на серую заоконную мглу и, сняв очки, дужкой почесала переносицу. «Вот бы сейчас оказаться на круизном лайнере. И чтобы играла музыка, вальсировали пары и яркий свет отражался в хрустале!»
Тонкий шелк платья облек кожу, меховая горжетка скользнула по нагому плечу. Энни сидела перед идеально сервированным столом: шампанское во льду, алые клешни омаров торчат из круглой серебряной миски. И вальс, пленительный и нежный, накрывает с головой. Так, что даже пол качается под ногами.
Подскочил стюард в безупречно белом костюме.
— Где я? — спросила Энни.
— На судне, мэм, — отозвался он без удивления.
— Но как называется это судно?
— «Титаник».
Яма
Бу-бух.
Возле школы в яме жил Большой Бу-бух. Он хватал за пятки пробегающих мальчишек. Они шлепались и разбивали колени. Тогда мальчишки собрались вокруг ямы и сказали:
— Тебе должно быть стыдно!
И Бу-буху стало стыдно. Он покраснел и надулся. И его стали носить вместо шарика по праздникам. А яму закопали. Действительно, зачем возле школы яма...
Самсончик, лапушка
Еле отыскала.
Самсончик, лапушка.
Я собирался на охоту. Никаких новомодных ловушек с иностранными духами, никаких приборов ночного виденья. Камуфляж, панама, резиновые сапоги. В карманах плаща пузырек для сугреву и обклеенная фольгой коробочка. И сачок на длинной ручке.
Сейчас самые подходящие дни, то есть, ночи, чтобы охотиться. Холодает, стаи перелетных фей тянутся на юг и нет-нет да приземляются подкормиться у нас на болоте. Клюква здесь самая отборная, экологически чистая. И цветочки не все завяли. А фее надо что? Ягодка, цветочек, полная луна... и тепло, конечно. Только не костер и не свечка, на них она может крылышки подпалить. Лучше всего гнилушки, но по нонешнему времени сгодятся и фонарик в мобильнике, и часы с подсветкой. Похлопал по карманам: вроде, ничего не забыл. Поймаю фею, подарю бывшей, пусть не говорит потом, что копейки ломаной в дом не принес.
Автобус, опушка, болото. Вверху серебряным пятаком луна, внизу кусты шуршат и лужи под ногой плюхают. Тропинку я тут каждую знаю, ни провалиться, ни заблудиться не могу. А вот и холмик подходящий для посадки. Прячусь в кусты и ни гугу.
И, кстати, хотя сырость пробирает, не употребляю. Носишки у фей чуткие, хуже, чем у бывшенькой. Эх, зря не наодеколонился: говорят, фей тянет на «Гвоздичный» одеколон или «Красную Москву». И где я им теперь это достану? Тс-с... Летит... Аккуратно завожу сачок... хлоп! Есть! Попалась, миленькая. Фырчит, ворушится. Упитанный экземпляр. Руку в перчатке просовываю под сетку. У фей зубы, цапнет -- ходи потом на уколы от бешенства. А кожа у перчатки толстая, не прокусишь! Зажигаю фонарик и любуюсь. Не какая-то банальная малютка в платье со звездочками, не Дюймовочка или принц в короне, мой фей -- всем феям фей. Пачка газовая, грудь волосатая, кудряшки на круглую мордочку так и лезут. Возмущенно пыхтит и норовит меня палочкой со звездой в глаз ткнуть. Ну просто Самсон, раздирающий пасть льву.
-- Будешь ты у меня Сема, -- я упихиваю фея в коробочку, а коробочку кладу в карман. Теперь можно принять на грудь для сугреву и поспешать на утренний автобус.
Очередь
— И что, и что вы на меня навалились, дамочка? — придушенно ворчал дяденька в мятой шляпе. — Я вам не муж!
— Не давать! Не больше двух в одни руки! — надрывалась толстушка в поперечно-полосатой маечке. — А то не хватит на всех!
— Не больше двух! Я тут третий час стою, — поддержал оперным басом невзрачный мужчина.
— Что вы мне дали? Я проверил комплектацию, тут деталей не хватает! Я ж не курятник строю! — прорывался к прилавку интеллигент в очках. Его мягко, но решительно оттеснили:
— Не отходя от кассы, надо было проверять. А теперь чего?
— Я же желтенькое просила! — надрывалась девушка с рыжими хвостиками. — А вы мне чего даете? В горошек? В горошек моему парню не понравится!
Старушка деликатно «тьфукнула» в сторону:
— Вот сам бы и стоял! Ну что за молодежь?
— А говорят, их нарочно продавать стали. Чтоб народ от проблем отвлечь.
— А за бугром вообще жужжат и светятся, — подняла глаза к потолку высокая дама, типичная училка с виду. — Я на выставке видела.
Толстушка фыркнула:
— То выставка, а то магазин.
— Так мы от них технически отстаем лет на пятьдесят, — азартно включился в спор дедок с седым ежиком. — Заграница!
— А на втором этаже по специальным спискам дають, — захлебываясь, делилась со всеми тетка в цветастом сарафане. — Так там и комплетация, и желтенькое, и усё.
— Так там простым смертным не дадуть, — очередь горестно завздыхала. Она змеилась через весь магазин, мешая проходить гражданам, которые хотели купить что-либо другое. В ней кто стоял колом, кто волновался, кто не давал влезть посторонним. Изредка из толпы у прилавка вываливались потрепанные, но счастливые обладатели товара, сопя и держа покупки над головой. Им завистливо вздыхали и ахали вслед.
А у ступенек магазина на газоне девочка лет девяти строила что-то из цветов и веточек.
— Это что у тебя? — интеллигентный мужчина присел на корточки, экономно поддев брюки.
— Королевство!
— Дети-дети! — средних лет дама с коробкой под мышкой покачала завитой головой. — Не понимают, что покупное лучше.
Будьте моей музой
Рассказ писан на коленке года полтора назад, от полной творческой безнадеги. Не был, не состоял, не участвовал, на призы и премии не претендует. И не говорите, что банально — я сама это знаю.
Аринка была девушкой самой обыкновенной: ноги в меру длинные, личико смазливое. И в голове — программа средней школы и яростное желание написать что-то такое, чтобы душа сперва развернулась, а потом свернулась, и издатели легли штабелями. Но муз сбежал.
Вчерашний милый особнячок превратился в хибару с заколоченными окнами и амбарным замком на хлипкой двери. И как дверь выдерживала этот замок и не рухнула прохожим под ноги, Аринка ума приложить не могла.
А еще цветочки в палисаднике высохли и дым из покосившейся трубы не шел.
Сперва девушка вежливо стучала кулачком.
Потом развернулась к двери спиной и грохнула в нее каблуком. Беда, как известно, одна не приходит. Каблук сломался. Девушка изругала сбежавшего муза «подлым трусом», стянула туфлю и на одной ноге допрыгала до заброшенной остановки. Плюхнулась на лавочку и стала рассматривать туфельку, вероятно, надеясь, что все само как-нибудь устаканится и каблук прилипнет на место. Чуда не случилось. Аринка хлюпнула и вытерла нос бумажной салфеткой.
— Девушка! — окликнули ее.
Перед Аринкой стоял не олигарх — в ее провинции олигархи не водились, — самый обычный молодой человек вида «ботаник»: длинный, сутулый, в очках. Кудрявые волосы перехвачены у затылка резинкой, голубенькие джинсы потерты, рубашка в клеточку — навыпуск. И в руках банка пива. Типичный программист.
Девушка чмыхнула еще раз.
— Девушка, простите. Скажите, пожалуйста, из того вон домика никто не выходил? — парень указал на жилище Аринкиного муза.
— Он не выходил, он сбежал, — отозвалась Аринка сердито. — А что?
— А почему он? — парень стянул очки и вытер их подолом рубашки. Без очков, как водится, его глаза показались огромными и беззащитными — знала Аринка за близорукими такую особенность.
— А кто еще? Там мой муз живе… жил. И сбежал.
Парень горестно плюхнулся на лавочку рядом.
— Нет, там жила моя муза. А теперь замок. Я стучал-стучал…
Аринка хихикнула:
— Значит, они вместе сбежали.
«Программист» вернул очки на место и посмотрел на девушку сверкнувшим взглядом:
— А знаете. Ну и пусть они сбежали! Будьте вы моей музой.
— Я?
Аринкины губы сами собой расплылись в улыбке. А парень торопливо продолжал:
— А вы не обращайте внимания. Это я обычный такой, потому что молодой еще. Но уже сейчас подающий надежды. А потом обязательно стану знаменитым, как Билли Гейтс. Кстати, меня Кирилл зовут. А вас?
Аринка рассмеялась.
С остановки они ушли вместе. И им было совершенно все равно, что замок с двери хибарки исчез, а над трубой изящными колечками вьется дым.
Сказки для домохозяек
Пока только одна есть.
1. Жили-были Мышка-Норушка, Мышка-Пампушка и Мышка-Утюжка. Мышка-Норушка что ни увидит - тянула к себе в норку; Мышка-Пампушка пекла сдобу и пирожки и сама была толстая и сдобная, а Мышка-Утюжка обожала гладить все, что попадалось ей под лапку. Но самой большой ее мечтой было погладить Кота. «Что ты! Что ты! - пугали ее подружки. - Он как увидит - сразу тебя съест!» Но Мышка-Утюжка взяла игрушечный утюжок и пошла на одуванчиковую полянку к Коту.
- Уважаемый Кот, - сказала она, хотя сердечко так и трепетало внутри. - Ну разве можно выглядеть таким растрепой? Шерсть всклокочена, глаза горят, зубы...
Мышка осеклась и ойкнула. А Кот оглядел себя и благосклонно кивнул:
- Ну, давай! Обожаю, когда меня гладят.
Но когда Мышка-Утюжка добралась до самой кошачьей морды, Кот - гам! - и съел ее.
Мораль: не гладьте кота сверх необходимого. Особенно, если вы - мышь.
Менестрель
Есть голос у твоих шагов по дворцовым плитам. У одних шагов голос вкрадчивый, у других -- тяжелый... а твой -- он словно летит. Лютня отзывается звоном, и изнеженные садовые цветы делаются похожими на лес. И лишь когда в арках затихает эхо, я вспоминаю, что такое дышать.
Между боями, советами и реляциями иногда находится время, и я сижу на скамеечке у твоих ног, перебирая струны, а твоя ладонь лежит на моих волосах... Эльфу неприлична привязанность к человеку, но я еще и менестрель, и я умею быть благодарным, а ты была единственной, досыта накормившей меня с руки.
Наместница... ты пишешь королю сама, не прибегая к услугам секретаря. И получаешь в ответ редкие письма. И задумываешься, и иногда улыбаешься, но гораздо чаще хмуришься... а после плачешь. И тогда я начинаю его ненавидеть.
...
Из-за него ты бросалась в бой и однажды не вернулась.
Я взял лошадь из конюшни и прискакал к нему -- в дом, ничуть не похожий на наш ветшающий дворец. Меня не хотели пускать, но я сказал, что у меня есть послание от тебя. И меня, обругав твоей комнатной собачкой, пропустили. И когда я оказался в королевских покоях и он нетерпеливо протянул руку за несуществующим письмом... я тронул струны.
И пел, пока одна не оборвалась и, свернувшись спиралью, обвисла. И вместе с нею остановилось сердце короля. А я... жалел лишь о том, что больше не услышу звонкого голоса твоих шагов по дворцовым плитам.
Лошадка
Мама купила мне лошадку!
Каждый день, когда мама вела меня из детского сада, я прилипал к витрине, едва не протыкал ее носом, как Буратино, и любовался, любовался!
— Что ты нашел в этом убоище? — ворчала мама. Но я знал, что она когда-нибудь сдастся. Потому что это была лошадь! Конь-огонь с оранжевым хвостом и гривой, а шоколадную шкуру украшали белые яблоки.
И вот однажды мы с мамой вывели коня из магазина. Я немедленно уселся верхом и требовал, чтобы мама тянула коня за веревочку. Мама не соглашалась, потому что у нее были тяжелые сумки в руках. Но мы договорились и навьючили их передо мной. Получалось настоящее путешествие. И когда мама повезла коня за собой, колесики зазвенели по асфальту, как настоящие подковы.
Так мы и показались в нашем дворе: мама впереди, а я верхом и с сумками через седло. Светка Матюшевская из третьего подъезда показала мне язык, но я гордо не обратил на это внимание. Зато обратил на Борьку, моего приятеля, который ну просто как я, прилип носом к стеклу изнутри квартиры и прыгал на подоконнике, пока бабушка не шлепнула его и не унесла.
А мы унесли наверх коня. Я знал, что лошадок после тяжелой дороги надо чистить и мыть. Я взял тряпочку, мыло и воду в мисочке и… краски поплыли. Я ревел, пока из школы не вернулась сестра Олька и не подкрасила коня гуашью, причем, вокруг яблок она нарисовала желтые лепестки.
— Что за ерунда?! — возмутился я.
— Ничего не ерунда, — сказала Олька. — Такие ромашки растут в сказочной стране.
Ну, в сказочной так в сказочной. Я дождался, пока мой красавец просохнет, и рассекал на нем по квартире, вертясь у всех под ногами, даже ужинал верхом. А когда пришло время спать, решил взять коня под одеяло. Но мама не разрешила.
Я поставил его к кровати близко-близко, чтобы можно было, протянув ладошку, погладить мягкую гриву и накормить как будто сахаром. А конь как будто дышал мне в ладонь и говорил:
— Ничего, хозяин, ты спи. И мы с тобой ускачем в волшебную страну сна, где растут ромашки с белой серединкой и желтыми лепестками .
Ключи от лабиринта
Я полюбил ее сразу. И изящную фигурку, и тощий хвостик, и сморщенный розовый нос. И банальное имя Алиса ей шло на удивление. Но шансов у меня не было. Потому что рядом был ОН. Мускулистый, крупный, наглый. Он скосился на Алису, небрежно поправляя ременную амуницию, и свистнул сквозь зубы.
— Крошка, привет. Держись меня — не пропадешь. Борис.
Алиса смущенно потупилась. А я глубоко, с присвистом, вдохнул:
— Вообще-то идем мы вместе. Нам надо держаться командой, чтобы не завалить испытания.