Колодец Ангелов [СИ]

— Точно не знаю… — пробормотала Арсена, не открывая глаз, — «Звезда империи» заканчивала круиз, как вдруг взрывы. Одновременно в разных концах корабля. Пожарные системы не справлялись, второй отсек разгерметизирова…

— Тэкс.

На пороге палаты нарисовался кругленький доктор и подозрительным взглядом обвел всю компанию.

— Что тут за сборище? Вы родственники?

— Нет, просто посетители. А что, это запрещено?

И Леденцова с таким старанием захлопала ресницами, что Антя почти почувствовал сквозняк.

— Не запрещено, — толстячок на дамские штучки не купился и выглядел столь же решительно. — Но и не приветствуется. Больная психологически нестабильна, так что…

— Я не сумасшедшая!

Арсена грохнула о подоконник пустым стаканом.

— Вот видите? — врач решительно насупил брови. — Вы ее волнуете, а это тормозит процесс выздоровления!

— Но у нас разрешение, — возмутился Антя, — нам его господин Марцелев выписал!

Толстячок сморщился, будто лимон надкусил.

— Вы его сотрудники? Документы есть?

И глядя, как растерянно переглядываются Калистратов с Леденцовой, удовлетворенно кивнул.

— Приходите завтра. Сейчас обход, потом процедуры, на послеобеда назначена томография, в общем, вы мешаете.

И высунулся в коридор:

— Господин Букашкин, убедительная просьба: проводите посетителей к выходу.

— Не велено, — донесся мрачный голос из коридора, — пост покидать. И, господин Крутиков, пора бы уж запомнить. Комаров я.

— Мы сами, — Леденцова проморозила доктора презрительным взглядом, помахала Арсене и, гордо взмахнув смоляным хвостом на макушке, пошла прочь.

— До свидания, — Анте очень захотелось еще раз взять пациентку за руку, но в присутствии доктора Крутикова это казалось преступлением.

— Постойте, Принц, — донесся ему в спину тихий голос, и Антя обернулся. Арсена смотрела на него с грустной надеждой во взгляде.

— Пообещайте, что еще придете.

— Я… я обещаю, конечно! Арсена, я…

— Достаточно уже! У меня обход, операция, потом встреча с меценатами, а вы отвлекаете!

И добрый доктор почти вытолкнул Калистратова в коридор.

— Вот гад, — Тошка мрачно оглядел захлопнувшуюся дверь. — Знаешь, Катька, вот чует мое сердце, что он распорядится нас больше не пускать.

— Это еще почему? — возмутилась Леденцова. — Нет у него такого права!

— Этот может, — печально отозвался со своего стула Комаров. — У него с Марцелевым какие-то разногласия. Объявит больную в карантин, и фигу вы ее увидите.

— Сатрап! — прошипела Леденцова, а Комаров с интересом покосился на ее коленки.

— Вообще-то я завтра после обеда здесь дежурю, — загадочно протянул охранник и заговорщицки подмигнул.

— А вот это уже интересно, — промурлыкала Катерина. — Как ваше имя, добрый самаритянин?

— Витя.

Круглое лицо с носом-картошкой расплылось в счастливой улыбке. Антон тихонько вздохнул. Может, в имени Виктор есть своя, особая, поэзия? Или оно так свой смысл оправдывает? Иначе почему девицы Викторам симпатизируют? Всяко, последние полчаса.

Леденцова тем временем умудрилась отхватить несколько комплиментов, обменяться с охранником телефонами и вызвать на себя гнев проплывающей мимо медсестры. Потому что негоже в лечебном учреждении шуры-муры разводить.

— Ну, Тошка, я сделала всё, что обещала, — довольно сказала Катерина, когда они, наконец, переоделись и покинули хирургию. — И даже больше. Можешь завтра спокойно приходить, этот мужичок с верстачок тебе как пить дать поможет.

Антон коротко кивнул всё еще суетящейся у регистратуры санитарке и вышел в разъехавшиеся двери, поймавшие стеклом солнечный зайчик.

— Кать, не думаю, что охранник меня одного пропустит. Это ж ты ему глазки строила.

— Что значит «строила»? Я работала! — оскорбилась девушка. — И вообще, у меня завтра концерт.

— Так я не иду? На этого. С сегидильей.

Катерина резко затормозила и, оглядев Калистратова с головы до ног, задумчиво прикусила нижнюю губу.

— Идешь. Ладно, фиг с тобой. Заглянем к твоей чокнутой, а оттуда быстренько…

— Она не чокнутая!

— Да? — Леденцова изогнула бровь. — А как быть с этими ее заявлениями о взрывах? Тош, ну где она в академии круизный звездолет нашла?

Калистратов злобно нахмурился. Катька сжалилась:

— Ладно, допустим, не чокнутая. Допустим, временно дезориентированная. В любом случае, одно дело мы сделали.

Она удовлетворенно вздохнула и, с наслаждением втянув носом свежий весенний воздух, бросилась наперерез тощей даме с собачкой. Ярко-красное аэротакси как раз освободилось, оставив на площадке галдящее многодетное семейство.

— В Центральный универмаг!

Катерина победно потрясла над собой кулачком, а собачница обиженно фыркнула.

— Зачем в универмаг? — понуро спросил Калистратов, комкая в рюкзаке остатки апельсинов.

— Во-первых, — Катька умостилась на сиденье и деловито задала курс, — у меня закончилась туалетная бумага. А во-вторых, мне нечего надеть на завтрашний концерт. Да и тебе приодеться не помешает.

— Мне не нужно! А ты… ты же только вчера демонстрировала зеленое платье.

— Тоша! — Девушка округлила глаза и, вытащив из сумки золотистое зеркальце, стала приглаживать волосы. — Это был повседневный сарафан! А туда… понимаешь, мне нужно что-то такое… вот, чтобы даже ты упал.

— Что значит «даже я»? — оскорбился Калистратов. — Я что, такой мастодонт?

Но Леденцова, казалось, его не услышала.

— Отличная идея! — она посмотрела на сокурсника сияющим взором, а потом капризно надула губки. — Антя, ты мне друг? Мне срочно нужен взгляд со стороны. Причем, мужской!

Антон вздохнул. Леденцовские глазищи сверкали такой изумрудной одержимостью, что спорить было себе дороже.

Катька, утвердившись в победе, звонко чмокнула Калистратова в щеку и стала с видом маньяка оглашать список необходимых вещей. На браслетике «с вот такими вот хризолитиками» Прынц сломался окончательно и, чтоб не завизжать, постарался сменить тему.

— Эй, — он деликатно постучал подругу по коленке, — а что ты там про родителей говорила?

— Чё? — хлопнула глазами брюнетка, а потом мотнула головой. — А-а… про папу, что ли?

— Ну, да. Смотритель… Звучит как-то странно.

— Да это и не профессия даже, — отмахнулась Катька, — так, баловство одно. Отца когда на пенсию списали, он при школе элитной устроился. Кем-то вроде герольда — гостей встречать, речи от лица гимназии произносить. В начале дня всё в дверях торчал, что тебе елка разряженная — униформа зеленая с изумрудными отворотами, золотые позументы, в руках колокольчик.

Девушка хихикнула.

— Но ему жутко нравилось, видать, в детстве не наигрался. А ночами батя вахту нес. Дважды должен был обходить школьную территорию, всё в тот же колокольчик звенеть да гаркать, что «всё спокойно». Я как услышала в первый раз, как он дома это свое «спокойно» репетировал, чуть со страху не описалась. Хуже он только под гитару песни орал.

— «Орал»? — осторожно переспросил Калистратов. — Он что, уже…

— Не, жив, — Катерина усмехнулась. — Они с мамулей, как я школу закончила, подхватились да в колонию на Весту завербовались. Видать, ветер странствий под хвост попал. Маман у меня зоолог, а батя, хоть до пенсии пилотом был, тоже всякой живностью увлекался. Они на Весте дельфинов-контактёров готовят, тамошние сирены только с рыбами на связь выходят.

— Дельфин — не рыба, — зачем-то обиделся Антон.

— Но и не человек, — отрезала Леденцова, а после жадно стала созерцать приближающуюся к ним площадку универмага, густо занятую воздушным транспортом, покупателями и юркими роботами-тележками.

Глава 6

Шопинг. Волшебное слово, заставляющее сильнее биться дамские сердца, а сердца джентльменов с тем же неистовством ухать в пятки. Шопинг — это звучит гордо, и если бы человечество точно знало, кто первым придумал и организовал сие действо, определенно поставило гению памятник на самой большой площади мира. Где-нибудь в Риме или там Афинах. Вот уж голубям было бы раздолье…

Такие невеселые мысли бродили в Антиной голове, пока он, точно корабль за ледоколом, пробивался сквозь толпу за спиной Катерины к главному входу универмага. Там бурная покупательская река разделялась на несколько рукавов, и разноцветные гомонящие потоки выливались на деловито катящиеся ступени эскалаторов. Были еще скоростные лифты — прозрачные, точно гигантские алмазные капли; они уносили страждущих под крышу огромного торгового центра. Существовало также несколько внешних посадочных площадок для аэромобилей на третьем и пятом этажах. Тем не менее, покупательская река почти всегда напоминала паводок, а гул множества голосов привычно бился в звенящие панорамные окна. Антон вспомнил, что всего лишь раз, на Троицу, застал в универмаге нечто, похожее на штиль, когда не более сотни обалдевших от неожиданного простора посетителей обескуражено бродили среди прилавков.

— Не зевай! — Леденцова крепко ухватила сокурсника за руку и запрыгнула на ступеньки. — Предупреждаю сразу: если ты и на этот раз потеряешься, я не собираюсь, как последняя идиотка, топтаться у фонтана!

И девушка кивнула вниз, где за бортом эскалатора медленно уплывала бронзовая статуя кучерявого и круглощекого мальчика с кувшином в руках.

— Куда сначала? — обреченно спросил Калистратов, а Катька, пощупав рюкзак на его плечах, не ответила, только удовлетворенно кивнула и потащила Антю к огромной радуге на втором этаже.

«Сеть магазинов „Полдень“. Позаботьтесь о доме и любимых!» — гласила неоновая надпись под радугой, и следующие четверть часа Калистратов отчаянно чихал, пока подруга электровеником сновала меж пахучих прилавков. Катька решительно сметала в калистратовский рюкзак ватные палочки, лосьоны, салфетки и прочую гигиеническую муть. Наконец, сунув сверху упаковку рулонов «ультрамягкой туалетной бумаги „Сон в летнюю ночь“» и с трудом стянув завязки, Леденцова радостно сообщила, что с рутиной покончено, и на очереди самое главное. Гардероб.

На лице Антона, очевидно, отразилась такая гамма чувств, что Катерина на минутку придержала бьющую через край энергию и внимательно оглядела друга. А потом, мило улыбнувшись, поинтересовалась:

— А как считаешь, у этой Арсены какой размер?

— Чего? — Калистратов покраснел.

— Одежды! Знаешь, Тошка, — девушка помогла пристроить на спину рюкзак и доверительно взяла сокурсника под руку, — я тут подумала. Ведь ее привезли в больницу в ужасных драных тряпках, родственников поблизости нет. А уж этот белобрысый инквизитор вовсе не похож на мецената. Давай ей платье купим? Такой сарафан, который на завязках под размер регулируется. Думаю, голубое пойдет.

— А-а…

— Вот и поможешь выбрать.

И Леденцова снова устремилась к эскалаторам.

— Стой, Катька!

Калистратов крепко ухватил девушку за руку, и тут его понесло, точно прорвало невидимые шлюзы:

— Ты ж ей не веришь совсем! Чокнутой называешь! А теперь зачем-то подкупать решила, так вот, Арсена не такая и…

— У-у, как все запущено.

Леденцова вздохнула и, свернув из общего потока, подвела Антона к чугунной скамеечке под искусственным деревом из стекла и металла:

— Сядь и прекрати орать, — и сама же первая плюхнулась на сиденье.

— Во-первых, мне ее подкупать ни к чему, расследований вести не нанималась. Во-вторых, я сказала, что считаю твою Арсену временно не в себе, а это не то же самое, что чокнутая.

— Но ты же ее видела! Там, на экзамене! — Антон возмущенно брякнул рюкзак на скамейку и возбужденно откинул волосы со лба. — И слышала! А теперь отрицаешь?

— Нет, — Катерина пожала острыми плечиками, — что видела и слышала — не отрицаю. Но это не делает ее рассказ о звездолете правдивым.

— Почему?

— Ну вот смотри, — Леденцова вздохнула и с видом старшей сестры, втолковывающей неразумному брату, сколько будет дважды два, принялась рассуждать. — В первый раз мы слышали только голос, она могла орать откуда угодно, да хоть со штирлицевой крыши. Кстати, это бы объяснило, почему мы ее услыхали. Или я вот знаю, бывают глюки со связью, когда можно нарваться на чужие разговоры.

— Хорошо, а на экзамене?

— Логично предположить, — Катька любовно разгладила полу сиреневого плащика, — что такую ошибку может выдать и видеосвязь.

— Но почему именно мы словили эту ошибку да еще и дважды?

— Во-первых, не обязательно только мы. А во-вторых, ты заметил, что оба этих раза связаны со Штирлицем? Значит, дело не в нас, а в Гришкиных устройствах.

Антон хотел, было, рассказать подруге и про пожар, и про распахнувшийся над головой космос, но, посмотрев в глаза, в которых читалась самая настоящая жалость, к нему, недотепе, купившемуся на бред больной девушки, вздохнул. Спросил только:

— Хорошо, а как ты объяснишь этот ее чудной комбинезон?

— Тош, ты только не расстраивайся, ладно? — Катька сочувственно запыхтела. — Но мне на ум приходит лишь одно — что она игроманка. Мы ведь технически могли и саму трансляцию игры перехватить. Штирлиц и пиратками занимается. А вдруг эта Арсена сама себя поранила?