Колодец Ангелов [СИ]

Антон толкнул двустворчатые стеклянные двери.

— Да тут у вас просто дворец! — присвистнул Марцелев, любуясь лепными потолками, складчатыми маркизами на окнах и хрусталем жирандолей, отразившихся в наборном кленовом паркете.

— Мы тут занимаемся сценическим фехтованием. И еще падать учимся красиво, — со скромной гордостью пояснил Антон. — У нас театр.

— Так, может, поединок?

Студент кивнул и распахнул двери в тесную гардеробную, где хранились защитное снаряжение и оружие.

Кирилл проверил, удобно ли сидят маска и нагрудник. Покрутил кистью правой руки. Согнул, проверяя на гибкость, шпажный клинок. Марцелев сам не понимал пока, зачем ему нужен этот поединок. То ли хотелось блеснуть, то ли заставить Калистратова раскрыться…

Блеснуть не получилось. Антон атаковал так стремительно и жестко, что пришлось уйти в глухую защиту. И лишь всем напряжением сил Кирилл избежал позорного поражения. Они разошлись, отсалютовав друг другу.

— А ты хорош! — заметил Марцелев, вытирая потный лоб.

— Вы тоже.

— Спасибо. Идем дальше?

Дальше был холл, где Леденцова с Калистратовым нашли Арсену.

Ничем не примечательный холл, совсем не похожий на дуэльный зал.

— И здесь никого подозрительного вы не видели?

— Нет, не видел, — отозвался Антоша нервно. — Катька… Леденцова впереди шла.

— И заслоняла широкими плечами?

— Я задумался, — Калистратов присел на корточки на то место, где лежала давеча Арсена, и тронул пол растопыренной пятерней. — А потом она завизжала и каблуком мне на ногу.

— Надеюсь, обошлось без перелома?

— Я весь вечер вчера хромал.

Нет, вот же ребенок! Прижать к груди и плакать.

— Если хотите ее навестить, то сегодня вряд ли.

— Ее?

— Ну да, Арсену. Вы туда вчера звонили пятьдесят четыре раза. И сегодня восемнадцать.

— А они одинаково отвечают: «Состояние стабильное». Ой, откуда вы?..

— Имидж обязывает, — рассмеялся Кирилл. — Ну, раз уж вы ничего подозрительного не видели, пригласите меня на чашку чая. Заодно покажете, как из этого холла не через дуэльный зал можно выйти. А я вам разрешение на свидание на служебном бланке выпишу. И копию нашей беседы скину на подтверждение.

— Да, конечно, — Антон резко встал. — Вот этой дверью к лестнице и лифтам.

— Не заплутаешь… — сыскарь бросил на Калистратова косой взгляд через плечо. — Маленький вопрос на прощание. Где вы вчера руку обожгли?

Глава 4

— Можно, я не буду отвечать? — упрямо выпятил подбородок Антон.

— Человек пострадал, человек ранен, — укорил Марцелев. — А вы не хотите нам помочь.

— Я хочу! Но не знаю, как.

— Ладно, — сказал Кир сухо, суя в руку Калистратову пластиковый треугольник. — Если надумаете что-то сказать, звоните в любое время. А от чаепития я воздержусь.

И оставив Тошку расстроенным и растерянным, переключил навигатор на Леденцову.

Ее комната на пятом этаже только называлась комнатой, а на самом деле представляла собой миниатюрную квартиру.

Кир обратил внимание на лиловый плащик, висящий на вешалке в прихожей. Дамское, тонкой кожи изделие с отложным воротником и широкими рукавами, изящное в своей простоте. Будь оно уникальной авторской работы, Кир бы нисколько не сомневался, что именно этот плащик похищен из бутика «Леди Годзилла» на Московском проспекте, 41. Дело о таинственных исчезновениях косметики, белья и парфюмерии из бутиков и универмагов висело на Кире второй год, став притчей во языцех седьмого отдела. Но Марцелев не сдавался. И теперь был в некотором роде вознагражден.

Интуиция вопила, что плащик тот самый. Логика с ней не соглашалась. В природе существовало не меньше двух тысяч штук сиреневых плащиков того же размера, фасона и фирмы — производителя, и не стоило обижать ценную свидетельницу беспочвенными подозрениями. Пока.

— Моя бабушка обожала носить лиловое.

— И моя!

На сыскаря, крутанувшись на пуфике перед зеркалом, на сравнение с бабушкой нисколько не обидевшись, уставила зеленые томные глазищи белокожая красавица. Ее рука со щеткой для волос продолжала двигаться вдоль роскошной вороной гривы. Киру даже послышалось характерное потрескивание — точно гладят наэлектризованную кошку.

Красавица была босиком. Желтый, будто цыпленок, халатик приоткрывал грудь и круглые колени. Марцелев подумал, что это судьба. И либо девица затащит его в постель, либо он ее. Но тут же вспомнил о лиловом плащике и остыл.

— Добрый день, Екатерина Тарасовна…

— Леденцова. Вы насчет вчерашнего трупа?

— А почему вы решили, что это труп? — поинтересовался Марцелев, по — хозяйски устраиваясь в кресле колени в колени с Катей. — Арсена в больнице и выздоравливает.

— Сами бы в нее вчера втоптались! И так цельный день на нервах, а…

— А мне показалось, — Кир насмешливо поднял бровь, — вы наступили на ногу господину Калистратову.

— Нажаловался уже? — буркнула Катерина. — Хорош друг! Как с цепи сорвался, эта то, это се, а что ей отвезти, поехали в больницу… А я, между прочим, в обморок падала. И никакого сочувствия!

— Он вас мороженым накормил.

Катька громко фыркнула.

— Мне кажется, вы его ревнуете, — Кирилл навесил на лицо одну из самых обаятельных улыбок.

— И не думала! Так, давайте ближе к телу.

— Кофе не напоите, Екатерина Тарасовна? За день убегался…

Катька окинула сыскаря сомневающимся взглядом:

— Не похоже как-то.

Но прошествовала на кухоньку, позволив оценить ладность походки и завлекающее колыхание бедер. Хотя комната порой может больше поведать о своих хозяевах, чем они сами. У Леденцовой было на что посмотреть. Оргтехника, как в солидном офисе, и кровать из тех, что в народе именуют «траходром». Пушистый ковер на полу — не персидский, но что-то вроде. Огромное круглое зеркало над уставленным косметикой и заваленным бижутерией туалетным столиком. Марцелев, усмехаясь, решил, что у этого зеркала хозяйка проводит куда больше времени, чем в академических аудиториях. Еще бы, с такой-то гривой! Но пуще всего привлекла гостя коллекция лис. Рыжухи из глины, стекла, дерева, плюша сидели на стеклянной горке у стены, выглядывали с подоконника, венчали горы книжек и даже свисали с потолка.

Кир, не вставая с кресла, пощекотал ближайшую под подбородком.

— Нравится?

Он едва не подпрыгнул от неожиданности. Ну верно, ковер и босиком, тут кто угодно подкрадется.

Катерина вкатила сервировочный столик с миниатюрными чашечками, белым сексуальным кофейником, сахарницей, сливочником и вазочкой с горкой конфет и печенья.

— Вы щипчики для сахара забыли, — сладко пропел Кирилл.

— А вы зануда. А мне, между прочим, еще МХК учить.

— А почему не химию?

Катерина склонила голову к плечу и сощурилась:

— Химия — это кусок хлеба… с маслом… и с эскалопом таким, прожаренным. А сцена — это жизнь!

Она тряхнула волосами. По комнате поплыл пряный аромат. Марцелев чихнул.

— Сцена — это страсть, восторг и ужас. Совершенно непередаваемые впечатления. Вот я играла в нашем спектакле Снежную королеву. Волосы посыпали серебряной пудрой и блестками, платье, корона, я сама себя не узнала. Платье, конечно, ужасное, — добавила Леденцова практично. — Его приходится подгребать вот так…

Она приподняла горстями невидимый подол.

— Иначе навернешься. Но если привыкнуть…

— А Антон кого играл? Кая?

— Прынца. Я его держала у себя в плену и… потом кое-кому пришлось языки укорачивать, чтобы нас в молве не женили.

— Он разве такой плохой?

Катерина задумалась, подняв очи к потолку.

— Не… не плохой. Только весь такой невинный и трепетный.

Да уж, едва сдерживая желание расхохотаться, подумал Кирилл. Вот о Леденцовой подобного не скажешь. Самостоятельная личность. Родители, едва ей стукнуло восемнадцать, завербовались в новую колонию. Правда, дочери оставили большую квартиру, она ее сдает и не бедствует. Да еще модным ныне бизнесом прирабатывает. Делает и продает фигурное мыло, ароматические салфетки и так по мелочи. «Хенд мейд», даже топорной работы, всегда ценился выше конвейерной. Да и модно дарить натуральное мыло в виде лотоса или ангела.

— Когда мы в «Двух лунах» сидели и он стал о любви вещать, мне чуть снова не поплохело.

— А кстати, — закинул удочку Кирилл. — Откуда у Калистратова ожог на руке?

Катя приподняла аккуратные бровки:

— В кафе руки у него были целые. Может, в такси… Зажигалкой этой своей, потому что я его пробросила. Ну, не знаю.

Она дернула головой:

— У него самого выспрашивайте.

— Тогда к делу.

Кир засветил экран на браслете, вызывая голографию Арсены.

— Госпожа Леденцова, вам знакома эта женщина?

— И да, и нет.

Катька поерзала на пуфике и глотком выпила кофе из своего «наперстка».

— В каком смысле? — ошеломился Кирилл.

— Она похожа на мою бабушку.

— С лиловым плащиком?

— Да нет, — брюнетка тряхнула волосами, заставляя Кира чихнуть снова. — Дед на молодой женился, на рыжей. А с той никогда женат не был, она так родила.

У Марцелева в голове родилась небывалой яркости картина, как девица Леденцова, мстя за поруганную честь бабушки, усыпляет мороженым Калистратова, и, пока тот спит в кафе, заманивает Арсену в пустынный холл общежития… Можно сюжет детективщикам продавать или, верней, фантастам. Катерину с Антоном в «Двух лунах» видели и запомнили. Даже посчитали братом с сестрой. И решили, что Калистратов младший, хотя на деле обоим по девятнадцать.

— То есть, фото бабушки вы мне не покажете.

Катерина отвесила губку.

— Не покажу.

— Очень жаль.

И он продолжил задавать те же вопросы, что задавал Калистратову час назад. Ответы в принципе совпадали. Только свои Катька сопровождала столь ехидными комментариями, что сыскарь с трудом сохранял серьезность.

Марцелев с Катей расстались почти друзьями.

На прощание он сунул между флаконами на туалетном столике визитку и свернутую в трубочку гербовую бумагу.

— Звоните, если откроется что-то новое. А вот это — для вашего друга Калистратова: разрешение на визит в больницу святого Пантелеймона. Без него не пустят.

— Ого! — тряхнула Леденцова гривой. — А все же: кто эта Арсена и как попала к нам в холл?

Сыскарь звучно чихнул и извинился.

— Мы над этим работаем.