Колодец Ангелов [СИ]

— А врать, по-твоему, хорошо?

— Так я правда, сдал… пока ты…

Катька вытаращила глазищи и нахмурилась:

— Значит, пока я, можно сказать, была на грани жизни и смерти, у тебя хватило чёрствости…

— Да, нет, он сам пришел. Логик. Ну, и поставил автоматом.

— А мне? А я? — Леденцова задохнулась от возмущения. — Как иголки тыкать, так в меня, а как автоматом, так тебе?!

— Да погоди ты! Уверен, он и тебе выставит. Его Малкевич знаешь как за жабры взял? Говорил, что это всё инновации виноваты. Ты, правда, коси на то. Скажешь, перезанималась.

— Я ж брошенка, забыл? — в Леденцовой, похоже, с былой силой взыграла обида, но тут, на Калистратовское счастье, на крыше ожил монитор интервизора.

«Твои руки словно крылья, а глаза, как сегидилья…» — взвился к весеннему небу звонкий тенор, а на экране возник чернявый красавчик в распахнутой на груди белоснежной рубашке. Парень кокетливо стрелял глазами, у подножия сцены бесновались молодые девицы, а внизу экрана бежала неоновая надпись «Кристиан Грэй. Теперь и в твоем городе! Дата концертов…»

— Бред какой-то, — фыркнул Калистратов. — При чем тут сегидилья? Они хоть знают, что это такое?

Посмотрел на Леденцову и удивленно сморгнул. Щеки девушки заливал нежный румянец, а сама она смотрела на патлатое чудо, точно голодающий на огромный сливочный торт.

— Какая разница… — пробормотала Катька, — это иносказательно. И вообще… красиво…

Антя от такого поворота на мгновение потерял дар речи. Кристиан Грэй на мониторе исполнил зажигательный танец с выворачиванием коленей. Вполне возможно, что пресловутую сегидилью.

Катька тряхнула волосами и с решительным видом вытащила из кармана миниатюрный салатовый «Эверест» — последнее слово отечественной мобильной индустрии. Мелодичный сигнал, и на ладони девушки выросла изумрудная голограмма — лопоухая голова незнакомого Антону абонента.

— Лёвушка, — пропела Леденцова, — мне срочно нужны билеты на концерт Грэя.

Под вопросительным Катькиным взглядом Калистратов отчаянно затряс головой, но подруга была неумолима: — Два. Желательно ближе к сцене.

— Кать, да ты чё, — растерянно бухнула голова, — билеты еще за две недели расхватали!

— Лёва, котик, — прищурилась Катерина, — меня не интересует, когда были раскуплены билеты. Я сказала, мне нужны два. Возле сцены. Или Аллочка тебе уже надоела?

— Шантажистка! — горестно возопил лопоухий. — Ладно, я попробую. Будь на связи.

— Вот, — Леденцова захлопнула крышечку телефона. — А ты говоришь — неправильно. Аллочка, между прочим, профессорская дочка. И в жизни бы не посмотрела в Лёвкину сторону. А так — и парень счастлив, и мне хорошо.

— А девушке? — Антон угрюмо глянул на подружку.

— Девушке тоже. Антя, она влюблена, и это главное. А каким образом — что за разница?

— Всё равно, — вздохнул парень, — так нечестно. Я бы хотел, чтобы девушка сама в меня влюбилась.

— Ну-ну, — фыркнула Катька, — то-то, смотрю, они на тебя гроздьями вешаются.

— Ничего. Я подожду.

Леденцова пожала плечами и отодвинула пустую креманку:

— Пошли?

— Погоди… — Антон, наконец, решился. Может, он и сошел с ума и ему мерещится всякое, но уж лучше знать наверняка. — Кать. Я спросить хотел. А… перед тем, как ты в обморок упала, ничего не заметила?

— А с чего б мне ещё поплохело? — вытаращилась на сокурсника Катька. — Знаешь, как я перетрухала? Думала, правда что с бабулей случилось. Это потом, в лазарете уже, сообразила, что меня в очередной раз на «слабо» взять пытаются.

— Чего-о?

— Долгая история, — Леденцова обреченно махнула рукой и полезла за сигаретами. — Но, если вкратце, родичи озаботились моей непростой судьбой и разыграли дурацкий спектакль, только бы вернуть меня в лоно семьи.

— А тебе не кажется, что это как-то слишком? — Антя вспомнил глаза незнакомой девушки. Она актриса? Или…

— Стоп. Бабушка? — Калистратов обалдело уставился на подругу.

— А что здесь такого? — Катька выпустила колечко дыма, тут же безжалостно снесенное ветром. — Ты точно с Луны свалился. Тош, есть такая вещь, как пластика.

— А-а, — Калистратов задумчиво почесал затылок и подумал, что Катькин дед не иначе легендарный султан Брунея — оплачивать бабулькины заморочки да еще фильм с ее участием снимать и вместо билета подсовывать.

— Не веришь? — прищурилась Леденцова. — Ну и зря. Ты бы видел, что они утром учудили. Прислали мне письмо, в котором на царство посадить обещали, если я учебу брошу.

— Чокнутая семейка, — буркнул под нос Антон, а потом подумал и надулся. Не иначе, Леденцова издевается.

— Пошли, — Катька сунула в прорезь никелированной урны сигарету и порывисто поднялась. — Я замерзла.

Калистратов молча двинулся следом и, усевшись в такси, решил для профилактики с подругой временно не разговаривать. Он снова уставился в окошко, сплющив нос о прохладное стекло, и подумал, а как бы было здорово оказаться сейчас подальше от академии, вредной Леденцовой и маминых сообщений. Где-нибудь на орбите загадочной планеты — дикой, но дружелюбной. И вот, команду отважных звездолетчиков встречают радостные загорелые туземцы; пышногрудые девушки несут в руках охапки диковинных цветов, запах которых… тьфу. Вот ведь накурилась Леденцова!

Антон обернулся, намереваясь сказать подруге какую-нибудь колкость, и вздрогнул. Взгляд упёрся в стену. Гладкую, матово блестящую, с ярко-синей полосой посередине. А вот запах никуда не делся, даже, кажется, стал еще сильнее — едкий, противный, так воняет оплавившаяся пластмасса. Антон огляделся и понял, что оказался в коридоре без единой двери. Чуть дальше на стене привлекла внимание синяя же надпись: «Сектор Б–8».

Послышался громкий топот, и мимо отпрянувшего Калистратова пронесся незнакомый мужик в облегающей одежде со множеством ремней и молний. На его поясе Антя узрел странную штуковину, смутно напомнившую оружие из компьютерной игры.

— Простите, — нерешительно позвал Калистратов. Мужик его, кажется, и вовсе не заметил. Зато прибавилось дыму — сизые клубы медленно поползли с той стороны, откуда прибежал человек. Антон нервно отер пот со лба и счёл за благо последовать за незнакомцем.

Путь окончился у раздвижной двери с замком-панелью. Створки были приоткрыты и подрагивали, словно в конвульсии, так и не разойдясь до конца. Антя бочком просочился внутрь. И замер, ошарашено разглядывая открывшуюся картину.

Он оказался на металлическом балконе, опоясывающем сверху то ли парк, то ли оранжерею. Вернее, то, что от нее осталось — под развалинами рухнувших переборок, в очагах то тут, то там разгоравшегося пожара. Сизый дым туманными клубами поднимался кверху, мешая разглядеть масштабы разрушения, но Антону на мгновение показалось, что он слышит, как лопается в огне кора и шипит смола сгорающих заживо деревьев. Юноша закашлялся и, глянув вверх, тихонько застонал. Прямо над ним расстилался во все стороны прозрачный купол, а дальше — чернильная пустота. То, что это не ночное небо, а самый что ни на есть космос, Антон понял как-то сразу — слишком уж крупными и яркими казались немигающие глаза звезд.

— Я… не хочу. Чтобы так, — пробормотал Калистратов и, затравленно покрутив головой, заметил на противоположной стороне балкона еще одну дверь. Ринулся туда, по пути чудом увернувшись от железной балки, рухнувшей откуда-то сверху; что есть сил забарабанил в закрытые створки.

Будто отвечая, двери бесшумно разошлись. Цепляясь за них, под ноги Антону сползла худенькая рыжеволосая девушка в разодранном комбинезоне, вся в копоти, крови и масляных пятнах.

— Помоги, — пробормотала она и подняла голову, а Калистратов чуть не заорал, узнав бледное лицо из экзаменационного монитора.

— Тошка, ты чего дергаешься?! — Леденцова возмущенно оттолкнула повалившегося на нее друга. — Заснул, что ли? Приходи в себя, приехали.

Калистратов ошеломлённо поморгал, созерцая общежитскую террасу на уровне пятого этажа, и попытался сдуть со лба прилипшие волосы. Приснится же такое…

Он полез наружу вслед за презрительно фыркнувшей Катькой и охнул, ухватившись за ручку на дверце. С опаской глянул на ладонь и со свистом втянул в себя воздух. Ярко-красный ожог радовал глаз намечающимся пузырем. Калистратов всхлипнул, ринулся вслед за подругой через пустой и гулкий дуэльный зал, толкнул плечом дверь и чуть не свалился от пронзительного визга. Голос у Леденцовой был громкий, а каблучки на туфельках острые. Так что выглядывать предмет Катькиного испуга Антя стал скорее машинально, морщась от боли в ноге.

А потом Калистратов подумал, что вот так, наверное, и сходят с ума.

Посереди холла лежала девушка из сна.

Глава 3

Мужчина появился в больнице во время утреннего обхода — относительно спокойное, потому что посетители предпочитают не попадаться под горячую руку еще не совсем проснувшимся и не отведавшим ланча врачам. Да и отвлекать их — себе и пациентам дороже.

Мало того, вошел этот рослый красавец не через помпезный холл, отделанный агатом и розовой яшмой, а через черный — вроде как насмерть запечатанный здоровым средневековым засовом. Даже в век спорта и поголовной заботы о собственном здоровье с применением науки и техники мужчина этот — лет 28 на вид — был хорош: высок, плечист и изящен в движениях. У него была загорелая чистая кожа, оттеняющая светло-русые волосы; прямой нос; аккуратные, прижатые к черепу уши. Портили общее впечатление разве что глаза: узкие, ледяные. И пристальный взгляд ощупывал мгновенно, проникая даже туда, куда пускать не хотелось.

Одет странный гость был в летний льняной костюм, выглаженный и безупречный — это при том, что у льна есть свойство мяться прямо на глазах. Впрочем, отметить особенности внешности неизвестного под лестницей у черного входа было некому. Потому мужчина спокойно вернул на место засов и спокойно поднялся в отделение интенсивной терапии на третьем этаже. На входе в отделение его попытались задержать впервые. Гость небрежным касанием пальца засветил бейджик на груди и повернулся так, чтобы дежурной медсестре за стойкой удобно было прочитать. Девушка чуть заметно побледнела.

— Минутку, Кирилл Юрьевич, я вызову доктора Крутикова.

И обреченно поплелась по закругляющемуся коридору отделения. Между тем Кирилл Юрьевич (Кир — для друзей) легко перемахнул стойку и поиграл клавиатурой компьютера. На секунду замер, впитывая информацию; вернул все как было и притулился снаружи у стойки со скучающим видом.

— Господин Марцелев, это произвол! — подкатился к стойке дежурной медсестры кругленький, уютный доктор. Правда, сейчас он сопел, как хомяк, и был багровым от гнева и… опаски.

Кир, словно хищная птица, наклонил голову к плечу, нацеливаясь клюнуть доктора Крутикова изящным, слегка вытянутым носом:

— Это не произвол, это инквизиция.

— Что?!

Кир опять ткнул пальцем в бейджик:

— Кирилл Марцелев, инквизитор шестой ступени; седьмой следственный отдел. Опасные и необъяснимые дела.

Он, казалось, прямо из воздуха вытянул прозрачную папочку с документами и веером раскинул их по стойке.

— Вы сообщаете о пациентке с осколочными ранениями, сложными переломами стоп и голеней, со множественными химическими, термическими и… электрическими ожогами… и так далее, которую находят в холле общежития гуманитарной академии. Никаких сводок об авариях, пожарах, взрывах ни от кого, в том числе, и от вас, не поступало. И думаете, кого вам пошлют? Она в сознании?

— Ее нельзя сейчас допрашивать!

— Не ведите себя, как средневековый польский король.

— В смысле?

Медсестра тихонько хихикнула. Доктор Крутиков надулся еще сильнее:

— Я даю вам пять минут.

Кирилл хлопнул ладонью по стойке:

— Вот это другой разговор!

— И я буду присутствовать.

— Скромное врачебное любопытство? — поинтересовался Кирилл ядовито.

— Производственная необходимость! Ксения, выдай господину комплект. И пусти в ординаторскую, пусть переоденется.

Подлецу все к лицу. Так что защитный костюм с полумаской сел на Кира, как влитой. Доктор Крутиков обиженно похмыкал и кивком позвал инквизитора за собой.

Палата наполовину состояла из полукруглого панорамного окна с дивным видом на город. Вот уж для кого-кого, а пациентов из интенсивной терапии зрелище бесполезное. Да и яркое солнце, вливающееся в окно, было приглушено тонированным стеклом. В палате не было ничего, кроме высокого пластикового табурета и функциональной кровати, больше похожей на анабиозную камеру или ванну, накрытую голубоватым прозрачным колпаком. Внутри этой ванны в густом геле плавала пациентка.

Доктор Крутиков с кислым видом набрал комбинацию на стенной панели, и колпак сдвинулся.

— Наслаждайтесь, — он подбородком указал на табурет и отошел к окну с видом обиженного хозяином плюшевого медведя. Кирилл смотрел на лицо пациентки, приподнятое над гелем пластиковым подголовником. Кровь с него смыли, царапины и ссадины замазали целебным клеем. На бледных скулах горели пятна, глаза были обведены лиловыми тенями, потемневшая медная прядка прилипла ко лбу.

— Вы… слышите меня? — спросил Кир, включая запись. Ресницы шевельнулись. Следователь почему-то ожидал, что глаза будут серые или зеленые — под веснушки и рыжину. А они оказались карими, с расширенными, почти затопившими радужку зрачками.

— Я пришел поговорить… о том, что с вами произошло. Кирилл Марцелев, инквизитор шестой ступени; седьмой следственный отдел. А вы?

Нос зачесался под маской, и следователь потер его согнутым пальцем.

— Арсена.

— И?

— Вы мой сон, должны знать.

— И все же, — произнес Кирилл мягко, — расскажите мне.

Она улыбнулась, и строгое лицо вдруг стало красивым.

— Мне не больно. Значит, я сплю. Или брежу.

— Или это комплексное лечение. Арсена.

— Где я?

— В больнице.

— Госпитальном отсеке? — ее глаза охватили то пространство, которое могли охватить, и вновь попытались сфокусироваться на Кирилле. — Нет. Обычный рейс, круизный лайнер.

— «Титаник»? — пошутил он.

— «Звезда империи». Порт приписки — Колодец Ангелов.

Пальцы Кира пробежались по планшетнику, он дернул ртом:

— В списках такого нет. И общежитие это никак не объясняет. Доктор Крутиков!

Тот обернулся. Сейчас он выглядел, как страшно разозленный плюшевый мишка.

— Прекратите это издевательство!