Помоги проекту - поделись книгой:
Вид у него был мрачный, глаза жестко блестели, Хель с ужасом подумала, что он скажет, когда узнает все…
Не обращая внимания на остальных, Окассен с Хелью на руках вошел в ворота дома. Саент и Ирбис переглянулись.
— Зайдем, что ли? — сказал Саент. — Парню, смотри, совсем худо.
— А девочку благородный хозяйкой зовет, — задумчиво проговорил Ирбис.
— Вот и я говорю — любопытно. Пошли? — И все трое двинулись за Окассеном.
Против ожидания, Окассен, выслушав рассказ об их похождениях, не вспылил, не разъярился. Видно, увидев Хель живой и невредимой, решил, что остальное значения не имеет. Он поручил Мэя заботам старой служанки мастера Гиральда, велел подать ужин и приготовить ночлег для всех, включая и Саента с Ирбисом, — словом, распоряжался, как у себя дома. Мастер Гиральд только хмыкал, но ничего не сказал. Когда Хель умылась, Окассен заставил ее переодеться в мужской костюм, тот самый, в котором она выезжала из Ландейла.
— Хватит бродяжничать, — сумрачно сказал он. И обратился к Саенту, который смотрел на Хель с приоткрытым ртом:
— Владетеля вы добили?
— Нет, — почти виновато ответил Саент, — приглушил только и в канаву сбросил.
— Очухается, — хмыкнул Ирбис, — нечисть живучая.
Окассен строго глянул на него, но промолчал.
Когда ужин окончился, Хель решила зайти к Мэю, но ее задержал Саент.
— Это кого же я от барона отбил, плясунья? — спросил он, чуть усмехаясь.
— Мое имя — Хель из Торкилсена, — спокойно ответила она.
Саент заморгал, глядя на нее сверху вниз:
— Да ну?! Вон ты где объявилась… Ну, недаром бароны тебя сожрать готовы. А это кто? — он осторожно кивнул на Окассена.
— Друг.
— Тебе друзья-то, видать, нужны? Ненадежно тебя охраняют.
— Вот ты и возьмись.
Саент широко улыбнулся:
— И возьмусь! Хорошее дело — баронов по башкам лупить. Так бы ходил да тюкал… Или тебе это неприятно?
— Спасибо, Саент, — с улыбкой сказала Хель.
Мэя уложили спать в той самой каморке, где лежала раньше больная Хель. Когда она вошла, он лежал, прикрыв глаза, но услыхал ее шаги и вскочил. Кровь с его лица уже смыли, и оно было просто бледным, на лбу — большая ссадина.
— Лежи, — тихо сказала Хель, садясь на край кровати. Мэй схватил ее руки, крепко сжал.
— Хель, — шепнул он невнятно, — Хель, ведь скрипка разбилась…
— Ничего, — Хель постаралась улыбнуться. — Найдем другую.
— Я не смог защитить тебя…
— Глупости! — прервала она.
— Не смог, — упрямо и горько повторил Мэй. — Если бы не они… Я ни на что не гожусь, Хель.
Хель молча наклонилась, поцеловала его в губы — распухшие, еще солоноватые от крови. Потом, почувствовав чей-то взгляд, выпрямилась, обернулась. В дверях каморки стоял Окассен.
— Иди спать, — сказал он строго, по-отцовски. Хель провела рукой по волосам Мэя, встала и ушла.
Серебряная башня
Автобус резко затормозил перед воротами туристского лагеря. Здесь шоссе обрывалось, и дальше вдоль ограды к замку вела неширокая пыльная дорога. Вывеска над воротами гордо гласила:
Эрнар. Серебряная башня… Центральная вежа вовсе не сияла серебром. Массивная, широкая, она точно нависала над стенами, над четырехскатными крышами пристроек. Была она вся синевато-серая, и только шатровая крыша нестерпимо сияла на солнце — настоящее серебро никогда не блестело бы так ярко. Рядом с вежей прочие башни казались хрупкими и невысокими, зубчатые стены соединяли их, опоясывая холм, и разрывались лишь в одном месте — где были ворота. Холм был приземистый, каменистый, но у подножия его буйно разрослась зелень. Должно быть, там была вода.
Нас позвали размещаться, потом — на обед в столовую с прозрачными стенами, вверху на галерее играла музыка. У столовой тоже было громкое название: «Рыцарский стан». «Туристский стон», — буркнул худой дяденька в белой шляпе, тыкая вилкой салат. Принесли огнедышащий суп. Убедившись, что он совершенно несъедобен, я пододвинула жаркое и тут услышала странный звук. Я посмотрела на даму, сидевшую напротив. Дама визжала — очень культурно и очень сдержанно. Должно быть, она была воспитанная дама. Причиной визга была крыса, солидно шествовавшая по проходу меж столиками — коричневая, с голым хвостом, но очень приятная. И тоже очень воспитанная, потому что не обратила никакого внимания на визг, подхваченный другими туристками. За крысой, пригнув головы к полу, шли гуськом и строго держа интервал, два пятнистых кота, и вид у них был задумчивый. Сосед в белой шляпе, опрокинув салат в супницу, выскочил из столовой. Одни выскакивали за ним, другие на всякий случай поджимали ноги. Почему-то от этой сцены у меня улучшился аппетит.
Я ела жаркое и с интересом наблюдала, как Ивар Кундри, рискуя свалиться со скамейки, нацеливает объектив на это уникальное зрелище. И думала о том, какие странные формы обрело ныне эрнарское гостеприимство.
К замку мы шли пешком. У дороги паслись белые и шоколадные козы. Они презрительно провожали нас южными карими глазами. Над дорогой поднималась пыль. Моложавая супружеская пара ворчала, что следовало бы везти нас на автобусе. Дядечка в белой шляпе допытывался у экскурсовода, почему башня не серебряная. Экскурсовод устало объясняла. А замок приближался и рос, все тяжелее становились стены, все грознее башни, и все меньше было в нем игрушечного, ненастоящего… Уже хорошо видны были громадные валуны, из которых слагались стены, и кое-где среди валунов светлела свежая кладка. Только сейчас я заметила, что дальняя башня еще не восстановлена до конца. И ворота были современные, легкие, и мост не подъемный, а оборонный ров почти исчез в зарослях болотной ласвицы.
Деревянный мост угрожающе скрипел и колыхался под ногами. Казалось, он вот-вот рассыплется, и мы свалимся в жидкую грязь на радость лягушкам. За мостом дорога круто подымалась вверх, кончаясь у самых ворот замка. Справа от ворот прилепилось к стене деревянное, с плоской крышей строение. Судя по вывеске, здесь помещалось управление музея. У приоткрытой двери лежала пятнистая однорогая коза и задумчиво жевала.
Распахнулись ворота, и стали выходить люди — наверно, предыдущая экскурсия. Они переговаривались и смеялись, чересчур громко, на мой взгляд, но их голоса будто никли, приглушенные стенами. Туристы прошли мимо, косясь на нас, а экскурсовод повела нас к воротам, на ходу начиная рассказ:
— Замок, товарищи, еще до конца не восстановлен, поэтому прошу не удаляться от группы и не проявлять самодеятельности. Восстановительные работы ведутся в западной части замкового ансамбля и в стенных башнях…
Двор замка был выложен широкими тяжелыми плитами, меж которыми кое-где росла трава. Плиты были новые еще, гладкие, присыпанные каменным крошевом. Впереди, во внутренней стене темнел провал арки, над ней вырастали башни-близнецы. Из арки дул сильный, неожиданно холодный ветер.
Плиты внутреннего двора были намного старше, а сам двор тесный и мрачноватый — вежа заслоняла солнце. Экскурсовод долго сбивала нас в кучу и наконец заговорила снова:
— Итак, мы находимся во внутреннем дворе замка Эрнар. Прямо перед нами так называемая вежа — головная башня, вокруг которой группируются остальные постройки. При возведении замка вежа всегда строилась первой и вначале служила и оборонным сооружением, и жилищем хозяев…
Гэльду уже не пришлось жить в веже, его прадедом выстроен был дворец. Рядом с могучей вежей он кажется совсем небольшим. Узкие окна смотрят мрачно. А когда-то в них горели цветные стекла… У вежи нет дверей. Чтобы попасть в нее, надо пройти по деревянным галереям со стен либо из комнат дворца. А вот в этой островерхой, с голым флюгерным шпилем башенке и был покой Гэльда…
— Древнее, полулегендарное название Эрнара — Серебряная башня. Связано оно с тем, что крыша вежи, решетки бойниц и отдельные плиты кладки были покрыты слоем серебра, постоянно обновлявшимся. Из серебра был отлит и колокол, который находился под самой крышей, там же около 950 года был установлен и часовой механизм, уникальное сооружение, которое, к сожалению, восстановить не удалось. Мы с вами не можем увидеть всего этого великолепия, порожденного баронской гордыней. Наследники, промотав родовые богатства, прибегли к последнему способу возродить былое величие и сняли серебро…
— Но это же неправда!
Сама не знаю, как вырвались эти слова. Экскурсовод, осекшись, с немым возмущением смотрела на меня. И почти вся группа тоже.
— У вас, вероятно, другая версия, — обрела голос экскурсовод. — Может быть, продолжите вместо меня?
Можно было извиниться и умолкнуть, но я не выдержала:
— Серебро сняли перед Восстанием, в 1079 году, а все деньги пошли на снаряжение повстанческого войска! Гэльд Эрнарский…
Гэльд вернулся в Эрнар сам не свой, и Антония это, конечно, заметила. Она всегда все замечала, что бы ни творилось в Эрнаре, недаром хозяйствовала в нем уже не первый год. Еще при жизни отца пришлось ей взять домашние дела в свои руки, и руки эти оказались на удивление ловкими и цепкими. Эрнар когда-то славился богатством, но уже к тем временам, когда появился на свет отец Гэльда, от богатств этих ничего не осталось, кроме славы да серебра на веже. Отец и пошел в Замятню, тайно надеясь поправить дела… но вышло по-иному, и Антония, шестнадцати лет еще, осталась в Эрнаре с семью братьями. Гэльд был, правда, взрослый уже, но надежд на него было мало, он больше думал о развлечениях, чем о жизни, Эверс, двумя годами младше Антонии, явно подражал ему во всем, а уж о пяти младших и говорить не стоило — Антония была им и за сестру, и за мать. Улрик, Асен, Любо и Илич — погодки и разбойные приятели — ее только и боялись, а самый младший, Матэ (названный так потому, что мать умерла, дав ему жизнь) — тот и впрямь считал в глубине души, что Антония его настоящая мать, только говорить об этом не хочет. Так что Антония была в Эрнаре хранительницей порядка и процветания, и неудивительно, что когда Гэльд приехал из Ландейла, по ее словам, «встреханный», сестра забеспокоилась. Она приступила, было, с расспросами, но ничего не добилась. Гэльд ни о чем не собирался рассказывать ни ей, ни братьям. Он только сейчас сообразил, что если заговор будет раскрыт, удар придется и по ним. Но дороги назад для него уже не было. Так пусть же подольше не знают, что к чему.
Сразу же после приезда он послал людей на рубежи. Усилить заставы. Подозрительных не допускать. Раньше в Эрнаре за рубежами не особо следили, полагались на дурную славу здешних земель. Потом Гэльд велел набрать в селениях мастеров для оружейни. Она в замке была небольшая, для замыслов Гэльда мало подходила. Ее расширили, как могли, даже поставили горны во дворе под навесом. Ковали новое оружие и подправляли старое. Антония, узнав об этих приготовлениях, только руками всплеснула:
— Никак ты Консула воевать собрался, братец?
Гэльд кое-как отговорился. Он жил сейчас в каком-то лихорадочном возбуждении — как будто река прорвала плотину и хлынула по новому руслу, впервые барон ощутил впереди какую-то иную цель — кроме повседневных забот и развлечений.
Первый гонец явился на седьмой день. К удивлению Гэльда, это был Данель. Он пришел под видом подорожного и чрезвычайно обиделся, что Антония отправила его на кухню. Антония, в свою очередь, оскорбилась тем, что Данель принял ее за ключницу. Гэльд вмешался, увел гонца к себе, туда же велел принести ужин. Данель посматривал на их скромную роскошь диковатыми глазами, с Гэльдом почти не разговаривал и на рассвете ушел в Кариан. С тех пор гости пошли один за другим, и Антония только за голову хваталась: «Что ты затеял? Лучше бы уж с бабами гулял, наживешь беды!» Но приказания брата выполняла. Несколько раз Гэльд сам ездил с вестями то в Хатан, то в Листвянку и всегда тайно надеялся увидеть Хель, но это ему не удавалось, а сам ее искать он уже не решался. Так прошел месяц.
Однажды ночью, когда Гэльд был в своих покоях в башне, явилась Антония. Вид у нее был скорбный, губы поджаты, пальцы раздраженно перебирали ключи па поясе. Гэльда это не очень удивило, Антония последнее время постоянно была зла, поэтому он, почесывая за ухом пса, равнодушно спросил:
— Ну что, сестренка?
— А ничего, братец, — язвительно ответила Антония. — Гости к тебе.
— Так проводи их сюда.
— Нет уж, братец милый, сам спустись и прими.
Пес, висанский гончак, вислоухий и поджарый, встал с коротким рычанием. Гэльд вздохнул. Собачья погода на дворе… Очередной гонец, кто же еще.
Вслед за Антонией он спустился по лестнице, взял масляный светильник и вышел. Пес шел за ним. Ледяной мелкий дождь хлестнул в лицо. Порыв ветра едва не загасил светильник. У крыльца стояли две смутные фигуры, рядом пофыркивали почти невидимые кони. Пес на всякий случай рявкнул.
— Тихо, Знайд! — прикрикнул Гэльд, поднимая повыше светильник. Один из гостей выступил в круг света, Гэльд узнал Саента.
— Какая честь! — пробасил Саент. — У барона, что ли, слуг не осталось, одни псы? Где тут стайня — коней отвести?
Гэльд махнул светильником вправо и отдал его Саенту. Потом резко сказал второму:
— Идем.
В темноте они едва добрались до крыльца. На ступеньках гонец споткнулся и ухватился за руку Гэльда. В коридоре было светло, но гонец закутался в плащ и капюшон надвинул низко — не разберешь, кто. На ступенях лестницы поджидала Антония.
— Замерзла, бедненькая… — посочувствовала она, — вымокла… Поспешил бы, братец…
Сестра еще что-то хотела сказать, но Гэльд грозно глянул на нее, и она промолчала.
— Принесешь наверх горячего вина, — бросил Гэльд, проходя мимо, — и приготовишь угловой покой.
Антония окаменела. Но обращая на нее более внимания, Гэльд провел незнакомку к себе и усадил в кресло. Знайд проскользнул за ними и лег у порога.
— Не обижайтесь на сестру, — сказал Гэльд, отходя к очагу, чтобы разжечь посильнее огонь. — Она ничего не знает.
— Я и не обижаюсь, Гэльд, — услышал он ее голос и оцепенел. Потом подошел, отвел с лица капюшон, помог снять плащ и тихо проговорил:
— Здравствуйте, Хель.
— Здравствуйте, — она устало улыбнулась. Гэльд взял ее за руки, они были ледяные и мокрые.
— Да вы же совсем замерзли, — сказал он с жалостью. — Садитесь вот сюда, к огню, — он пересадил девушку на лежанку, неловко завернул в пушистую шкуру рыка, — так будет теплее, а я потороплю сестренку…
Барон опустился в кухню. Антонии там не было, зато сидел Саент, окруженный служанками, и ужинал. На столе стоял поднос с дымящимся кубком, и Саент уже посматривал на него.
При виде хозяина служанки с визгом разбежались. Саент и ухом не повел.
— И надо было тащить ее ночью, под дождем? — с упреком бросил Гэльд.
— Кто кого тащил, — проворчал Саент, дожевывая кусок. — Разве ее удержишь?
«Торопилась», — от этой мысли Гэльду стало тепло. Он взял кубок с вином и поспешил назад.
Хель спала, укрытая шкурами. Гэльду жаль было ее будить. Он решил поставить кубок на решетку очага, чтобы вино не остыло до ее пробуждения, но тут Хель вздохнула, открыла глаза и виновато спросила:
— Это вы, Гэльд? Я заснула…
— Все в порядке, — сказал он, подавая ей кубок. Хель подержала его в ладонях, чтобы согреть их, и медленно начала пить.
— Нет, не могу больше, — жалобно вздохнула она наконец. — Спасибо, Гэльд.
Гэльд поставил кубок на пол и опустился в кресло. Хель сидела, прикрыв глаза. На лице ее была усталость, смешанная с наслаждением.
— Отдыхайте, — сказал Гэльд.
Хель открыла глаза, села поудобнее, обхватив колени руками.
— Хорошо бы, — улыбнулась она, — но вначале дело.
— Конечно, — пробормотал барон разочарованно.
— У меня серьезная весть для вас. Командиры десяток соберутся здесь, в Эрнаре.
— Здесь? — Гэльд не мог одержать удивления. — Мне уже настолько доверяют?
Хель искренне обиделась:
— А почему вам должны не доверять?
— Конечно! — воскликнул Гэльд, вскакивая. — Когда их ждать?
— Через два дня, — Хель следила за ним веселыми глазами. — Можете не торопиться.
Поделиться книгой: