Помоги проекту - поделись книгой:
Ракитина Ника, Кухта Татьяна
РАТАНГА
Сирин. Начало
Все еще ныли запястья, ободранные веревками. Они заживут быстро, труднее забыть об унижении, которое довелось пережить, когда меня связывали. Не думала, что это так унизительно. И несправедливо к тому же, ведь я пострадала за кого-то другого. Впрочем, объяснять это схватившим меня было бесполезно. Что бы я ни говорила, ответом были только ненавидящие взгляды и молчание. Видно, здорово досадила им та, на которую я имела несчастье быть похожей! Но ей удалось ускользнуть, а я должна была отвечать за ее грехи.
Меня схватили на постоялом дворе, в горнице, которую отвел мне хозяин. Он же, наверное, меня и выдал. Во всяком случае, когда я, не раздеваясь, свалилась на постель и заснула, прошло, мне показалось, несколько мгновений — и чья-то рука грубо рванула меня за плечо.
— Вот она! — услышала я резкий хриплый голос. — Я же говорил, что ты промахнулся.
— Жаль, — сказал другой. — Ты был прав.
Ничего не понимая, я открыла глаза и увидела три темных, с резкими чертами лица, склонившиеся надо мной.
— Крепко спишь, — сказал один и рывком усадил меня на постели. Жесткая большая ладонь скользнула по моему поясу.
— Что вам надо? — жалобно спросила я.
— Оружия нет.
— Какая неосмотрительность, — заметил другой. Я узнала голос жалевшего, что промахнулся.
— Что вам надо? — повторила я с отчаяньем, окончательно проснувшись. — Кто вы такие?
— Объясни ей, — бросил первый третьему, до сих пор молчавшему. — Скажи ей, что нам надо. Скажи, что Боларда казнят за то, что он помог ей бежать.
— Кто такой Болард? — машинально спросила я.
— Видели? — первый оглянулся на остальных. — Она уже имени его не помнит. Может, скажешь, ты и нас не помнишь?
— Да я вас вообще не знаю! — возмутилась я. — Не понимаю, зачем вы ко мне привязались. Вы меня, наверно, путаете с кем-то…
— Нет, — крикнул третий, — я не могу больше!
Он сунул руку за пазуху и выхватил нож. Короткое широкое лезвие с желобком посредине мелькнуло у меня перед глазами. Я даже не успела испугаться. Второй перехватил руку с ножом.
— Нет, Харен, — сказал он. — Мы должны довезти ее живой. С ней еще поговорят.
Берегиня-заступница, подумала я. Поговорят. О чем? Когда кончится это наваждение? Может, зажмуриться? Я так и сделала и тут же услышала голос первого:
— Попробуй ее довезти! Опять вывернется.
— Удержим, — сказал второй и резко завернул мне руки за спину. Ох! Я закричала от боли. Первый быстро зажал мне рот ладонью. Ладонь пахла железом и кожей. Я попыталась укусить ее, но не вышло. Второй с силой связывал мои руки веревкой. Веревка так впивалась в кожу, что мне хотелось взвыть.
— Готово, — бросил второй, и первый отнял ладонь. — Теперь ноги. Харен, придержи ее.
— Справились, — со злостью сказала я. — Трое на одну.
— А с тобой иначе нельзя, — пояснил второй, опутывая веревкой мои ноги. Я попыталась лягнуть его и тут же получила от Харена удар по затылку. В глазах потемнело.
— Сволочи! — не выдержала я. — Ну что вы ко мне привязались?
— Это тебе потом объяснят, — почти ласково сказал второй. — Кто ее понесет, ты, Вентнор?
— Пожалуй, — сказал первый. — В ней весу нет, одна злость.
Он взял меня поперек пояса, поднял легко, как куклу, и забросил на плечо.
— Закричишь — убью, — шепнул Харен мне на ухо. Я посмотрела на него и поняла — да, убьет. И только сейчас меня охватил ужас, такой ужас, что я не могла произнести ни слова.
Негромко переговариваясь, похитители спускались по лестнице черного хода. Впереди шел второй, которого, как я поняла, звали Боско, за ним Вентнор нес меня, а замыкал шествие Харен с ножом. Он явно собирался выполнить свое обещание, и случай едва не представился. На повороте лестницы я задела пяткой о стену, и это отозвалось такой болью в скрученных ногах, что я застонала. Харен сделал стремительное движение, но Вентнор сказал, не оборачиваясь:
— Оставь.
Снаружи уже темнело. Под оградой стоял возок, запряженный парой коней. Боско распахнул дверцу, и Вентнор, согнувшись, впихнул меня внутрь и усадил на узкую, ничем не покрытую скамью. Сам сел рядом и захлопнул дверцу. Снаружи донеслись неразборчивые голоса, шаги. Потом все стихло, и возок рванулся с места.
Ох, как трясло! В возке всегда трясет, но можно хотя бы вцепиться в дверцу или край скамьи, упереться в пол ногами. Ничего этого я не могла сделать. Когда я откидывалась назад, то ударялась о стенку затылком и сведенными локтями; когда наклонялась вперед, то едва не падала; и при каждом рывке веревки все больше врезались в тело. Вентнор безучастно сидел рядом.
— Слушай, ты! — крикнула я ему. — Или развязывай, или держи, понял? Тебе от моих синяков легче, да? Что я вам сделала?
— Ничего, — сказал равнодушно Вентнор. — Только брата Харена из-за тебя убьют.
— Да не знаю я ни Харена, ни его брата! Ничего я не знаю, пойми! Вы меня за другую…
Я не договорила. Возок опять тряхнуло, и на этот раз я не удержалась. Меня швырнуло на пол, и я ударилась лбом о ребро скамьи напротив. Вентнор молча поднял меня и усадил рядом с собой. Теперь он держал меня за плечи. В голове гудело. Я закрыла глаза, вновь открыла и почувствовала, что по лбу к переносице ползет что-то теплое. Я мотнула головой, пытаясь стряхнуть это, потом попробовала вытереть плечом. Бесполезно. Теплая капля щекотала кожу.
— Вытри, — сказала я сквозь зубы. — Пожалуйста.
Вентнор покосился на меня и жестким рукавом куртки провел по моему лбу. Стало легче.
— За что вы меня? — спросила я тихо. — Объясни, пожалуйста, за что?
Вентнор помолчал, глядя вперед, потом так же тихо ответил:
— Не смеши меня. Ты сама все хорошо знаешь. И мы тебя знаем. Из-за тебя человек пойдет на смерть. Ты его обманула, а теперь спрашиваешь — за что?
— Я его не обманывала. Я здесь вообще ни при чем, понимаешь? — меня приводила в отчаянье эта равнодушная ненависть. — Вы меня приняли за другую, я совсем не та, никого я не обманывала! Да ты посмотри на меня!
— Замолчи, — все так же тихо, не поворачиваясь ко мне, приказал он. — Посмотреть на тебя… Думаешь, один Боско в тебя целился? Лучше замолчи, иначе меня сменит Харен, а с ним тебе вряд ли будет уютно.
И я замолчала. Не потому, что испугалась, а потому, что поняла: не стоит. Он как глухой.
Возок вдруг резко встал. Распахнулась дверца, и Боско крикнул:
— Выходи!
— Что случилось?
— Сабрина разлилась, не успели проскочить. Мост снесло. До утра придется подождать.
— Ну, подождем, — сказал Вентнор, подхватывая меня. — Мы же терпеливые.
Огня разводить не стали. Выпрягли коней, бросили на землю плащи и легли спать. Меня тоже уложили. Думала, что удастся заснуть, но не тут-то было. От сумасшедшей тряски ныло тело. Плащ был слишком тонким, чтобы сгладить все неровности земли. Все, что я могла сделать — это лечь на бок, поджать ноги и закрыть глаза. Несколько раз подходили то Вентнор, то Боско — проверяли крепость веревок. Наконец они угомонились, и мне почти удалось задремать.
Из дремоты меня вырвало чье-то прикосновение. «Опять…» — со злостью подумала я и хотела, было, взглянуть, кому это там не спится, но тяжелая рука легла на затылок и вдавила лицом в плащ. Было душно и щекотно. Я слышала чье-то дыхание и тихий непонятный скрип. И вдруг почувствовала, что ноги у меня свободны, хоть я и не могу ими шевелить; сильные чужие пальцы разминали мышцы, пока в кожу не впились тысячи обжигающих игл. Тогда неведомый спаситель занялся моими руками, а я снова попыталась увидеть его, и снова меня бесцеремонно ткнули носом в плащ.
Потом этот человек ушел, так и не сказав ни слова. Когда его шаги затихли, я попыталась встать. С третьего раза мне это удалось, но через несколько шагов я зашаталась и упала бы, если б не успела ухватиться за дерево. Ноги ослабли, руки мелко дрожали, почти что не слушались. «Ну, успокойся, успокойся», — шептала я, прижимаясь к стволу. На поляне передо мной спали, завернувшись в плащи, трое. Один из них помог мне. Кто? И зачем? Некогда было думать об этом. Надо было уходить. И я пошла.
Должно быть, в темноте и спешке я свернула на неверную дорогу. Трава на обочине становилась все гуще, тропинка — все уже, из земли выпирали узловатые корни, кроны деревьев нависали над моей головой. Возвращаться, однако, было нельзя. Давно рассвело, давно уже обнаружен мой побег, и чем бы ни руководствовался мой неведомый спаситель, помочь мне сейчас он был не в силах. И я шла вперед даже тогда, когда тропинка ныряла под вывороченные корни лестовника и исчезала; я перебиралась через бурелом, обдирая одежду, спотыкалась, хваталась за сухие ветки, они ломались с треском… Паутина залепляла глаза, и я не сразу заметила, что выбралась на поляну. Она была небольшая, покрытая низкой жесткой травой, журчал невидимый, но близкий ручей, а посреди поляны стояла плетеная полуразвалившаяся хижина.
Неужели здесь живет кто-то? Ни знака людей, ни запаха дыма, ни звука. Решившись, я подошла. Покосившаяся полурастворенная дверь висела на одной петле.
Внутри было пусто и чересчур темно. Я распахнула дверь до отказа, утренний свет высветлил утварь в углу, земляной пол, заросшие мхом стены. В другом углу, в полутьме, виднелась как будто куча тряпья. Я подошла ближе, наклонилась — и отшатнулась: из-под тряпья блестел неподвижный и яркий глаз.
Преодолев первый страх, я отшвырнула тряпье. Там был человек, он лежал навзничь, почерневший рот приоткрыт, глаза глядят в потолок. Лицо серое, будто присыпанное пеплом. Мертв? Страх снова охватил меня. Скорее отсюда, из мрачной хижины, из бесконечного, враждебного леса! И тут человек, будто услышав мои мысли, застонал.
В этом звуке было мало человеческого, он походил скорее на скрип песка о камень. Но это стонал человек. А я стояла над ним, не зная, что делать. Он ранен? Умирает? Может, напоить его водой? Или перевязать? Но ведь крови нет, да и чем перевязывать? Никогда еще мне не приходилось ухаживать за ранеными.
Все-таки я отыскала среди утвари берестянку и принесла воды. Проглотив немного, человек начал задыхаться и дрожать. Уж не повредила ли ему вода? Но нет, он успокоился и перестал стонать. Поставив берестянку на пол у его изголовья, я взяла широкий ржавый нож и вышла нарезать травы — не на голом же полу мне спать и не на тряпье с больным.
Странно прошел день. Я то засыпала, то просыпалась от стонов. Все, что я могла сделать — дать ему воды или положить на лоб мокрую тряпку. Явных ран у него на теле не было, стало быть — неизвестная болезнь, а лечить нечем. Жара у него не было, кожа ледяная и липкая, и весь он мелко дрожал. И стонал. Эти стоны!.. Надо было уйти, ведь меня ищут, но — не могла. Пыталась, но что-то властно возвращало меня назад, к неизвестному, умирающему в лесной хижине. Ну не могла я оставить его умирать одного! Слишком сильна была во мне жалость, сама даже не ожидала этого. Уйду, если умрет.
А это могло наступить скоро. К вечеру он не подавал уже признаков жизни, только стонал изредка. Руки его дергались, пальцы то сжимались, то разжимались, будто ловя что-то невидимое. Страшно! Но еще страшнее было вновь оказаться в плену, да еще отвечать за чужие грехи. И когда стемнело, я заснула в хижине на охапке травы и спала крепче, чем в прошлую ночь.
Утро пришло внезапно. Я проснулась от солнца, бьющего в глаза сквозь дыру в крыше. Подошла к больному. Он не шевелился уже и, кажется, не дышал. Я прижала ухо к его груди и услышала неровные, редкие толчки. Или это бьется мое собственное сердце?
В хижине внезапно потемнело. Я подняла голову, и сердце гулко упало куда-то: на пороге, заслоняя солнце, стоял человек. Он шагнул вперед, выйдя из бьющего в глаза света, и я разглядела его лицо — Вентнор!
Я не закричала и не попыталась бежать. Слишком ошеломило меня это появление.
Вентнор подошел ближе, и наши взгляды встретились. Он не выказал ни удивления, ни прочих чувств. Будто и собирался встретить меня здесь. Почти не обратив на меня внимания, он склонился над больным и тут же резко выпрямился, словно увидел призрак.
— Морна… — прошептал он, и даже в полумраке я увидела, как побледнело его лицо. Он повернулся ко мне:
— Давно ты здесь?
— Со вчерашнего утра, — ответила я.
— Почему не ушла раньше?
— Отдыхала, — объясняться еще с ним…
— С ума сошла, — тяжело выговорил он. — Это же морна, разве ты не видишь?
— Что это? Его имя?
На лице Вентнора написалось ошеломление.
— Да что с тобой? Ты же пережила Поветрие Скал.
— Ничего я не переживала, — устало сказала я. — Никакого поветрия. Ты все никак не можешь взять в толк, что вы ошиблись.
— Сейчас я, пожалуй, готов в это поверить, — невесело усмехнулся Вентнор. — Провести ночь под кровом, зараженным морной… Неужто пятен не заметила?
— Каких пятен?
— А-а, не время. Что делать-то? — он оглянулся. — По чести говоря, сжечь бы эту хижину и нас вместе с ней.
— Ты что?!
— Да, ты же не пережила Поветрие, — он смотрел на меня с явной насмешкой. — Ты не знаешь, что будет, если морна выйдет за стены этой хижины.
— Может быть, уже вышла, — бросила я. — Кто знает, откуда он пришел и долго ли был здесь.
— Тоже верно, — согласился Вентнор, — и все-таки… Стой, где стоишь! — прикрикнул он, видя, что я пошла к двери. — Не выходить, покуда не разрешу, ясно? Это тебе не шутки с людьми шутить, это морна!
— Подумаешь, — пробормотала я. Я не могла ни понять, ни разделить его тревоги. Ну, болезнь, ну, опасная, но не настолько же… Вентнор зачем-то обошел хижину, оглядел каждый угол. Потом вернулся к больному и долго стоял над ним. Опять я попыталась пробраться к двери, и снова меня остановил окрик:
— Ни с места, я сказал!
Спиной он видит, что ли? Но было в голосе похитителя что-то, заставившее меня подчиниться.
Вентнор выпрямился:
— Все.
— Что — все?
— Мертв.
Я рванулась, было, подойти, но воин не пустил меня:
— Лучше сдирай мох со стен. Сдирай и бросай вон туда, — он указал на угол, в котором лежало тело.
Высохший мох отдирался легко, целыми слоями, обнажая густо сплетенные ветви, из которых была сделана хижина. Вскоре весь угол был завален серыми хлопьями.
— Хорошо, — Вентнор кивнул. — Теперь отойди подальше.
Я подчинилась уже без вопросов, а он вынул из-за пояса трут и кремень и склонился надо мхом. Вспыхнуло яркое дымное пламя. Вентнор снял шейный платок, намочил его водой из баклаги, разорвал надвое и одну половину протянул мне:
— Прижмешь ко рту, когда будет трудно дышать.
— Зачем?
— Придется побыть здесь немного, — невозмутимо ответил Вентнор.
Поделиться книгой: