Помоги проекту - поделись книгой:
Рисунок 2.3.
Государственное объединение научных и прикладных исследований Австралии CSIRO прогнозирует в своем докладе, что к 2040 году больше половины электроэнергии в Австралии будет производиться и храниться самими потребителями непосредственно в месте потребления. И важную роль в этом сыграют не только домашние системы или панели для крыш, но и корпорации. Самый крупный сегодня в мире покупатель возобновляемой энергии Google объявляет о намерении инвестировать в нее еще 2,5 млрд долларов США в ближайшие несколько лет[97].
Даже если оставить в стороне полемику об изменении климата, можно утверждать, что, став действительно бесплатной или почти бесплатной по сравнению с электричеством, полученным с помощью угля или газа, солнечная энергия неизбежно и очень быстро сделает лишними энергосети. Почему? Потому что солнцу распределительная сеть не нужна, солнечные устройства можно установить в любом доме и у любого потребителя. Так что затраты энергосбытовых компаний очень скоро сделаются неприемлемыми, что увеличит потребность в распределенной сети.
2015 год был важным годом для солнечной энергетики – она достигла ценового паритета[98] с электрогенерацией на основе природного газа. При этом солнечной энергетике не нужна система генераторов и традиционная распределительная сеть. Идея системы, состоящей из деревянных столбов и проводов высокого напряжения, становится нежизнеспособной. И вновь Дэвид Крейн высказал проницательное замечание о революционной природе этих изменений в энергораспределении.
Подумайте, какая невероятная глупость – строить в XXI веке энергосистему на основе 120 миллионов деревянных столбов… Вы можете сколько угодно усиливать эту систему, но если вы признаете, что мы проходим через первую стадию адаптации, – значит, системе, созданной в 1930-х годах, осталось работать недолго.
Обратите внимание: эти замечания исходят не от компании – производителя солнечной энергии, а от инсайдера одного из лидирующих на сегодняшнем американском рынке поставщиков розничной электроэнергии! Однако если отключить жилье, офисы и фабрики от электросетей, то главным условием выживания распределенной системы станет возможность запасать и хранить энергию. Tesla Motors, производитель автомобилей и накопительных элементов, недавно объявила, что ее новая пятимиллиардная «Гигафабрика» (Gigafactory) в Неваде будет не только выпускать батареи для автомобилей Tesla, но и продавать домашние батареи, которые назвали Powerwalls – «энергетические стены». Они могут запасать избыточную энергию в течение дня, позволяя домам и в темное время суток или в пасмурную погоду функционировать независимо от централизованной сети.
Рисунок 2.4.
Через девять дней после презентации в Tesla у «Гигафабрики» уже было 85 000 заказов на новую батарею на сумму более 800 млн долларов США[99], и компании пришлось объявить, что все распродано до середины 2016 года. Ключевая проблема понятна. С распространением солнечной энергии и ростом использования Tesla Powerwall и подобной продукции многие домохозяйства скоро попытаются выйти из централизованных энергосетей. Если в ближайшие 20 или 30 лет количество таких домохозяйств окажется значительным, компании – поставщики энергии начнут нести убытки и не смогут обслуживать свои сети. Как следствие, сам этот упадок подтолкнет следующие домохозяйства в объятия новейших технологий.
Двадцатилетний постепенный отход от генерации на основе ископаемого топлива уже начался. В записке, которую подготовили для Национального банка Абу-Даби (NBAD) Кембриджский университет и PricewaterhouseCoopers (PwC), утверждалось, что производительность солнечной энергетики, вероятно, достигнет паритета с централизованными распределительными сетями в 80 % стран в ближайшие два года[100]. Разумеется, пользоваться чистой и дешевой солнечной энергией во всех отношениях лучше[101], чем выкапывать из земли уголь, перерабатывать его, а затем посылать энергию по проводам, висящим на 120 миллионах деревянных столбов. На рисунке 2.3 представлен великолепный анализ из блога научного фантаста Рамеза Наама. Он убедительно показывает, что без всяких субсидий солнечная энергия в ближайшие 10 лет уже будет обходиться примерно вдвое дешевле природного газа и угля. По одной только этой причине она должна выиграть схватку за первенство. Разговор идет теперь не об изменении климата, загрязнении среды или о чистой энергии, а просто об экономической выгоде, которая, как известно, практически всегда перевешивает.
Если заглянуть вперед, хорошая новость состоит в том, что домохозяйств в США 125 млн, а в мире – за 2 млрд. Достаточно, чтобы переоборудовать их солнечными элементами и батареями в ближайшие 20–30 лет. Сегодня в сфере возобновляемой энергии работают 8 млн человек, но к 2030 году, по оценкам экспертов, эта цифра вырастет до 37 млн. И эти цифры взяты не с потолка: по данным американского The Solar Foundation, занятость в секторе домашней солнечной энергетики в США росла в 2015 году почти в 12 раз быстрее, чем в экономике в целом.
Как недавно сообщило аналитическое агентство Mintel, почти четверть тех, чья взрослая жизнь началась около 2000 года (поколения Y), хотят начать собственный бизнес – и примерно каждый пятый планирует сделать это в ближайшие 12 месяцев[102]. На рынках США или Австралии высокая стоимость делает высшее образование либо недоступной, либо нецелесообразной инвестицией для больших групп населения. Многие из этого поколения все чаще выбирают обучение с помощью онлайн-платформ, хакафонов[103], стажировок, в стартапах и в процессе работы вместо традиционного колледжа. Это технологически продвинутое поколение с его альтернативным подходом к образованию все чаще требует и более гибких условий занятости. В совокупности 66 % его представителей хотели бы использовать в своей работе носимые технологии (устройства вроде умных часов и фитнес-браслетов)[104], а 40–45 % используют личные смартфоны и загружают приложения специально для работы (сравните с 18–24 % тех, кто старше).
В Великобритании 85 % выпускников поколения Y считают, что в ближайшие пять лет внештатная работа или работа в качестве независимого специалиста станет еще более распространенным и приемлемым способом преуспеть на рынке труда[105]. В их среде этот взгляд настолько распространен, что для него даже создано специальное слово – gigging[106], например: «Я вольный стрелок (I’vegotagig) в "Гугле"». Остальные называют их «постоянными фрилансерами», или «пермалансерами» (от
Работой такого рода занимаются дома, в офисах коллективного пользования и даже в Starbucks. Есть сайты, помогающие «вольным стрелкам» находить кофейни, которые можно для этого использовать[107]. Поэтому ничего удивительного, что почти половина опрошенных в Великобритании и США представителей поколения нулевых однозначно предпочитают такой образ жизни и тип занятости.
Работа на условиях полной занятости[108] – историческая аномалия. За саму идею структурированной рабочей недели ответственны первые промышленники, которым потребовалось одновременное присутствие определенного количества рабочих на производстве. В результате последние 100 лет работа выстраивается вокруг 40-часовой рабочей недели просто за неимением лучшего способа собрать людей в одном месте в одно время, чтобы они сотрудничали и что-то производили.
Сегодня технологии меняют саму природу работы. Поколение нулевых будет первым поколением наших дней, делающим много «микрокарьер» одновременно и отбросившим за ненадобностью идею «полной занятости» и стандартную рабочую неделю. «Работа» будет скорее похожа на облачную торговую площадку, чем на офисный стол в традиционной организации.
Хотя ключевой навык, или «карьерный якорь», скорее всего, сохранится, большинство станут предпринимателями с возможностью «настрелять» на стороне. Например, платформы Uber, Lyft и Sidecar позволяют людям превращать свой автомобиль и время в деньги. TaskRabbit – рынок разовых подработок. Airbnb дает возможность сдавать свои свободные комнаты. Etsy – рынок рукоделия и 3D-дизайна, которыми занимаются на дому. DesignCrowd, 99designs и CrowdSPRING – бесплатные ресурсы для дизайнеров, где можно получать заказы на логотипы и другие проекты.
Уже совсем скоро технология сделает возможным мгновенный вывод на рынок вашего набора навыков, аукционы разовых заказов, для выполнения которых нужны квалифицированные фрилансеры. А возможность получать деньги за свой труд практически в реальном времени или по выполнении работы ускорит изменения.
Исследование позволяет предположить, что у сегодняшних выпускников колледжей к 30-летнему возрасту будет по десять и больше мест работы. В условиях нестабильной занятости поиски себя стали социально и культурно приемлемым занятием. Ожидания изменились. Возраст 20+ используется как время, за которое человек может понять, чем на самом деле хочет заниматься, поэтому смена разных мест работы в разных областях в это время нормальна.
Кое-что появилось просто в результате необходимости. Поколение Y в целом лучше образованно, чем предшественники, но кризис 2008 года (Великая рецессия) ударил по их занятости особенно сильно: их безработица достигает 30 % среди мужчин и 37 % среди женщин[110]. Это порождает прагматический подход к работе и технологиям, разовую занятость, смену рабочих мест и подработки «вольным стрелком» – все, чем знаменито поколение нулевых.
Несмотря на проблемы, создаваемые технологическими революциями, в прошлом мы всегда прогрессировали как вид. Жилищные условия улучшались, миллиарды людей вышли из бедности, выросла продолжительность жизни, снизилась детская смертность, а глобальная тенденция к созданию новых рабочих мест стабилизировала безработицу в большинстве регионов. В целом дела идут хорошо, однако многим это не мешает жаловаться, что молодежь теряет время в социальных сетях, а глубокая технологическая интеграция лишает нас человечности и отлучает от «нормальной жизни», которой жили предыдущие поколения.
Мы знаем точно – человечество непрерывно адаптирует свое поведение. Иногда перемены кажутся незначительными, как, например, переход от чтения бумажной книги к чтению с планшета, – но за ним стоит серьезный поведенческий сдвиг в понимании покупки книг.
Рисунок 2.5.
Иногда новые технологии, например электронная почта или смартфон, радикально меняют повседневную жизнь, делая возможными сценарии поведения, для наших бабушек и дедушек непредставимые. Приветствовать такие перемены или выступать против них?
Недавно я говорил на одном мероприятии об изменениях в поведении, в основном сосредоточившись на молодом поколении, которое пришло в мир, уже полный встроенных технологий, которые для этих людей – естественная часть жизни. После выступления меня отвел в сторонку озабоченный родитель, характерный представитель формирующегося класса «техноскептиков», которые не уверены, что технология всегда меняет жизнь к лучшему. Этот родитель рассказал, что его пугает мое описание мира будущего, в котором растет его семилетний сын. В рабочие дни его ребенку запрещено пользоваться компьютером и гаджетами, чтобы заставить его жить «нормальной» детской жизнью и играть в «нормальные» игры, а технику можно использовать только по выходным.
Проблема в том, что этот родитель навязывал собственное представление о нормальном детстве ребенку, родившемуся уже в новом поколении и нуждающемуся в других навыках выживания. Ребенок, не умеющий общаться и конкурировать с ровесниками, используя новые технологии, рискует столкнуться с негативными последствиями.
Разумный баланс нужен, но избегать технологических изменений – не та стратегия, которая подходит поколению, устремленному вперед в мире, доверху набитом техникой. В большинстве развитых стран вы можете потерпеть неудачу в поиске работы по специальности, если не используете возможностей аккаунта на LinkedIn или в социальной сети. Маршаллу Маклюэну[111] принадлежит отличное высказывание, которое исчерпывающе характеризует сегодняшний мир поколения, родившегося уже при компьютерах и интернете:
Не знаю, кто придумал воду, но уверен, что не рыба.
Задумаемся о поколении, родившемся уже в высокотехнологичном мире. Поколении, смотрящем на технологии настолько иначе, что Джордан Гринхолл[112] назвал их «поколением омега», то есть последним. Пользуясь характеристикой Маршалла Маклюэна, дети, родившиеся после;2000 года, не рассматривают окружающую их техносреду как нечто новое. Она для них вроде воздуха или воды. Не уникальная, не революционная, ни от чего не отличная, она просто есть.
Дети, родившиеся после 2000 года, вряд ли испытывают личные чувства по отношению к таким событиям, как 9/11, – просто потому, что для них это история. Конечно, они не помнят времени, когда не было интернета. Большинству из них непонятна идея телепередачи, которую показывают на конкретном канале в конкретное время (причем для того, чтобы посмотреть ее снова, приходится ждать повторного показа). Мой шестилетний сын – один из таких. Он может смотреть свои любимые передачи на любом устройстве в любое время. Это поколение очень хорошо адаптируется, но их жизнь и решения полностью зависят от их технологической среды. Как, например, они узнают новое? Гуглят или смотрят видео на YouTube.
Они не выросли среди видеокассет, кассетных проигрывателей, виниловых пластинок и лампового телевидения. Поэтому отличаются даже их лексикон и язык. Как они решают, какой купить телефон, одежду, видеоигру или музыку? Спрашивают в Сети и реагируют на упоминания и лайки. Родителям такое поведение может казаться странным. Однако оно однозначно говорит о поколенческом сдвиге в области принятия решений и формирования связей.
Некоторые думают, что техносреда снижает эмоциональную насыщенность связей, в которые вступают наши дети. И действительно, наука с этим в какой-то мере согласна. Недавние исследования показали, что за последние примерно два десятилетия значительно выросло число случаев аутизма. Многие убеждены, что это просто результат улучшения диагностики, но даже с учетом этого фактора (26 %), большей информированности (16 %) и того, что родители стали старше (11 %), статистика все равно дает нам 47 % случаев аутизма неясного происхождения[113],[114]. Некоторые думают, что поколение, родившееся в высокотехнологичном мире, иначе читает эмоции и выражения лиц других людей, иначе чувствует и выражает свои чувства. Высказывается даже гипотеза, что причиной аутизма, синдрома Аспергера и других подобных состояний может быть эволюционная адаптация к миру, в котором технические навыки для ребенка важнее, чем навыки обращения с людьми.
Это не значит, что такие дети менее эмоционально восприимчивы. Не исключено, что они получают так много информации об эмоциональном состоянии своих друзей через социальные сети и технологии, что их эмоциональный коэффициент (EQ) на самом деле может оказаться выше, чем у старшего поколения. Они просто получают данные через каналы обратной связи своей экосистемы, а не через выражения лиц или речь.
Это поколение часто обсуждает практически все в реальном времени: как развиваются отношения, что съели на завтрак, что смотрят, что покупают и что из этого всего им нравится, а что нет. Источники информации, которых у меня никогда не было ни в детстве, ни в юности, позволяют им принимать решения гораздо быстрее. Утверждают даже, что сегодняшний молодой выпускник из Лагоса, Мумбаи или Бангкока благодаря смартфону имеет доступ к большему объему информации, чем президент США всего 20 лет назад. Другими словами, они очень хорошо адаптируются, очень быстро думают и совершенно не склонны сопротивляться технологическим изменениям. В их мире изменения непрерывны, а их ускорение – признак движения к лучшему.
Это может привести к крупнейшей из всех известных социальных трансформаций. Например, беби-бумеры (родившиеся в 1946–1963 годах), а также старшие представители поколения X, которые до сих пор стоят у руля в политике и в крупном бизнесе, были поколениями наиболее не расположенными к социальным и политическим переменам, потому что стабильность ощущали как ключевую потребность. 113-й Конгресс США был самым старым в истории (средний возраст его членов составлял 62 года[115]) и считается одним из самых неэффективных[116].
С появлением социальных медиа мы увидели резкий рост протеста со стороны людей поколения Y, пытающихся спровоцировать перемены – посредством Арабской весны или движения Occupy, выступлений против жестокости полиции и против убийств в США и других местах. Беби-бумеры мечтали о спокойной жизни, поколение X – об экономическом процветании и стабильности. Новых граждан мира – поколение, которое станет доминирующим к 2023 году, – не привлекает стабильность как таковая, они хотят
Этим двум мирам с высокой вероятностью предстоит столкнуться в следующем десятилетии по вопросам климатических изменений, энергетики, занятости и образования. Особенно остро – когда станет ясно, что в правительстве не представлено самое многочисленное поколение избирателей, или когда технологические изменения вступят в противоречие с интересами лидирующих индустрий и групп влияния, в частности в таких странах, как США.
Медицинское консультирование, финансовые услуги, техническая сфера – все это, наряду с устройством управления, последние 100 лет строилось на идее информационной асимметрии – представлении, что правительство или консультанты знают что-то, чего не знаешь ты. Сейчас информационной асимметрии просто не существует, и, когда влияние лоббистов или конкретных групп интересов становится вопиюще очевидным, правительствам все труднее утверждать, будто они действуют в интересах общества.
Бесспорно одно. Трансформация, которую создают технологии и эпоха дополненной реальности, станет, возможно, одним из самых значительных социальных изменений, какие мы только видели с начала индустриальной революции в 1750-х. В эпоху дополненной реальности каждая область нашей жизни будет пронизана технологиями, будь то искусственный интеллект, распространение необыкновенного опыта или совершенно новые системы создания стоимости, выстроенные на основе новой инфраструктуры и новых операционных цепочек. Через 30 лет технологии станут так миниатюрны, всесильны и интегрированы, что мы перестанем видеть в них совокупность устройств, интерфейсов, многоточечных сенсорных панелей, мыши и клавиатуры, как сейчас. Технологии будут внутри нас, на нас, в нашей одежде, в наших домах, машинах, – и везде, в каждом своем проявлении они будут в миллионы раз мощнее, чем мощнейшие из сегодняшних компьютеров.
Представьте сеть датчиков размером с клетку крови, которые изнутри кровеносной системы докладывают вашему личному искусственному интеллекту о состоянии вашего здоровья и жизненно важных показателей. Или искусственный интеллект, который слушает телефонные разговоры и встречи, чтобы знать, что внести в ежедневник. Представьте умный дом и умный автомобиль, которые координируют свои действия с тем же искусственным интеллектом, чтобы организовать ваше питание, поездки и другие потребности.
Чтобы секвенировать первый человеческий геном, потребовалось 10 млрд долларов, сегодня мы делаем это в миллионы раз дешевле. Чтобы секвенировать ВИЧ, понадобилось пять лет… сегодня на это уйдет меньше одного дня, а через десять лет компьютеры, решающие эти задачи, будут в миллион раз мощнее сегодняшних.
Открывающиеся возможности ошеломляют.
Если думать об эпохе дополненной реальности, искусственном интеллекте и новых технологиях как об угрозе человечеству то самая большая проблема, с которой можно столкнуться, состоит в том, что поколение, которому со всем этим комфортно, лишит вас выбора – участвовать в новом мире или нет. Для них дело не в новизне – это просто их способ жить. Это круто, это ново, а все, что не воплощается в последнем из совершенно необходимых устройств или в новейшем приложении, которым уже вовсю пользуются друзья, – попросту устарело и никому не нужно. Эпоха дополненной реальности – это торжество непрерывных изменений, порождаемых технологиями, и те, кто сопротивляется переменам, рискуют проиграть больше остальных.
Глава 3
Когда компьютеры исчезнут
Информационные технологии растут экспоненциально, практически удваивая свои показатели ежегодно. То, что раньше размещали в здании, сегодня умещается в кармане, а то, что носят в кармане, через 25 лет поместится в клетке крови.
В разгар Второй мировой Алан Тьюринг и команда Блетчли-парка[117] изобрели первый программируемый электронный цифровой компьютер, созданный для конкретной цели: помочь британским дешифровщикам с криптоанализом шифровальной машины Lorenz[118]. Эти роторные машины для поточного шифрования широко использовались немецкой армией во время войны при передаче закодированных сообщений. Colossus Mark I был введен в эксплуатацию 5 февраля 1944 года. Его усовершенствованная версия, Mark II, начала работу 1 июня 1944 года, за считаные дни до начала высадки в Нормандии[119].
Рисунок 3.1.
Первым универсальным программируемым вычислительным устройством стал «Электронный числовой интегратор и вычислитель» (Electronic Numerical Integrator and Computer, ENIAC). Изначально применявшийся в армии США для расчета таблиц артиллерийской стрельбы, он вошел в строй 29 июня 1947 года. К 1950 году на планете существовало лишь несколько таких машин – компьютеров. Однако компьютерные технологии уже появились и пошли в мир.
Давайте сравним то время с сегодняшним днем.
В наши дни простейший гаджет, например звуковой модуль в музыкальной поздравительной открытке[120], обладает процессором в 1000 раз большей мощности, чем вся вычислительная техника конца Второй мировой войны вместе взятая, и при этом обходится в 10 центов за чип. Закон Мура в очередной раз подтвержден!
Среднего класса устройство, которое вы носите в кармане, производительнее, чем все, что имелось в распоряжении крупнейших мировых банков, корпораций и авиакомпаний в 1980-х годах. Создание чего-либо эквивалентного по вычислительной мощности обычному современному планшету 20–30 лет назад стоило бы от 30 до 40 млн долларов, и в то время это считалось бы суперкомпьютером. Смартфон у вас в кармане мощнее, чем все компьютеры, которыми располагало НАСА в 1970-х годах при работе над проектом «Аполлон». И кстати, почти в три миллиона раз мощнее, чем навигационный компьютер «Аполлона», с помощью которого Нил Армстронг, Базз Олдрин и Майкл Коллинз прокладывали путь к поверхности Луны. Мощнейший суперкомпьютер 1993 года, созданный корпорацией Fujitsu для Космического агентства Японии примерно за 34 млн долларов (в ценах 1993 года), уступил бы в производительности смартфону уровня Samsung Galaxy S6. Этот же смартфон в 30 или 40 раз мощнее, чем все компьютеры, которыми Bank of America располагал в 1985 году[121]. Игровая приставка Xbox 360 примерно в 100 раз производительнее, чем бортовой компьютер первого космического шаттла.
Если у вас на руке умные часы, скорее всего производительность их процессора больше, чем у настольного компьютера 15-летней давности. Процессор компьютера Raspberry Pi Zero, который сейчас в США стоит всего пять долларов, эквивалентен по мощности iPad 2 выпуска 2011 года. На таких автомобилях, как Tesla Model S, установлено множество центральных (CPU) и графических (GPU) процессоров, которые вместе образуют более мощную вычислительную платформу, чем у авиалайнера Boeing 747[122].
Через 30 лет вы будете носить в кармане или встраивать в одежду, дом и даже в собственное тело устройства, превосходящие по мощности самые производительные сегодняшние суперкомпьютеры и, возможно, даже более мощные, чем все компьютеры, которые были подключены к интернету в 1995 году[123].
На заре своих дней интернет начинался как проект ARPANET – от английского Advanced Research Projects Agency Network («Сеть Агентства передовых исследовательских проектов»), возглавляемый Агентством передовых исследовательских проектов (ARPA[124], позднее – Управление перспективных исследовательских проектов, DARPA) и научным сообществом. Первое соединение с помощью сети ARPANET было установлено между Калифорнийским университетом в Лос-Анджелесе (UCLA) и Стэнфордским исследовательским институтом (SRI) 29 октября 1969 года в 22:30.
Мы установили телефонную связь с ребятами в SRI. Напечатали букву L и спросили по телефону: «Видите L?» – «Да, видим L», – был ответ. Мы напечатали О и спросили: «Видите О?» – «Да, видим О». Тогда мы напечатали G, и система легла…[125]
Параллельно развитию первых компьютерных сетей различные производители компьютеров стремились уменьшить в размере и персонализировать технику, чтобы ее можно было использовать дома или в офисе. Вопреки распространенному мнению, первой компанией, создавшей персональный компьютер (ПК), была не IBM. В начале 1970-х Стив Джобс и Стив Возняк уже интенсивно работали над собственной версией. Их детище – первый Apple, позже известный как Apple I, – фактически опередил модель IBM[126] почти на пять лет, и в нем применялся совершенно другой инженерный подход. Однако событием персональный компьютер стал только после того, как Apple выпустила свой Apple II.
Примерно тогда же, когда Джобс и Возняк создавали первую разновидность ПК, компьютеры на рабочих местах стали резко уменьшаться в размере. Больше не надо было отводить целые комнаты этим гигантам, состоящим из множества блоков: дисков, принтеров, устройств ввода и центрального процессора. Безраздельное доминирование мейнфреймов (больших универсальных серверов) в корпоративном компьютерном ландшафте шло к концу. Они уступали дорогу мини-компьютерам[127], более известным как midrange – машины средней мощности.
Рисунок 3.2.
Термин «мини-компьютер» не очень подходил приборам размером с большой холодильник, но все-таки они были и мощнее и меньше, чем стандартный мейнфрейм. Digital Equipment Corporation (DEC) разработала серию мини-компьютеров PDP (Programmed Data Processor, «Программируемый обработчик данных»), начав с PDP-1, и завоевала большую популярность к моменту выпуска PDP-11. В 1980-х на предприятия пришли Sun Microsystems, HP и другие со своими компьютерными платформами для бухгалтерии и простейшими системами управления. Однако персональные компьютеры тоже были уже готовы преобразить рабочие места, прежде всего благодаря тому, что появились сетевые технологии.
В 1979 году на основе работ, которые с начала 1970-х годов велись в исследовательском центре Xerox PARC над технологией Ethernet для локальных и глобальных вычислительных сетей (LAN/WAN), Роберт Меткалф основал компанию 3Com. Сначала программы, способные использовать протоколы LAN, ограничивались простыми задачами вроде совместного доступа к файлам, распечатки файлов и отправки электронной почты. Вскоре эта технология развилась в то, что стало называться многоуровневой архитектурой (n-tier computing), позволяющей связывать много персональных компьютеров и серверов приложений в весьма мощные офисные сети. Такие компании, как Oracle, возникали в ответ на необходимость создавать базы данных и программные системы для этой новой архитектуры.
Закон Меткалфа, названный так в честь основателя 3Com, гласит, что по мере роста числа узлов сети ее полезность для участников растет экспоненциально. Это объясняет стремительный рост Facebook или Twitter за последние годы. Понимать эффект сети очень важно для понимания будущего. Если совместить законы роста сети с ростом компьютеров по закону Мура, то прежде всего мы увидим, что экспоненциальный рост взаимосвязанных компьютеров и других устройств уже нельзя остановить. В 2008 году количество «предметов», подключенных к интернету, превысило число людей на планете[129], причем развитие глобальной компьютерной сети после этого только ускорилось.
Сегодня мы соединяем в сеть лампочки, домашние термостаты, дверные замки, самолеты, дорожный транспорт, дроны, роботы-пылесосы и еще много приспособлений и гаджетов. Мы на пороге взрывного роста взаимосвязанных интеллектуальных устройств, датчиков и узлов, которые обещают до неузнаваемости изменить мир. К 2020 году к интернету будет подключено 50 млрд «вещей», а к 2030 году, возможно, мы будем говорить уже о 100 трлн датчиков – по 150 датчиков на каждого человека планеты. Эти датчики будут сообщать обо всем, от частоты сердцебиений до уровня зарядки электромобиля, загрязнения воздуха вокруг, содержания сахара в крови и даже параметров повседневных отходов нашей жизнедеятельности. На основе их данных будет строиться информированное и измеряемое будущее с растущей продолжительностью жизни на все более чистой и безопасной планете.
Чтобы революция связи действительно изменила будущее и судьбу Земли, предстоит сделать сети доступными для всех, а не только для развитых наций. Как этого добиться?
Рисунок 3.3.
В 2014 году во время «революции зонтиков» в Гонконге[130] важную роль сыграло новое (на тот момент) приложение под названием FireChat на основе технологий ячеистой сети[131]. С помощью телефонного Wi-Fi или передатчика Bluetooth оно может связываться с другими телефонами, даже когда ни интернет, ни обычная мобильная связь не работают. Калифорнийская компания Open Garden, создатель FireChat, объявила, что в октябре 2015 года заключила партнерское соглашение с оператором Smart Tahiti Networks (STN), которое позволит жителям Таити общаться друг с другом, не нуждаясь в тарифных планах или в связи с сотовым оператором.
Ячеистая топология обещает стать идеальным решением для соединений внутри сети. Теоретически любое устройство, способное выходить в интернет, может стать узлом распределенной сети, которая позволит не только устройству соединяться с интернетом, но и другим устройствам – связываться, используя соединения друг друга. Сегодня у сети есть разные точки доступа, будь то оборудование интернет-провайдера (ISP) или беспроводные маршрутизаторы Wi-Fi, – устроенные как каналы для связи с более крупной сетью, которой является интернет. Узлы ячеистой сети – это маленькие радиопередатчики, которые связываются не только с пользователями того или иного узла или точки доступа, но и друг с другом. Если один из них теряет соединение с основным каналом интернета, он просто соединяется с ним через любой другой доступный узел. Это настоящая распределенная сетевая топология, которая больше не зависит от связи каждой конкретной точки доступа с основным каналом.
Последствия у технологии ячеистой сети далеко идущие, особенно в сельской местности Африки, Индонезии, Индии и Китая, где связность сети – возможность подключения к ней – ограниченная или вообще нулевая. Теоретически каждое устройство с маленьким встроенным радиопередатчиком может стать средством выхода в интернет даже в изолированных районах. Помимо ячеистой сети, есть и другие технологии, которые доставят беспроводной интернет более чем двум миллиардам людей, не имеющим к нему доступа, – над этим сейчас работают Facebook и Google.
В рамках инициативы Internet.org[132] Facebook создает прототип сети на базе высотных дронов Aquila, которые, используя солнечную энергию и лазеры, передают сигнал на небольшие вышки или тарелки, размещенные на земле. Такие дроны могут не приземляться месяцами и летать выше гражданских самолетов. Google работает над аналогичным проектом под названием Project Loon, используя вместо дронов высотные аэростаты.
В следующие 20 лет самые крупные инновации будут связаны не с ростом сетей, а с новыми применениями интеллектуальных компьютеров, объединенных в сети, в каждой сфере нашей повседневной жизни. Чтобы это произошло, нужна новая парадигма дизайна, новые программы и новые пути взаимодействия человека с устройствами. Внимание к дизайну наглядно проявляет себя в красоте таких устройств, как айфоны, по сравнению с первыми мобильными телефонами; в том, как большие дисплеи применяются в Tesla, или в отсутствии экранов в таких устройствах, как Amazon Echo[133]. Мы ищем и находим все более изощренные способы встраивать технологии в окружающий нас мир.
В 1982 году я пошел в 9-й класс элитной средней школы в Мельбурне, в Австралии. Мельбурнская школа была одним из первых учебных заведений в стране, где преподавали компьютерные науки как один из предметов. Сегодня мы видим, как президент Обама и ему подобные пишут свой первый фрагмент кода на Java, а дети учатся программировать через YouTube и Codecademy, но тогда, в начале 1980-х, подобное изучали в университетах. Когда я начал знакомиться с программированием в школе, мы пользовались компьютером, доставшимся нам от Мельбурнского университета, который давал возможность программировать на Бейсике, Паскале, Коболе и Фортране[134], но только с помощью перфокарт.
Рисунок 3.4.
В те дни, чтобы программировать, нужно было записать свой код на бумаге, затем, строчка за строчкой, перенести его на перфоркарту. Затем специальный аппарат для чтения пачек карт читал их поштучно и переводил карандашную пометку или отверстие в букву, число или знак, которые затем интерпретировались и компилировались. Классическая программа Hello World требовала четыре разных карты. В школе я был общепризнанным хакером. Прекрасно помню, как взломал систему школьной администрации, чтобы прочитать записи учителей. Меня за это на две недели отлучили от компьютерного класса. За символическую плату я предлагал другим ученикам делать за них задания по программированию. Дело было не в деньгах: я просто проверял, смогу ли получить одни и те же результаты на выходе, пользуясь разными версиями программы.
Примерно в это время мой приятель Дэн Голдберг познакомил меня с моим первым компьютером Apple II, а через некоторое время я завел дома первый микрокомпьютер VIC-20[135]. Несколько лет спустя я уговорил отца потратиться на домашний IBM-совместимый компьютер. От программирования на перфокартах, с которых считывались карандашные пометки, я перешел к клавиатурам и монохромным экранам. Интерфейс, особенно тот, что создавался для игр и графики, был очень примитивным. У моего микрокомпьютера Commodore VIC-20 было около 4 килобайт встроенной оперативной памяти, 16-килобайтное расширение и кассетный накопитель на магнитной ленте для хранения программ. Он был способен показывать изображения с использованием 16 ярких цветов, но я соединил его со старым черно-белым телевизором, который валялся у родителей. Помню, как покупал журналы для тех, кто увлекался VIC-20, и вглядывался в строчки кодов, старательно вводя их, чтобы сыграть в какую-нибудь новую игру.
Так я учился программированию. Меняя параметры, изучал его синтаксис и логику. Заканчивая среднюю школу, я обладал достаточными навыками, чтобы сразу устроиться на работу по этой специальности. Это позволяло мне совмещать учебу в университете с ежедневными занятиями тем, что я любил: писать коды. Когда появились Windows 3 и 3.11, вдруг оказалось, что графический интерфейс делает работу на компьютере еще проще. Вы получали стандартные средства контроля и такие элементы, как окно редактирования, удобные кнопки и другие элементы дизайна, которые давали гораздо больше возможностей по сравнению со старым экраном с зелеными буквами. Компьютеры становились все мощнее, а интерфейсы – все удобнее. Первое поколение компьютерных интерфейсов было знакомо только инженерам. Второе позволяло научить пользователей применять конкретные программы, не становясь программистами.
Но даже в условиях такого прогресса знание одной компьютерной или операционной системы не означало умения работать или ориентироваться в другой, недостаточно знакомой. Скоро стало возможно купить программный продукт в готовом виде. Достаточно было вставить дискету или картридж в консоль или в компьютер, и даже тот, кто никогда не пользовался этой программой прежде, имел все шансы разобраться в ней. Сегодня мы загружаем на телефоны и ноутбуки приложения и программы, освоение которых требует минут, а не недель интенсивной учебы. YouTube и другие онлайн-инструменты позволили моему 12-летнему сыну научиться писать на Java дополнения к экосистеме популярной игры Minecraft[136] за считаные недели.
Поделиться книгой: