Лесной князь

Едва он завидел деревянную избушку, то вспомнил, что сегодня он, наконец-то сможет затопить небольшую баньку. Только вчера он закончил утепление ее стен. Раньше он редко ходил в баню и сквозняки не слишком докучали ему при мытье. Но сейчас больная девушка могла замерзнуть в холодной баньке. Оттого последние несколько дней он подолгу чинил маленькую деревянную постройку. Почти три недели Катюша жила у него и еще ни разу она не мылась. Лишь в первый день, Иван влажной тряпкой обмыл ее от крови и грязи. Но сейчас девушке было уже лучше, и он намеревался сегодня же, попарить ее в бане специальной хвоей, которая изгоняла из тела все хвори. Это осознание заставило его сердце забиться быстрее, и он поспешил к дому.

Добравшись до небольшого расчищенного от снега двора, Иван оставил убитого вепря на улице, намереваясь после освежевать животное. Ловкими движениями, счистив снег со снегоступов, Иван поставил их в сенях. С некоторым трепетом он вошел внутрь теплого домика и сразу же его глаза отыскали темноволосую девушку, которая сидела на кровати. Он пробежался по ней цепким взором. На ней был длинный красный сарафан, из-под которого виднелись ножки в вязаных чулках. Горло ее было обвязано теплым платком. Ее длинные волосы были собраны в толстую косу. Одежда делала ее похожей на деревенскую девушку. Однако томный немного высокомерный взор Катюши, утонченная и изысканная речь девушки, ее грациозные плавные движения выдавали в ней дворянскую породу.

Едва он появился на пороге, как Катюша вскинула на него напряженный взгляд. Иван прошел в избу и положил мешок на лавку в углу.

— Отчего Вы не лежите? — спросил он недовольно, развязывая суму и доставая пойманных животных.

— Я устала все время лежать, мне уже лучше. Я могу помогать Вам по хозяйству.

Иван, обернулся к ней и жестко заметил:

— Вы еще не поправились и слабы словно дитя.

— Это не так. Мне гораздо лучше, — возразила Катя тихо, не понимая, отчего он все время пытается выставить ее невозможно больной и немощной. — Прошу позвольте мне хотя бы готовить, — попросила девушка.

Иван, вновь оторвался от пушнины. Приблизившись к Катюше, он внимательно вновь оглядел ее и отметил, что цвет ее лица был уже не таким бледным как неделю назад. А ее глаза прозрачные и ясные теперь сверкали подобно двум ярким голубым топазам. Она действительно казалась вполне здоровой. Все эти выводы совсем не понравились Ивану, ибо осознание того, что девушка вскоре может окончательно поправиться и покинуть его жилище вызвало в его душе недовольство. Увидев в ее больших печальных глазах мольбу, он пробурчал:

— Вы даже на ногах не стоите. Как Вы собрались готовить еду?

— Посадите меня за стол, или рядом с плитой. Для того чтобы кашу мешать, да тесто месить не нужно стоять.

Иван поджал губы. Он знал, что она права. И видимо более нельзя было заставлять ее лежать в постели. Вдруг девушка закашлялась.

— Вот видите, я же говорил, что Вы еще не здоровы, — заметил он тут же.

— Но руки то у меня здоровы, — нашлась Катя, как только перестала кашлять.

— Ну ладно, Ваша взяла, — произнес недовольно Иван, и указал на глухаря, которого он пару минут назад положил на деревянный стол. — Вы сможете его ощипать?

— Конечно, я много раз помогала на кухне Миланье кур ощипывать.

— Вашей кухарке? — переспросил Иван.

— Ну да. У батюшки в поместье она лучше всех… — Катя тут же осеклась, поняв, что он специально задал каверзный вопрос, дабы она рассказала чуть больше о себе. И нахмурившись, добавила. — Это не важно.

Иван, внимательно посмотрел на девушку, пытаясь хоть что-нибудь прочитать о ее прошлом на ее бледном личике, и уже через миг вздохнул, поняв, что Катюша более ничего не скажет. Он приблизился к ней вплотную и предложил:

— Что ж давайте я посажу Вас за стол, чтобы Вам было удобнее.

Легко подхватив ее на руки, Иван перенес ее на скамью, находившуюся около стола. Усадив девушку, он не отошел от нее, а остался стоять рядом за ее спиной.

— Теперь довольны, Катерина Васильевна?

— Да вполне, — кивнула девушка, не поворачивая к нему лица.

Вдруг его пальцы прикоснулись к ее волосам за ушком, и Катя невольно вздрогнула, тут же обернув к нему лицо.

— Перо от подушки в Ваших волосах, — ответил он глухо. Убрав руку, он сделал вид, что что-то выбрасывает рукой в сторону. Катя окатила его быстрым пронзительным взглядом и отвернулась от него. Проворно пододвинув к себе глухаря, она начала ощипывать птицу, стараясь не думать о том, что он так и стоит за ее спиной. Не прошло и нескольких мгновений, как она ощутила, как широкая теплая ладонь Ивана легла на ее головку. Медленно и очень ласково он провел рукой по ее темной косе сверху вниз. Невольно замерев от его прикосновения, и натянувшись словно тетива, девушка перестала ощипывать птицу.

— С этой косой Вы, словно девочка, — гортанным проникновенным баритоном произнес Иван. Его рука двинулась дальше вниз, и переместилась на ее спинку. Катюша, растерянно смотрела перед собой, боялась повернуть к нему лицо. Странные слишком интимные прикосновения этого мужчины привели ее в стопор, и она не понимала, зачем он это делает. Отчетливо ощущая его горячее дыхание на своем затылке, она пытаясь разрядить напряженную обстановку которая возникла между ними, испуганно выпалила:

— Мне бы миску, для перьев.

Иван медленно убрал руку, которая уже почти достигла низа ее спины и, вздохнув, тихо произнес:

— Сейчас подам.

Спустя пару часов они впервые вместе сидели за небольшим дубовым столом и трапезничали. На ужин Катюша под цензорским взором Ивана, который то и дело указывал что ей делать, сготовила гречневую кашу с небольшими кусочками мяса из того самого глухаря, которого ощипала чуть раньше. Иван пересадил ее к печи, и девушка, чуть привставая на колени, вполне умело смогла и поправить в печи огонь, и помещать кашу. И теперь они сидели напротив друг друга, и Катюша, раскрасневшаяся от печки, с аппетитом поглощала ужин, стараясь поменьше смотреть на Ивана Алексеевича. Ибо его пристальный, какой-то темный пытливый взор не оставлял ее ни на минуту, неимоверно смущая ее. Через какое-то время он вымолвил:

— Я затопил баню, скоро она будет готова. Вам надо помыться.

Услышав его последнюю фразу, Катя удивленно вскинула на него глаза и спросила:

— Помыться?

— Да. Я отнесу Вас в баньку и попарю Вас хорошенько, чтобы вся хворь вышла. А то Вы уж больно сильно кашляете, — объяснил он. Хотя Катюша просто безумно жаждала помыться, но слова Ивана вызвали в ней недоумение. После его слов в ее головке нарисовалась какая-то непристойная картина с его участием.

— Вы что ж хотите меня сами парить? — выдохнула она удивленно, округлив глаза.

— Конечно, — просто ответил он.

Катя зарделась, словно алое яблоко.

— Это совсем не допустимо!

— Отчего же? Вы еще слишком слабы и я помогу Вам вымыться, — заявил он властно.

— Я не пойду с Вами в баню! — тут же выпалила Катюша, сверкая на него непокорными глазами и думая, что он, конечно же, шутит. Ибо это было просто не приемлемо, чтобы она мылась при нем в бане. И, конечно же, никакая ее немощь не оправдывала этого. Однако на его лице была написана такая уверенность в своей правоте, что Катюша, желая сразу же на корню пресечь эти его развратные заявления о том, что он намерен парить ее сам, заявила. — Я не так немощна, как Вы пытаетесь мне доказать, Иван Алексеевич. И я вполне могу обойтись в бане и без Вашей помощи.

— И кто же Вас веником охватит? Не бойтесь, сильно я стегать Вас не буду, — начал он снова.

— Неужели Вы не понимаете что это просто неприлично?! — возмутилась она.

— Вы преувеличиваете, Катерина Васильевна, — недовольно заметил он. — Что такого если я…

— Нет, — неучтиво перебила его Катюша. — Если Вы действительно хотите мне помочь, то просто отнесите меня в баню, а я дальше сама.

— Но Вы не сможете, помыться одна, — напряженно сказал он, устремив на нее предостерегающий пронзительный взор темно-зеленых глаз.

— Смогу, — заявила она так уверенно, что брови Ивана сошлись у переносицы, и он опустил глаза. Он заставил себя проглотить еще одну ложку каши, но через миг резко выскочил из-за стола и начал одеваться на улицу.

— Пойду, проверю, как топится. Наверное, дрова еще нужны, — буркнул он и быстро вышел из избы. Катя смотрела на закрытую дверь, за которой исчез Иван и, все больше утверждалась в мысли, что надо как можно скорее поправиться и покинуть это место, хозяин которого явно хотел добиться от нее нечто большего, нежели просто словесной благодарности.

Чуть позже он действительно отнес ее в банку и оставил в мыльной, как она и просила. Дождавшись, когда Иван уйдет, Катюша проворно сняла сарафан и рубашку, и уже довольно умело, но все же осторожно на коленях переместилась в парную, и просидела там некоторое время. Затем так же на коленях перебралась по теплому полу в моечную. Наведя теплой воды в корыте, и заметив на лавке миску с жидким мыльным корнем, вымыла два раза голову. А затем и все тело. Она проворно закончила мыться, и вытерла влажные волосы грязной рубашкой. Именно в этот момент, она заслышала в предбаннике тяжелые шаги Ивана. Испуганно схватив сарафан, который висел чуть сбоку, девушка лишь успела прижать материю к своему обнаженному телу. Иван зашел в моечную без стука, и тут же его темный цепкий взор впился в девушку. Широкий сарафан, притиснутый к ее телу, прикрывал Катюшу от грудей до коленей, и она вмиг смутилась от его наглого поведения.

— Вы закончили? — спросил он с вызовом и как-то зло. И Катя неуверенно кивнула в ответ. Он быстро приблизился к ней, и бесцеремонно накинул на нее одеяло, не дав ей даже одеться. Завернув девушку, словно куклу, он вынес ее наружу, предварительно, поправив одеяло на ее голове. В избе он опустил Катю на кровать и заявил ядовитым тоном. — Одевайтесь, я не буду Вам мешать.

Когда дверь за ним закрылась и Катя осталась одна в мрачной избушке, освещаемой лишь одной лучиной, она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь привести дыхание в порядок. Еще в баньке ее горло сковал такой страх, что она боялась пошевелиться в руках Ивана, когда он поднял ее. И сейчас она ощущала себя подобно зверьку в капкане и словно зависела от милости охотника. Он мог переломить ей шею, а мог и отпустить на волю. И этим охотником был именно этот человек.

Катюша быстро надела на себя чистую длинную рубашку, которая лежала на кровати и, замотав старой рубашкой волосы, залезла под теплое одеяло. Только теперь, она вдруг осознала, что Иван, как-то странно держал ее, неся в избушку из бани. Она отчетливо ощутила, как его дерзкие руки, держали ее не за бедра, как были должны, а за ягодицы. А бородатое суровое лицо его почти касалось ее лица, отчего девушка даже на морозе почувствовала его горячее неровное дыхание. И все эти выводы и домыслы девушки, а еще более инстинктивное чутье, что хозяин избушки явно испытывает к ней далеко не невинные желания, привели существо Катюши в нервное несчастное состояние.

Катюша увидев, что крышка чугунка начала приподниматься наклонилась вперед, встав коленями на лавку, и взяла ухват. Передвинув кашу в сторону, подальше от огня, она снова села и принялась лепить пельмени. Тесто, раскатанное тонким слоем, умело в руках девушки начинялось рубленым мясом и принимало форму маленьких полумесяцев.

Прошло уже восемь дней, как Иван позволил ей заниматься приготовлением пищи. Первые дни он критично смотрел за тем, как девушка передвигается по лавкам на коленях, между столом и плитой. Лавки были специально поставлены на расстоянии удобном для Кати. Да она не чувствовала ступней ног, но колени ее были подвижны и Катя легко перемещалась между печью и столом.

Заслышав очередной стук топора, Катя подумала, что этот человек просто не может сидеть без дела. Все эти дни, что она провела в лесном жилище, Иван все время что-то чинил, ходил на охоту или занимался хозяйством. Лишь по вечерам после ужина, он садился на большой покрытый старой мешковиной сундук и начинал перебирать оружие, которое он осторожно снимал со стены, противоположной кровати. Он чистил ружья, протирал и точил ножи. Иногда Катя замечала, что он гладит оружие. В эти моменты выражение его лица принимало странное выражение. Оно становилось мягким, отстраненным и мечтательным. Катюше отчего-то казалось, что Иван вспоминает о чем-то. Возможно о давно прошедших днях. И воспоминания эти были явно любимы Иваном. Суровость его лица куда-то исчезала, и он казался ей другим. И девушка ощущала, что перед ней совсем незнакомый человек.

Катя еще не закончила укладывать на доску первый ряд пельменей, как в избу вошел Иван. Стряхнув снег с мохнатой шапки, он положил ее на высокую полку. Краем глаз девушка отметила, как он снял тулуп и направился мыть руки. Проходя мимо нее, Иван остановился.

— Как Вы сняли кашу? — удивился он.

— Ухватом.

— Отчего же меня не позвали? — спросил он, недовольно.

— Зачем? Вы заняты были. Или Вы все еще считаете меня совсем беспомощной? — спросила она, усмехнувшись. — Вот я пельмени почти закончила стряпать.

— Вижу, — сердито буркнул Иван и направился к умывальнику.

Спустя четверть часа, они ели вкусную гречу с солеными грибами и запивали медовым чаем. Иван молчал. С начала трапезы он то и дело странно погладывал на Катю. Она чувствовала, что он хочет ей что-то сказать, но не решается.

— Вы сегодня не замерзли ночью? — спросил он вдруг, и внимательно посмотрел на девушку. Отчего-то этот простой вопрос насторожил Катю.

— Нет.

— Я вот думаю, может утеплить избу? А то скоро морозы будут лютые. Я то привык к холодам. А вот Вы можете снова простудиться.

Сначала его слова вызвали в душе девушки чувство благодарности. Но спустя минуту Катя задумалась. Неужели он думает, что она останется в его избушке надолго, и будет пережидать какие-то морозы? Нет, этого просто не могло быть.

Вот уже неделю, едва Катюша стала чувствовать себя гораздо лучше, она начала постоянно размышлять о том, что ей делать дальше? Возвратиться в разоренное поместье она не могла. Возможно, разбойники-убийцы все еще находились там. Поэтому она все-таки решила отправиться в Петербург, к своей родной тетке. Но Катя была немощна, и единственным человеком, который мог вывести ее из этой глухой чащи леса, был именно Иван Алексеевич. И именно теперь девушка решила, что уже вполне здорова, чтобы выдержать долгий путь до столицы. Ибо она отчетливо осознавала, что далее оставаться в этом убогом забытом всеми жилище с его странным, суровым хозяином было невозможно.

Теперь Иван выглядел несколько иначе, чем месяц назад, когда Катюша впервые увидела его. Он стал часто мыться в бане, по три раза на неделе, обычно после нее. И теперь девушка отчетливо отмечала цвет его волос. Они были русыми, густыми и блестящими. Сейчас он собирал волосы в тугой узел на затылке, перевязывая их короткой холщевой веревкой, чтобы они не мешали ему. Эта прическа открывала его высокий лоб, и его лицо казалось теперь более выразительным. Большие живые темно-зеленые глаза его были глубоко посажены. Даже пахнуть от Ивана стало лучше, и девушка почти не ощущала его мужского запаха, как в первые дни знакомства.

С самого первого дня, едва Катюша поселилась в лесной избушке, она отчетливо замечала настойчивую алчную заинтересованность Ивана в ее персоне. Девушке совсем не нравился его постоянный горящий темный взгляд, направленный на нее. Поначалу он вел себя достаточно сдержано. Но затем, при малейших попытках девушки держаться от него на расстоянии или быть самостоятельной, его поглощающий взор становился угрожающим. Иван ничего не говорил ей постыдного, но Катя инстинктивно чувствовала, что за этим молчаливым недовольством Ивана скрывается, что-то еще.

Катя, как только могла, пыталась изолировать себя от этого человека. Она попросила его сделать ей большие лапти, в которых она на коленях могла сама передвигаться по избе. Хоть такой способ передвижения был для девушки труден, но Катя могла им пользоваться при походах в отхожее место или же когда Ивана не было дома. Эта небольшая самостоятельность радовала девушку. Однако полностью избегать общества Ивана было невозможно. Едва он появлялся на пороге избушки, он не позволял Кате передвигаться самой, а молча угадывая ее намерения или настойчиво спрашивая о них, переносил девушку на нужное место. При этом ворча о том, что Катюша могла бы не бояться просить его о помощи. Благо, что по прошествии первых двух недель, Иван находился дома, гораздо реже, чем раньше.

С каждым последующим днем Кате казалось, что дерзкие прикосновения этого лестного отшельника, а именно так про себя она называла Ивана, становятся более настойчивыми. И девушка видела, что в последнее время он даже не собирался скрывать своего жадного интереса к ней. На днях он ладонью обхватил ее грудь, якобы перепутав ее с талией, а вчера, когда разминал с мазью ее ноги, непозволительно высоко запустил руки под ее рубашку, и когда Катя недовольно зыркнула на него, Иван с вызовом посмотрел на нее, и руку убрал не сразу. На все его попытки смутить ее и нагло прикоснуться к ней, Катюша молчала и делала вид, что не замечает этого. Девушка понимала, что скандалы не приведут ни к чему хорошему. И совсем не знала, чего еще можно было ожидать от этого высокого молчуна, с пронзительными темно-зелеными глазами и мрачным выражением на лице. Сейчас она полностью зависела он этого мужчины. И порой ей безумно хотелось убежать, забыть эту маленькую избушку, которая стала для нее одновременно и пристанищем и ловушкой. И сейчас она понимала довольно отчетливо, что ей было необходимо как можно скорее покинуть это глухое место.

Катя молчала долго, отчего-то нервно теребя ложку. Иван решил, что она задумалась о своем и, похоже, не собирается продолжать разговор. Он прокашлялся, чтобы привлечь ее внимание, и сказал:

— Катерина Васильевна, так что Вы думаете, о том, чтобы утеплить избу?

— Не думаю, что меня это касается, — ответила она безразлично.

— Отчего же?

— Оттого что, я намереваюсь уехать отсюда и как можно скорее, — заметила она тихо, но твердо.

— Уехать? Вот еще новость! — как-то раздосадовано заметил он.

— Иван Алексеевич, я живу у Вас месяц. Я уже почти здорова. Мне более неудобно стеснять Вас своим присутствием.

— Катюша, Вы не стесняете меня. И вообще не пойму к чему Вы завели этот разговор? — спросил напряженно он.

— Вы могли бы отвезти меня в деревню?

— Я же уже говорил Вам, что там опасно, — быстро выпалил Иван, вперив в нее недовольный взор.

— Да я помню. Но я не про ближайшее село говорю. В округе же есть и другие деревни?

— Какие еще другие? Поблизости только эта. В остальные я не ходил. Они, скорее всего, не ближе двадцати семи верст. И дорогу до них я совсем не знаю.

— А Сарское село далеко отсюда?

— До него тоже верст тридцать будет не меньше. Только в ту сторону через болота идти. Ибо эта чаща с трех сторон окружена болотами. А если по длинному пути минуя болота, то верст сорок с лишним будет.

— Но ведь тридцать верст можно за день пройти, — заметила Катюша.

— За два если летом. А на снегоступах ход гораздо медленнее. Да и тропа теперь вся занесена, — заметил он. — И вообще я не пойму, зачем Вы версты считаете, Катерина Васильевна? Ходить то Вы все равно не можете, — закончил он холодно.

— Но Вы могли бы меня отнести, — пролепетала она неуверенно, устремив на него чистый пронзительный голубой взор.

— Как это отнести? — спросил Иван, нахмурившись, прекрасно понимая, о чем она говорит.

— Вы же принесли меня сюда, когда нашли в лесу…

Он очень долго пристально смотрел в ее взволнованное красивое личико и лихорадочно искал в своих мыслях нужный ответ, чтобы закончить этот неприятный разговор. Ибо он совсем не жаждал куда-либо нести ее.

— Да я принес Вас. Но скажу я Вам, Вы совсем не легкая ноша. Я пару раз отдыхал. И едва добрался до избушки. Тяжко прямо, — не моргнув глазом, соврал Иван, прекрасно зная, что девушка очень легка. Ибо сейчас, когда он переносил ее на руках с места на место, он даже поднимал ее без напряжения. А той ночью на его плече она показалась ему не тяжелее волчицы. Оттого в тот злополучный день, когда он спас ее, он добрался до своей избушки очень быстро, ибо перемещался на своих снегоступах, почти не снижая привычного темпа, которым ходил по лесам. Тяжелой ношей Иван считал лишь убитую тушу вепря, которая могла весить до дюжины пудов. Но всего этого он естественно не собирался рассказывать Катюше, преследуя свои тайные интересы. И уверенно смотря на нее, продолжил. — Посчитай, только на рассвете добрался. А это почти полночи. Выдохся весь. Просто уж больно жалко было Вас. Вот и терпел из последних сил. Нет, теперь уж увольте. Не смогу я донести Вас так далеко. И путь то сейчас в три раза больше надобен, да и зима теперь.

Катя нахмурилась, наряжено размышляя, и уже через несколько мгновений предложила:

— А если подстилку сделать из веток, типа санок? Вы бы смогли волоком меня отвезти.

— Что еще за глупость? — опешил он, нахмурившись, поразившись ее сообразительности. Этот разговор невозможно напрягал Ивана. Он прекрасно знал, что если бы действительно он захотел, то нашел бы способ доставить девушку не только до дальней деревни, но и до Петербурга если надо. Но он совсем не хотел, чтобы девушка куда — либо исчезала из его избушки теперь. Может быть потом, чуть позже. Но теперь он всем своим существом чувствовал, что яростно хочет, чтобы зависимое положение Катюши при нем продолжалось и далее, и она непременно находилась здесь подле него.

— Так же в санях люди зимой ездят.

— А это уж совсем глупая мысль Катерина Васильевна, — заметил он, нахмурившись. — И к тому же морозы стоят лютые теперь, да и тропу занесло. И на подстилке этой, Вы замерзните насмерть. А идти мне придется почти три дня и в лесу ночевать. Вы не выдержите такого.

Катюша долго молчала, инстинктивно чувствуя, что он чего-то не договаривает или просто пытается ей внушить, что ей никак не выбраться из его логова. Это совсем не нравилось ей и вызывало в ее мыслях неприятные думы о том, что он специально делает все, чтобы не отпускать ее отсюда. И оттого она тихо напряженно сказала:

— Мне отчего-то кажется Иван Алексеевич, что Вы ищете предлог, чтобы я осталась здесь.

Он упер на нее темный горящий взор и лишь через минуту с вызовом произнес: