Суета сует

Майор вошел в массивное здание высокой «сталинки», поднялся на шестой этаж и позвонил в дверь.

Ему открыл Борис Любимцев. Взглянув на его лицо, Владимиров вдруг вспомнил давно уже забытый им фильм с его участием. Правда, в этом еще советском фильме Любимцеву было от силы лет двадцать пять. Он играл какого-то лейтенанта на Курской дуге. Весь измазанный сажей, в одежде, разорванной от осколков, со струящейся кровью на ладонях он с гранатой бросался под танк и останавливал вражескую атаку. Его красивое молодое лицо поражало зрителей своей несокрушимой решимостью дать отпор врагу.

Любимцев сильно изменился. Хотя его полнота, морщины и заметная седина отчасти шли ему. Он мог бы еще сыграть какого-нибудь холеного барина или изнеженного чиновника, или даже прожженного жизнью олигарха. Но теперь его лицо выражало какую-то безучастность всему происходящему.

Он пригласил майора на широкую, богато обставленную кухню. На столе стоял кофейник, были приготовлены чашки, виднелась изящная вазочка с печеньем и пирожными.

— Со мной сейчас моя тетушка, — пояснил Любимцев, — она всегда мне помогала и до сих пор помогает, хотя, вероятно, это я уже должен ей помогать. Познакомьтесь, это тетя Лиза, вернее, Елизавета Павловна.

Владимиров увидел, что у плиты стояла старушка небольшого роста с лицом как запеченное яблоко и с необыкновенно живыми карими глазами.

— Вы из органов? — просто спросила она, — да, ведь порядок такой. Нужно опросить родственников. Меня тоже или только Боречку? Вы спрашиваете, не стесняйтесь, я ведь тут уже как дома. А с Боречкой мы всю жизнь вместе. Знаете, после войны трудно жилось, вот мы все друг за друга и держались. Меня в детстве мама Боречки нянчила, а потом вот я с ним занималась. И какого богатыря вырастила!

— Я вас долго не задержу, — отозвался Владимиров, — только спрошу о том, как вы оцениваете все случившееся?

— Как оцениваю? Да беда в наш дом пришла. Откуда не ждали. Ведь это меня, старую, нужно было хоронить, а не Маечку. Ей бы еще жить и жить. А видите, как оно вышло. Смерть не разбирает. У меня тоже столько ровесников уже там, с Богом беседует. А мне пока собираться не время. Тут у меня и дом, и Боря. Но вы знаете, вы пока кофе попейте, а мне к врачу назначено сегодня. Больше, наверное, вопросов ко мне нет?

Владимиров покачал головой. Он не совсем был готов к беседе за чашкой кофе, однако понял, что так будет легче завести разговор по душам с хозяином дома.

Как только дверь за тетей затворилась, Любимцев зашел в комнату и принес оттуда уже початую бутылку коньяка.

— Ну, майор? — спросил он.

— На службе, — поморщился Владимиров.

— Хоть по сто грамм, — стал уговаривать Любимцев. — Кофе потом запьем. Мне тоже много нельзя. Жалко тетю Лизу. Да бельчонок бы не одобрила. Не любила она это все.

— Кто, простите?

— Жена моя… покойная. Я ее бельчонком звал. Никто не знает ведь, что наши самые-самые первые съемки прошли в детском фильме. Это даже за съемки-то не считалось. Мы на заднем фоне семью белок играли. Она бельчиха, а я… Как это называется? Вообщем белка мужского рода. Белк. С тех пор я ее так и называл.

— Соболезную вашей утрате, — искренне отозвался майор, — но я вынужден задать вам несколько вопросов. Понимаете, смерть вашей супруги взволновала многих, много слухов, домыслов, нужно разобраться.

Любимцев кивнул в знак согласия, но уже налил себе и майору в чашки, приготовленные для кофе, немного коньяка. Выпил, не морщась. Владимиров, секунду подумав, сделал то же самое.

— Правильно, — одобрил Любимцев.

Однако он, как и обещал, отнес коньяк на место.

— Давайте теперь кофе, — сказал он, вернувшись.

Они налили себе кофе и стали глотать еще горячий крепкий напиток.

— Берите печенье, — угощал хозяин, — еще пирожные, все свежее, вкусное. Мне теперь звонят с утра до вечера. На шоу на телевидение приглашают, на детектор лжи, на расследования какие-то, книгу даже о Майе хотят написать. Раньше я о такой славе только мечтал, а теперь она сама пришла. А мне тошно от нее. Домой я всем дорогу закрыл. Нечего тут топтаться. А вы позвонили, я подумал, решил встретиться. Вы человек подневольный — над вами начальство. Приказало допросить. Я готов — допрашивайте.

— Борис Алексеевич, вы не подозреваемый, чтобы вас допрашивать, — мягко начал Владимиров. — Необходимо, чтобы вы просто подробно рассказали мне о вашей поездке в Грецию, о том, как ваша супруга пошла купаться в море, какие обстоятельства сопровождали это. То есть все, что вы знаете.

— Да я много ли я знаю, — отозвался Любимцев. — Что же попробую. Значит, так. Поездку на море захотела она. Решили в июне, потому что у нее был перерыв между съемками, да и в начале июня все-таки солнце не такое опасное. Грецию выбрали случайно, думали об Испании, Италии, но тут как-то подвернулся этот курорт. Я и ехать не хотел. У меня же сессия. Я все-таки преподаю, но жена уговорила, убедила. Выбрались в общем. Перелет она перенесла хорошо. Распаковали вещи в отеле. Все пошло однообразно: шведский стол, пляж, номер. Никуда кроме пляжа и не выбирались. И вот на четвертый день она решила вечером с морем попрощаться. Был у нее такой ритуал — заплывать в море под закат, кричать что есть мочи все свои желания и возвращаться обратно. Плавала она очень хорошо. С детства занималась плаваньем. Я плаваю гораздо хуже, поэтому всегда берега держусь. Она уплыла, рукой мне еще махнула из воды. Я ждал. Ее не было полчаса, потом час. Начал сильно беспокоиться, сообщил охране, они по-русски вообще не говорят, а я никакой другой язык не освоил, но поняли меня, позвали переводчика, а потом полиция приехала. Стали искать, позвонили в наше посольство, те, как узнали, что пропала Савицкая, стали инструктировать меня, что и как делать. А уже утром ее водолазы нашли. Увезли. А мне потом из посольства позвонили, сообщили, что сердечный приступ, мгновенная смерть, она даже ничего понять не успела. Вот так.

— А сама она о смерти не говорила? — спросил Владимиров.

— Да что вы! Майя в трудные времена всегда только о хорошем думала, а сейчас, на взлете, что ей о конце заботиться, если жизнь била ключом.

— Может быть, у нее обнаружили какую-то болезнь, трудную болезнь с неизбежным финалом? — спросил Владимиров, внимательно вглядываясь в лицо своего собеседника.

— Нет, и этого не было, — покачал головой Любимцев. — Я бы знал. Такие вещи мы друг от друга не скрывали. У нее ведь была однажды операция. Женская. Детей мы же так и не родили. Да какие дети! В молодости только и работали. Потом годы трудные настали, надо было выживать, а потом попробовали. Получилось, но возраст у нее был уже солидный — 40 лет, да и позвали тогда в спектакль на антрепризу, она все бросила, поехала, так мы ребенка и потеряли. А потом у нее болезнь наступила. Вот и операция. Она от меня ничего не скрывала.

— Ваши коллеги высказывает различные версии, — отозвался Владимиров.

— Да они могут, — согласился Любимцев. — Как в дурном фильме. Напали в море водолазы и сделали укол. Но это только в кино, а жизнь… она прозаичнее и страшнее. Как ударит под дых, когда не ждешь. И все. Если можешь — иди дальше, если нет — ложись на кровать и помирай.

Владимиров вдруг понял, что больше ничего он супруга покойной не добьется. Возможно, что тот и не был с ним до конца искренен, но сейчас сказал все, что мог. И вряд ли он ускорил уход своей жены в мир иной. Было видно, что эта смерть стала для него потрясением.

Поэтому майор поспешил попрощаться, оставив на всякий случай Любимцеву свои служебные координаты.

— Если вдруг что-то вспомните, позвоните.

— Да, — отозвался тот, — а вы пирожные домой возьмите, может у вас есть, кого ими угостить.

— Спасибо, не стоит, — отозвался майор. — У меня дети уже большие, чтобы их пирожными кормить.

Фраза о детях вырвалась у него невольно, он осекся, подумав о том, что Любимцеву сейчас не стоит напоминать о том, что он остался на этом свете один: без жены и без детей.

Он еще раз попрощался и покинул эту гостеприимную квартиру.

Глава 6. Неожиданное признание

На следующей неделе Владимиров был занят множеством рутинных дел по службе. Многие сотрудники находились в отпусках, поэтому приходилось справляться и со своими обязанностями, и с обязанностями своих отсутствующих коллег.

Поэтому он никак не успевал написать отчет по итогам проведенных опросов родственников и друзей Савицкой. Да и дело, которого, по сути, никакого и не было, как-то приостановилось. Начальник следственно-оперативной группы, работавший в другом отделении полиции, Владимирова не беспокоил, поэтому майор и затянул с отчетом.

Наконец, в пятницу он решительно сел за компьютер, чтобы обобщить все полученные результаты, но в этот же момент ему неожиданно позвонили.

— Дмитрий Александрович, — раздался в трубке мужской голос. — Прошу прощения, что беспокою вас. С вами говорит Борис Любимцев. Да, я тут кое-что вспомнил. Решил к вам заглянуть. Можно в понедельник?

— В понедельник? — спросил Владимиров, понимая, что теперь в течение дня отчет ему не написать. — Хорошо, приходите ко мне часов в 11 утра. Устроит? Жду.

Владимиров не ждал от Любимцева каких-то особенных сведений, но для порядка решил еще раз побеседовать с этим немолодым актером. В глубине души он считал смерть Савицкой вполне естественной, хотя и преждевременной. Со всем своим опытом многолетней оперативной, а потом и следственной работы он не видел здесь никакого криминального следа. Что же касается ажиотажа вокруг этой трагедии, то он был вызван известностью актрисы, ее относительно ранним уходом и стремлением публики во всем видеть злой умысел.

В назначенное время в кабинет Владимиров вошел Борис Любимцев. Майор обратил внимание, что он как-то осунулся за неделю и еще глубже погрузился в себя.

— Я хочу сделать признание, — с порога начал Любимцев. — Как позвонил вам, так ночи спать не могу.

— В чем же вы хотите признаться, Борис Алексеевич? — спросил Владимиров.

— В том, что убил свою жену, — ровным тоном заявил Любимцев.

Владимиров, слышавший в этом кабинете немало признаний, на этот раз искреннее удивился.

— Как убили! — воскликнул он, — то есть каким способом?

— Подмешал ей в коктейль лекарство, которое вызывает инфаркт. Называется лекарство «Меллерил-ретард». Продается в аптеке без рецепта. Дозу я превысил в десять раз.

— Подождите, — продолжил Владимиров, — а зачем вам было убивать супругу?

— Из зависти, она смогла стать известной актрисой, а я так и остался неудачником. В молодости поснимался, а сейчас весь вышел в утиль. Кому я такой нужен? А она с каждым годом становилась все востребованнее, все успешнее. А я завидовал. Вот и убил.

— Борис Алексеевич, вы меня разыгрываете? — строго спросил Владимиров. — Зачем вам это нужно?

— Совесть замучила, — кратко отозвался Любимцев. — Решил понести заслуженное наказание.

Владимиров замолчал, не зная, что ему сказать. Интуиция и хорошее знание людей, редко подводившие майора, сейчас говорили ему, что Любимцев по какой-то причине оговаривает себя, однако должностные обязанности требовали взять с признавшегося в содеянном письменное заявление.

— Хорошо, — согласился Владимиров, — вот вам бумага, пишите явку с повинной, расскажите все подробно, что мне сейчас пытались объяснить. Укажите, какое лекарство брали, где его приобрели, какую дозу применили, куда добавили. Все напишите, а я пока подумаю.

Любимцев взял чистый лист бумаги, достал очки и стал тонким бисерным почерком выводить строку за строкой. В это время Владимиров действительно задумался. На минуту он почувствовал себя невольным участникам какого-то абсурдного спектакля, будто бы из обычного рядового следователя превратился какого-то сценического «комиссара Мегрэ». Четкое ощущение наигранности всего происходящего не покидало майора.

Поэтому после того, как заявление было написано, он решил еще раз побеседовать с Любимцевым.

— Борис Алексеевич, расскажите мне еще раз, каким образом вы стали давать своей жене препарат, способствующий возникновению инфаркта, сколько она его принимала, почему ничего не замечала?

— Это лекарство — оно успокоительное сильное, у Маечки нервы были не железные, и работала она много, уставала сильно. Не знала о побочном эффекте, что это лекарство приводит к инфаркту.

— То есть ваша жена принимала данный препарат добровольно, зная его название?

— Вроде да.

— А при чем здесь вы?

— Я давал ей его еще больше. Полагал, что так ей будет легче. Я вообще уговаривал ее сходить к врачу, но ей все было некогда, вот она и запивала свои проблемы сильно действующими лекарствами. К тому же еще и витамины пила просто пачками, а я прочитал, что витамин В15 также способствует развитию инфаркта.

— Видите ли, я не могу установить степень вашей вины. Вы же не можете утверждать, что намеренно травили свою жену?

— Нет, как раз это я и утверждаю. Я ее довел до такого состояния. Понимаете, особенно в молодости вокруг меня всегда были женщины. А я и пользовался. Это же так просто. Посмотришь, улыбнешься, женщина уже твоя. А дальше. Я ведь не останавливался только на взглядах и разговорах. А эти барышни… они ведь надеялись на что-то. И Маечка все замечала и переживала. Я даже не знаю, сколько было у меня таких встреч. Иногда думаю, а вдруг у меня где-то дети растут. Даже страшно. И жизнь наказала меня. Это я довел свою жену до смерти! Знаете, у нас в соседнем доме женщина одинокая живет. Еще молодая. Лет тридцать, наверное. Я курить выходил к подъезду. Она с собачкой всегда гуляла. Разговорились. Я ей рассказал, кто я. Она интерес проявила к моему прошлому, вспомнила имя моей жены, а ко мне — нет. Вы понимаете, я как мужчина оказался ей не нужен! И даром бы кто-нибудь у нее был или сама она являлась извращенкой, например, какой-то. По всему видно, что нормальная женщина. А на меня просто ноль внимания. А вчера иду к дому, а она уже с мужчиной каким-то в обнимку шествует. И тут я понял, что все. Так теперь и будет. Даже этой радости я лишился. Совсем один на свете остался.

Слушая Любимцева, Владимиров испытывал смешанные чувства: с одной стороны, он понимал состояние пожилого актера, но, с другой стороны, его слова больше напоминали монолог Паниковского из «Золотого теленка». Тот также сетовал Шуре Балаганову, что его, старика, больше «девушки не любят». Да. Не любят. Вполне естественно, что возраст берет свое, однако это же не повод признаваться в убийстве, которого не совершал.

Майор понял, что должен отпустить домой этого глубоко раскаявшегося вдовца. Предварительно он взял с него расписку о невыезде и расписку о неразглашении информации о ходе следствия.

— Вы не должны выступать в СМИ со своими признаниями, о которых сейчас написали, — строго предупредил он. — По крайней мере, пока идет расследование.

Любимцев вздохнул, кивнул и вежливо попрощался с майором.

А Владимиров остался в своем кабинете с четким ощущением того, что забот у него прибавилось.

Глава 7. Последнее совещание

О признании Любимцева Владимиров, как и положено, сообщил начальнику следственно-оперативной группы. Тот выслушал его спокойно, попросил доставить заявление и, получив его, через три дня перезвонил.

— Завтра в десять утра приходите в наше отделение. Предварительное следствие подходит к концу. В срок мы уложились. Приглашаю всех, кто принимал участие, а также мужа покойной. Думаю, нам удастся поставить «точку» в этом деле.

В назначенное время Владимиров появился в чужом для него кабинете. За широким рабочим столом сидело четыре человека. Это бы начальник следственно-оперативной группы и трое следователей юстиции не ниже звания майора. Владимиров поздоровался и молча сел на приготовленное для него место. Через несколько минут в кабинет вошел Любимцев. За эти дни он еще больше осунулся и даже заметно похудел.

— Гражданин Любимцев, — без особых сантиментов начал начальник следственно-оперативной группы, — нами были получены ваши признательные показания, поэтому вы были вызваны сюда сегодня. Следственная группа завершила свою работу. У вас есть какие-то пояснения, вопросы?

— Нет, — как-то безразлично выдавил из себя Любимцев, — но на своих признательных показаниях я настаиваю.

— Хорошо, — кивнул головой полковник. — Но вы как муж погибшей должны знать, что в свидетельстве о ее смерти была допущена ошибка. Ошибка связана с неправильным переводом медицинского заключения греческого врача. Переводчик либо спешил, либо плохо владел медицинской терминологией. Ваша жена скончалась не из-за инфаркта и утопления, причиной ее гибели явилось обширное кровоизлияние в мозг. В целом это тоже болезнь, связанная с сосудами, но все-таки разница существует.

Любимцев слушал с каким-то недоумением, по всей видимости, пытаясь понять, как изменение диагноза может повлиять на его дальнейшую судьбу.

— В своем признании вы написали, — продолжил полковник, — что ваша жена принимала определенные лекарства, а также указали, что даже давали ей увеличенную дозу данных препаратов. Мы обратились за помощью к эксперту. В своем отчете он подтвердил, что нейролептики действительно могут вызывать болезни сердца и сосудов, однако их побочный эффект в данном направлении невелик. К тому же в клинике, где производилось вскрытие тела вашей жены, был оставлен ее биологический материал. Этот материал был предоставлен эксперту и он пришел к выводу, что содержание данного лекарства в организме не превышало допустимые нормы. Таким образом, вы никак не повлияли на смерть вашей супруги. На этом основании следствие делает вывод, что все произошедшее было несчастным случаем. Добавлю от себя, что наши сотрудники еще раз пообщались с греческим доктором, который делал вскрытие. Он отметил, что если бы все произошло на берегу, и была бы вовремя оказана медицинская помощь, вашу жену, возможно, удалось бы спасти. Однако все равно последствия для ее здоровья были бы весьма тяжелыми.

Любимцев молчал, осмысливая слова полковника.

— А я? — вдруг спросил он.

— Вы не являетесь ни подозреваемым, ни подследственным в этом деле, — отозвался полковник. — С вас также снимаются те подписки, которые вы дали. Можете свободно перемещаться по стране и по всему миру, а также рассказывать, что хотите и кому хотите.

— То есть не будет суда, не будет ничего? — спросил Любимцев.

— Конечно, а на каком основании?

— Но …я думал, — начал несколько обескураженный Любимцев.

— Ступайте домой, — предложил полковник. — Мне кажется, что вы очень устали, отдохните, пригласите друзей, поговорите с ними по душам.

— Да, да, спасибо, я тогда пойду, — проговорил посетитель и, вежливо попрощавшись, удалился.

— Вот чудик! — невольно вырывалось у одного из присутствующих следователей, когда дверь за актером закрылась. — Зачем же он себя оговорил?

— Да кто ж его знает, — с некоторой иронией заметил полковник, — редкий кадр, большинство мужей на его месте доказывали бы, что не причастны, а этот стал себя обвинять. Может быть, нам майор Владимиров пояснит поведение этого человека? Он вел с ним опросы. Правда, ведь странное поведение?

— Предполагаю, товарищ полковник, — проговорил Владимиров, — что все произошло по системе Станиславского. Ведь согласно ей, актер для большей правдоподобности создаваемого им на сцене или в кино образа должен полностью вжиться в судьбу героя, переосмыслить и перечувствовать все то, что может чувствовать этот человек. Вот и Любимцев как актер представил себя в роли убийцы и сам поверил этому. Вспомнил, что лекарства жене давал, прочитал где-нибудь, что лекарства эти опасны, вспомнил об обидах, которые супруге наносил, о ее стрессе, возникающем, в том числе и из-за семейных неурядиц. Ну и решил, что этот именно он вольно или невольно ее до гробовой доски довел. А дальше эти фантазии завели его в мой кабинет со словами признания.

— Возможно, вы и правы, майор, — заметил начальник, — но больно это все сложно. Те, с кем мы обычно имеем дело, как-то попроще мыслят и попроще живут. Но в целом следствие завершено, доказательная база крепкая, поэтому высказываю всем вам благодарность.

Поняв, что совещание завершено, Владимиров и его коллеги покинули кабинет полковника.

Глава 8. Случайная встреча

Владимиров снова погрузился в свою каждодневную работу. Теперь обстоятельства данного расследования припоминались ему только, если он замечал Савицкую на телеэкране в сыгранных ею когда-то ролях.

Спустя год после произошедшего майор с некоторым удивлением увидел сериал, где небольшую роль исполнил Борис Любимцев. Сериал был исторический, обрушивающийся на зрителей всей своей помпезностью и тяжеловесностью костюмов и декораций. Но в этом кино Любимцев с широкой седой бородой, в боярском длиннополом кафтане, окруженный многочисленной челядью смотрелся вполне величаво. Он играл какого-то изменника-царедворца, который ставил свои интересы выше интересов страны, плел при дворе интриги и в конце получал заслуженное наказание. Сам сериал Владимиров особо не смотрел, а вот за Любимцева искренне порадовался, понимая, что значит для него эта работа.

В конце лета майор возвращался домой на метро. Он не заметил, как его кто-то вежливо позвал по имени-отчетсву.

— Дмитрий Александрович, здравствуйте, очень рад вас видеть!