Лики любви

Так вот о деньгах. 39-летний всё ещё лейтенант, трижды списанный на берег с психиатрическим диагнозом и трижды восстановленный благодаря хлопотам его влиятельного дяди, Владимира Петровича, адмирала и кавалера почти всех орденов, стал командиром отряда из двух небольших миноносцев. Всеми закупками распоряжался командир и деньги находились у него. И вот лейтенант, забрав всю немалую наличность — две с половиной тысячи рублей — в военное время покидает корабль и отправляется в самовольную отлучку. Есть предположение, что с этими деньгами он отправился в Киев, на бега, романтически рассчитывая умножить капитал. Так он оказался в поезде, где и познакомился с симпатичной молодой женщиной, Зинаидой (Идой) Ризберг. Ехали вместе 40 минут, всё это время проговорили. Потом попутчица вышла, оставив в поезде влюблённого по уши романтика.

После расставания завязалась переписка. Он писал ей ежедневно. «Вчера, как водится, на сон грядущий перечитал Ваши письма. Всюду у письменного стола пьянящий запах Ваших духов. Всюду неотступно со мной… Вы перевернули всю мою жизнь. Понимаете ли Вы сами, сколько счастья дали мне Ваши письма? Я Вас люблю. Это страшное и святое слово. И произносить его можно, только когда оно выливается из души, как молитва…» Если отвечала не сразу, горевал: «На пять моих писем Вы отвечаете одним».

Переписка длилась несколько месяцев и дала пищу и литературе, и кинематографу, воспевших эту любовь. Что касается денег, то они куда-то исчезли. Офицера задержали, началось следствие. Шмидт врал и выкручивался, но в конце концов во всём признался. Его отстранили от должности и отдали под суд. Дела могли повернуться совсем плохо, но снова вмешался дядя: внёс деньги и устроил, чтобы племянника в очередной раз уволили, но только тихо, без указания причин.

Когда в Севастополе начались волнения, матросы «Очакова» призвали Шмидта возглавить мятеж. Он прибыл на крейсер и велел дать сигнал: «Командую флотом. Шмидт». Но на других кораблях матросы молчали, офицеры называли лейтенанта изменником, и «командующий» разрыдался: «Кругом рабы! Будь проклят рабский город! Уйдем отсюда в Одессу, в Феодосию, куда угодно!» Но уйти уже не получилось, и Шмидт с соратниками оказался в крепости.

Ида примчалась в крепость и добилась разрешения на ежедневные свидания с арестантом. «Я все ещё чувствую прикосновение Вашей руки. И Вас всю…» — писал ей Шмидт после первого свидания. А их было целых 37, и переписка продолжалась. Перешли на ты: «Голубка моя, если суждено мне прекратить жить, забудь скорее меня. Пусть тогда всё, что протекало в нашей с тобой жизни-переписке, отойдёт от тебя как сон и не налагает страданий на твою осиротевшую душу, забудь тогда и живи».

Когда Иде передали, что свиданий больше не будет, она приняла яд, её едва спасли в больнице. Но прожила ещё долго, получая персональную пенсию. Умерла в 1961 году и похоронена на Ваганьковском кладбище Москве. На камне написали: «Здесь покоится прах З. И. Русецкой-Ризберг — друга лейтенанта П. П. Шмидта, героя революции 1905 года».

Смертельная любовь

На эту тему есть две истории — одна типичная, другая — совсем наоборот. Начнем с типичной.

Дима Нестеров — сильный, красивый, любимый друзьями и родителями парень из хорошей семьи (отец — профессор, мать — врач) пренебрёг протекциями и пошёл служить в десантные войска. До ухода в армию успел сильно влюбиться в некую Лену из совсем другой семьи — с отчимом, пьянками и побоями. Из части он писал ей каждый день, иногда она отвечала. Однажды даже сумел до неё дозвониться. Было уже поздно, и она спросонья его не узнала: «Артур?» А потом, когда сказали, что девушка в больнице с воспалением лёгких, написал матери: мол, помоги, Леночка тяжело болеет. На самом деле ей сделали аборт от какого-то приятеля, но Диме об этом говорить не стали.

Когда пришёл из армии, Лена превратилась в модную женщину с кучей поклонников, и нужно было постараться, чтобы привлечь её внимание. Профессор привозил из-за границы модную одежду, а Дима вместо института пошёл зарабатывать на духи и бриллианты. Только вот со свадьбой вопрос затянулся на два года, хотя «нет» девушка не говорила. Потом укатила на юг с очередным поклонником. Новый год всё-таки пообещала встретить с Димой, но не пришла. Спустя некоторые время он сделал очередную попытку предложить руку и сердце, а в ответ получил назад все свои письма и фотографии.

Не будем заниматься самодеятельным психоанализом и описывать переживания парня. Важно то, что он повесился на кухне в собственной квартире, успев написать на зеркале чёрным фломастером: «Если не хватит сил победить, пусть хватит сил не покориться». Это была любимая присказка его армейского командира.

Во второй истории — уже два трупа, в одном из рабочих районов Челябинска, города, который вошёл в анекдоты суровостью своих мужчин. Отец 16-летней Оли повесился. Нет, ни пьяницей, ни даже чересчур суровым мужчиной Сергей не был, жену и дочку, о которых тоже никто дурного слова сказать не мог, очень любил. Дочка — красавица, училась хорошо. После гибели отца пошла работать. Время летит быстро, вот ей уже 21, пора замуж… А она тоже повесилась. Аналитики из прокуратуры тут же нашли научное объяснение: ничего не поделаешь, генетика. «Склонность к суициду часто передаётся по наследству». Звучит серьёзно и солидно. Единственный недостаток версии — что к этому конкретному случаю она отношения не имела, потому что у отца была веская, с его точки зрения, причина: подросшая дочка влюбилось… в него самого. Со всей безоглядностью и силой, на какую только способна первая любовь. Когда жена поняла, что к чему, Сергей решил поставить таким образом точку в этой скандальной истории: здесь же, прости Господи, не Бразилия, о которой у нас ещё будет повод вспомнить.

А дочка перед смертью оставила записку: «Я безумно люблю отца, не могу без него жить». Вот и ушла к нему.

…Мёртвые учат живых, говорили древние. И чему нас научили эти две истории?

Во-первых, дали повод ещё раз вспомнить библейского мудреца: всё проходит, и это пройдёт. Человеческая психика такова, что со временем многое забывается и притупляется любая боль. Только смерть непоправима. Во-вторых, подтвердили справедливость научного наблюдения, которое заключается в том, что пессимисты редко уходят из жизни добровольно — они и так ничего хорошего от неё не ждут. Обычно ломаются жизнерадостные люди. Крепкие, но хрупкие. Таких в нашей стране набирается от двадцати до сорока тысяч ежегодно — цифра зависит ещё и от того, какие в стране времена. То есть население небольшого райцентра. На самом деле, конечно, их в разы больше, потому что не у всех получается довести дело до конца, К тому же, много подобных случаев можно объяснить по-разному: случайно человек попал под машину (утонул, упал с крыши, пропал без вести) или так было задумано?

Теперь немножко статистики. Она свидетельствует о том, что возраст самоубийц снижается (тех, кому от 15 до 35-ти становится всё больше), а, значит, растёт и число погибших от неразделённой любви. Причём женщины пытаются сделать это в семь раз чаще мужчин, но всё-таки мужчин среди покойников вчетверо больше. Объясняют это тем, что мужчины гораздо реже пытаются всего лишь напугать кого-то такой попыткой, а подходят к делу основательно.

Ну и, наконец, та же статистика, пусть и с неожиданной стороны, доказывает пользу веры в Бога: атеисты убедительно лидируют среди самоубийц, причём в совершенно разных странах. Церковь же всегда считала самоубийство страшным грехом, расплачиваться за который придётся и на том свете.

Французские психиатры ещё двести лет назад попытались дать простой ответ на сложный вопрос, решив, что у самоубийц непорядок с головой. Такое объяснение пришлось по душе их советским коллегам, потому что-де только психи могли добровольно уходить из нашей счастливой жизни. Сегодня эту проблему и на западе, и у нас рассматривают гораздо шире, признав, что прежний тезис, претендовавший на универсальность, со своей задачей не справился. Понять это помогли истории, подобные нашим.

Тоже любовь?

Вопрос возник потому, что эта история наводит на размышления не столько о большой любви, сколько о нравах римской знати эпохи упадка. Законы здесь попираются не только юридические и психологические, но и нравственные. Хоть свадьба и была, но ни у родственников, ни y немногочисленных гостей особых восторгов не вызвала. Дело в том, что бразильская миллионерша Сандес Бернардс сочеталась законным браком c собственным 17-летним сыном. Чтобы брак стал законным, пришлось съездить в Таиланд, где такое не возбраняется.

Только зачем этот скандал даме, которой уже за сорок и которая успела дважды побывать замужем? Любовь, говорит мама. Ведь когда муж к тому же ещё и единственный ребенок, то получается любовь в квадрате. Hy, мама — ладно, но y ребёнка откуда нероновские наклонности? Тоже, говорит, любовь: «Мамочка с самого раннего детства была женщиной моей мечты, a в 13 лет я полюбил её по-настоящему».

Но оставим молодых в покое, y них ещё всё впереди, a вот эта пара наших соотечественников уже с десятилетним супружеским стажем. Мамы в этой семье нет, зато есть шестнадцатилетняя Наташа и её папа, которому пора на пенсию. Однажды речь зашла о неясных семейных перспективах, но дочка запротестовала: «He думай об этом. Я счастлива только с тобой и никогда в жизни не подпущу к себе ни одного мужчину». O будущем Наташа предпочитает не думать. «Я живу в своё удовольствие и считаю себя счастливой», — пишет она в редакцию.

Страсть, как болезнь‚ нельзя ни осуждать, ни оправдывать, a можно только с изумлением описывать, заметил мудрец. А потому поговорим о другом: ну что же это за таинственный недуг, от которого нет лекарств? Вернее, средств-то много, но самым надёжным считается бегство…

Таинственный недуг

35-летнего Игоря Н. привезли в Институт имени Склифосовского полумёртвым. Игорь любил жену, любил любовницу и никак не мог сделать окончательный выбор. С женой был унылый секс, зато ей можно было поплакаться и отвести душу; с любовницей — всё наоборот. Вот и отравился, но неудачно. Врач-реаниматолог заметил по поводу таких неудачников: «Они думают, что умереть легко…»

Что же это за таинственный недуг, против которого нет лекарства? Отчего одним выпадает испытать сильное чувство, а другим — нет? Проще всего сказать, что это, мол, как талант: один пишет сонеты, а другой всю жизнь изъясняется исключительно прозой. Так и с любовью: она или есть, или её нет. Но учёных такое объяснение устроить не может, и они упорно ищут тайные пружины этого загадочного чувства. Причём каждый специалист возделывает свой участок. Английские химики, например, нацелились на обоняние. Ведь у братьев наших меньших, как известно, запахи служат прелюдией ритуала продолжения рода. Наши носы, конечно, послабее, но духи тоже не зря придуманы. Парфюмеры из этого факта сделали вывод, что если к духам добавлять вещества, которые вырабатывают наши потовые железы, то противоположный пол просто обязан отреагировать на такой природный сигнал.

Приятно иметь дело с узкими специалистами: всё-то им ясно. Многие даже убеждены, что именно с их колокольни наилучший обзор. Например, для медиков любовь — это разновидность острого физиологического психоза, а влюблённый — просто больной человек. Известны и симптомы: задумчивость, сосредоточенность на собственных переживаниях, неспособность верно оценивать ни ситуацию, ни достоинства и недостатки предмета своей страсти. Причины опять-таки следует искать в естественных науках, согласно которым мозг даёт организму соответствующие команды, в результате чего вырабатываются определённые вещества. Пылкая романтическая любовь, вроде той, что прославила шекспировских героев, определяется содержанием в крови так называемых амфетаминов. Чем их больше, тем сильнее чувство, а избыток и вовсе приводит к трагическим безумствам. Но человек не может долго стоять на цыпочках, организм — тоже. Через некоторое время он привыкает к амфетаминам и перестаёт на них реагировать. Происходит это примерно через четыре года после романтической свадьбы. Так что с точки зрения физиологии семейные перспективы Ромео и Джульетты безрадостны. Через год-другой оба бы поостыли, но поскольку для романтика единственная причина охлаждения партнёра — другая любовь, то оба азартно начали бы обвинять друг друга в измене. В общем, их ждал путь от мелких конфликтов к крупным скандалам с битьём посуды.

Если же молодые вовремя подумают о духовном, то организм начнёт вырабатывать совсем другие вещества — эндорфины. От них у Ромео при мысли о возлюбленной не будет учащаться дыхание и подниматься давление, а наоборот, он будет чувствовать умиротворение и покой, как это бывает у образцовых супругов накануне золотой свадьбы. Короче говоря, кровь и мочу на анализ — и врач вам всё объяснит.

У психиатров свой взгляд на любовь. Они усматривают в ней признаки сильнейшего наркотика, и тот, кто его принимает, становится его рабом. Немецкий исследователь В. Вецк так и пишет: «Каждое употребление наркотика и женщины (!) означает, по сути, постепенную самоликвидацию». Он убеждён, что патологической зависимостью от женщин страдают именно мужчины. А его чешский коллега Я. Цимицкий убеждён в обратном и доказывает это на примерах. Так, некий алкоголик регулярно бил свою супругу — бывало, и до полусмерти. Когда его, наконец, госпитализировали, то явилась жена и попросила отпустить благоверного домой. На вопрос врача, зачем ей это нужно, та ответила: мол, как приду домой и увижу, что в квартире пусто, тихо и даже, извините, по физиономии не от кого получить, то жить становится невмоготу.

Итог подвели математики. Для них идеальная любовь — это равносторонний треугольник, который соединяет в себе страсть с духовной близостью и постоянством.

Что же, поверили-таки гармонию алгеброй? Но где в этой алгебре лунные ночи, глаза, ресницы и тому подобные приятные мелочи? Насчёт ресниц у учёных отдельный разговор. По их мнению, у каждого из нас есть генетически заложенная схема облика будущего избранника. У девушки длинные пушистые ресницы? За них-то и любит её воздыхатель, не обращая внимания на многочисленные недостатки. То есть весь секрет в сигнальных элементах, о которых писал основатель этологии — науки о поведении животных — австрийский учёный Конрад Лоренц. В общем, кому на что обращать внимание и в кого влюбляться, подскажет природа, а она, по убеждению древних, плохому не научит. Например, густые брови и увесистый мужской подбородок, небезразличный многим представительницам прекрасного пола, оказывается, всего лишь признак высокого содержания в организме тестостерона, от которого зависит склонность к неутомимому продолжению рода.

Кто физиологической прозе предпочитает поэзию души, тому лучше обратиться к психологам — это по их части. Для них любовь — не болезнь, а утверждение неповторимости другого человека. Они даже знают, почему не все способны любить. Эта способность, оказывается, родом из детства: кого любили ещё в нежном возрасте, тот сможет потом любить и сам, потому что любовь рождается только любовью.

Правда, что касается постоянства чувств, то психология, как известно, наука не точная, и потому допускает противоположные мнения. Доктор биологических наук Г. Симкин говорит так: «Изучение поведения животных привело меня к выводу о том, что парность — наивысшая форма отношений в природе». Люди просто забыли, что они тоже часть природы, отсюда и наша любвеобильность. Однако других исследователей животный мир наводит на совсем иные размышления. Если верить их изысканиям, то среди всех живых существ сохраняют супружескую верность при всех обстоятельствах лишь пиявки да креветки, да и то лишь некоторые виды. Млекопитающие же демонстрируют полную распущенность: из них только 4 процента живут семейными парами. У людей картина немногим лучше: из всех существовавших на земле обществ и культур только 15 процентов склонны к моногамии, а среди остальных 85-ти одну жену имел тот, кто не мог содержать нескольких. И вообще это вопрос не морали, а политики: демократическим обществам, сторонникам равенства мужчин и женщин, ближе моногамия, а где до демократии далеко — там не видят греха в многожёнстве, а то и в многомужестве.

Но если учёному достаточно самого процесса познания, то обыватель ждёт от науки рецептов для решения собственных проблем. Можно ли управлять любовью, этим подчас убийственным недугом? Известный политик Ленин решал задачу просто: «Самообладание, самодисциплина — не рабство; они необходимы в любви», — писал Владимир Ильич. Впрочем, насчёт этих славных качеств вождя интереснее было бы послушать «дорогого друга» — Инессу Арманд. Ну, и Надежду Константиновну, которая, видимо, из-за нехватки у мужа упомянутых достоинств не раз собиралась с ним расстаться. Но Ильич уговорил, он был мастером полемики.

Век потребления не мог пройти мимо спроса на любовь, а также и на средства-стимуляторы. В Африке, к примеру, растёт дерево йохимбе, превращающее местных мужиков в неутомимых секс-гигантов. И вот специалисты уже приспособились делать из его коры таблетки, стимулирующие организм вырабатывать тестостерон. Не забудем и о многочисленных афродизиаках, названных так не в честь выдающихся африканцев, а в память Афродиты. Этими стимуляторами, усиливающими половое чувство, могут быть духи с дразнящим запахом и чувственная музыка, медикаменты и пищевые продукты… Хватает и «антиамурных» средств, актуальных как для солдат срочной службы, так и для жертв безответной любви. Короче говоря, попытки понять тайну чувств и управлять ими не прекращаются. Как оказалось, это гораздо сложнее, чем слетать на Луну. Да только станем ли мы счастливее, управляя любовью? Или, может, станет меньше несчастных?

Спросить об этом лучше тех, кто право на ответ оплатил собственной жизнью.

Через границы

Иван и Лизхен

Сержант Иван Бывших и немка Элизабет Вальдхельм встретились в 1945-м, в Тюрингии, а маленьком городке Хейероде, куда Ивана назначили комендантом. Был ему 21 год, а в коменданты попал потому, что увлекался немецким языком и с учебником дошёл до Берлина. Конечно, парня с такими познаниями сразу определили в разведку и на подходе к Германии сделали полковым переводчиком.

Главная задача коменданта — учёт и контроль. Без его ведома ни предприятия не открыть, ни сена для коров завезти, ни кино показать: сначала его комендант должен посмотреть, и решить, можно ли такое показывать. Но самое важное — знать, где находятся люди на подведомственной территории. Составить списки немцев, вернувшихся с восточного фронта, проверить, все ли встали на учёт.

Вернувшийся из плена солдат Гюнтер Вальдхельм на учёт не встал, и комендант с двумя автоматчиками пошёл к нему сам. На Банхофштрассе, 18.

Конечно, такой визит нагнал на всех страху. Гюнтера дома не было, и испуганная мать предложила русским пройти в комнаты и убедиться самим. Обыскивать дом сержант не собирался, но посмотреть, как живут здешние бюргеры, хотелось. Тут-то и состоялась судьбоносная встреча. На втором этаже за столом сидели три молодые женщины и мальчик. Они встали, а Иван уже смотрел на Элизабет. Лизхен. Лизочку, как он её с тех пор называл. Но это уже потом, а в тот день он растерялся и быстренько выскочил из дома, успев только сказать, чтобы Гюнтер пришёл в комендатуру.

Для тех, кто наслышан, как ведут себя армии-победительницы на оккупированной территории, этот эпизод может показаться рождественской сказкой. Но бывают же и исключения. В конце концов, вся эта история — редчайшее исключение из общего правила тех времён. К тому же, как потом вспоминал Иван, «я ведь до этого девчонок не только не целовал, но даже за руку не держал».

Гюнтер явился на следующий день вещами, но документы у него были в порядке, освободился из плена по болезни, и Иван отпустил немца домой. На улице его ждали мать и младшая сестра Элизабет. На радостях захотели поблагодарить коменданта и пригласили в гости.

На пылкие чувства русского, симпатичного и незлого, Лиза ответила взаимностью. Роман бурно развивался, хоть местные и поглядывали на влюблённых с неодобрением. Они же ни от кого не прятались, вместе гуляли, часто оставались вдвоём в комнатке при комендатуре. Радовались жизни, бродили по окрестным горам, танцевали. Отцы-командиры смотрели на такое сквозь пальцы, если только дело не заходило слишком далеко. В смысле серьёзности. Единственное, что омрачало жизнь — это перспектива скорой разлуки. Потом Иван опишет это в своей книжке «Ваниляйн и Лизхен» — так ласково звучат их имена на немецкий манер:

«Я вскочил на подножку отходящего вагона и обернулся. Лиза стояла у входа на вокзал, смотрела мне вслед и неторопливо махала белым платочком.

— Обратите внимание, сколько на перроне провожающих! — сказал за моей спиной один из офицеров.

Только теперь я заметил, что по всей длине перрона стояли немецкие девушки и точно так же, как моя Лиза, махали белыми платочками».

Но этот роман, где всё всерьёз, был очень некстати. Жениться на немке тогда считалось немыслимо, и обычно такая любовь заканчивалась печально. Об этом Иван, как переводчик СМЕРШа, хорошо знал. Кто-то убегал в американскую зону, кто-то пытался затеряться в Германии, но их находили и расстреливали. Один офицер кавалерийского эскадрона спрятал свою подругу в сене для лошадей. Она доехала до Минска, а там её сняли с поезда и обвинили в шпионаже. Судьба офицера осталась неизвестной, но, думается, что и он до дому не доехал.

На прощанье Лиза сунула ему в руку записку и попросила прочитать её после отправления. Так Иван узнал, что у его подруги будет ребёнок. Девочка родилась мёртвой, а Лизе вскоре пришлось навсегда уехать из родных мест: соседи не простили любовь к врагу. Потом она стала акушеркой, приняла множество родов, но своих детей у неё больше не было.

Про Ивана не забывала и надеялась, что после смерти Сталина что-то изменится. Десять лет длилась их переписка. А в начале 1956-го Ивана вызвали куда следует, показали гору распечатанных конвертов и предложили «прекратить это безобразие: «Жениться на иностранке вы по советским законам всё равно не сможете, а вот отправиться в Магадан вполне реально. Выбирайте».

Так в Германию пошло последнее письмо из Свердловска, где Иван тогда работал. В нём «Ваниляйн» написал, что собирается жениться. Через год разрешили и браки с иностранцами, но это уже не имело значения, потому что он и вправду женился, даже дважды. Да только продержались эти семьи недолго, и даже дети не сделали их прочнее.

Но с годами именно дети, узнав грустную историю отцовской любви, стали понимать и поддерживать его. Младшая дочь, увидев как-то на его столе пожелтевшие письма, попросила отца написать книжку о любви. Так и появилась эта «Ваниляйн и Лизхен» с посвящением дочери Елене.

Лизе оставалось только смириться с утратой. Она вышла замуж и переехала жить в Люксембург. Прежней любви уже не было, а был тихий и спокойный быт. Иван же, снова оставшись один, не забывал свою Лизхен, которая, собственно, и не уходила из сердца все эти годы, но его письма оставались без ответа — там, в Хейероде, уже никого не осталось из той семьи.

Но когда книжку Ивана Николаевича прочитала сотрудница Красноярского родословного общества, знавшая автора, то взялась за дело. Через знакомых в Германии она разыскала немку. Выяснилось, что Лиза переселилась в Люксембург, она замужем, однако брак не слишком удачный. Ей позвонили и осторожно спросили, помнит ли Ивана. Элизабет ответила сразу: «Я всегда его любила и люблю сейчас».

Тлевшие все эти года чувства вспыхнули с новой силой. Многочасовые телефонные разговоры кончились тем, что Лизхен отправилась в Сибирь. Она прилетела в Красноярск весной 2005 года. И ему, и ей уже перевалило за восемьдесят, но то время, что ещё осталось, они хотели провести вместе.

Для этого следовало сначала развестись с нелюбимым мужем, которому вся эта затея очень не нравилась. Да и законы Люксембурга тоже не поощряют такое. В общем, решения пришлось добиваться два года, после чего женщина переехала в Россию, бросив свой трёхэтажный особняк вместе с имуществом. И вот пара узаконила свои отношения в одном из красноярских загсов, став, наконец, мужем и женой. 62 года спустя после знакомства.

Бракосочетание решили отпраздновать скромно и тихо, ждали в гости только самых близких. Но на церемонию сбежалось столько журналистов, что тихо не вышло. Прибыла даже немецкая компания «Шпигель-ТВ», которая готовила для зрителей рождественский сюжет. А тут, как уже говорилось, такая рождественская сказка-быль…

Губернатор края подарил на свадьбу двухкомнатную квартиру в новостройке. Молодежь с любопытством разглядывала необычных новобрачных, а мудрые пожилые понимающе крутили пальцем у виска. Но супруги не обращали внимания и впервые за много лет были по-настоящему счастливы. Ходили по театрам, музеям, принимали гостей — словом, старались наверстать упущенное.

Красноярские морозы непривычны для недавней жительницы Европы. Но Лиза морозам рада: тогда муж сидит дома. Она не любит, когда он уходит из дома. Ждёт и волнуется. Ивану Николаевичу это странно: «Чего она волнуется? Я ведь знаю, когда умру. Цыганка нагадала, давным-давно. У меня в руках буханка хлеба была, которую я получил по карточкам, а тут цыганка: „Мальчик, дай хоть кусочек“. И такая она была несчастная, что я отдал ей целую буханку. Тогда она взяла мою руку и говорит: „Ты скоро попадёшь в армию, пройдёшь всю войну, но останешься живой и невредимый, а проживёшь…“ И назвала число лет».

Число это он никому не говорил. Но беда приходит, когда её не ждёшь. И с неожиданной стороны.

— В конце 2010-го у Лизы распух палец на ноге, — рассказывал Иван Николаевич, — у нас в больнице обследовали и сказали — надо ногу ампутировать. Тогда она решила съездить в Германию. Немецкие врачи вроде бы всё сделали правильно, и жена, с которой мы созванивались, была бодра и даже шутила. Но потом вдруг перестала отвечать на звонки… Вскоре позвонила её дальняя родственница и сказала, что Лизу парализовало. Ещё через месяц сообщили, что она умерла.

Их счастье длилось недолго — всего два с половиной года. А вскоре и сам Иван Николаевич, на 89 году жизни, последовал за своей Лизхен. Он, правда, атеист, а вот его подруга верила, что они обязательно встретятся. Там, где жизнь вечная. Ведь небеса всегда были на их стороне.

От Кубани до Фламандии

Истории большой любви богаты трагическими поворотами сюжетов. Но когда в эти отношения вмешивается государство и говорит своё суровое, порой нецензурное слово, то победителей в борьбе с ним остаётся так немного, что о них потом ещё долго говорят и пишут.

Перед семнадцатилетней Викой Сориной из кубанского посёлка Хаджох после освобождения из немецкого трудового лагеря с романтическим названием «Птичье гнездо» под городом Торгау родина предстала в образе сурового представителя НКВД: «Что, сука, Родину продаёшь?» Так этот представитель отреагировал на желание Вики быть вместе с фламандцем Якобом Смейтсом, которого вместе с тысячами бельгийцев и французов оккупанты разместили в этом лагере отбывать трудовую повинность.

Смершевец был суров, потому что отстаивал правоту Родины. И ничего, что поначалу родина позволила миллионам своих граждан оказаться в оккупации и потом их эшелонами вывозили в лагеря. Они голодали, а их расстреливали за попытку выдернуть по дороге морковку с поля. В сорок третьем Вике с двумя девчонками удалось убежать, но побег продлился всего четыре дня. Им повезло: хоть и жестоко избили, но всё-таки отправили обратно в лагерь, а не на тот свет.

Но — прав был художник, за полвека до тех событий изобразивший, как из окна тюремного вагона люди любуется голубями, слетевшимися на хлебные крошки: «Всюду жизнь»… В лагере этими крошками стал забор из колючей проволоки, вдоль которого после работы выстраивались сотни людей. Мужчины — по одну сторону, женщины — по другую. Такие были у них свидания. Светловолосый, худощавый Якоб сразу понравился Вике. Их свидания продолжались более двух лет. Отыскать друг друга в толпе непросто, и Якоб придумал позывной: насвистывал мелодию из Пятой симфонии Бетховена.

Её знаменитые первые четыре такта — «тему судьбы» — слышали все. Сам Бетховен говорил об этом главном мотиве: «Так судьба стучится в дверь». И когда заключённые слышали этот пароль, то расступались по обе стороны проволоки, пропуская Якоба и Вику.

25 апреля победного года недалеко от Торгау на Эльбе войска 1-го Украинского фронта армии СССР встретились с войсками 1-й армии США. Жизнь всегда интереснее и порой непригляднее, чем её потом описывают. Вот и «встречу на Эльбе» приукрасили. Немцы успели взорвать мост и он наполовину погрузился в воду. Поэтому для лейтенанта Билла Робертсона и сержанта Фрэнка Хаффа пробраться по разрушенному мосту, чтобы встретиться с сержантом Николаем Андреевым, было рискованной затеей. Кстати, ещё до исторической встречи Робертсона могли просто убить, потому что советские войска приняли их за немцев и открыли огонь. Наконец, лейтенант едва не угодил под трибунал, потому что ему было приказано не удаляться от штаба и к реке не выходить. Но раз уж потом всё так славно получилось, то судить его передумали.

Это историческое отступление к тому, что по мосту освобожденные невольники шли не только на восток, где их ждали не с цветами, но и на запад. Сотни русских девушек. Среди них была и Виктория Сорина.

Многим даже удалось добраться до Бельгии. Только напрасно они рассчитывали на такие вещи, как границы, защита государства, сила закона. Закон был на стороне силы, в Бельгии хозяйничали воины НКВД и отлавливали «предателей». Бельгийские власти, конечно, вели себя тихо, к Якобу Вику не допустили и посоветовали встретиться с «товарищем из Советского Союза». Вот этот товарищ и взялся опекать Викторию. На её робкое возражение, что, мол, мы любим друг друга, услышала голос родины:

— Какая, к чёрту, любовь! По тебе Колыма плачет.

Хорошо, что через неделю, показавшейся вечностью, появился Якоб с документами, дававшими право находиться в Антверпене ещё три месяца, и протянул их «товарищу». Да только время летит быстро, и накануне последнего дня появился полицейский вместе с упомянутым товарищем. Тот предупредил, что завтра — домой.

Но спасительная судьба постучала в жизнь Якоба и Вики ещё раз. Ночью знакомый священник их обвенчал, и вместо Колымы началась жизнь молодожёнов Смейтс — бельгийских подданных. Якоб открыл собственную парикмахерскую, понимал и в строительстве, благодаря чему 28-летие супруги отпраздновал в новом доме. Вика учила язык, воспитывала детей, которых вскоре было уже четверо. Первенца назвали Александр-Василий-Хендрик. В Бельгии мужчины могут носить три имени, так вот второе — в честь кубанского дедушки.

И вдобавок Виктория Васильевна стала… фламандской художницей. Дело в том, что рисовала она с детства, и кубанские земляки не сомневались, что у неё в этом смысле большое будущее. Но при чём тут фламандцы — Рубенс, Ван Дейк?.. Первое-то признание пришло в лагере, где она рисовала совсем другие сюжеты: служащим-немкам понравилось, как она делала пасхальные открытки. А ко дню рождения Якоба написала его портрет. Ту давнюю работу супруг бережно сохранил, а однажды предложил: мол, покажи свои работы в институте живописи — ты же хотела стать художницей…

Вскоре вернулась взволнованная с папкой рисунков: их посмотрели и предложили учиться.

Это было только начало. После пяти лет института — частные уроки у тамошнего мэтра. Очень недешёвые. Правда, супруг тут же нашёл выход и присмотрел жилище поскромнее. И четыре года Вика осваивала опыт фламандских мастеров кисти. В итоге — золотая медаль на вернисаже в Нью-Йорке за портрет «Старик». Потом ещё шесть лет в Королевской академии художеств. Училась, конечно, она, но возможность это делать дал ей опять-таки Якоб, взвалив на себя немалую часть домашних дел. Зато теперь Виктория Васильевна, профессор Академии художеств, занялась любимым делом, её картины знают во многих странах и охотно покупают. В общем, семья, мягко говоря, не бедствует.

А потом начались регулярные поездки в родной Хаджох. Кубанцы расспрашивали землячку о жизни, разглядывали фотографии. И радовались её счастью. Ведь золотая свадьба, которая уже позади, о чём-то говорит. Время беспристрастно проверяет наши былые решения и наказывает за ошибки. Но тут супруги ни о чём не жалеют.

Родину свою женщина никогда не предавала, и родине, наверное, выгоднее (если уж для кого-то понятнее такие категории) иметь счастливую соотечественницу в счастливой семье, чем ещё одну изломанную судьбу, оправдываясь при этом извечной присказкой: время-де было такое… Только кроме России Виктория любит и Фландрию, так же как и Якоб — Россию. И кому от этого плохо?

Шпионаж в Южной Африке

Этого шпиона, приговоренного в Южно-Африканской республике к пожизненному заключению, освобождали на самом высоком уровне: наш президент Ельцин обратился с просьбой к южноафриканскому президенту, и после десяти лет отсидки агента выпустили. Конечно, сам агент был непрост: контр-адмирал, командующий военно-морской базой и много чего передавший в Москву. Работал вместе с помощницей, любимой женой, которая тоже оказалась в тюрьме. И без его освобождения Москва не соглашалась ни восстанавливать дипломатические отношения, ни торговать.

Почему же он, сидя в далекой Африке решил таким образом помочь стране трудящихся? Уже потом, оказавшись на свободе, скажет, что чувствовал себя не предателем, а политическим активистом, боровшимся против порочного режима апартеида… Как режим апартеида был связан с натовскими секретами, он не пояснил. Апартеид, конечно, и так рухнул, но по совсем другим причинам. Просто у Дитера был зуб на родную страну.

Родился в семье выходца из Германии, который очень симпатизировал нацистам. На новой родине таких не любили и во время второй мировой войны отца интернировали. На сына это произвело тяжелое впечатления. А поскольку он был трудным ребенком, то на притеснения отца отреагировал своеобразно: угнал автомобиль и попал в уголовную историю. Отец использовал прежние связи и убедил отправить парня не в тюрьму, а в армию. Там у него дела пошли хорошо, Герхардт с отличием окончил военно-морскую академию и был награждён Мечом чести. Потом женился на англичанке. Но прежние унижения не забылись и, действуя по принципу «враг моего врага — мой друг» (СССР не одобрял политику южноафриканцев), — стал искать контакты с русской разведкой.

Для начала предложил свои услуги местной компартии. Информация о ценном кадре попала в советское посольство в Лондоне, где в 1962 году и приняли «инициативника», дав ему конспиративную кличку Феликс.

Начались шпионские будни. Но со временем его Джанет поняла, чем подрабатывает муж, которого за такие дела по законам ЮАР вполне могли повесить и оставить детей (а их было уже трое) без отца. Состоялся принципиальный разговор, однако офицер был твёрд: или жена помогает мужу, или развод. Джанет выбрала развод и уехала с детьми в Ирландию. Идейного офицера это не смутило, он тут же женился на другой, по имени Рут, теперь уже из Швейцарии. Та на все предложения супруга реагировала правильно. Офицер не может быть женат на иностранке? Что ж, она принимает гражданство ЮАР. Намекнул, что работает на советскую разведку? «Я буду делать всё то, что делаешь ты, любимый».

Дружный семейный дуэт начал работу. Супруги приехали в Москву, где Рут прошла инструктаж и стала агентом под кличкой Лина. Но что она могла знать? Знать — мало, а вот узнать могла многое. Как жену высокопоставленного офицера её часто приглашали на светские рауты, где в своем кругу жены непринужденно обсуждали дела мужей. Оставалось только умело направлять разговор и запоминать. Тем более что она знала пять языков, включая африкаанс.

Дитер Герхардт снабжал советскую разведку информацией о новых образцах оружия, создаваемого на Западе. А супруга ездила в Европу для встречи со связными. Передавала фотопленки, получала инструкции, расписание радиопередач из центра, средства тайнописи и, конечно, деньги. Такого рода новости стоили дорого, счёт шёл на сотни тысяч долларов за каждую успешную операцию. А чтобы не возникало вопросов по поводу персидских ковров и недешёвой живописи, Дитер ссылался на матушкино наследство и везение на скачках.

Так продолжалось два десятка лет. Связные менялись, но всех их звали одинаково: «Боб». Их объединяло ещё и то, что все они были очень обаятельны и могли внушить искреннюю любовь к себе и своему делу.

Супруги не раз бывали и в Москве, и даже вдвоём. В столице они жили в семикомнатной квартире (там даже была бильярдная) в знаменитом Доме на набережной с видом на Кремль. Эту конспиративную квартиру Главного разведывательного управления обслуживала экономка, она же готовила еду. А помимо учёбы и инструктажей, им устраивали и обширную культурную программу. Побывали в Большом театре на премьере балета Хачатуряна «Спартак». Сидели на первом ряду, и Дитер оказался рядом с самим композитором. Впечатления были такие яркие, что потом, вернувшись на квартиру, открыли шампанское. Были и в театре кукол, ездили в Загорск, Ленинград, Сочи… Кураторы старались, чтобы ценным работникам было что вспомнить. Так и случилось: они и в Африке отмечали советские праздники — 1 мая и 7 ноября (конечно, дома, втихую). Даже своего ребёнка назвали Грегори, в честь московского «куратора», Григория Широбокова, с которым долго работали, стали друзьями и не раз откровенничали. Когда Дитер попробовал так же пооткровенничать с другими сотрудниками этой организации — в частности, высказать своё неодобрение советского вторжения в Афганистан, — то попало за это наставнику, и встречи с ним прекратились.

Но, как заметил философ, всё, что имеет начало, имеет и конец. Герхарда выдал его же коллега, двойной агент из ГРУ. Дитера арестовали в нью-йоркской гостинице в январе 1983 года, где он оказался по делам. Сначала отпирался, а когда понял, что о нём многое знают, приуныл. После одиннадцатидневных допросов выдал одного из связных, Виталия Шлыкова. Того взяли в Цюрихе, куда этот «Боб» прибыл на встречу с Рут. При нём были 100 тысяч долларов для неё. Шлыкова, конечно, арестовали и он два года провёл в швейцарской тюрьме. И считал, что очень повезло, потому что мог оказаться в южноафриканской.

В доме матери Рут сделали обыск и обнаружили оставленные дочерью на хранение микроплёнки и фальшивые паспорта. Рут тоже арестовали. Когда с ней начали серьёзно беседовать, то рассказала даже больше, чем спрашивали. Она надеялась избежать наказания и не хотела лишиться маленького сына.

В итоге Дитер получил пожизненное, а Рут — десять лет тюрьмы. Женщина смогла только воскликнуть: «Мой бедный ребёнок! Что теперь будет с Грегори?!» Похоже, что раньше эта мысль ей в голову не приходила. Но не стоит обвинять её в глупости. Как говорил один российский генерал, это просто такой ум.

ГРУ постаралось добиться освобождения Шлыкова, которому пришлось провести около двадцати месяцев в швейцарской тюрьме (ему дали три года за шпионаж). После освобождения он вылетел в Прагу, где его радушно встретили коллеги.

А вот Рут освободили только через семь лет по просьбе швейцарского правительства. Работала в Базеле, в фирме по маркетингу. Вспоминая о прошлом, порой задает себе вопрос: как же так, ведь Дитер говорил, что в случае чего Москва нас не бросит… Но после провала Москва не проявила никаких признаков жизни. Женщина просто не знала русскую поговорку: обещать — не значит жениться. Бывшие агенты, в отличие от сотрудников, никого не интересуют.

Зато и после освобождения Рут свято хранит служебную тайну. Журналист интересуется у неё, как передавала плёнки, но женщина неприступна: «Эту технику раскрыть не могу. Ведь её, возможно, применяют и поныне». И считает, что боролась за правое дело: «Русские были единственной сверхдержавой, боровшейся против апартеида… То, что мы делали, было единственным, что мы могли сделать в интересах всех южноафриканцев».

А вот в словах Джанет о бывшем муже куда меньше пафоса. Она уверена, что Дитер просто мстил властям за то, что те не жалуют сторонников нацистов. Возможно, первой жене виднее, чем подельнице шпиона. Тем не менее, именно Рут развернула кампанию за освобождение мужа. Вместо пожизненного он отсидел девять и уехал в Базель, к жене.

В этой истории шпионажа оказалось больше, чем любви. Но была и любовь. Как там у апостола Павла? Которая всё покрывает, всему верит, всего надеется. Но ведь он же продолжил: не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине. А Рут была лишь верной и преданной женой. По её словам, всё, что она делала, она делала ради мужа, который командовал не только на работе, но и в семейной жизни. Жену это вполне устраивало, потому что она нуждалось в надежной опоре.

Словом, обычная семья. Из которой потом пытались сделать героев.

Наш мексиканский резидент