Помоги проекту - поделись книгой:
Анастасия Акулова
Рождение Феникса
Глава 1
Жизнь – одна большая случайность. В ней чаще всего происходит то, чего мы меньше всего ожидаем.
Зимняя ночь… точнее, вечер, но в январе особо разница не ощущается. Пожалуй, в других обстоятельствах я бы сказала, что это самое время прогуляться, любуясь звёздным небом и снегом, красиво мерцающим под лунным светом. Но здесь, в этом осточертевшем городе, ночное небо было угнетающим, непроглядно чёрным, как дыра, снег – серым и грязным, а луну затмевал искусственный свет фонарей. Из всех прелестей зимней ночи оставался лишь дикий холод, пробирающий до костей, и лёд вперемежку со снежинками, бьющими по лицу и забирающимися за ворот.
Было примерно часов восемь, может, больше, а я всё ещё добиралась до общаги, щурясь от беспрерывно валящего снега и со стороны, наверное, очень напоминая снеговика. Однако этот день был явно одним из самых хреновых в моей жизни вовсе не потому, что я замёрзла или устала.
Вика, моя соседка и, как ни странно, лучшая подруга, сидела на своей кровати, облокотившись на спинку, и сосредоточенно что-то писала в своей бесконечной толстенной тетрадке.
– Привет, – Услышав, как я вошла, кивнула мне Вика, тут же снова возвращаясь взглядом к своей писанине.
– Привет, – устало ответила я, небрежно скидывая мокрый пуховик и смешные пушистые зимние сапоги, все плюсы которых начинались и заканчивались на удобстве. А что? Я, конечно, верю, что красота требует жертв, но далеко не всегда готова их приносить. По настроению.
В нашей комнате как всегда царил лёгкий творческий беспорядок, но нам обеим редко когда это мешало. Да и вообще, всё, что мне нужно было в этот момент – кровать, жратва и ноутбук. Всё это было в наличии, так что возможность зарыться в свою норку и заняться самоедством ещё оставалась при мне. Однако и с этим меня обломали.
– Что-то случилось? – Дежурно поинтересовалась подруга, окинув меня сканирующим взглядом, от которого ничто и никогда не могло скрыться.
– Телефон спёрли в автобусе, – угрюмо буркнула я, развалившись на своей кровати, – с Сашей расстались.
– Как расстались?! – Встрепенулась та, мгновенно оказываясь на моей кровати.
– Первая часть моей реплики тебя, похоже, не заинтересовала, – с безучастностью выжатого лимона протянула я, – А между прочим этот телефон у меня был самым долговечным. Почти отметил пятилетний юбилей. Пусть и простенький андроид за три с половиной тыщи, но жалко.
– Жалко, конечно, – кивнула та, – Но по-моему странно, что это тебя волнует больше, чем расставание с парнем, с которым ты встречалась почти полтора года.
– А по-моему ничуть, – я устало перетекла пониже, на подушку, как желе, и устроилась в позе морской звезды.
Вика непонимающе хлопнула накрашенными ресницами.
– Так почему расстались-то? – Снова попыталась выяснить подруга, – Неужели изменил?! Всегда знала, что он гадёныш. Оторвать бы ему причинное место.
– А я всегда знала, что ты маньяк, – не без подозрительности скосилась на собеседницу, – Лишь бы кому-нибудь что-нибудь оторвать.
– Да что ж ты такая подозрительно спокойная? – не унималась та, – Впала бы в депрессию, прорыдалась бы у меня на плече…
– Зачем? – я определённо не улавливала логики.
– Ну, как бы, обычно девушки так себя ведут, когда их бросают, – поджала губы подруга.
Мой классический жест «рука-лицо» был проигнорирован.
– Во-первых, кто тебе сказал, что это он мне изменил или бросил? – Поняв, что так просто меня в покое не оставят, вздохнула я.
– Ну… – Прикусив губу, задумчиво протянула та, – А как?…
– Никак. Просто надоело, – ответила я, повернувшись на другой бок, спиной к подруге.
– В смысле?… – Намёк снова был проигнорирован.
Честно говоря, я сама не знаю. Законченный романтик по натуре, я раньше не верила, что влюблённые могут друг от друга просто устать, но именно так и случилось. Фиг его знает, что тому причиной: то, что я была вся в учёбе, а он ещё и в работе, и мы всё реже находили друг для друга время, или то, что неземной любви как в романах между нами никогда не было. Так, взаимная симпатия. Не думаю, что есть смысл проводить время с человеком, когда нет желания этого делать. Заставлять себя, кому это надо? Ни ему, ни мне. Так что описать всё это можно лишь одним словом: надоело. Однако Вику такой односложный ответ вряд ли устроит. Вот почему у меня практически никогда не было подруг: им всё нужно объяснять, всем делиться, и не важно, насколько тебе это нужно.
– Можно я просто промолчу? – Сдув чёлку со лба, умоляюще вопросила я, – И знаешь что, Вик?… Мне кажется, тебе самой пора найти парня. Может, тогда прекратишь меня допрашивать.
– У нас с Дином всё серьёзно, – дурашливо отмахнулась она. – Хотя, с Элайджей и Деймоном тоже… Ещё Мерлин, Артур и Эдвард на очереди, так что остальные пусть побудут на скамейке запасных.
А на меня эти слова давно уже действовали как красная тряпка на быка.
– О Боже-е, – зарылась лицом в подушку, так как она оказалась ближе, чем стенка, об которую хотелось побиться головой.
О эти грёбаные сериалы… Нет, вообще сериалы-то были некоторые даже неплохие, но Вика умудрилась превратить их в мои личные кошмар.
Всё дело в том, что она – сериаломанка. Так, кажется, называют ей подобных странных личностей. Все признаки налицо: немеряно восторгов по поводу всякой фэнтезятины, над её кроватью несколько плакатов с главными героями сериалов, на заставке в телефоне и компе – то же самое, по утрам её поднимает какой-нибудь дико орущий саундтрек (и меня прицепом). Ах, да, ещё до жути мечтает приобрести целую домашнюю библиотеку, состоящую из книг современного фэнтези, аргументируя это тем, что «Это самый офигенный жанр! А ну, молчать, скучным приземлённым личностям слова не давали. Что?! Ещё раз назовёшь мои книжечки чтивом, и я накуплю их хотя бы для того, чтобы побить ими тебя». Плюсом ко всему она давно переименовала меня из Кати в заграничный аналог – Кэт. Скоро сама себя так называть буду. Вобщем, дурдом родимый. Вика, кстати, раньше вполне неплохие рассказики писала, а как стала смотреть все эти сериалы – только чушь полнейшую строчит. Это, кажется, называется фанфики.
Когда я у неё спросила, что это такое, и почему в графе «персонажи» между именами вроде бы не связанных друг с другом персонажей (нередко одного пола) стоит чёрточка, она коварно поиграла бровями, усмехнулась и сказала, что я пойму в процессе чтения. Ну, я и попробовала почитать. Ключевое слово «попробовала». Ибо ближе к середине мне хотелось то ли блевать, то ли тихо умереть, моё идеалистическое представление о мире скончалось в муках, и я, вольно или невольно продолжая впоследствии смотреть с подругой эти сериалы, ещё месяц не могла без содроганий и задних мыслей видеть тех или иных героев рядом друг с другом.
Но, в общем-то, всё это лирика (хотя и довольно жестокая). Главная свинья заключается в том, что смотреть и обсуждать сериалы с подругой приходилось всегда только мне. Раньше она, особа не в меру влюбчивая, парней меняла, как перчатки. На свидания чуть ли не каждый день бегала. А теперь… видите ли, все недостаточно похожи на её любимых героев. Примерно так она мне это объясняла.
Когда однажды я ей сказала, что она просто вылитая Бекки – чокнутая фанатка из сериала «Сверхъестественное», разве что с другими предпочтениями, та, отпираясь, в качестве коронного аргумента заявила: «Да ну, не, я не такая дура. Я бы не стала Дина любовными зельями отпаивать. Вдруг отравится? Мне от него ещё детей рожать».
Вот такой весёленькой жизнью я живу. Почему мы всё ещё подруги? Фиг его знает. Остаётся лишь надеяться, что бредятинка – это не заразно.
– Пойдём, посмотрим пару серий? – Взглянув на меня глазами кота из «Шрека», прервала тишину Вика.
– Что тебе мешает? – В подушку глухо прозевала я.
– Так мой ноут же сломался. – Пожала плечами та, – А с телефона не так удобно. Да и с тобой веселее. И потом, что может помочь недавно пережившей расставание девушке лучше, чем поглазеть на симпатичных мужиков?
– Такое чувство, будто ты меня в стриптиз-бар заманиваешь, – нехотя поднимая свою слегка сонную тушку, фыркнула я, – Ладно, пошли. Но с тебя конфетки. И не ври, что их у тебя нет. Я видела.
– Вымогательница, – картинно надула губы Вика.
– Я же «девушка, которая недавно пережила расставание», – усмехнулась, – мне положена лечебная порция эндорфинов.
…– Блин, как же завидно, – вздохнула подруга, наблюдая за тем, как я включаю следующую серию на ноутбуке, – Представь, как это здорово: расследовать дела, творить магию, жить в таком опасном, но интересном мире… И никакой осточертевшей рутины.
Я же, представив себя в такой роли, вздрогнула и скептически посмотрела на собеседницу. Надеюсь, она это не всерьёз. Как будто в реальной жизни проблем на пятую точку не хватает.
– Ну нафиг такой геморрой, – веско возразила я.
И, черт возьми, ещё не представляла, насколько тогда оказалась права…
Иная боль не проходит никогда. Всё, что мы можем – попытаться привыкнуть к ней. Попытаться…
Ночь была долгой и спокойной.
Незаметно сожрав весь запас конфеток, я уснула как раз под саундтрек, с которого начиналась ещё одна серия уже фиг знает какого по счёту сезона уже фиг знает какого по счёту сериала. Просто вырубилась, как сломанный компьютер, однако на душе было наконец-то более-менее спокойно, пусть и ненадолго.
Провалившись в мягкую гостеприимную пустоту, я очнулась лишь когда уже светало. Хотела было повернуться на другой бок, но неожиданно наткнулась на препятствие в виде скрюченной, сопящей мне под ухо Вики. Видимо, она уснула так же незаметно для себя, как и я, ибо ноутбук всё ещё продолжал мотать серии (что меня, если честно, приводило в ужас: после многих лет пользования модемом с дурацкой опцией, мгновенно проглатывающей деньги, привыкать к нормальному безлимитному интернету не так-то просто).
Поставив выключенный ноут на прикроватную тумбочку, окинула быстрым сонным взглядом подругу. Она спала полусидя, балансируя где-то на краю кровати (да, мне места мало и во сне я дерусь), при этом одной рукой мёртвой хваткой вцепилась в меня, как в последнюю соломинку. Устав, я обычно дико раздражаюсь по любому поводу, мешающему мне спокойно отдохнуть, но в горле вдруг застрял противный царапающий ком, а тело застыло без намёка на движение, словно под действием мышечного релаксанта.
Просто вдруг не к месту вспомнилось, как Лика, моя младшая сестра, прибегала ко мне поздно ночью, с головой закутанная в одеялко, и испуганным голоском твердила, что в её шкафу живёт монстр, и только я смогу её защитить. Мне, сонной и противной, не слишком-то хотелось делиться с кем-то своей односпальной нагретой кроваткой, но в итоге я так или иначе сдавалась. Прижимая к себе это мелкое безобразие, я чувствовала себя курочкой-наседкой, высиживающей одно-единственное драгоценное яйцо. И всё же засыпать, уткнувшись носом в белокурую головку, пахнущую ванильным детским шампунем, и чувствуя, как меня обнимают, словно большого плюшевого мишку, маленькие ручки сестры, всегда было в радость, как бы я не ворчала.
Мама с папой развелись, когда мне было девять, а Анжелике – всего два с половиной года. Нас, конечно, оставили с мамой, но она с тех пор стала просто фанатичным трудоголиком, а у папы была другая семья. В общем-то они, конечно, оба старались по возможности уделять нам время, но всё равно оставалось чувство собственной ненужности, и я старалась сделать всё, что в моих силах, чтобы у Лики этого чувства никогда не возникало.
Я любила её больше всех на свете. Больше, чем маму и папу, больше, чем кого-либо и когда-либо. Вряд ли это можно описать словами. Я тоже стала фанатиком, чей мир, чья жизнь и мечты практически полностью сосредоточены на одном человеке. В этом было счастье – пусть и не такое, какое могло бы быть, если бы родители любили нас чуточку больше, но всё же.
Поэтому от меня не осталось совершенно ничего, когда мне, оторвав от уроков, сообщили, что мою третьеклассницу-сестрёнку неподалёку от школы сбила машина. Насмерть.
От меня не осталось ничего. Это как бомба, мгновенно разрывающая на атомы, только при этом принося немыслимую, невыносимую боль. Я ненавидела всё и всех: мир, в котором такое возможно, проклятую мразь, которая убила мою сестру и смылась, как ни в чём не бывало, Бога, которому наплевать, но больше всего – себя. Потому что не уберегла.
Три чёртовых года – как три месяца. Того ублюдка всё же нашли, но это не принесло ожидаемого облегчения и смиренности со случившимся. Я больше не знаю, зачем живу. Смысла не нахожу ни в ком и ни в чём, и каждый день – худший, потому что бессмысленный и прожитый зря. Поначалу даже жалела, что не отношусь к тем людям, которые считают, что самоубийство – это спасение.
Если и есть Ад, то мой нашёл меня сам.
Слёзы всё-таки потекли сквозь полуприкрытые, отяжелевшие со сна веки. Я знаю, что это никогда не пройдёт, не оставит, не забудется. Может, разве что притупится со временем… когда-нибудь. Мне больно – значит, я хотя бы ещё жива, хотя всё чаще кажется, что это самообман. Просто смехотворная попытка убедить себя в том, что всё ещё может быть так хорошо, как раньше.
Вытерев слёзы, вдруг осознала, что уже минут двадцать молча пялюсь на старый осыпающийся потолок, кусая губы, практически без единой связной мысли в голове, кроме как о том, что продала бы душу, да хоть всю Вселенную дьяволу за шанс повернуть время вспять и обхитрить сволочную Судьбу. Неважно как и какой ценой. Но это мечта, потому что так не бывает. Не бывает чудес.
Затуманенный взгляд скользнул по одному из огроменных Викиных плакатов, а по губам пробежала почти жестокая усмешка. Это так по-женски – влюбиться в героев сериала. И уж куда нормальнее, чем считать себя недозомби, давно уже мёртвым внутри, когда тебе всего девятнадцать – и то ещё не исполнилось. Вся эта Викина нескончаемая трескотня всё равно, конечно, та ещё дичь, но было бы, наверное, очень здорово, если бы мои несбыточные мечты были такими же простыми, ванильными и безболезненными, как у неё.
Уже почти три года мне снятся только кошмары. Мрачные, терзающие, разрывающие в клочья. В них только кровь и невыносимая, нечеловеческая боль, от которой хочется кричать так, чтобы лопнули лёгкие. А ещё эти глаза. Большие, карие, солнечные, любимые. Остекленевшие, мёртвые. Они смотрят с укором.
«Ты не спасла меня. Не уберегла меня».
И каждый раз, проснувшись, я думаю, что больше просто не смогу.
Но сегодня мне снилось другое. Танец. Я танцевала… восточные танцы, которыми занималась с детства и не бросала даже после той аварии. В них, в том немногом, что я любила делать, была отдушина, словно боль можно было выплеснуть таким образом. Пожалуй, помимо рисования – это мой единственный талант, единственное, что я действительно умела.
В этом танце боли не было. Была лишь всеобъемлющая страсть, абсолютная эйфория, огонь, завладевший каждой клеточкой души и тела. Огонь плясал и вокруг меня, будто в такт неведомой мелодии, будто вторя мне, вокруг звучал звонкий, знакомый детский смех, и мерно падали разноцветные пожухлые листья. Вокруг меня безудержным вихрем вилась яркая длинная юбка, змеями извивались руки, тело, волосы, свободно струящиеся по спине. Я была огнём, была солнцем, ветром, играющим с листвой. Счастлива и свободна в этом совершенно незнакомом ночном лесу, в котором каждая травинка и веточка вдруг стала продолжением меня самой.
А потом начался дождь. Противный, холодный, крупный. Погас огонь, затихла мелодия и смех, а лес вновь поглотила тьма.
И я проснулась…
Первое, что я осознала: дождь был не порождением моего воспалённого сознания, а самым что ни на есть всамделишным. И листья, и лес, кстати, тоже. Потому что, проснувшись и попытавшись встать, я почувствовала твёрдую землю, мокрые опавшие листья под рукой и скользящими в грязи босыми ногами, а так же насквозь, до нитки промокшую одежду на себе.
Сказать, что я офигела – значит ничего не сказать.
Со сна даже не сразу поняла, где я. Мало ли, насколько реалистичными бывают сны. Но когда глаза привыкли к темноте и осмотрелась, поняла что настолько – точно нет. Ибо даже моя богатая фантазия не могла продумать всё столь детально, вплоть до капелек на маленьких листьях кустов. Да и дождь, и ветер были слишком пробирающими, чтобы даже предположить, что на самом деле я лежу под одеялком и всё это мне просто снится.
Понятия не имею, сколько я так сидела, парализованная, тупо осматриваясь ошалевшими глазами и не понимая ничего от слова совсем, пока вдруг не раздался шум и треск ломающихся веток где-то позади меня, слышный даже сквозь бушующий дождь и ветер.
То, что происходило со мной дальше, не было продиктовано разумом, ибо оный ушёл в длительную перезагрузку. Я просто моментально подскочила, по-прежнему не ощущая своего тела, и понеслась вперёд, фиг знает куда, со скоростью света, хотя никогда не умела нормально бегать и не особо пыталась. Дикий, липкий, неконтролируемый животный ужас нёс меня по кромешной темноте, уверяя, что каждая секунда может стать последней, хотя больше не единый звук не подтверждал того, что где-то рядом что-то живое, огромное и движущееся. Инстинкт не дал и мгновения на раздумья, инстинкт заставлял бежать, бежать и бежать до потери пульса, игнорируя впивающиеся в босые ноги и лезущие в глаза острые ветви.
Так я не бегала ещё НИКОГДА, это точно.
Впереди была только темнота, абсолютная, поэтому совсем не странно то, что я на огромной скорости с размаху споткнулась об какое-то бревно, при падении неловко скосилась набекрень и со всей дури ударилась затылком об дерево ТАК, что едва не выбила его с корнем нафиг.
Последнее, что уловила, перед тем, как впервые в жизни так дебильно отрубиться – низкий утробный рык совсем рядом.
От Автора:
Людей меняет не столько время, сколько обстоятельства.
Боль. Это было первым, что я почувствовала, вроде как открыв глаза, но в то же время всё ещё вися где-то между горячечным бредом и явью. Боль наполнила каждую клеточку, оплела моё безвольное тело, словно превратившееся в одну сплошную рваную рану, неразрывными путами, иголками въелась под кожу… И не было ничего, кроме этой дикой, всепоглощающей, всеобъемлющей боли, да мутного красноватого тумана перед глазами, мешающего разглядеть хоть что-то.
Мне больно – значит, я жива… и этот факт меня нынче невероятно порадовал, а все ранее мелькавшие мысли о ненужности этой самой жизни вдруг показались несусветной глупостью. Такие уж мы, люди, непостоянные существа.
Здесь – где бы это «здесь» не было – пахло сыростью, кровью и нечеловеческим ужасом, ядом проникающим в кровь, изнутри вскрывающим вены… Вот уж не думала, что чувства могут иметь запах, ха… видимо, слишком уж сильно ударилась головой.
Для начала попыталась понять, что же конкретно у меня болит, а это оказалось не таким уж и простым делом, как могло бы показаться на первый взгляд, ибо чудилось, что болит буквально всё. Ну, естественно, затылок – после такого-то эпичного удара! А в голове царил неутихающий хаос, противный звон и бешеный пульсирующий стук моего собственного сердца, заглушающие все остальные звуки. Спина жутко ныла не только от какой-то странной неудобной позы, но и от ощущения, какое бывает, когда сильно порежешься, только вдвое больше. И по ней, помимо липкого пота, обильно стекало что-то густое, местами прилепившее одежду к телу словно клеем. То же самое с ногой. На голени словно дырку проделали. Всё саднило, будто… какой-то дикий зверь растерзал меня длиннющими когтями на ошмётки… И это всё не считая бесчисленных ушибов и царапин – создавалось впечатление, будто бессознательную меня небрежно волокли по земле.
Тут же, как по сигналу, в мозгу мелькнули обрывки воспоминаний о ночи. Так, значит, это всё не просто мой очередной, хоть и нетипичный, кошмар.
Чёёёрт… Кажется, кто-то в полной, просто преполнейшей из преполнейших заднице. Кто этот счастливчик?… Не буду раскрывать интригу.
Что-то невнятно прошамкав, попыталась поднять ставшую невероятно тяжёлой голову. Дыхание вырывалось из груди с оглушительным хрипом, как будто мне пулями изрешетили лёгкие, так, что даже болевой стон издать оказалось невозможным. Рот был полон жидкости с противным солоноватым привкусом, как если бы я попыталась откусить себе язык.
Всё-таки заставила себя вновь приподнять непослушные веки. В этот раз мир вокруг расплывался перед глазами уже не так сильно. Но, ей Богу, лучше бы я всего этого не видела. Никогда.
Начать, пожалуй, стоит с того, что я висела где-то в полуметре над полом, будучи намертво привязанной к чему-то (какой-то перекладине или вроде того, не суть) за кисти рук. Вот откуда это ощущение невесомости и дикая жажда пошевелить руками, чтобы хоть немного восстановить кровообращение.
Я чувствовала себя куском мяса, подвешенным коптиться. И чувство это заставляло биться в неконтролируемых конвульсиях мою напрочь обессилевшую, привыкшую к комфорту тушку.
Могла бы – закричала бы. Так, чтобы у того, кто меня сюда приволок, лопнули бы барабанные перепонки. А так… могла лишь безумными, выползающими из орбит глазами смотреть вокруг, да пытаться что-то прохрипеть, понимая при этом абсолютно ясно бессмысленность подобной попытки.
Страшно… Мамочки, боже, как мне страшно…
Более того – я тут была не одна. Рядом со мной в хаотичном порядке висели какие-то люди, или то, что от них осталось (не дай Бог, моя психика к такому не готова). Четверо. Все они были в разной степени изувечены и изуродованы, походя куда больше на кровавые ошмётки ещё тёплых трепещущих тел, нежели на живых людей. Все в отключке, у всех белоснежная, неживая восковая маска, словно смерть поставила печать на их лица. На это невозможно было смотреть, но и отвести взгляд от этого кошмара не оказалось никаких сил.
Кровь, кровь, кровь… Сколько крови…
Когда до меня дошло, что у крайнего основательно, огромными кусками откусано бедро и почти совсем отгрызена нога – от голени осталась лишь обглоданная кость с редкими остатками мышц – организм не выдержал, и меня вырвало. Обильно, мучительно, с кровью. На себя, ибо наклониться в такой позе возможности не представилось.
Поделиться книгой: