Королева ничего

Я подхожу к столу, беру принесенную в подарок еду – мне нужен предлог, чтобы ближе подобраться к этой шляпной коробке.

– Прежде всего давайте уберем в холодильник продукты, чтобы не испортились.

– Полагаю, что такая старая леди, как я, может позволить себе использовать молодую девчонку для нескольких поручений по дому, – усмехается Грима Мог, усаживаясь в кресло. Ее развлекает то, что сейчас происходит. – Давай, только будь осторожна. В моем холодильнике ты можешь найти нечто гораздо большее, чем ожидала, козочка.

Я открываю дверцу холодильника. Меня приветствуют останки тех, кого она убила. Здесь хранятся руки и головы – обжаренные, сваренные, сложенные наподобие остатков – после большого праздничного ужина. Мой желудок сжимается и хочет вывернуться наизнанку.

– Ты, кажется, собиралась бросить мне вызов? На дуэль вызвать? – По ее лицу расплывается кривая, злобная улыбка. – Хотела похвастать тем, как хорошо умеешь драться? Ну, видишь теперь, что ждет того, кто проигрывает поединок Гриме Мог?

Я делаю глубокий вдох. Подпрыгиваю и сбиваю шляпную коробку с верхней стенки холодильника.

– Не смей ее трогать! – кричит Грима, вскакивая на ноги, но я еще раньше успеваю содрать с коробки крышку.

Вот она, шапка. Блестит, как лакированная, от многочисленных, покрывающих ее слоев засохшей крови

Грима Мог уже на полпути ко мне, спешит, скаля свои зубы. Я выхватываю из своего кармана зажигалку, щелкаю кнопку большим пальцем, и загорается язычок пламени. Увидев его, Грима застывает на месте как вкопанная.

– Я знаю, что вы много лет пропитывали шапку кровью, – говорю я, надеясь на то, что моя рука не будет дрожать, а язычок пламени не погаснет. – Возможно, на ней сохранилась даже кровь самой первой вашей жертвы. И последней тоже. Не будет этой шапки – не останется и памяти о былых сражениях, победах, трофеях. Ничего не останется. А теперь вам придется заключить со мной сделку. Поклянитесь, что больше никого не убьете, ни людей, ни народа. Не убьете до тех пор, пока не покинете мир смертных. А если…

– А если я скажу «нет», ты сожжешь мое сокровище, – заканчивает за меня Грима Мог. – Нечестно.

– Вероятно, я должна была предложить вам дуэль, но поединок я скорее всего проиграла бы, – говорю я. – А так я выиграла.

– Ты ведь смертная дочь Мадока, не так ли? – спрашивает Грима Мог, тыча в мою сторону концом своей трости. – А еще сенешаль нашего нового Верховного короля. И тебя тоже вышвырнули, как и меня.

Я киваю, смущенная тем, что меня узнали.

– Ну а ты что натворила? – с довольной ухмылкой интересуется она. – Наверняка что-то совсем не маленькое.

– Глупость сморозила, – вынуждена признать я. – Упустила синицу в руках ради журавля в небе.

Грима громко, раскатисто смеется, потом говорит:

– Ну что, разве мы с тобой не пара, дочь красной шапки? Но, видишь ли, убийство у меня в крови, я пропитана им до мозга костей. Нет, я не собираюсь отказываться убивать. Если уж мне суждено надолго застрять в мире смертных, то должна же я иметь хоть какое-то развлечение?

Я подношу язычок пламени ближе к шапке. Ее нижний край начинает темнеть, наполняя воздух ужасной вонью.

– Остановись! – кричит Грима, с нескрываемой ненавистью глядя на меня. – Хватит. Позволь теперь я сделаю тебе предложение, козочка. Мы с тобой проведем спарринг. Если проиграешь, моя шапка вернется ко мне в целости и сохранности, а я продолжу, как и прежде, свою охоту. А еще ты отдашь мне свой пальчик. Мизинчик.

– Чтобы съесть его? – интересуюсь я, отводя от шапки язычок пламени.

– Это уж как мне захочется, – парирует она. – Может, съем, может, носить буду, как брошь. Тебе-то какое дело до этого? Мой палец, что хочу, то с ним и делаю.

– И почему я должна соглашаться на это? С какой стати?

– А потому, моя козочка, что если победишь, то получишь мое обещание больше не убивать. А кроме того, я расскажу тебе кое-что очень важное о твоем Верховном короле.

– Я ничего знать о нем не хочу, – отвечаю я. Слишком поспешно и слишком сердито. Никак не ожидала, что она впутает в это дело Кардана.

– Маленькая лгунья, – смеется она.

Затем мы долго молчим, пристально глядя друг на друга. Взгляд Гримы Мог кажется дружелюбным и довольным. Разумеется, она понимает, что я приму любые ее условия. И я тоже это знаю, хотя надеяться мне совершенно не на что. Она – легенда. Не вижу ни единого шанса победить ее на дуэли.

Но имя Кардана грохочет у меня в ушах.

Интересно, у него уже появился новый сенешаль? А новая любовница? Собирается ли он сам присутствовать на заседаниях Совета? А обо мне он когда-нибудь что-нибудь говорит? Или злорадно насмехается надо мной на пару с Локком? А Тарин смеется вместе с ними?

– Поединок до первой крови, – говорю я, выбрасывая из головы все посторонние мысли. Как приятно, когда есть на ком сосредоточить весь свой гнев. Очень помогает. – Теперь условия. Первое. Свой палец я вам не отдам. Если выиграете – получаете назад свою шапку, а я ухожу отсюда. Точка. Я и так делаю в принципе большую уступку, соглашаясь сразиться с вами.

– До первой крови – это скучно, – хищно наклоняется вперед Грима Мог. – Давай лучше до первого крика. Закончим где-то между простым кровопролитием и мясорубкой, чтобы проигравшая не ушла на ногах, а уползла домой, чтобы сдохнуть по дороге. – Она радостно улыбается и облизывает губы. – Дай мне шанс переломать все косточки в твоем тщедушном тельце.

– На мою гордыню ставку делаете? – спрашиваю я, засовывая красную шапку в один карман, а зажигалку в другой.

– Но я же не ошиблась при этом? – не думает отрицать она.

Поединок до первой крови – это действительно скукота. Соперники долго-долго танцуют вокруг да около, выжидая, пока кто-нибудь из них на секунду раскроется. Да, я согласна, это ненастоящий бой, и быстро отвечаю:

– Да.

– Хорошо. – Она поднимает свою трость, указывает ее кончиком на потолок и говорит: – Пойдем на крышу.

– Ладно, пойдем, – соглашаюсь я. – Это очень благородно и романтично – драться на крыше.

– Жаль, ты не догадалась прихватить с собой оружие. Я-то ведь тебе ничего не дам, – тяжело вздыхает Грима Мог и направляется к двери шаркающей походкой старухи, какой она пытается выглядеть с помощью гламура.

Следом за ней из квартиры выхожу я, пересекаю полутемный зал склада, дальше поднимаюсь по совсем уже не освещенной лестнице. Нервы у меня напряжены. Надеюсь, я знаю, что делаю. Хочу на это надеяться. Грима Мог нетерпеливо спешит наверх, перескакивая сразу через две ступеньки, с грохотом распахивает обитую железом дверь, ведущую на крышу. Слышу змеиное шипение, с которым из трости Гримы выползает узкий стальной клинок. Грима Мог оборачивается ко мне и широко улыбается, показывая свои острые зубы.

Я выхватываю спрятанный у меня в сапоге длинный нож. Не бог весть что, но я не умею наводить чары, а потому не могу разъезжать на велосипеде с Закатом за спиной.

Выхожу на асфальтированную крышу здания. На востоке начинает вставать солнце, подкрашивает небо своими первыми лучами в розовые и золотистые тона. Дует холодный утренний ветерок, принося с собой запахи бетона и мусорных баков, к которым примешивается нотка золотарника из соседнего парка.

От нетерпения и страха мое сердце колотится все быстрее, и, когда Грима Мог поворачивается ко мне, я уже готова. Она делает выпад, я его парирую. Еще. И еще. И еще раз. Это начинает раздражать ее, и она рычит мне:

– Ты обещала бросить мне вызов, где же он?

Тем временем я уже начинаю понимать ее манеру ведения боя. Знаю, что Грима жаждет насилия, жаждет крови. Я знаю, что она привыкла к легким победам, и надеюсь, что это делает ее излишне самоуверенной. Возможно, столкнувшись с тем, кто может дать отпор, она станет допускать ошибки.

Не обязательно, конечно, но может быть…

Когда Грима начинает новую атаку на меня, я резко разворачиваюсь и сильно бью ее ногой в колено. От этого удара она валится на асфальт, рычит от ярости и боли, моментально вскакивает и молнией бросается на меня. На мгновение передо мной мелькают перекошенное лицо Гримы и ее жуткие зубы.

«Она настоящий монстр!» – кричит мой рассудок.

Я стискиваю зубы, борясь с желанием броситься наутек. Наши клинки снова взлетают в воздух, рыбьей чешуей серебрясь в первых лучах зарождающегося дня. Звук, с которым металл ударяет о металл, напоминает звон колокола. Мы продолжаем фехтовать, танцуя по всей крыше, мои ноги сами знают, что им нужно делать – шаг вперед, шаг назад, шаг в сторону…

У меня на лбу и под мышками начинает выступать пот, в холодном воздухе мое жаркое дыхание повисает облачком.

До чего же хорошо сражаться с кем-то другим, а не с самой собой.

Грима Мог щурит глаза, наблюдает за мной, выискивает мои слабые стороны. Я отчетливо помню все наставления, которые давал мне Мадок, стараюсь не повторять ошибок, от которых пытался избавить меня Призрак. Грима начинает серию жестоких, смертельных ударов, пытаясь загнать меня на край крыши. Я отступаю, делаю все, чтобы оставаться недосягаемой для ее более длинного, чем у меня, клинка. Раньше она держала себя в руках. Теперь она больше не сдерживается.

Грима снова и снова подталкивает меня к краю, за которым открывается пропасть. Я продолжаю драться с мрачной решимостью. Теперь вся я покрыта потом, его капельки стекают у меня между лопатками и скользят вниз вдоль спины.

Затем я спотыкаюсь ногой о торчащую из покрытой асфальтом крыши металлическую трубу. Теряю равновесие, а Грима бросается вперед. Ее удар я парирую, но это стоит мне ножа, который выскальзывает из руки и улетает, чтобы со звоном упасть на улицу.

Мне не следовало браться за это задание. Нельзя было соглашаться на этот поединок. Я ни за что, никогда не должна была соглашаться выйти за Кардана, и тогда меня не изгнали бы в мир смертных.

Гнев придает мне сил, и благодаря им я успеваю увернуться – клинок Гримы со свистом рассекает воздух в сантиметрах от меня. Затем я сильно толкаю локтем ее руку и хватаюсь за рукоять меча.

Это не слишком честно, согласна, но я давно уже забыла про благородство. Грима Мог очень сильна, но и удивлена тоже немало. На мгновение она замирает, а в следующую секунду сильно бьет меня лбом в лоб. В глазах у меня темнеет, но мне почти удалось завладеть оружием Гримы.

Почти.

– Ты жульничаешь, девочка, – говорит мне она. Мы обе тяжело дышим. Мои легкие словно налиты свинцом.

– Я не рыцарь, – отвечаю я и, словно в подтверждение своих слов, хватаю единственное оружие, которое сейчас попадается мне на глаза, – металлическую трубу. Она тяжелая, гладкая, не имеет мало-мальски острой кромки, но это все, что у меня есть. Во всяком случае, труба как минимум длиннее потерянного мной ножа.

– Тебе пора было сдаться, но ты этого не сделала. Я в восторге, – смеется Грима Мог.

– Я оптимистка, – говорю я, и она вновь на полной скорости бросается на меня, но моя труба удерживает ее на расстоянии. Мы вновь танцуем, кружимся, она пытается наносить удары, я их парирую, размахивая трубой, как бейсбольной битой. У меня много желаний, но больше всего мне хочется сейчас убраться прочь с этой крыши.

Мои силы на исходе. Труба оказалась слишком тяжелой, и мне все сложнее маневрировать.

«Сдайся, – советует мне мой внутренний голос. – Плюнь на все. Давай же поторопись, пока еще стоишь на ногах. Отдай Гриме ее проклятую шапку, забудь про деньги и ступай домой. Виви из листьев волшебных денег наделает, проживете. И успокойся, ты же не за королевство свое сражаешься. Его ты давно уже проиграла».

Грима Мог приближается ко мне с таким видом, словно чувствует мое отчаяние. Она наносит несколько быстрых ударов, ища бреши в моей защите.

Капли пота стекают со лба, жалят мои – глаза.

Мадок описывал поединок по-разному – сравнивал с сыгранной на большой скорости стратегической игрой, с танцем, но нынешнюю дуэль я ощущаю, скорее всего, как спор, в котором необходимо как можно быстрее найти решающий, неожиданный для противника аргумент. Аргумент, который отвлечет Гриму настолько, что это на какое-то время развяжет мне руки.

И я, похоже, такой неожиданный ход нахожу.

Преодолевая боль в уставших мышцах, я перекладываю трубу в одну руку, а другой рукой вытаскиваю из кармана красную шапку.

– Что ты делаешь? Ты же обещала… – начинает Грима.

Я швыряю шапку ей в лицо. Она хватает ее, на мгновение переключает на нее свое внимание, и в этот момент я изо всех оставшихся сил наношу удар трубой.

Я попадаю Гриме в плечо, и она валится с ног, рыча от боли. Я вновь ударяю ее – на этот раз по вытянутой вверх руке, выбиваю меч Гримы, и он летит, кувыркаясь, куда-то далеко в сторону.

Я снова замахиваюсь трубой.

– Хватит, – хрипит лежащая на крыше Грима Мог, глядя на меня снизу вверх. На лице у нее написано неподдельное изумление. – Я сдаюсь.

– Это правда? – опускаю я занесенную трубу.

– Да, маленькая плутовка, да. Правда, – неохотно цедит она сквозь окровавленные зубы, с трудом пытаясь сесть. – Ты меня переиграла. А теперь помоги мне встать.

Я роняю трубу, приближаюсь, невольно ожидая, что сейчас Грима выхватит откуда-нибудь нож и всадит его мне в бок. Но она лишь протягивает мне руку, и я помогаю ей подняться на ноги. Грима надевает на голову свою отвратительную красную шапку, потирает ушибленную – может быть, даже сломанную трубой – руку.

– Двор Зубов отдал себя в руки старого Главного генерала – твоего отца – и шайки других изменников. Из достоверных источников мне известно, что твой Верховный король будет свергнут еще до следующего полнолуния. Как тебе это нравится?

– Так вот почему вы сбежали? – спрашиваю я. – Потому что вы не предательница?

– Я сбежала из-за другой маленькой козочки. На этом все. Я получила сегодня больше удовольствия, чем ожидала, но наша игра, я думаю, закончена.

У меня в ушах продолжают звенеть слова Гримы: «Твой Верховный король будет свергнут… Будет свергнут… До следующего полнолуния…»

– За вами остался должок, – севшим, хриплым, как воронье карканье, голосом напоминаю я. – Обещание.

К моему удивлению, Грима Мог дает мне обещание никогда больше не охотиться на землях смертных.

– Приходи ко мне опять сразиться, – бросает она мне вслед, когда я направляюсь к лестнице. – У меня еще много тайн в запасе осталось, дочь Мадока. И, кроме того, мне думается, что ты сама немного жаждешь насилия.

Глава 3

Мои мышцы почти сразу же сводит, и от одной только мысли о том, чтобы сесть сейчас на велосипед и крутить педали до дома, мне становится нехорошо. Нет уж, лучше сразу лечь в придорожную канаву и там умереть. Я дожидаюсь автобуса. Ловлю на себе неприязненные взгляды, пока пристегиваю велосипед к стойке, но затем пассажиры замечают, что у меня идет кровь, и сразу решают, что лучше всего просто не обращать на меня внимания.

Мне до сих пор кажется странным распорядок дня в мире людей. В Фейриленде возвращаться домой на заре – это все равно что смертному плестись домой за полночь. Но в мире людей яркий свет утра должен прогонять тени – так, во всяком случае, предполагается. Здесь утро – это время деятельных, активных людей, «ранних пташек», а не лежебок-бездельников. Какая-то пожилая женщина в ярко-розовой шляпке молча протягивает мне несколько влажных салфеток. Я с благодарностью принимаю их и пытаюсь хотя бы слегка привести себя в нормальный вид. Остальную часть пути смотрю в окно на голубое небо, морщусь от боли и жалею себя. Обшариваю свои карманы, нахожу в одном из них таблетки аспирина и проглатываю их, не запивая.

«Твой Верховный король будет свергнут еще до следующего полнолуния. Как тебе это нравится?»

Пытаюсь убедить себя, что мне нет до этого никакого дела. Что я буду только рада, если Эльфхейм окажется в конечном итоге побежден. У Кардана много приспешников, которые предупредят его о том, что приближается. Есть Двор Теней и половина его армии. Правители Нижних Дворов. Все, кто присягнул ему. Весь Живой Совет. И даже новый сенешаль, если, конечно, Кардан дал себе труд его назначить.

Мне не хочется думать о том, что кто-то другой стоит теперь на моем месте рядом с Карданом, но мозг упрямо перебирает все самые худшие варианты. Никасию Кардан выбрать не мог, потому что она уже посол Подводного мира. Локка он тоже не назначит, потому что уже сделал его Мастером Увеселений и потому еще, что Локк просто невыносим. И не леди Ашу, потому что… Потому что она ужасна. Кроме того, леди Аша любую работу считает утомительной для себя и все свое влияние употребит исключительно на то, что может принести выгоду лично ей. Нет, Кардан наверняка понимает, что нельзя ее выбирать. А может, и нет. Кардан бывает безрассудным. Возможно, он и его злая, беспечная мать станут посмешищем всего рода Зеленого вереска и Кровавой короны. Надеюсь, что станут. Надеюсь, что все они еще раскаются, и Кардан больше всех.

А затем придет Мадок и все приберет к своим рукам.

Прижимаюсь лбом к холодному стеклу и напоминаю себе, что это больше не мои проблемы. Вместо того чтобы пытаться – безуспешно – не думать о Кардане, я стараюсь не думать вообще.

Я просыпаюсь от того, что кто-то трясет меня за плечо.

– Эй, малыш, – говорит водитель автобуса. Его озабоченное лицо прорезано резкими морщинами. – Малыш?

Было время, когда выхваченный мной нож оказался бы приставленным к горлу водителя раньше, чем он успел бы договорить. С трудом вспоминаю, что у меня просто нет моего ножа. Я забыла поискать его возле дома Гримы Мог и вернуть себе.

– Я не сплю, – неубедительно лгу я, потирая лицо одной рукой.

– А мне на минуту показалось, что ты скопытилась, – хмурится водитель. – Вон сколько крови. Хочешь, я позвоню кому-нибудь?

– Все в порядке, – говорю я и понимаю, что автобус почти пуст. – Я пропустила свою остановку?

– Мы на ней. – Он смотрит на меня так, словно хочет настоять на том, чтобы помочь мне. Затем качает головой и продолжает со вздохом: – Велосипед взять не забудь.

Я и раньше бывала, мягко говоря, не в форме, но не настолько, как сейчас. Бреду по проходу словно корневик, впервые вытащивший из земли свои корни. Непослушными пальцами вожусь с замком велосипеда, а отстегнув его, замечаю ржавое пятно на пальцах. Быть может, я просто растерла кровь по лицу перед водителем автобуса, а потом, сама того не заметив, прикоснулась к щеке? Не знаю, не могу сказать.

Наконец мой велосипед отстегнут, снят с автобуса, и я могу плестись по траве к зданию, в котором мы снимаем квартиру. Подумываю о том, чтобы бросить велосипед в кустах и надеяться на то, что его не украдут. Эта мысль помогает мне преодолеть большую часть пути, и тут я замечаю, что кто-то сидит на нашем крыльце. Девушка с розовыми, сверкающими на солнце волосами. Она издалека замечает меня и приветственно поднимает руку, в которой держит бумажный стаканчик с кофе.