– Да что случилось-то? – запахивая на ходу халат, спросила Клава, она уже ложилась спать, поэтому ее волосы были распущены и длинными локонами спускались по спине.
– Я нашла под забором мужика, у него голова была разбита, – говорила Сенька на ходу.
– Сень, ну ты дура, а, – возмутилась Клава. – Учу я тебя, учу, а ты чужих мужиков в канавах подбираешь.
– Клавочка, вот ты абсолютно не права, – объясняла Сенька на ходу, одновременно подгоняя Клаву. – Если бы не я, он бы кровью зашелся, голова у него пробита была, но я все сделала. Рану промыла, перекисью обработала, все как надо, даже перевязать получилось красиво.
– Ну и отправила бы его с богом.
– Знаешь, Клав, в больничку ему надо, он сначала меня медведицей называл, а потом сказал, что его Хуан Карлос зовут, в общем, думаю, беда страшная у него с головой.
Когда они забежали в калитку, на стуле никого не было, Сенька начала звать своего нового знакомого:
– Дядька, Хуан Карлос, ты где? Не прячься, мы ничего тебе плохого не сделаем.
– Я здесь, за забором под деревом сижу, – осторожно ответил Карл.
– А чего ты туда отполз, неужель медведица опять привиделась? – воскликнула Сенька, побежав в направлении голоса.
– Ты убежала, я подумал, сейчас приведешь своего отца и он мне накостыляет, а дальше отползти не смог, голова кружится, – объяснял новый друг через забор, сидя на коряге, возле которой полчаса назад его нашла девчонка.
– Да ты что, – засмеялась она, – я Клаву привела, она у меня самая лучшая, самая умная, она сейчас что-нибудь придумает.
Увидев свою подчинённую, которой он сегодня наговорил столько гадостей, Карл вздохнул.
– Лучше бы ты отца привела.
– Вот это встреча, Карл Юрьевич, не ожидала вас увидеть ночью в канаве возле моего дома, пьяного и с пробитой головой, – Клава не смогла сдержать эмоций, ее рот был растянут в счастливой улыбке, а изо рта вырывались непроизвольные смешки.
– Ты его знаешь? – удивилась Сенька.
– А это, Сень, мое начальство, которое приехало меня увольнять, – пребывая в прекрасном расположении духа, продолжала Клава, – потому как в нашей фирме работать могут только идеальные люди, а таким жирным, как я, не место.
– Ой, Клавочка, так что, с помощью я поторопилась, что ли? – искренне спросила Сенька.
– Да, подруга, это ты не подумала, – смеялась в голос Клава.
– Не, дядька, уж не знаю, как тебя правильно величать, Хуан Карлос или Карл Юрьевич, раз такое дело и обратно уже никак не отыграть, то ты Клаве плюсик за меня поставь, так как она работает за двоих и я от нее полностью завишу, а если считать еще и Булю, то за троих, – очень серьезно торговалась Сенька.
– Ладно, – примирительно сказал Карл, – я пойду.
В этот момент Сенька просящим взглядом посмотрела на Клаву, и та сдалась.
– Ну уж нет, Карл Юрьевич, Сенька вас спасла, столько сил потратила, а вы пойдете и бухнетесь в очередную канаву, – на этих словах она подняла Карла, положила его руку на свои плечи, с другой стороны встала Сенька, и они повели несопротивляющегося пострадавшего в дом. – Пойдемте к нам и там уже решим, скорую вызывать или просто проспаться вам надо.
Десятилетнему Осе очень хотелось есть, последние три года это чувство не покидало его ни на миг, а после того как фашисты вошли в Краснодар, к нему прибавилось еще и чувство страха. Мамка запрещала выходить на улицу, а когда уходила, прятала его в погребе. В городе свирепствовала зондеркоманда СС 10-А». Она разыскивала и уничтожала «подозрительных» людей, партизан и политработников, а также солдат Красной армии и евреев. По Краснодару упорно ходили слухи, что ездят машины, похожие на автобусы, только без окон, людей сажают в них под предлогом мытья в бане, раздевают, вещи складывают в деревянный ящик под полом, и больше тех людей никто не видит. Поэтому мамка не надеялась на Осину сознательность и принимала жесткие меры. Но Ося – парень не промах, он научился выбираться из подвала, и пока мамка ходила на работы, он бегал к соседу Соломону Абрамовичу, археолог показывал ему всякие разные находки, рассказывал интересные истории, похожие на сказки, а самое главное, он кормил Осипа. У соседа-археолога от другой жизни остались ценные вещи, и периодически он ходил на рынок и менял ценности на еду, при этом не забывая делиться с голодным ребенком своими трофеями.
Сегодня Соломон Абрамович выглядел очень плохо, его небритые щеки, покрытые седой щетиной, впали, а глаза, наоборот, вывалились. Встретив Осипа на крыльце, он обрадовался, как никогда, и поспешно завел его домой.
– Ося, – начал он, как только они зашли в деревянное жилище профессора археологии, – как твое полное имя-отчество?
– Осип Варфоломеевич Зубов я, – испугался такого странного вопроса Ося. – А что?
– Так вот, Осип Варфоломеевич Зубов, будет у тебя миссия на этой земле, почетная и обязательная. Скажи мне, на тебя можно положиться?
– У меня папка – коммунист, – шепотом сказал Ося. – Я поклясться могу, только вы никому не говорите, мамка велела за это молчать.
– Поклясться – это обязательно, – задумчиво сказал почему-то очень испуганный Соломон Абрамович, – но сначала ты должен запомнить кое-что.
Он провел Осю в комнату, усадил на кресло и полез в шкаф, а голодный Ося подумал, что оттуда точно картоху не вытащат, и сразу затосковал – значит, сегодня кормить не будут. В ответ желудок призывно заурчал.
– Смотри, Осип Варфоломеевич, сын коммуниста, это мой кушак, в нем настоящие сокровища, не имеющие цены, а знаешь, почему? Потому что это не просто золотые изделия, это историческая реликвия, – в этот момент сосед достал из кушака какие-то пластины желтого цвета. Надо сказать, драгоценности не впечатлили голодного Осю, но из уважения к соседу и в знак благодарности за то, что он его периодически кормил, Ося собрал всю свою воспитанность в кулак и слушал Соломона Абрамовича с уважением.
– Я попробую рассказать тебе по-простому, – начал профессор, выкладывая неровные прямоугольники на стол. – Когда-то давно, примерно в 5 веке до нашей эры, в наших местах жил народ, меоты, такие же люди, как ты и я. Вели они оседлый образ жизни, занимались земледелием, скотоводством, рыболовством, торговали с античными городами, а главное, у них широко были развиты ремесла. Вот, смотри, что могли изготавливать их мастера, – и сосед указал на прямоугольники с картинками. – Вглядись внимательно, Ося, это делали люди, которые жили многие тысячелетия назад.
– Да, – сказал Осип, рассудив, что от него сейчас ждут одобрения, – красиво, особенно этот дядька.
– Это Геракл, персонаж древнегреческой мифологии, сын Зевса и Алкмены. У него была необыкновенная физическая сила и смелость.
– И это сделали меоты? – уточнил Ося.
– Да, мой друг, примерно в 5 веке до нашей эры, но прошло время, и следы их существования стерлись. Вот ты, друг Осип, хотел бы, чтоб люди через много веков помнили о тебе, о нашем народе, о наших традициях, гордились бы тем, что мы можем делать руками?
Ося не совсем понимал, какой ответ ждет от него сосед, поэтому ответил от души:
– Хотел бы.
– Так вот, мы, археологи, тем и занимаемся, что пытаемся хоть что-то восстановить из жизни людей, живших ранее, с моей группой мы находили интересные экспонаты, но это все ерунда по сравнению с тем, что нашел я, надо отметить, совершенно случайно. Этим экспонатам место в музее, причем в центральной экспозиции, их должны изучать ученые, они должны принадлежать нашему народу.
Рассказывая все это, Соломон Абрамович растрогался, слезы катились по его старческим небритым щекам.
– Ты спросишь меня, при чем здесь ты, – вспомнив, что не сказал самое главное, продолжил Соломон Абрамович. – Именно тебе выпадает честь сохранить и передать это достояние нашему народу. Если даже меня не убьют немцы, что вряд ли, то мне все равно осталось недолго. Так вот, после моей смерти в драных вещах старика никто копаться не будет, а тебе, друг Ося, придется. Когда меня не станет, ты должен будешь взять этот кушак и сохранить его содержимое, не важно, как, вон, в моем саду зарой, только запомни, где, а когда придут наши, передашь это в музей. В кушаке, кроме всего, я зашью записку, там всё поймут. За это тебе будет и почет, и награда, и всеобщее уважение, я абсолютно в этом уверен, только пообещай, что выполнишь всё, как я сказал, вот теперь самое время для клятвы.
– Обещаю, честное слово, передам, только я думаю, вы наших дождетесь, на подходе, говорят, они, мне мамка вчера рассказывала, бои идут, скоро нас освободят, – и, решив рискнуть, спросил: – Соломон Абрамович, а пожрать ничего нету?
Старик грустно улыбнулся, погладил его по голове и сказал:
– Сегодня, брат, у нас царская еда: я выменял крупу, будет у нас настоящая каша.
– Это и есть тот самый крутой мажор? Надо же, красивый такой, – Карл услышал через дрему Сенькин шепот. – Клавочка, я всю ночь себя ругала, что пошла той стороной. Не увидела бы его – и тебя бы не уволили, и жили бы мы дальше по-прежнему.
– Не говори глупости, – захихикала ее собеседница тихо, чтоб, видимо, не разбудить гостя.
– Ты же понимаешь, что я не могла иначе? – виновато спросила Сенька. – Я вот мимо кошки раненой пройти не могу, а тут человек.
– Это хорошо, Сенька, что ты такая, – так же шепотом утешила ее Клава. – Вырастешь – пойдешь на врача учиться, будешь людям жизнь спасать. И прекрати ерунду всякую думать, я бы больше с тобой разговаривать не стала, если бы ты поступила иначе, только обещай в следующий раз звать меня, хорошо этот порядочный оказался, а люди разные бывают, осторожней надо быть. Иди, буди гостя, мне на работу уже пора, хочу потихоньку заму дела передавать, чтоб потом аврал не приключился.
«А она неплохой руководитель, – подумал Карл, – раз беспокоится о фирме даже после своего увольнения».
Когда девчонка заглянула в маленькую комнатку, где вчера вечером расположили Карла на время полежать, а он уснул самым бессовестным образом, гость уже сидел на кровати и о чем-то усиленно думал.
– Доброе утро, дядька, уже проснулся, пойдем завтракать.
– Что, а, да, пойдем, подожди, у меня кое-что пропало, своди меня туда, где ты меня вчера нашла, может, выпало, – попросил Карл, одновременно выворачивая карманы.
– Пойдем, помогу, а что ищем? – и, уже выходя из дома, закричала: – Клава, мы пять сек.
Вернулись они через полчаса, Карл был жутко расстроен, а Сенька, как могла, успокаивала его, одновременно треская сырники со сметаной.
– А может, все-таки в гостинице оставил? Не, ну бывает такое, я вот точно была уверена, что пижаму из дома брала, а вечером – бац, а ее нет.
– А что произошло-то? Вы мне расскажете? – возмутилась Клава своим неведеньем.
– А овсянки нет? – спросил Карл, брезгливо глядя на стол.
– Нет, – обиженно ответила Клава, сырники были ее гордостью, готовила она их особенно вкусно, поэтому для неожиданного гостя выбрала самое лучшее.
Карл сморщился, глядя на стол, но вздохнул и молча начал есть. Клава обиженно засопела и тоже замолчала, даже Сенька, видя напряжение за столом, притихла, но, не выдержав и пяти минут, вновь заговорила:
– Представляешь, Клавочка, у него документы пропали.
– Паспорт? – уточнила Клава у Сеньки, будто Карл не сидит рядом и уже с огромным аппетитом уплетает за обе щеки сырники.
– Не, какие-то листки белые, исписанные ручкой, он говорит, это были чужие документы, ему их дали на хранение.
– А больше ничего не пропало? – уточнила Клава.
– Нет, представляешь, и телефон, и кошелек – все на месте, а этих документов нет, – Сенька была явно возмущена данным обстоятельством.
– Значит, вчера приходили конкретно за ними, – сделала вывод Клава, она уже немного успокоилась, поэтому тоже с аппетитом поглощала завтрак.
– Вы думаете? – первый раз заговорил Карл, оторвавшись от вкуснейших сырников.
– Ну а что, очень логично, по-моему, документы важные – раз, вас кто-то ударил по голове – два, для гопоты местной ваш телефон – это самое большое богатство, его они бы вытащили у вас в первую очередь. Выходит, приходили за документами. Но в этом случае легко вычислить, кто, – довольная собой, произнесла Клава.
– Продолжайте, – поторопил ее Карл, одновременно поедая сырники, будто и не морщился он пять минут назад.
– Надо взять за основу: первое – кто знал про документы, второе – кто был в курсе, что они у вас с собой, и третье – кто видел, что вы пошли дышать воздухом.
– События поворачиваются так, – задумчиво сказал Карл, – что, кроме вас, я доверять не могу никому. Итак, слушаем, делаем выводы, анализируем, – Сенька сидела с открытым ртом и ловила каждое слово, Клаве тоже было интересно, но она, в отличие от Сеньки, не показывала это так очевидно. – В поезде ехало семь человек, до пункта назначения доехало только шесть. Чужих исключаем, так как от Воронежа до Ростова вход к нам в конечный вагон заблокировал какой-то фокусник своим реквизитом. Выпивали в купе, Федор, это убитый, намекал всем, что у него в портфеле сокровища. Позже я унес его в восьмое купе и оставил там спать, перед сном он мне отдал на сохранение бумаги, говоря, что его семья теперь будет уважаемой и даже сын будет гордиться. Трое приезжие, поэтому остановились у Маринки в гостинице, Динка местная, она домой ускакала, а проводницу Галину увезли сразу с вокзала в больницу. Я не помню, говорил ли я о документах за столом, после того как вернулся, уложив Федора спать, мог, так как не очень-то в это верил. Вчера же за столом я предложил всем вместе съездить к сыну Федора и отдать документы.
– Получается, под подозрением пока все, – сделала вывод Клава. – Вот если бы вы эти бумаги сфотографировали, мы бы подпортили планы этому тайному злодею.
– Я все-таки ваш начальник, естественно, я это сделал, – раздраженно сказал Карл и тут же деловым тоном добавил: – Предлагайте, как мы это сделаем.
– Я никогда не сомневалась бы в своем начальстве, если бы он вот уже два дня не пил с незнакомыми людьми, от этого вера, конечно, немного пошатнулась, – объяснила свой пессимизм Клава, будто это она была его начальником. – А действовать можно так: давайте дадим ему знать, что не только он теперь владеет информацией с листков. Вы говорите, вас сегодня всех вызывают в полицию для дачи показаний, так вот, мы распечатаем фото листков, вы будете при всех ими махать, скажете, что совершенно случайно вчера потеряли их по пьяни, но дубликаты сделали, это чтоб не спугнуть нам убийцу. Более того, настаивайте на поездке к сыну убитого, желательно бы уговорить всех. Будем смотреть за реакцией людей. Кстати, вы сами решили выйти на воздух вчера вечером или вам кто-то рекомендовал?
– Марина предложила, – ответил Карл.
– Галочку ставим напротив имени, но этого мало, очень мало, – задумчиво сказала Клава.
– У вас есть таблетки, ускоряющие пищеварение? – резко сменил тему Карл, доедая десятый сырник.
– Зачем вам? – вновь обиделась Клава.
– Сметана у вас была явно жирновата, мой желудок не привык к такой тяжелой пище, – вредничал Карл, на самом деле ему было стыдно, что он так много съел, и поэтому он решил себя оправдать.
– Надо же, к алкоголю он привык, а к сметане нет, – бубнила себе под нос Клава, доставая таблетки. – Какой избирательный у вас желудок.
– И вам советую выпить, кстати, такие таблетки надо пить по весу, мне вот можно одну, а вам надо две, – сказал Карл.
– Мне кажется, что вы слишком завышаете мои недостатки, – возмутилась Клава.
– Я боюсь, я их недооцениваю, – сказал Карл, краем глаза заметив, как подчинённая тайно выпила вторую таблетку, и про себя рассмеялся.
Уговаривать никого не пришлось – поехать к сыну Федора захотели все. Встретились они в коридоре УВД по Краснодарскому краю, как старые друзья-фронтовики. Мужчины приветствовали друг друга крепким рукопожатием и похлопыванием по плечу, женщины целовали друг друга троекратно в щеки. Динка, словно стесняясь Карла, лишь махнула ему своей белесой короткостриженой головой и, как всегда, опустила глаза. Карл не любил сложностей и решил сам смягчить ситуацию.
– Привет, – подошел он к ней и сел рядом на стул. – Как дела?
– Да такое происходит, даже не знаю, как дела, плохо, наверно, – неуверенно ответила она, не поднимая глаз.
– Не переживай, все образуется, вот увидишь, полиция разберется, – и как старший брат похлопал ее по руке.
– Кстати, друзья, – чуть громче сказал Карл, чтоб его услышали все, – не забывайте: мы договаривались отвезти документы сыну Федора, никто не передумал? – вокруг все закивали головами, и, обращаясь конкретно к Динке, сказал, но так, чтоб это было доступно для остальных ушей: – Поедешь с нами? Представляешь, мне Федор дал документы на хранение, когда я его провожал до купе. А я, дурак, вчера выпил, пошел прогуляться, видимо, стресс так на меня подействовал, упал, голову себе разбил, – в доказательство Карл повернулся и показал пластырь на затылке, два часа назад так заботливо приклеенный Сенькой. – Документы потерял, стыдоба. Хорошо хоть опыт не пропьешь, я вчера сфотографировал их, так что будет что отдать сыну.
– Вот едрёный комбайнёр, – пронеслось знаменитое выражение Бориса.
Только сейчас Карл заметил, что круг сомкнулся вокруг него, все подошли поближе и внимательно слушали рассказ. Стояли молча, даже француз Филипп не задавал уточняющих вопросов, а просто внимательно вглядывался в его лицо. Карл пожалел, что оставил Клавдию Петровну в машине, его голова сейчас не очень работала, то ли от удара, то ли от выпитого накануне, он никак не мог сфокусироваться и проследить за реакцией, а управляющий директор была не дура, логическое мышление и анализ в ее интерпретации ему очень понравились, возможно, он даже ее не уволит, просто понизит, и все. Чтоб нарушить повисшую в воздухе неловкую паузу, возникшую после его признания, Карл предложил:
– Поедемте все вместе, у моей подчинённой минивэн, все поместимся.
И вот спустя три часа, уставшие от жары и постоянного ожидания в коридорах, они ехали в машине Клавы. Динка с Мариной уселись на третий ряд, как самые худенькие, так как там места было совсем немного, Филипп и Борис – на второй, а Карл рядом с Клавой впереди.
– Ну что, есть какие новости? – сквозь зубы спросила Клава, прибавляя в салоне музыку.
– Федора убили одним ударом, порвав ему селезенку, он некоторое время был жив, но так как вовремя не помогли, он умер, – так же сквозь зубы почти одними губами ответил Карл. По радио популярный нынче белорус пел свою знаменитую «Незабудку», а Клава продолжила допрос. Её воображение уже разыгралось, и она пыталась решить эту логическую задачку, как в детстве шарады, вводных, правда, было маловато.
– Упасть мог?
– Нет, однозначно удар, – ответил так же тихо Карл.
– Значит, мужчина? – резюмировала Клава.