Помоги проекту - поделись книгой:
– Ну, во-первых, не голый, а в полотенце, а во-вторых, я никого не ждал и уже собирался спать. Белла Сергеевна, я слишком от вас устал сегодня.
– Ой, Дмитрий Иванович, тут такое случилось, вы сейчас упадете.
– Что с вами что-то случилось, вообще не удивлен, падать я за сегодня устал, это не может подождать до утра?
– Нет, Дмитрий Иванович, вы здесь для меня самый близкий человек, – очень грустно сказала Белла.
– Когда я успел им стать? – возмутился хозяин номера.
Тем временем Белла зашла в номер, села на кресло и достала из чемодана наволочку, в ней лежало что-то тяжелое. Вытянув руку, она протянула ее Дмитрию Ивановичу.
– Что там? Я вас боюсь, вы сегодня опрокинули на меня труп, заставили бежать голым по гостинице, и это я еще не вспоминаю вам, как вчера вы меня затащили под стол. Я не возьму это, можете не тянуть руки – открывайте сами.
Белла молча положила наволочку на пол и отодвинула края. В ней лежал разбитый подарок. Подставка с Красной площадью, как потухший факел, сиротливо смотрелась без шара, а вокруг все было в стеклах.
В одном из номеров гостиницы сидел человек, он сосредоточенно рассматривал предмет у себя в руках и думал:
– Прекрасная вещь, все-таки у меня золотые руки. Надо действовать сегодня, иначе потом, в Китае, будет сложнее. Хорошо, если бы все получилось и никакой поездки уже не было нужно. Заказчик требует, чтоб все выглядело естественно, за это и платит двойной тариф, поэтому тут подход нужен, особый творческий. Ну да мне этого не занимать: двадцать лет в деле и ни одного промаха, ни одного шанса усомниться в естественности причин, значит и здесь все пройдет как по маслу.
Белла сидела на кровати, подогнув под себя ноги, пила шампанское и плакала.
– Я только посмотреть хотела, одним глазком, а он возьми и выскользни у меня из рук. Это катастрофа, что делать? Я все собрала и сразу к вам. Сняла наволочку с подушки и туда все собрала, все до последнего осколочка.
– А чемодан вам зачем? Ну и несли бы в наволочке ко мне.
– Сначала я так и хотела, но потом подумала: не пойду же я с наволочкой по коридору, что люди про меня подумают? Поэтому и сложила все в чемодан.
– А то, что вас увидят заселяющуюся в мой номер с чемоданом и шампанским, ничего? Это вас не смущает? Или ваша девичья честь уснула под гнетом игристого?
Но Белла его не слушала, а продолжала себя жалеть.
– Я никогда ничего чужого не брала. У меня был только один случай, в детстве. Была у меня матрешка, ну такая, одна в одной, а самая маленькая матрешка потерялась. Однажды мы гостили у родственников в Саратове. У них была точно такая же матрешка, и я взяла маленькую, положила себе в сумку. Когда мама нашла ее, она все поняла, посмотрела на меня и сказала: «Никогда, слышишь, никогда этого больше не делай, возьми и положи на место».
Белла уже не понимала, плачет она или это шампанское, но слезы были тягучими и солеными.
– Ну ладно, не нойте, я вам верю. Вы мне уже столько всего рассказали о себе, что я просто не могу не проникнуться к вам доверием, – Дмитрий Иванович говорил и смотрел в окно на переливающийся всеми красками красавец Хэйхэ. – А подробности о вашем криминальном прошлом, эта украденная матрешка, честнейший вы человек. Вы меня полностью убедили в том, что, жили бы вы в годы Великой Отечественной и были бы партизанкой, фашистам не надо было бы вас пытать – просто налили бы вам шампанского, и все, ни одной тайны, включая матрешку. Буду и я с вами откровенным: я майор ФСБ, расследую дело. Что вы замолчали?
Он обернулся и понял, что его откровенность осталась не востребована: Белла спала. Спала так сладко, что он залюбовался ею. Дмитрий первый раз в жизни подумал, что хочет смотреть на этого человека постоянно и не хочет, чтоб он исчезал из его жизни. Он не знал, что бывает так: смотришь на человека и хочешь, чтоб он был рядом. Эта мысль была настолько новой в его жизни, что Дмитрий Иванович испугался и отложил ее на краешек сознания, он додумает ее потом, слишком много на сегодня потрясений.
Дмитрий, бросил мимолетный взгляд на наволочку, и вдруг что-то зацепило его взгляд. Наклонившись, он посмотрел внимательней. Не веря своим глазам, Дмитрий подскочил к осколкам и стал возиться в них. Затем вошел в ванную, плотно закрыл за собой дверь и набрал номер телефона.
– Капуня, спишь? Срочно приезжай в гостиницу и кого-нибудь из местных возьми с собой. Дениску можешь, только аккуратней, чтоб особо не светиться, – прошептал Дмитрий в телефон.
Следующий звонок начальству.
– Товарищ полковник, кажется, я все понял, сейчас подъедет лейтенант Сахарова с местным коллегой, и мы все проверим.
Только к двум часам Дмитрий Иванович закончил раздавать указания и решил, что может немного поспать. Так как Белла заняла кровать, он не стал ее будить, а устроился в кресле и моментально уснул.
Дмитрий проснулся в пять утра от громкого стука в дверь и крика «пожар!». Он не понял, почему спит одетым и почему в кресле. Открыв дверь, он увидел бегущего портье, орущего на весь коридор «пожар!» и стучащего во все двери. Дмитрий схватил кроссовки и стал спускаться по лестнице. Когда он вошел в фойе, где стояли все постояльцы гостиницы, увидел и своих коллег. Женщины почему-то все без исключения плакали. Даже у железной Виолетты и легкомысленной Ники глаза были на мокром месте. Мужчины же стояли со сосредоточенными, печальными лицами.
– Девочки, дорогие, ну зачем же так убиваться, ведь никто не умер, – попытался успокоить дам Дмитрий.
– А вот и нет, пожар в номере Курчатовой, оттуда валит такой дым, что даже если она не сгорела, то точно угорела, – на одном дыхании выпалила Оленька и расплакалась.
– Блин, Курчатова, точно, – Дмитрий ударил себя по лбу и ринулся к лестнице.
Мужчины схватили его, не пуская, как им казалось, в гущу пожара, а женщины стали приговаривать:
– Дмитрий, куда вы, не дурите, там пожарные, вы ничем ей уже не поможете!
– Это жизнь, всякое бывает, все мы ходим под богом, – попытался философствовать Валерий.
– Да успокойтесь вы, не собираюсь я бросаться в пожар, просто она спит у меня в номере, а я, когда выбегал на крики «пожар!», совсем про нее забыл, – прокричал Дмитрий, отбиваясь от держащих его за руки мужчин.
Минутное молчание сломало гадкое хихиканье Валеры, а Виолетта в свойственной ей манере сказала:
– Даааааа, ну и мужики пошли! Раньше женщин из пожара на руках выносили, а этот, как услышал «пожар!», даже про девку в своей постели забыл. Мужчины, если вы еще остались, есть у кого-нибудь зажигалка, вы хоть на это способны?
Семен подлетел к Виолетте с зажигалкой, и они пошли на крыльцо курить, а Дмитрий стал оправдываться:
– Нет, ну я не проснулся еще, когда выбегал, да и она случайно пришла вчера с бутылкой шампанского и уснула, я просто про нее забыл.
Но чем больше Дмитрий говорил, тем больше понимал, что закапывает себя сильнее.
– От вас, Дмитрий, я такого не ожидала, – подошла и, глядя на него заплаканными глазами, сказала Оленька.
– А наша пиарщица времени не теряет, – разочарованно и гаденько произнес Юрий.
Плюнув на коллег и перестав перед ними оправдываться, Дмитрий пошел к пожарным.
Первый звонок сестре с указаниями.
– Капуня, да, опять я, работа у нас такая, покой нам только снится. Хватит спать, хватай своего куратора и дуй ко мне. Ничего, что только разошлись, наша служба и опасна, и трудна – я думаю, твой Дениска тоже в курсе этого. Сейчас сгорел номер Курчатовой, да, жива, конечно, храпит в пьяном угаре у меня в номере. Я в совпадения не верю, ее целенаправленно хотят убить. Пусть подключатся эксперты и проверят там каждый сантиметр. Я на девяносто девять процентов уверен, что если очень поищут, то обязательно найдут.
Второй звонок был начальству в Москву.
– Товарищ полковник, мне нужно все на Курчатову Беллу Сергеевну, да, та, которую пытались отравить сегодня в самолете. Да, та, которой впоследствии перевернули номер. Меньше часа назад потушили этот же номер в отеле, только по счастливой случайности ее там не было. Кто-то очень хочет убить девочку. Нет, не думаю, разбила она только вчера и еще никто об этом не знает, тут что-то другое. А про подарок – действуем, как договаривались. По-моему, пожар нам только на руку, пусть шар лопнет от температуры, меньше будет подозрений, больше времени.
Закрутив кран и убрав мобильник в карман, Дмитрий вышел из ванной комнаты. Белла по-прежнему сладко спала на его кровати.
Когда час назад он подошел к пожарным сказать, что в его номере он забыл человека, они уже собирались уходить. Посмеявшись над ситуацией, разрешили не будить спящую красавицу и всем разойтись по номерам. Дмитрию же после предъявления удостоверения рассказали, что пожар был странный: загорелась розетка, вроде как от короткого замыкания, но огня было мало, зато было много угарного газа. Если бы в комнате был человек и спал, то с вероятностью в девяносто девять процентов не проснулся бы уже никогда, но это следователь пусть разбирается.
Ночь выдалась тяжелая, а виновник данного торжества в пьяном угаре благополучно спал у Дмитрия на кровати, да так сладко, что ему захотелось из вредности разбудить ее. Понимая, что тогда не удастся поспать и ему, Дмитрий отговорил себя от этой аферы. Ведь у него есть как минимум час-полтора, чтоб хоть немного выспаться. Он решил ее больше не жалеть и, устроившись с другой стороны кровати, мгновенно уснул.
Девчонку бережет Бог, не иначе. Да, человек, смотревший сейчас в окно, верил в Бога. С таким же в своей практике ему сталкиваться еще не приходилось. Когда Бог берет покровительство над кем-то, то все – считай, пропало, но деньги получены, значит впереди Китай, будем работать там, что поделать. Работа есть работа.
Белла ехала в старенькой «газели», которую вел улыбающийся Денис, и думала, думала, думала, но мысли никак не могли выстроиться в ровный ряд, она в первый раз в своей жизни не могла ничего контролировать, ничего. Мир опять повернулся к ней спиной, и все пошло не по плану. Как слепой котенок, она решила довериться Дмитрию: он обещал, что все будет хорошо и что теперь все у него под контролем. Все ли?
Проснулась она сегодня в его объятиях. Боясь пошевелиться и разбудить его, она начала рассуждать, после выпитого вчера это давалось ей с трудом. Но она очень старалась, несмотря на жажду и на головную боль. Сначала ее накрыл стыд, но она вовремя оценила ситуацию и поняла, что они оба одеты. Потом злость – как-то уж очень откровенно он ее обнимает, затем она улыбнулась, потому что поняла, что ей это приятно. Высвободившись из его объятий, она решила, что надо возвращаться в номер и хотя бы успеть принять душ. Через час завтрак и выезд в Китай. Подойдя к раскрытому чемодану, набитому скомканными второпях вещами, она не обнаружила наволочки с разбитым подарком. Его необходимо все равно найти и вернуть, решила она, пусть разбитым, пусть в наволочке, но вернуть. Оглядев комнату, ничего похожего она не увидела и решила посмотреть под кроватью. Там было пыльно и пусто. «И здесь нет», – подумала Белла и начала вылезать из-под кровати. Попятившись, Белла уткнулась тем, чем, собственно, и пятилась, от страха она замерла. В голове за пять секунд прокрутилось пять тысяч вариантов, во что, собственно, это она уперлась своей пятой точкой, и когда остался единственно возможный, она сказала:
– Только не пинайте меня, как в прошлый раз, – попросила Белла и продолжила свой путь.
Александр Александрович Александров был напуган: то отравившийся шеф московского отделения, то пожар в номере туриста. Конечно, слава богу, все живы, но им нежелательно привлекать внимание к своей группе. Вроде и события эти случайность, но у него непривычно сосало под ложечкой, а внутренний голос просто кричал: «Стоп, отменяй все, стоп!»
Переправа в приграничный Хэйхэ осуществлялась теплоходами под гордым названием «Амур-2008», речной вокзал Благовещенска был новым, хорошо оборудованным зданием небольшого размера. За семь месяцев Александров выучил здание порта вдоль и поперек, с ним здоровались, а девушки-таможенницы, красотки, каких свет не видывал, даже пытались заигрывать. Обычно он делал это с большой охотой, но сегодня флиртовать настроения не было. Состояние страха первый раз за семь поездок подкатило к горлу и ухнуло камнем в пятки. Когда он приехал в гостиницу, портье сказал, что ночью был пожар в номере, где проживает турист из его группы. Он так мчался наверх, как не бегал со времен своего школьного спортивного прошлого. Группа завтракала в ресторане. Подлетев к столу, он спросил:
– Что с подарком?
Вопрос прозвучал немного странно, теперь-то он это понимал. Этот говнюк с грязными патлами – кажется, Семен – оборвал его:
– А как Курчатова, вы не хотите спросить?
– Мне портье сказал: без жертв.
Тут как раз в ресторан вошла Белла.
– Коробка стояла в другом углу, вроде целая. Вот, – и показала ее Александрову.
Он выдохнул и вышел из ресторана, сил не было, стресс забрал все.
И вот сейчас он стоял на таможенном контроле разбитый, ни сил, ни настроения. Но пора работать, на раз, два, три, поехали:
– Ниночка, вы, как всегда, прелестны. Вам как никому идет таможенная форма, она подчеркивает ваши зеленые глаза. Нина, ваши глаза как у колдуньи. Где вы были на выходных, в «Пекинской утке»? Почему я вас там не видел? А не сходить ли нам с вами в следующий раз туда вместе, потанцуем на их движущемся танцполе. Я уверен, вы танцуете, как богиня, при ваших-то данных.
Пока он разговаривал с таможенницей, группа пораженно смотрела на него: из бесцветного, неинтересного и аморфного Александров на их глазах превратился в крутого мачо.
Шли по спискам, руководителем группы была Капуня, она подала списки пограничнику, и все выстроились согласно алфавиту. Оказывается, без виз можно посетить только приграничный город Хэйхэ, а в Удалянчи либо визы, либо группой по спискам от турфирмы. В бизнес-зале никого не было, мягкие кожаные диваны стояли вдоль стен, царили спокойствие и уют.
Когда все выстроились, как было приказано, по алфавиту, Дмитрий, привыкший все логически выстраивать, заметил некий диссонанс в их ряду. По его подсчетам и знанию фамилий, патлатый Семен, который сегодня почему-то помыл голову, стоял не на своем месте. Он встал за Курчатовой и перед Морозовой, а должен был стоять с ним: фамилии у них на одну букву – Сахаров и Самоваров. Расставляла всех Капуня. Вариантов два: или она ошиблась, или ошиблись при составлении списков. Но есть и третий вариант: он чего-то, возможно, не знал.
Прошли быстро, минут за тридцать, и так же организованно отправились на корабль. Дмитрий догнал Капуню и заговорщицки зашептал на ухо:
– Ты как научилась всему так быстро?
– Я же прилетела на день раньше тебя, вот и скаталась, как они называют, за речку, да что тут знать-то? А у тебя новая поклонница, смотрю, красавица Ника, она от тебя не отлипает: и на завтраке, и в автобусе. Тебе не кажется это подозрительным: еще вчера она смотрела на тебя немного с презрением, а тут такая страсть?
– Согласен. Про презрение ты, конечно, преувеличила: скорее всего, мстишь мне за то, что рассказал тебе, что Дед Мороз – это папа? Но ты должна меня понять: тебе было уже восемнадцать лет, пора было открыть тебе правду жизни. Про Нику же, нашу богиню победы, ты права. Знаешь, она и сейчас-то делает это как-то не от души, а немного с натяжкой. Постоянно оглядывается и как бы демонстрирует кому-то эдакое отношение ко мне. Ты мне вот что скажи лучше: откуда указ идти через «бизнес»? Я специально посмотрел: обычный зал заполнен только на четверть.
– Ко мне вчера подошел Александров и сказал, что так договорено с начальством. Меня в фирме предупредили, что они всегда ездят через бизнес-зал, но я решила поспорить и сказала, что это будет дороже на две тысячи пятьсот рублей на человека. Александров кивнул и вынул деньги. Все! Но Ирина, которая возила группы BRELLO до этого, сказала мне, что даже в будний день, когда обычные залы пустые, они все равно вели все группы здесь, опять же по просьбе Александрова. Конечно, это никак не возбраняется и никаких подозрений не вызывает, так как это и правда комфортнее, и удобнее.
– Теперь вопрос как родственник родственнику: ты почему семью позоришь, почему Самоваров у тебя стоял за Курчатовой, у кого-то проблемы с алфавитом?
– Как родственник родственнику отвечаю: как ты мог обо мне так подумать – о победительнице всероссийской олимпиады по русскому языку! На самом деле я сама в шоке: когда на таможне увидела списки, сначала ничего не поняла. Но он подошел ко мне и объяснил. Мол, Самоваров – это его фамилия по матери, он недавно решил взять ее фамилию, но он не успел в заграничном паспорте поменять, очень просил никому не говорить.
– Вам, девушка, за подозрение в безграмотности пардон! Я забыл, что имею дело с полиглотом. Ну и какая же фамилия у нашего Монте-Кристо, что он так не хотел ею светиться – Дантес?
– Почти, – ухмыльнулась Капуня и осторожно показала списки. Дмитрий взглянул и присвистнул.
– Да, путешествие становится все интереснее и интереснее.
Олечка на корабле забралась подальше от всех. Она вчера почти целый день просидела у окон реанимации и молила Бога.
– Миленький Боже, пусть он только будет жив, пусть не со мной, с другой – только жив. Он самый прекрасный человек на свете, умный, добрый, красивый, у него прекрасное чувство юмора. Помоги ему, Боже, спаси его, мне надо просто знать, что он есть, что он жив, что он счастлив.
Она прекрасно знала, что шефу нравилась красавица Ника, одна ее золотая коса могла поразить воображение любого мужчины. Если добавить сюда еще глаза цвета василька и стройную фигуру модели, то не устоял бы никто. Олечка рассуждала здраво: во-первых, зачем он Нике, он хоть и шеф отделения, но не «орел», да еще и старый для нее. Во-вторых, ей верилось, когда-нибудь он поймет, что Олечка хоть не такая красивая и молодая, зато очень преданная и любящая. Именно это хотелось ей показать шефу в поездке. Но сейчас ей было уже все равно, пусть будет хоть с кем, даже с Никой, только пусть будет жив. Она не хотела ехать в Китай и все утро просила Александрова оставить ее в Благовещенске ухаживать за шефом, но тот почему-то не захотел входить в ее положение и отказал ей, ссылаясь на то, что все оплачено. Мол, она все подписала и обязана ехать, он будто и так страдает, что шеф не поехал, теперь надо будет просить, чтоб его подарок перевезла через границу гид.
«Вот кому шеф безразличен, так это Нике, – думала Олечка. – Она все утро усиленно вешалась на шею Дмитрию, новому кадровику, еще вчера она даже не замечала его, а сегодня как с цепи сорвалась. Бедный Семен, он, наверное, вчера подумал, что у них что-то могло случиться, вон даже голову помыл, а сейчас сидит угрюмый и только успевает бегать с Виолеттой курить на палубу. Жалко его, такая, как Ника, проглотит и не подавится».
Семен заметил на себе взгляд Ольги, улыбнулся и подошел. Оглядываясь по сторонам, будто боясь, что их подслушают, спросил почти шепотом:
– Олечка, а что там с шефом?
– Сегодня утром звонила Катерине, она сказала: состояние стабильное. Это хороший знак, но в сознание он пока не приходил.
– Понятно, – так же оглядываясь, произнес Семен и ушел.
«Странный он какой-то», – подумала Олечка, глядя в окно на проплывающую мимо недостроенную набережную Благовещенска. Со стороны реки она смотрелась еще красивее. Олечка погрузилась опять в свои невеселые думы.
Юрий курил на палубе теплохода и думал. Плохо, очень плохо, что Курчатовой не было в комнате во время пожара. Оооочень плохо, тогда сразу все проблемы были бы решены. «Юра, как ты можешь так думать», – возразила ему в мыслях мама.
Мама, самый родной и близкий человек, самый солнечный, самый порядочный и добрый. Юра не ценил ее при жизни, раздражался, как ему казалось, на надоедливые и глупые высказывания. Когда же ее не стало, мир Юры рухнул. Вот именно тогда пришло понимание, что всю жизнь Юрочка был маменькиным сынком. Два года назад, холодным ноябрьским утром, Юра – хотя нет – Юрий Григорьевич, тридцати восьми лет от роду, оказался один на всем белом свете. Странно, но именно сейчас этот солидный человек все бы отдал за один ее звонок. От воспоминаний о маме на глазах выступили слезы. Время не лечит, ее нет уже два года, а сердце каждый раз от воспоминаний рвется на части от горя.
– Юрий, вы плачете?
Как он просмотрел? Возле него стояла и пожирала его своими огромными глазищами Татьяна Морозова.
В офис эта блондинка пришла недавно, всего неделю назад, Юрий еще не успел к ней присмотреться. Девушка не была красавицей в полном понимании этого слова, но внутренний свет, что лился из ее глаз, облагораживал простенькое лицо. Объемы у блондинки были что надо, как Юрий любил, но его сейчас поразила не грудь, как это бывало обычно, его поразил ее взгляд. Взгляд человека, который знает, что такое горе, и понимает, как ему больно, без слов.
Поделиться книгой: