– Не знаю я. Врать не буду. Голос натужный такой. Как будто рот у нее склеен был, и ей приходилось разрывать его, чтобы слово сказать. Говорит: скажи матери, чтобы дочь мою не обижала, я через год за каждую обиду сама с нее спрошу… Да, так и сказала. Потом, когда меня отпустило, я на стену фонарь навел – так на том месте, где лицо ее было, на бетонной стене рисунок, вроде граффити. Лицо такое женское, как дети маленькие матерей обычно рисуют.
Каспер опять сделал паузу. Из кучи хвороста он вытащил ветку. Долго рассматривал ее, потом подбросил в умирающий костер. Языки пламени погасли, чтобы спустя мгновенье разгореться снова.
– Мне, например, тоже один раз показалось, – начал Фредди, но Каспер его перебил.
– Ага, показалось. В тот раз я выбрасывался в часовне кладбища, там уже давно никого не хоронят. Выхожу на поверхность, а там меня Ворон ждет. Говорит, хотел уже за мной назад возвращаться. Короче, переоделись. Выходим на кладбище, идем вдоль аллеи. Там могилки все старые, и вдруг вижу – недавняя совсем могилка, может, год ей, а может два. Как я ее раньше не замечал? Так в глаза мне и бросилась фотка на кресте. Как сейчас помню. Ольга Мещерская. Молодая совсем умерла, двадцать лет ей было. Вылитая та… под землей.
– А ты мать ее нашел? – звенящим от нетерпения голосом поинтересовался Маугли. – Найти сейчас не проблема. Фамилия не часто встречается.
– Вот ты и найди.
– А я найду. И скажу обязательно. Я вообще в такие вещи верю, – задумчиво произнес Маугли.
– Да уж, много всякого дерьма под землей встречается, – вдруг подал голос Индус.
При звуке его голоса, Герц будто очнулся. Он поднял голову и посмотрел на Индуса. Оценивающе посмотрел. Прошелся по нему тяжелым взглядом с ног до головы.
Индус сидел на корточках возле костра. Отблеск вспыхнувшего с новой силой пламени красил его смуглое лицо в багровые тона. Черные, прищуренные глаза, не мигая смотрели на Герца. Углы рта искривились, как будто за все дерьмо, что встречалось под землей, отвечать должен был непосредственно Герц.
Первый раз Индус прицепился к нему во время заброса. И выбрал же неудобный момент, когда Герц не мог ответить: Каспер полез в шахту по веревке, а он нагнулся, чтобы на всякий случай проконтролировать крепеж. Карабин карабином, а звенья лестницы проржавели. Случись что, Герц рассчитывал перехватить веревку.
Поскольку вход в шахту находился в бетонном полу, Герц все никак не мог пристроиться поудобнее. Все ему казалось, что любое положение не обеспечит надежной опоры. И когда уже раскорячился на манер лягушки на столе у препаратора, услышал насмешливое:
– Так чё, диггер, все смешным боишься показаться? Думаешь, не такой крутой будешь? Так не боись, здесь никого нет, кроме нас…
Единственное желание, которое мгновенно возникло у Герца: развернуться и ответить Индусу. Ударом снизу, в челюсть.
Потом все забылось за делами. Лестница действительно вдруг стала отходить от стены, вырывая из бетона болты. Так что поднимать Каспера пришлось в прямом смысле на собственных плечах.
Герц отвел взгляд в сторону, демонстративно сдержал зевок и снова уставился на пламя.
Чего добивался парень, непонятно. Неужели настолько встала попрек горла та обертка от шоколада? Или простить себе не мог страха, который испытал в тот раз, самостоятельно выбираясь на поверхность?
Герц усмехнулся. Когда внизу, под землей, лежит целый мир, полный тайн, кто-то тратит силы на такую ерунду как выяснение отношений!
А тайн много. В который раз за день, мысли Герца вернулись к лазу, который он обнаружил неделю назад. Скольких усилий стоило ему поднять крышку люка, почти что спаянную с бетоном. И спуститься по вертикальному столбу трубы в одиночку сил хватило… Или глупости. Кто как назовет.
Неделя прошла, а ему удалось побывать на месте только раз. Работы на поверхности было невпроворот. Времени катастрофически не хватало. Он и сегодня планировал сходить туда, только не смог отказать Касперу. Так было не принято.
С тех пор как спустился в трубу, загадок только прибавилось. Когда ноги его коснулись дна – черной грязи, покрытой сверху такой прочной коркой, что выдержала вес его тела, настал его черед удивляться.
Диггер оказался в просторном помещении. В одну сторону шла труба. Метров через десять ее перегораживала рухнувшая бетонная плита, засыпанная наполовину землей. В другую…
Вот эта другая сторона заставила сердце Герце забиться в радостном нетерпении. От шахты, через которую он спустился, начинался не тюбинг – как обычно бывало на этом уровне, а туннель со старинной кладкой вместо бетона. Раствор, скрепляющий камни, местами осыпался. На стенах разрослась плантация прозрачных, белесых грибов. Но в целом, туннель не производил впечатление ветхого.
Откуда на этом уровне взялась старинная кладка? Герц шел по коридору, не переставая удивляться. Ему приходилось пригибать голову, но все равно он то и дело задевал каской потолок. Вот тогда он и подумал о том, что все здесь гораздо более ветхое, чем показалось на первый взгляд: его могло засыпать с любой момент. Смерть под завалом…
Герц отогнал неприятную мысль и упрямо пошел дальше. Чем-то должен был закончиться почти тридцатиметровый, на его взгляд, переход. Ожидание подогревало его интерес.
Он всерьез надеялся на то, что его терпение будет вознаграждено и просчитался.
Переход закончился стеной. С такой же кладкой. Герц в отчаянии простучал поверхность, выложенную камнями. Там, за стеной, могли обнаружиться пустоты. Однако беглый осмотр не дал положительных результатов.
И переход, и стена – все показалось Герцу в высшей степени странным. Особенно стена. Она требовала серьезного исследования. В самом низу раствор, скрепляющий кладку, обсыпался. И вроде бы оттуда потянуло сквозняком. Или только показалось ему, настолько усталому в борьбе с крышкой люка, что он склонен был выдавать желаемое за действительное. Во всяком случае, по проторенному пути идти легче…
– Сидите?
На хриплый голос, раздавшийся неожиданно, обернулись все. Кроме Индуса. Он сидел лицом к гостю и наверняка заметил его раньше остальных.
– Какие люди, – Каспер встал и первым протянул руку для приветствия.
– Приветствую всех.
Когда гость повернулся, Герц узнал Лешего. Невысокий, худой. С больным взглядом скрытых за набрякшими веками глаз. Мрачный, собранный, целиком погруженный в себя – опытный диггер под землей и слепой крот на поверхности.
Гость стоил того, чтобы подняться со своего места. Герц пожал протянутую руку, мельком взглянул гостю в глаза и отвел взгляд в сторону.
С недавнего времени он не мог заставить себя смотреть Лешему в глаза. Так бывает, когда у человека, к которому ты хорошо относишься, случается горе.
Есть горе, для которого не существует срока давности. И есть боль, которую не лечит время.
Есть горе, для которого не существует срока давности. И есть боль, которую не лечит время.
Бывают сны, которые не отказался бы смотреть снова и снова, а утром встаешь и уже не вспомнить, о чем шла речь. Бывают сны, которые всеми силами пытаешься забыть, но помнишь о них все время, пока бодрствуешь.
Еще хуже, когда кошмар преследует тебя и ночью, и днем, и ты перестаешь понимать, где кончается сон и начинается явь.
Леший не заметил, как опустело возле костра. Диггеры разошлись. Напоследок они наверняка попрощались с ним. Скорее всего, он отозвался на прощание, но утверждать точно он бы не стал.
Любила ли его Ленка? Теперь этого не узнать никогда. Его, десятки раз на дню повторявшего «я тебя люблю», волновал вопрос: разразится ли она когда-нибудь ответным признанием?
– Я еще не созрела, – Ленка смеялась, отвечая на его вопрос. – Когда я это почувствую, обязательно тебе скажу. Какого черта мне скрывать это от тебя?
А может, он специально обвиняет Ленку сейчас, чтобы боль угасла. Хоть на мгновенье отошла, уступив место чувству обиды. Потому что боль, если с ней не бороться, а отпустить в свободное плаванье, способна свести с ума. Уж он-то знает это наверняка.
Конечно, Ленка его любила. По-своему. И совсем не по-женски. Ленка с детства была бедовым парнем. Когда забиралась на деревья, чтобы вернуть выпавших птенцов в гнезда, или когда давала сдачи пацану, неосмотрительно дернувшему ее за косичку.
Дралась она так же, как впоследствии занималась любовью – неистово, до самозабвения.
Лешему понадобилось просидеть с ней за партой долгих два года, чтобы понять – это любовь. С тех пор не проходило и дня, чтобы он не сказал ей об этом. Даже в армии он повторял слова любви мысленно, надеясь на то, что Ленка почувствует его признание на расстоянии.
Ленка честно дождалась его. Однако на первое же предложение руки и сердца откликнулась отказом.
– Глупости все это, – нахмурилась она. – Я не собираюсь сидеть дома, готовить обеды и стирать всякую ерунду, когда кругом столько интересного. Ты под землей был?
Она привела его под землю. Заразила болезнью со странным названием «диггерство».
Не сразу он почувствовал, что болен.
Первое время он ходил с ней потому, что боялся, как бы с ней чего-нибудь не случилось. И еще потому, что не мог удержать ее дома. Сексом в том числе. Чего он только не вытворял, чтобы доставить ей удовольствие! Но даже потом, после трех оргазмов подряд, она лежала с сигаретой, зажатой в тонких пальцах с коротко остриженными ногтями и мечтала вслух.
– С этой стеной что-то не так. Я чувствую. В бомбарике.
– В бомбоубежище? – уточнял он.
– В нем. Там что-то не так. Электропроводка идет куда-то за стеллажи. Там наверняка прячется дверь. Я просто тогда не обратила внимания, а сейчас вспомнила. Надо отодвинуть аккуратненько стеллаж. Нас наверняка ждет сюрприз.
Он тяжело вздыхал.
– Когда забрасываемся?…
Костер давно погас. На светлое небо, задевая за верхушки деревьев выкатилось солнце. В заброшенном парке наступало утро. Все как всегда. Так было при Ленке, так продолжалось и без нее. Потом, когда он сгинет – Леший точно знал, что у него не будет могилы, так же, как и у Ленки – солнце будет по-прежнему появляться на небе. И равнодушной вселенной без разницы, что вот были они… еще недавно… и нет их.
Если бы Лешему представилась возможность выбора: он предпочел бы, чтобы его тело так никто и не увидел. Пусть бы остался в воспоминаниях знавших его людей живым.
Как Ленка.
Леший и не заметил, как в тумане памяти скрылось небо, как размытым пятном растаяло солнце. Исчез костер, поваленное дерево. Проступили реальностью бетонные стены бывшей насосной.
В маленьком помещении на стенах шелушилась зеленая краска. Там, где она облупилась, проглядывала шероховатая поверхность шпаклевки. Насос давно сломался. Все, что возможно, растащили, осталось только то, что вынести нельзя.
– Ай-ай-ай, Леший, – Ленка потянулась к самому его уху.
– Что? – так же тихо спросил он.
В сыром воздухе подземелья звуки разносились далеко. Они вообще старались поменьше разговаривать, особенно вблизи объектов, где могла оказаться охрана. Но в ту ночь Ленку было не угомонить – ее глаза искрились от радости.
– Ты помнишь первое правило, Леший?
– Ммм… Какое?
– Не портить воздух в закрытом помещении.
– Ленка, блин, как ты могла подумать?
Не хотел, а улыбнулся. Тем более оригинальным было это ее напоминание, если учесть тот факт, что не более чем минут тридцать назад, в канализационном коллекторе они вляпались по колено в дерьмо. Несло теперь от них так, словно в маленьком помещении собралось с десяток диггеров, не соблюдавших первое правило. И то, вряд ли им, вместе взятым, удалось бы переплюнуть то амбре, которое распространяли они вдвоем.
Ленка беззвучно рассмеялась, запрокинув голову. Из-под капюшона химзы выбилась прядь светлых волос, отливавших серебром. Леший чуть было не потянулся поправить – рукой в грязной резиновой перчатке.
– Пошли, – отсмеявшись сказала Ленка. – Я знаю, сегодня нас ждет величайшее открытие.
Ее не останавливал запах, не пугали разводы подсыхающего на сапогах дерьма. Она могла часами бродить по подземелью, с любопытством разглядывая все, что попадалось в поле ее зрения.
Ленка не могла пройти мимо ржавой лестницы, ведущей наверх, мимо заброшенных шахт и колодцев. Ее не оставляли равнодушной дыры в полу, ответвления в многочисленных коридорах. Она с готовностью лезла в переходы, уводящие в заброшенные подвалы. Открыв от восхищения рот она любовалась прогнившими потолками, где известковые натеки создавали причудливые сталактиты, иногда свисающие на полметра, а то и больше.
В ту ночь Ленка шла к бомбарику так, как идут на зов судьбы. Когда невозможно отказаться, когда сожжены мосты и обратной дороги нет.
Они вошли в бомбоубежище через провал в стене, соединенный с трубой. Помещение не имело выхода на поверхность. По крайней мере, с точки зрения диггера: дверь, несомненно, имелась, но представляла собой герметично закрытый шлюз. Открыть ее, не зная кода, было невозможно.
Ленка застыла посреди помещения, озираясь по сторонам. Кругом был такой кавардак, словно кто-то поставил себе целью сломать здесь все, что возможно. Стеллажи, стоявшие вдоль одной из стен покосились, сломанные полки ощетинились вырванными с мясом шурупами. На полу валялись обломки досок, аппаратуры, вперемешку с прогнившей макулатурой.
Леший поднял голову и посмотрел на потолок. Действительно, электропроводка, идущая поверху стены в одном месте разветвлялась. Одна ветвь спускалась ниже и терялась за стеллажом.
Пока он осматривался, Ленка взялась за стеллаж.
– Помоги.
Леший не заставил просить себя дважды. Вдвоем – он старался, чтобы вся тяжесть пришлась на его плечи, они сдвинули стеллаж настолько, чтобы Ленка могла коротко вскрикнуть от радости.
Еще бы, она оказалась права!
За стеллажом, покрытая сетью паутины с огромным, откормленным пауком, обозначилась деревянная дверь.
Замок был хлипким. Леший подобрал железку, вставил ее между косяком и дверью, и слегка поднажал.
Дверь натужно затрещала и приоткрылась.
– Я! Я первая! – Ленка в нетерпении теребила его за рукав.
Он посторонился, пропуская девушку.
Ленка открыла дверь шире и некоторое время стояла на пороге, освещая отвоеванное у подземного мира пространство налобным фонариком. По всей видимости, ничего опасного она не обнаружила, потому что вздохнула и вошла.
Для него осталось загадкой, что же именно Ленка мечтала увидеть – все оказалось как всегда. Крохотное помещение, заваленное тем, что давно потеряло название. Одним словом, рухлядью.
Леший помнил, о чем подумал тогда. Квест. Для Ленки это такая игра. Необычная игра, когда увлекает процесс, а достигнутая цель – некий итог, с которого начинается новый уровень.
Ленка фотографировала, находя что-то привлекательное в обрывке трубы, изогнутой немыслимым образом, в плакате, приклеенном к стене и забытым здесь еще с советских времен. На нем строгая женщина смотрела в глаза мальчику с повязанным на груди красным галстуком. Надпись внизу гласила: «Пионеру важно знать: никогда не надо лгать!»
Дежа-вю. Странное чувство не оставляло Лешего. Все это было много раз: бомбарик, рухлядь, плакаты, фотоснимки.
Досады Ленка не испытывала. Обратный путь для нее – переход на новый уровень. Старый пройден. А впереди столько интересного.
Если бы он знал, чем закончится обратный путь, то…
Ничего. Ничего бы он не сделал. Запереть Ленку в квартире и не пускать под землю было не в его силах. Стоило об этом подумать, как возникало нехорошее подозрение. Рискни он предложить ей выбор: или я, или подземелье, Ленка не колебалась бы ни секунды. Она жила с ним постольку, поскольку он терпел ее увлечение. Одного мужчину на другого Ленка могла бы поменять. Для нее неизменным оставался лишь таинственный мир, скрытый от посторонних глаз – его величество Андеграунд.
Ливневку, которая соединялась с коллектором, они прошли без проблем. Воды было немного. Она струилась по дну, неся с собой разнообразный мусор.
Они двигались против течения к тому месту, с которого забрасывались.
Оставалось пройти коллектор, когда внезапно подземелье заполнил гул.
В первое мгновенье Лешему показалось, что произошел сброс воды в дренажной системе – настолько эхо коверкало звуки.
Ленка первой поняла что к чему, еще до того, как в общем шуме стали выделяться отдельные слова.