Сказания умирающей Земли. Том IV

Женщина отозвалась холодной улыбкой, что не слишком понравилось Риальто. Он чопорно поклонился: «Если вам нечего сказать, я больше не буду навязывать вам свое присутствие». Он еще раз сухо поклонился, и в то же мгновение что-то толкнуло его вперед – Риальто свалился в пруд.

Барахтаясь в обжигающе холодной воде, Риальто подплыл к ближайшему краю пруда и выбрался на берег. Он не видел вокруг никого, кто мог бы толкнуть его в спину.

Поверхность пруда постепенно разгладилась, но отражение женщины в белом платье исчезло.

Промокший Риальто угрюмо побрел назад в Фалý, где он позволил себе принять горячую ванну и напиться чаю из вербены.

Некоторое время он сидел в лаборатории, изучая различные трактаты 18-го эона. Ему не понравилось приключение в лесу. Он ощущал озноб, у него то и дело звенело в ушах.

Наконец Риальто приготовил профилактическое тонизирующее средство, но от него ему стало еще хуже. Он принял таблетку снотворного, лег в постель и, наконец, забылся беспокойным сном.

Недомогание продолжалось три дня. Утром четвертого дня Риальто связался с чародеем Ильдефонсом, проживавшим в зáмке Бумергарт на берегу реки Скаум.

Рассказ Риальто встревожил Ильдефонса – настолько, что он срочно прилетел в Фалý, воспользовавшись самым малозаметным из своих воздушных экипажей.

Риальто подробно изложил последовательность событий, завершившуюся его падением в лесной пруд: «Как видите, у меня есть все основания с нетерпением ожидать вашего заключения».

Нахмурившись, Ильдефонс смотрел в сторону леса. Сегодня он явился в своем обычном обличии дородного лысеющего господина средних лет со светлыми бакенбардами и добродушно-простоватыми манерами сельского помещика. Два чародея сидели неподалеку от усадьбы Риальто, в ажурной беседке, увитой пурпурной лозой плюмантии. На столе у беседки Ладанк расставил блюда с замысловатыми пирожными, чайники с несколькими сортами чая и графин мягкого белого вина.

«Несомненно, имеют место чрезвычайные обстоятельства, – размышлял вслух Ильдефонс. – Особенно если принимать во внимание мой собственный опыт».

Риальто с подозрением покосился на Ильдефонса: «С вами сыграли примерно такую же шутку?»

«И да и нет», – сдержанно ответил Ильдефонс.

«Любопытно!» – отозвался Риальто.

Ильдефонс тщательно выбирал слова: «Прежде чем предлагать какие-либо разъяснения, позвольте спросить: вы когда-либо слышали, до недавнего происшествия в лесу, подобную „призрачную музыку“, если можно так выразиться?»

«Нет, никогда».

«И ее воздействие…»

«Не поддается описанию. Она не трагична и не радостна; ей свойственно сладостное, но в то же время тоскливое и скорбное звучание».

«Удалось ли вам различить какую-нибудь мелодию или тему? Хотя бы гармоническую последовательность, способную намекнуть на происхождение звуков?»

«Могу сказать только одно – и это всего лишь намек. Если вы простите мне, пожалуй, чрезмерно утонченное выражение, музыка наполнила меня томлением по чему-то потерянному и недоступному».

«Ага! – встрепенулся Ильдефонс. – А как насчет женщины? Позволяло ли что-нибудь распознать в ней Мюрте?»

Риальто поразмыслил: «Бледностью и серебристыми волосами она напоминала лесную сильфиду в обличии античной нимфы. Она была в самом деле красива, но у меня не возникло никакого желания ее обнять. Осмелюсь заметить, однако, что при ближайшем знакомстве мое мнение могло бы измениться».

«Хммф. Подозреваю, что ваши элегантные манеры не произвели бы на Мюрте должного впечатления… Когда вам пришло в голову, что это была именно Мюрте?»

«Я убедился в этом, пока шлепал домой в хлюпающих, полных воды сапогах. У меня было отвратительное настроение – скорее всего, уже начинал действовать сглаз. Так или иначе, внешность этой женщины и беззвучная музыка каким-то образом напомнили мне о Мюрте. Вернувшись к себе, я сразу проконсультировался с трактатом Каланктуса и последовал его рекомендациям. По всей видимости, она напустила на меня весьма эффективный сглаз».

«Вам следовало вызвать меня скорее, хотя у меня самого были сходные проблемы… Откуда доносится этот пренеприятнейший шум?»

Риальто взглянул на дорогу: «Кто-то подъезжает в экипаже… Кажется, это Занзель Меланхтонес».

«А что за чудище прыгает за экипажем?»

Риальто вытянул шею: «Не могу разглядеть как следует… Мы скоро узнáем, в любом случае».

По дороге быстро катилась на четырех высоких колесах роскошная карета с двумя широкими сиденьями, выложенными золотисто-охряными подушками. В пыли за каретой, пристегнутое цепью, бежало человекоподобное существо.

Подняв руку, Ильдефонс привстал: «Привет, Занзель! Это я, Ильдефонс! Куда вы так спешите? И какая такая редкостная тварь так прытко следует за вашей каретой?»

Занзель остановил экипаж: «Ильдефонс! Дражайший Риальто! Рад видеть вас вместе! Признаться, я запамятовал, что эта старая дорога проходит мимо Фалý – и, когда увидел усадьбу, это стало приятной неожиданностью!»

«Счастливое стечение обстоятельств – для всех присутствующих! – заявил Ильдефонс. – А кто ваш пленник?»

Занзель обернулся через плечо: «По моему вполне обоснованному мнению, это празднокрад. Я решил отвести его подальше, чтобы казнить там, где его призрак не сможет приносить мне неудачу. Как насчет вашего луга? Он на безопасном расстоянии от моих владений».

«И в самом центре моих, – проворчал Риальто. – Вам придется найти место расправы, которое устроит нас обоих».

«А как насчет меня? – возмутился пленник. – Мне даже не дадут высказаться по этому поводу?»

«Ну хорошо – место, которое устроит как нас обоих, так и осужденного на казнь».

«Подождите-ка! – вмешался Ильдефонс. – Прежде, чем вы приступите к выполнению обязанностей палача, расскажите об этой твари поподробнее».

«Рассказывать практически нечего. Я нашел его случайно, когда стал чистить вареное яйцо с неправильного конца. Как можете видеть, у него по шесть пальцев на ногах и гребенчатый череп, а на плечах растут пучки перьев. Все это указывает на то, что мне попался уроженец 18-го или даже 17-го эона. Он утверждает, что его зовут Лехустер».

«Очень интересно! – воскликнул Ильдефонс. – По существу, он – живое ископаемое. Лехустер, ты сознаешь собственную редкость?»

Занзель не позволил пленнику ответить: «Всего хорошего вам обоим! Риальто, вы нынче какой-то бледный и несчастный. Советую выпить бокал горячего вина с молоком и пряностями, а затем хорошенько отдохнуть – этот рецепт меня еще никогда не подводил!»

«Благодарю вас, – отозвался Риальто. – Когда у вас будет время, заезжайте ко мне опять. Тем временем, позвольте вам напомнить, что мои владения распространяются до гребня холмов на горизонте. Вам придется казнить Лехустера за холмами».

«Одну минуту! – вмешался Лехустер. – Неужели в 21-м эоне не осталось ни одного здравомыслящего человека? Разве вас не интересует, почему я оказался в вашем сумрачном и зловещем будущем? Если вы сохраните мне жизнь, я предоставлю вам важнейшую информацию!»

«Неужели? – спросил Ильдефонс. – Какого рода информацию?»

«Мои признания может услышать только верховный конклав чародеев – с тем, чтобы ваши обязательства были официально зарегистрированы и заверены как подлежащие исполнению».

Раздражительный Занзель порывисто повернулся на скамье лицом к празднокраду: «Еще чего! Теперь ты пытаешься очернить и мою репутацию?»

Ильдефонс примирительно поднял руку: «Занзель, призываю вас к терпению! Кто знает, чтó может нам рассказать этот шестипалый мерзавец? Лехустер, в чем суть новостей, которые ты принес в наше время?»

«Мюрте вырвалась на волю и распространяет сглазы и заговóры. Больше ничего не скажу, пока моя безопасность не будет гарантирована».

«Как же, как же! – фыркнул Занзель. – Ты нас не охмуришь своими баснями! Господа, позвольте с вами попрощаться – мне нужно ехать по своим делам».

Ильдефонс покачал головой: «Представилась экстраординарная возможность! Занзель, ваши намерения понятны и заслуживают одобрения, но вам неизвестны кое-какие факты. В качестве Настоятеля я вынужден настоять на том, чтобы вы доставили Лехустера, в целости и сохранности, на рассмотрение конклава, который безотлагательно соберется в Бумергарте, после чего мы проведем тщательное расследование всех аспектов возникшей ситуации. Риальто – надеюсь, вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы принять участие в нашей конференции?»

«Разумеется – готов это сделать сию минуту! Возник вопрос чрезвычайной важности».

«Очень хорошо. В таком случае поспешим в Бумергарт!»

Лехустер осмелился возразить: «И мне придется бежать в пыли всю дорогу? Когда я прибегу, я уже не смогу давать показания от усталости».

Ильдефонс принял решение: «Чтобы не возникало никаких дальнейших препятствий и задержек, я беру на себя ответственность за доставку празднокрада на конклав. Занзель, будьте добры, снимите с него цепь».

«Безумие, абсурд! – бранился Занзель. – Негодяя нужно прикончить прежде, чем все мы запутаемся в сетях его небылиц!»

Риальто, несколько удивленный горячностью Занзеля, решительно произнес: «Ильдефонс совершенно прав! Мы обязаны узнать все, что можно узнать».

2

На конклав в Бумергарте, собравшийся, чтобы выслушать откровения Лехустера, прибыли лишь пятнадцать чародеев, тогда как в ассоциации тогда насчитывалось примерно двадцать пять действительных членов. Сегодня в наличии были Ильдефонс, Риальто, Занзель, дьяволист Шрю, Хуртианц, Некроп Бизант, Тойч, регулировавший сложные взаимодействия в своей частной бесконечности, Маг Мьюн, невозмутимый и проницательный Пордастин, Чамаст, утверждавший, что ему известен источник звездоцветов, Барбаникос, Проказник из Снотворной Заводи, Ао Опалоносец, Пандерлеон (собранной им коллекции потусторонних артефактов завидовали все остальные), а также Гильгад.

Ильдефонс открыл конклав без лишних церемоний: «Меня разочаровывает тот факт, что мы не собрались в полном составе, так как нам предстоит рассмотреть вопрос чрезвычайной важности.

Прежде всего, позвольте мне упомянуть о том, чтó недавно случилось с нашим коллегой Риальто. Не вдаваясь в лишние подробности, можно сказать, что его заманили в глубину Случайного леса звуки воображаемой музыки. Побродив некоторое время, он встретил женщину, столкнувшую его в пруд с исключительно холодной водой… Господа, пожалуйста! Для веселья нет никаких оснований! Это вопрос исключительной важности, и к невзгодам Риальто следует относиться со всей серьезностью. В самом деле, по многим причинам мы стали подозревать, что виновница происходящего – Мюрте». Ильдефонс обвел взглядом лица собравшихся: «Да, вы не ослышались – Мюрте».

Когда улеглось всеобщее возбужденное бормотание, Ильдефонс продолжил выступление: «Занзель, со своей стороны, в ситуации, на первый взгляд никак не связанной с вынужденным купанием Риальто, познакомился с неким Лехустером, обитателем 18-го эона. Лехустер, присутствующий на конклаве, заявил, что у него есть для нас важные новости – и при этом, опять же, упомянул о Мюрте. Он был так любезен, что согласился поделиться с нами этой информацией, и теперь мы попросим Лехустера выйти в перед и сообщить об известных ему фактах. Лехустер, будьте добры!»

Лехустер не сдвинулся с места: «Не буду давать никаких показаний, пока не получу надежные гарантии того, что мне сохранят жизнь – такая сделка никому не причинит никакого ущерба, так как я не повинен ни каких преступлениях».

Занзель гневно воскликнул: «Ты забываешь о том, что я засвидетельствовал твои проделки своими глазами!»

«Я всего лишь нарушил приличия. Ильдефонс, вы обещаете не покушаться на мою жизнь?»

«Гарантирую тебе сохранение жизни. Говори же!»

Занзель вскочил на ноги: «Это возмутительно! Неужели мы должны допустить в наш избранный круг мерзавца, прибирающего к рукам наши ценности и в то же время извращающего наши обычаи?»

Тяжеловесный и раздражительный Хуртианц произнес: «Я разделяю прогрессивные взгляды Занзеля! Лехустер может стать лишь первым из целой орды мутантов, кретинов и неправильно мыслящих подонков, готовой заполонить наши мирные края!»

«Если новости Лехустера на самом деле существенны, – примирительным тоном отозвался Ильдефонс, – мы должны смириться с его требованиями. Лехустер, говори! К сожалению, придется простить тебе твои проступки, а также отвратительные перья на плечах. Лично мне не терпится услышать, о чем ты можешь сообщить».

Лехустер поднялся на возвышение: «Мои замечания следует рассматривать в исторической перспективе. Я существую – то есть существовал – в конце первой эпохи 18-го эона, задолго до образования Великого Мофолама, хотя в те времена мастера-чародеи и великие ведьмы уже боролись за власть. Положение вещей напоминало ситуацию в одиннадцатой эпохе 17-го эона, когда чародеи и волшебницы изо всех сил старались превзойти друг друга, что в конце концов привело к войне колдунов и ведьм.

Общеизвестно, что в этой кровопролитной войне победили ведьмы. Многие колдуны стали архивёльтами; многие были уничтожены, и ведьмы, под предводительством Белой Ведьмы Ллорио, преобладали над всеми.

На протяжении целой эпохи они наслаждались плодами своей славной победы. Ллорио нарекла себя «Мюрте» и поселилась в храме. Там ей истово поклонялись все женщины человечества – как живому идолу, объединявшему в себе как фактический женский организм, так и абстрактную феминистическую силу.

Три чародея пережили войну: Теус Тревиолус, Шлиман Шабат и Фунурус Орфо. Они заключили тайный союз и, совершив подвиги магического мастерства, настолько изобретательные и дерзкие, что разум заставляет усомниться в их возможности, схватили Мюрте и спрессовали ее в точечную субстанцию, после чего извлекли ее из храма. Женщины впали в уныние, их могущество стало ослабевать, в то время как власть чародеев возрастала. В течение многих эпох представители обоих полов жили в состоянии напряженного взаимного приспособления – и, поверьте мне, то были времена захватывающих интриг и приключений!

Наконец Мюрте освободилась и призвала союзниц-ведьм к сопротивлению. Но Каланктус Безмятежный, которому я служил, встретил новый вызов лицом к лицу. Он разбил орду ведьм и гнался за ними на север вплоть до окраин Долгого Эрма, где до сих пор несколько колдуний прячутся в глубоких оврагах, трепеща при каждом звуке, напоминающем о возможном приближении Каланктуса.

С Мюрте Каланктус поступил самым благородным образом – он позволил ей удалиться в изгнание, в систему далекой звезды, после чего сам избрал отшельническое заточение, предварительно приказав мне бдительно наблюдать за поведением Мюрте.

Я получил его указания, однако, слишком поздно. Мюрте не прибыла на Наос. Не прибыла она и на Сад-аль-Сууд. Я никогда не прекращал поиски и недавно обнаружил хроносветовой след,1 ведущий к 21-му эону; фактически след заканчивается в настоящем времени.

Таким образом, я убежден в том, что Мюрте существует здесь и сейчас, и что ее существование следует рассматривать как самую непосредственную опасность; по сути дела, она уже подвергла заговóрам нескольких присутствующих лиц.

В том, что касается меня, Лехустера Бенефера, я материализовался в вашем времени с единственной целью: сформировать основанный на взаимном доверии союз ныне живущих чародеев, чтобы они могли контролировать возрождение феминистической силы и тем самым поддерживать порядок и спокойствие. Промедление смерти подобно!»

Лехустер отошел в сторону и сложил руки на груди – в этой позе красные перья, растущие у него на плечах, приподнялись подобно эполетам.

Ильдефонс прокашлялся: «Лехустер представил обстоятельный отчет. Занзель, вы согласны с тем, что Лехустер несомненно заслуживает сохранения ему жизни и свободы – с тем условием, конечно, что он пообещает исправиться?»

«Вот еще! – пробормотал Занзель. – Он не сообщил ничего, кроме каких-то околичностей и древних сплетен. Меня не так просто обвести вокруг пальца».

Ильдефонс нахмурился и погладил желтоватую бороду, после чего повернулся к Лехустеру: «Ты слышал замечание Занзеля. Можешь ли ты как-либо подтвердить свои показания?»

«Заговóры и сглазы подтвердят мою правоту – но, как вы сами убедитесь, к тому времени уже будет поздно».

К собравшимся решил обратиться Лунатик Вермулиан. Поднявшись на ноги, он произнес тоном, не допускавшим сомнений в его искренности: «Будучи погружен в свои занятия, я брожу во снах – в самых различных снах. Недавно, всего лишь позавчерашней ночью, мне повстречался сон, относившийся к категории так называемых „интрактивных“ или „иноптативных“ снов, то есть не поддающийся контролю со стороны сновидца – сон, в котором сновидец может даже подвергнуться опасности. Любопытно, что в этом сне участвовала Мюрте. Думаю, что этот факт может иметь отношение к рассматриваемому вопросу».

Хуртианц вскочил и яростно взмахнул рукой: «Невзирая на многочисленные неудобства, мы срочно прибыли сюда, чтобы приговорить и казнить этого архивёльта, Лехустера, а не для того, чтобы выслушивать бесконечные россказни и брожении во снах!»

«Помолчите, Хуртианц! – с горячностью оборвал коллегу обидчивый Вермулиан. – Мне дали слово, и я намерен посвятить всех и каждого в содержание подозрительного сна, приводя любые подробности по своему усмотрению».

«Прошу Настоятеля принять решение по этому вопросу!» – воскликнул Хуртианц.

Ильдефонс сказал: «Вермулиан, если ваш сон действительно имеет непосредственное отношение к нашему обсуждению, пожалуйста, продолжайте – но, прошу вас, не уклоняйтесь от основной темы».

«Само собой, о чем речь? – с достоинством отозвался Вермулиан. – Без лишних слов: достаточно указать на тот факт, что, пытаясь проникнуть в сон, зарегистрированный в томе седьмом «Указателя» под номером AXR-11 GG7, вместо этого я оказался в до сих пор не классифицированном сне иноптативной категории. Меня окружали очаровательнейший пейзаж и компания высокообразованных мужчин с утонченными манерами и артистическими наклонностями. У некоторых были мягкие шелковистые бороды каштанового оттенка, а другие изящно завивали локоны, причем все они были в высшей степени дружелюбны.

Мы обсуждали множество вопросов, но в данном случае следует упомянуть только о самых существенных. В их мире любое имущество принадлежит всем, а жадность неизвестна. Для того, чтобы у каждого было свободное время, необходимое для всестороннего развития личности, количество утомительного труда сводится к минимуму, и обязанности распределяются поровну. «Мир во всем мире» – их непреложный принцип; для них немыслимо нанести удар другому человеку, гневно возвысить голос или подвергнуть другого высокомерной критике. Оружие? Одна мысль о возможности ношения оружия вызывает у них содрогание и шок.

Один из мужчин особенно подружился со мной и много рассказывал об их образе жизни. «Мы едим питательные орехи и семена, – говорил он, – а также сочные фрукты. Мы пьем только чистейшую воду из естественных источников. По ночам мы сидим вокруг костра и поем – не слишком долго – веселые песни. Когда празднуется какое-нибудь торжество, мы приготовляем пунш под названием „опо“ из свежих фруктов, натурального меда и сладкого кунжута – каждый пьет, сколько хочет».

«Тем не менее, – говорил мой друг, – нам тоже известна печаль. Смотри! Вот сидит благородный юноша, Пульмер – он умеет танцевать и прыгать с чудесной грацией. Вчера он попытался перепрыгнуть ручей, но упал в воду. Мы поспешили его утешить, и вскоре он снова развеселился».

«А женщины? – спросил я. – Где они, что они делают?»

«Да-да, женщины! Мы глубоко их уважаем за доброту, силу характера, мудрость и терпение, а также за разборчивость и деликатность их суждений! Иногда они даже присоединяются к нам у костра и устраивают замечательные игры и развлечения. Причем женщины всегда внимательно следят за тем, чтобы никто не делал никаких глупостей, и никто из нас никогда не нарушает приличия!»

«Приятная и легкая жизнь! Как же вы размножаетесь?»

«О-хо-хо! Видишь ли, если мы ведем себя особенно послушно и любезно, порой женщины позволяют нам некоторые вольности… А! Постой-ка! Веди себя наилучшим образом! Приближается сама Великая Леди!»

По лугу подходила Ллорио Мюрте, женщина непорочная и властная. Все мужчины вскочили на ноги и стали приветствовать ее, размахивая руками и улыбаясь. Она обратилась ко мне: «Вермулиан! Ты явился, чтобы нам помочь? Превосходно! Твои навыки потребуются для достижения наших целей. Приветствую тебя в нашем кругу!»

Очарованный ее величавой грацией, я сделал шаг вперед, чтобы дружески и радостно обнять ее – но, как только я протянул к ней руки, она выпустила мне в лицо пузырь. Не успев ни о чем ее расспросить, я проснулся в беспокойстве и замешательстве».

«Могу избавить вас от всякого замешательства, – сказал Лехустер. – На вас напустили сглаз».

«Во сне? – возмутился Вермулиан. – Не могу сделать столь абсурдное допущение!»

Ильдефонс, однако, встревожился: «Лехустер, не могли бы вы просветить нас: каким образом, в данном случае, можно распознать наличие заговóра?»

«Очень просто. В последней стадии жертва становится женщиной. Ранним внешним признаком превращения служит привычка быстро высовывать язык и сразу засовывать его обратно в рот. Разве вы не заметили такую манеру среди своих коллег?»