Голубка в Вороньем логе

Письмо пришло, когда я перестала ждать. Разбило вдребезги мечты и надежды.

Наша труппа только что успешно дебютировала с постановкой. Мы со Степкой, близким другом и руководителем театра, сидели в гримерной и обсуждали события прошедшего дня. Вечер располагал к отдыху и приятной беседе.

В дверь постучали, и этот звук барабанной дробью отозвался в висках.

— Кто бы это мог быть? — удивилась я, косясь на часы.

Девять вечера — не слишком подходящее время для посетителей. Если только охранник решил обойти территорию.

— Наверное, толпа возбужденных фанатов, — пошутил Степка. — Пришли просить у тебя автограф.

— Несмешно, — буркнула я и поплелась открывать.

На пороге стоял длинный и крепкий, точно фонарный столб, парень в нелепом старомодном фраке. С лицом вытянутым, точно у породистого скакуна. Его ничего не выражающий взгляд мазнул по мне, как по промелькнувшей в рекламе статистке.

— Что вам угодно? — вложив в вопрос как можно больше вежливости, поинтересовалась я. — Билеты продаются до семи, так что…

— Вы Валерия Голубева? — перебил парень.

Я кивнула и прищурилась. Внешний вид визитера не внушал доверия. С таким лицом радостных вестей не приносят.

— Вам письмо.

Он вручил конверт, коротко кивнул и, развернувшись на каблуках, направился к выходу.

Ошарашено глянула на зажатую в руке бумагу, потом снова на курьера.

— Постойте! — окликнула, пока он не скрылся в темном коридоре. — Откуда письмо? От кого?

— Там все сказано, — послышался ответ.

Посыльный ушел быстрее, чем я успела опомниться. Будто куда-то сильно торопился. Или боялся, что налечу с расспросами.

— Что, отказала, и поклонник умчался сломя голову? — хохотнул Степка.

— Это не поклонник, а курьер, — отозвалась я, закрывая дверь. — Принес письмо, но не сказал, от кого.

Села на складной стул и повертела в пальцах конверт. Из плотной, словно потемневшей от времени бумаги. Без адреса, марок и любых других пометок, позволяющих определить отправителя.

— Так открывай же! — не выдержал Степка. — Рассматриваешь так, будто внутри вирус Сибирской язвы. Или выводок тараканов…

— Скажешь тоже… — отмахнулась я.

Надорвала загадочный конверт и вытряхнула на ладонь даже не письмо — коротенькую записку, словно отправитель экономил бумагу. Предчувствие дурного накатило удушливой волной. Руки дрогнули, и записка упала на пол.

Не решаясь поднять, прищурила один глаз и прочла вслух: «Ваша сестра скончалась седьмого июля сего года, сорвавшись со смотровой площадки башни. Похоронена в Вороньем логе согласно традициям. Выражаем соболезнования».

Последнюю строчку произнесла шепотом. В горло словно налили раскаленного железа. Сердце болезненно екнуло, стало трудно дышать, а на глаза навернулись слезы. Как же так?..

— Твоя сестра, вроде бы, выходила замуж, — припомнил Степка. Покосился на записку, в который раз удивляясь моему отличному зрению. — Ты так мало о ней рассказывала. Думал, вы не были близки…

Я покачала головой и сжала пальцами виски, силясь унять тянущую боль. Но ни ее, ни разыгравшееся чувство вины утолить не удалось.

— Катерина была не просто моей сестрой, а двойняшкой и самым близким другом. До тех пор пока не повстречалась с будущим мужем и не уехала в Вороний лог.

— Вороний лог? — переспросил Степка. — Звучит зловеще. Наверняка и выглядит соответственно.

— Не знаю, я этого места в глаза не видела. Когда Катя познакомилась Корблом, мы с ней здорово поругались. Да так, что не общались последние пять лет. А теперь…

Протянула руку, и записка, навсегда изменившая мою жизнь, иссохшим листом легла в ладонь. Нет больше сестренки, единственного родного на земле человека. И я ничего не предприняла, чтобы предотвратить это.

— Не кори себя, — посоветовал Степка. Протянул руку и коснулся моей щеки. — Насколько понял из записки, то был несчастный случай. От этого никто не застрахован. Моя бабка, к примеру, захлебнулась, когда пила любимый брусничный кисель. Глупая смерть…

Я покачала головой и, спрятав лицо в ладонях, прошептала:

— Смерть Кати не была случайностью. Она боялась высоты — до колик в печенках — и ни за что не полезла бы на смотровую площадку башни.

— Думаешь, ее убили? — вздрогнул Степка. — Но кому могла быть выгодна ее смерть? Тем более спустя пять лет после вступления в брак.

Я посмотрела на друга, казавшегося смущенным. Прежде мы редко разговаривали о прошлом. И как он ни пытался сблизиться и стать главным мужчиной в моей жизни, оставался всего лишь руководителем труппы и товарищем. Ни его светлые кудри, ни богатырский рост не производили должного впечатления. После нескольких неудачных романов я перестала интересоваться мужчинами. Работа заменила все. Только на сцене я по-настоящему жила, представляясь той, кем не могла стать в реальности.

Степка все смотрел, явно ожидая откровенности. А мне не хотелось делиться болью ни с кем, даже с близким другом.

— Семья, в которую вступила Катерина, довольно странная, — все же поделилась наблюдениями. — Я бы даже сказала ― пугающая.

Степка придвинулся вместе со стулом, обжег проницательным взглядом небесно-голубых глаз. О, сколько девушек пали жертвой этого василькового сияния. Но только не я.

— Расскажи мне, — попросил Степка. — Ты пришла к нам в труппу, откликнувшись на объявление в газете, и никогда ничего не говорила о прошлом. Мы все ждали, когда привыкнешь, начнешь доверять… Но вторую такую молчунью еще поискать. Может, хотя бы сейчас приподнимешь завесу таинственности и поведаешь свои тайны? Вдруг я смогу чем-то помочь? У меня много знакомых по всей стране…

Я вздохнула и откинулась на спинку стула, не боясь упасть. Даже хлипкая раскладная конструкция выдержит мой небольшой вес. В детстве меня прозвали Худышкой, но мне и в голову не приходило возражать. Да, маленькая и хрупкая на вид, но живучая и выносливая, а это главное.

Катя… Катя ― другое дело. Вот она-то была настоящей красавицей. Пусть у нас одинаковые черты лица, нереально светлые, цвета белой лилии волосы и антрацитовые глаза. Зато фигуры и характеры совершенно разные. Статная, пышущая здоровьем Катерина казалась старше и взрослее меня — вечного ребенка, хотя я и была старше ее на целых два часа. Неудивительно, что едва завидев мою красавицу-сестру, заносчивый аристократ влюбился без памяти. Похитил и увез в родовое поместье. Вот только Катерине не стоило доверять ему заветную тайну…

— Вороний лог находится в пригороде Калининграда, затерян среди вековых деревьев Красного леса. Этого места нет на карте, и туда редко заходят посторонние — только по особой нужде, — рассказала я то, что с придыханием поведала мне Катя после знакомства с будущим мужем. — Там, на руинах замка, ранее принадлежавшего Тевтонскому ордену, стоит госпиталь, принимающий странников и паломников со всего света. Сестра говорила, будто семья ее возлюбленного оказывает безвозмездную помощь всем страждущим, тратя баснословные суммы из фамильной сокровищницы.

Даже эти краткие сведения впечатлили Степку. Глаза его заблестели так, словно он сейчас же готов был отправиться на поиски несметных богатств.

— Если помощь оказывается безвозмездно, то отчего туда редко заходят? — заговорщическим тоном поинтересовался он. — Только не говори, будто за лечение приходится расплачиваться собственными душами?..

— Почти угадал, — хмыкнула я, напуская на друга страху. — По крайней мере, жители близлежащего поселка верят в это. Излеченные редко покидают больницу, чаще оставаясь работать там до конца дней. А те немногие, что возвращаются, становятся непохожими на себя.

— Теперь понимаю, почему ты была против избранника сестры, — посочувствовал Степка. — Не больница, а секта какая-то.

Он поежился, хотя в фургончике было жарко. Да и мне самой стало зябко от новостей и воспоминаний. Узнать о смерти сестры и сдерживаться, страшась ляпнуть лишнее… Но на то я и лучшая актриса театра, чтобы скрывать истинные чувства за положенной по роли маской.

— Эти сведения я раздобыла сама, уже после того, как сестра вышла замуж. Она не верила в сверхъестественное и ничего не боялась. Одурманенная любовью, могла отправиться куда угодно. И выполнить все, что бы ни потребовал от нее муж. А поругались мы не из-за места, а из-за самого предмета ее слепого обожания. Слишком жестким и властным человеком показался мне Корбл.

— А что требовал? — заинтересовался Степка. — Почему не понравился тебе с первого взгляда?

— Слишком суровый. Он не смог бы воплотить мечты Катерины, даже при великом желании, — как можно увереннее произнесла я. — А его поступки говорят сами за себя. Предупредил Катерину, что после свадьбы она не сможет покинуть Вороний лог. И запретил ей общаться с родными и близкими. За все пять лет сестра не написала мне ни единого письма, не позвонила, не приехала в гости. Выйдя замуж, она словно стерла свое имя с лица земли, пропала для мира…

Я бросила тоскливый взгляд на клочок бумаги, зажатый в руке. Всего лишь записка, со скупыми и наверняка неискренними словами сожаления. Без подписи и обратного адреса.

— Они не позволили мне прибыть на похороны, — со злостью произнесла я. — Не дали даже попрощаться.

— Согласен, это немыслимо, — согласился Степка. — И жестоко. Но вдруг у них были причины не приглашать тебя в свое поместье?

Я замялась. Разумеется, подобное приходило мне в голову, и не раз. И все же смириться с ситуацией — значит, признать собственную слабость. Отказаться от сестры, отречься от прошлого. Не могла я так поступить, не имела права…

— Лерочка, что собой? — спросил Степка, заглядывая в глаза. — Ты сейчас выглядишь так, будто на войну собралась. Помнишь, мы ставили сцену по теме битвы за Сталинград? Ты тогда играла медсестру, вытаскивавшую раненых с поля боя… Сейчас у тебя точно такое же выражение лица. И это меня пугает.

— Ты прав, — пришлось согласиться. — Я полна решимости.

— Уж не собираешься ли ты отправиться в Вороний лог? — спросил Степка. Несмотря на многолетний опыт перевоплощений, он не смог скрыть испуга. — Прошу тебя, не делай этого…

Я поднялась, подобрала записку и порвала в клочья.

— Они не отделаются от меня короткой запиской. Не на ту напали. Я поеду туда и выясню все о смерти сестры.

— Ты ненормальная, — отчитал Степка. — Что, если местные правы, и тебе там грозит опасность? Зачем так рисковать, Катерина мертва, ее уже не вернешь. А месть — это удел слабых.

— Я еду не мстить, — отринула я его предположения. — Проститься с сестрой. И… Не знаю, назови предчувствием, но мне нужно туда попасть. Чувствую, что нужна там.

— Кому? — обреченно спросил Степка. Подошел и попытался обнять. — Твое место здесь, ты нужна труппе, зрителям… И мне.

Я сделала шаг назад, уклоняясь от объятий. Вскинула голову и заявила:

— Не знаю, кому, но нужна совершенно точно. Еду, и не уговаривай.

— Ты всегда была упрямой, — вздохнул Степка. Подошел к двери и, прежде чем выйти, посоветовал: — Понимаю, сейчас берут верх эмоции, и ты не можешь рассуждать здраво. Надеюсь, это пройдет. Нет ничего такого, что не сможет вылечить лучший лекарь — время.

— Боюсь, мне не поможет и оно, — произнесла я. — Ты просто не знаешь всех обстоятельств. А если бы знал, то, возможно, никогда не пытался завязать близкие отношения.

— Ты на себя наговариваешь, — улыбнулся Степка. — Я всегда буду твоим другом, ты же знаешь…

— Тогда сделай одну вещь, — попросила я. — Никогда, ни при каких обстоятельствах никому не рассказывай о моей сестре. И обо мне тоже.

ГЛАВА 2

Корбл

В Вороньем логе наполненные ежедневной рутиной дни обычно тянулись, точно в замедленной съемке. Лишь трижды в день размеренная монотонность сменялась вспышками исступления.

Не сегодня. Этим вечером в замке творилось нечто невообразимое. Казалось, даже воздух пропитался гневом и подрагивал, точно наэлектризованный. Настенные часы с неприличной торопливостью отсчитывали минуты. Пламя камина с треском пожирало дрова.

— Зачем Мартин покинул поместье?! — Корбл неистовствовал.

Прохаживался по главному залу, подобный шаровой молнии, готовой разрядиться в любой момент.

Рыцари замерли, выстроившись в длинную шеренгу вдоль стены. Никто из них не знал ответа на вопрос магистра. Мартин, их товарищ, прозванный Долговязым, исчез несколько дней назад. А сегодня пришло сообщение, будто его встречали в Санкт-Петербурге.

— Что он мог искать там? — Корбл продолжал допрос.

Вперед выступил Райнер. Только брат и первый помощник решился унять гнев магистра.

— Полагаю, все дело в твоем запрете на вступление в брак, — заявил Райнер. — Не всех рыцарей устроило подобное решение. Как видно, Мартин взбунтовался и сбежал.

— Почему в Питер? — чуть смягчившись, уточнил Корбл. — Хотя… кажется, я догадываюсь.

— Они ищет сестру Катерины, надеется с ее помощью снять заклятье. — Подтвердил версию брата Райнер. — Твоя покойная супруга много рассказывала об этом городе, Мартин мог сопоставить факты.

— Никогда бы на него не подумал, — признался Корбл. Коснулся серебряной броши на лацкане пиджака, ощущая под пальцами холод чистого серебра. — Сестра Катерины не сможет снять проклятье, она… Не подойдет нам.

— Почему же?! — вскинул брови Райнер. — Что в ней такого особенного?

Вопреки серьезности ситуации, Корбл улыбнулся. Строгие черты лица на секунду преобразились, показав, что в глубине души буйного, как море, магистра живет нежность.

— В пророчестве сказано о любви, — заявил Корбл. — И не только. Так что Валерия отпадает. И если Мартин действительно решился, его стоит остановить.

— Мне отправиться в Санкт-Петербург? — уточнил Райнер. — Гарантирую, что найду и верну Мартина не позднее, чем к следующему восходу. Созовем капитул и решим, как наказать отступника.

Корбл всерьез задумался. Окинул взглядом рыцарей, готовых действовать по первому приказу. Положил руку на плечо брата, одновременно прогоняя прочь видение, рисовавшее образ распутницы в красном платье.

— Поеду сам, — заявил твердо. — А ты, комтур, останешься руководить орденом.

Если решение брата и удивило Райнера, то он не подал виду. Кивнул, проговаривая слова согласия.

— Что же касается приказа приять обет целомудрия, — продолжил речь магистр и обратился к рыцарям: — Кого еще из вас тяготит запрет?

Вперед шагнули три рыцаря. Смущенно опустили взгляды, избегая возможного гнева магистра.

— И вы готовы рискнуть? — вопросил Корбл. — Подвергнуть детей огромному риску? Неужели моя Верена не служит живым примером того, что проклятие не ослабевает с годами?

— Снятие обета целомудрия не подразумевает брак, — вставил замечание Райнер. — Понимаю, грешно… Но мы и без того прокляты.

Комтур пожал плечами, а Ральф, младший из рыцарей, покраснел.

— Распутства в Вороньем логе не потерплю! — предупредил Корбл. — Раз уж не можете прожить, не раздвигая женских ног, пусть это будут ноги ваших жен. Так велит устав и совесть рыцаря. Если не планируете заводить детей, то ограничитесь женщинами, работающими в госпитале.

Объявив новый приказ, магистр распустил рыцарей. Удалился в кабинет, чтобы разобраться со счетами и другими неотложными документами.

Но не успел вникнуть в работу, как в кабинет без стука вплыла Фреджа. Встала напротив сына, привлекая внимание.

— Что-то срочное, мама? — не поднимая глаз, уточнил Корбл.

— Именно, — царственно кивнула Фреджи. — Мне нужно поговорить о важном деле, прежде чем ты уедешь.

Корбл хмыкнул и нетерпеливым жестом пригладил волосы. Глянул на часы.