Туземец пошлепал к Руту; Барбара подошла и встала рядом с мужем.
«Посмотрим, что тут у тебя такое», – сказал Рут, наклонившись к ожерелью.
«Какие красивые камни!» – ахнула Барбара.
Рут задумчиво прикусил губу: «Они действительно похожи на алмазы. Причем в драгоценной оправе – из платины или иридия. Эй, дружище! Где ты это взял?»
Дикантроп отступил на шаг: «Мы находим».
«Где?»
Из дыхательных отверстий дикантропа вылетели обрывки пены – он не хотел отвечать – но Руту показалось, что глаза туземца на мгновение повернулись к пирамиде.
«Вы это нашли в большей куче камней?»
«Нет», – ответил туземец и скрылся в норке.
Барбара вернулась к дереву, села под ним и, нахмурившись, стала смотреть на пруд. Рут присоединился к ней. Некоторое время они молчали. Наконец Барбара сказала: «Наверное, пирамида набита драгоценностями!»
Рут пренебрежительно хмыкнул: «Ммм… все может быть, конечно».
«Почему ты не пойдешь и не посмотришь?»
«Я давно занялся бы раскопками – но ты же знаешь, туземцы всполошатся».
«Ты мог бы сходить туда ночью».
«Нет, – поежившись, ответил Рут. – На самом деле это нехорошо. Если они хотят, чтобы пирамида была недоступна, хотят сохранить тайну – это их дело. В конце концов, что бы там ни было, все это принадлежит им».
«Откуда ты знаешь? – жестким, не терпящим возражений тоном настаивала его жена. – Не они построили пирамиду – и, скорее всего, не они положили туда алмазы». В ее голосе появилась нотка презрения: «Ты боишься, что ли?»
«Да, – подтвердил Рут. – Боюсь. Их много, а нас – только двое. Это прежде всего. А во-вторых, что еще важнее…»
Приподнявшаяся было Барбара снова прислонилась к стволу: «Не хочу ничего слышать!»
Теперь Рут тоже разозлился и целую минуту молчал. Затем, вспомнив о том, что до прибытия транспортного корабля оставались три месяца и три дня, он сказал: «Спорить бесполезно. От этого нам обоим только труднее жить. Я ошибся – мне не следовало привозить тебя сюда. Прошу прощения. Я думал, что тебе понравится увидеть что-то новое – что, оставшись вдвоем на неведомой планете…»
Барбара его не слушала – ее мысли были отвлечены чем-то другим.
«Барбара?»
«Шшш! – она поднесла палец к губам. – Молчи! Слушай!»
Рут встрепенулся. Воздух дрожал от исходящего издалека гула: «Трумм-м-м-м…» Рут вскочил, выступил из тени под солнце и обыскал глазами небо. Звук становился громче. Сомнений не было: из космоса спускался корабль.
Рут забежал в здание станции и включил переговорное устройство – но оно молчало, сигналы не поступали. Рут вернулся к выходу. Звездолет неуклюже, жестко приземлился на каменистой площадке метрах в двухстах от станции.
Это был небольшой корабль – вроде тех, какие богачи используют в качестве собственных яхт – но старый, покрытый вмятинами и царапинами. Звездолет словно дрожал в потоках раскаленного воздуха, остывающие дюзы потрескивали и шипели. Рут подошел ближе.
Штурвалы задвижек начали поворачиваться, люк распахнулся. В проеме появился человек. Несколько секунд этот человек стоял, пошатываясь. Затем его колени подогнулись, и он упал головой вперед.
Рут успел подскочить и подхватить его прежде, чем тот ударился о камни. «Барбара!» – позвал Рут. Его жена подошла. «Возьми его за ноги. Отнесем его на станцию. Ему плохо».
Они уложили незнакомца на койку – его глаза приоткрылись.
«Что случилось? – спросил его Рут. – Где вы заболели?»
«Ноги… холодные, как лед, – прохрипел незнакомец. – Плечи болят. Не могу дышать».
«Подождите-ка, я загляну в справочник», – пробормотал Рут. Он снял с полки «Стандартное руководство астронавта по оказанию первой помощи», нашел в указателе похожие симптомы и снова подошел к больному: «Вы побывали в районе Альфарда?»
«Только что оттуда», – тяжело дыша, ответил больной.
«Похоже на то, что вы подхватили лиманский вирус. Если верить руководству, инъекция микозетина вас вылечит».
Рут вставил ампулу в подкожный инжектор, приложил наконечник к предплечью незнакомца и нажал на поршень: «Теперь все должно пройти – опять же, если верить руководству».
«Спасибо! – отозвался пациент. – Я уже лучше себя чувствую». Он закрыл глаза. Рут, стоявший рядом, взглянул на Барбару. Та изучала незваного гостя с каким-то странным, расчетливым выражением на лице. Рут опустил глаза, пользуясь случаем впервые оценить внешность незнакомца. Он был молод, лет тридцати – худощавый, но очевидно сильный и выносливый, судя по бугрившимся под кожей переплетенным жилам. Лицо у него тоже было худое – почти костлявое; он где-то сильно загорел или был смуглым от рождения. Черные волосы были коротко подстрижены; в числе других особых примет можно было назвать густые черные брови, удлиненный подбородок, тонкий нос с горбинкой.
Джим Рут отвернулся. Глядя на жену, он мог предсказать будущее с тошнотворной уверенностью.
Рут промыл инжектор, поставил руководство на полку – все его движения вдруг стали неловкими и напряженными. Когда он обернулся, Барбара пристально смотрела на него широко открытыми задумчивыми глазами. Рут медленно вышел из комнаты.
На следующий день Марвилл Лэндри был на ногах – он побрился и переоделся, от его болезни не осталось и следа. Горный инженер по профессии, он сообщил Руту, что направлялся на четырнадцатую планету Тубана, чтобы приступить к работе в качестве подрядчика.
Вирусное заболевание застало его врасплох, и только благодаря счастливой случайности он заметил на навигационных картах ближайший форпост цивилизации – станцию на Дикантропусе. Он настолько ослабел, что почти ничего не соображал, когда тормозил и приземлялся, в связи с чем боялся, что у него почти не осталось топлива. Действительно, когда они проверили состояние корабля, топлива в нем не хватило бы даже для того, чтобы приподняться над поверхностью планеты.
Лэндри горестно покачал головой: «А на четырнадцатой планете Тубана меня ждет контракт стоимостью десять миллионов валюнтов».
Рут мрачно заметил: «Через три месяца должен прибыть грузопассажирский пакетбот».
Лэндри поморщился: «Три месяца – в этой чертовой дыре? Самоубийство!» Как только они вернулись на станцию, Лэндри спросил: «Как вы можете здесь жить?»
Барбара услышала это замечание: «Не можем. Каждую минуту на протяжении последних шести месяцев я была на грани истерики. Джим… – она скорчила гримасу, кивнув в сторону мужа, – Он занят своими камнями, костями и антенной. С ним не разгуляешься».
«Может быть, я смогу как-то облегчить вашу участь», – пошутил Лэндри.
«Может быть», – отозвалась Барбара, бросив на Рута безразлично-прохладный взгляд. Через некоторое время она удалилась; ее непривычно изящная походка приобрела таинственно-радостный характер.
Вечером устроили поистине праздничный ужин. Как только слепящее голубое солнце скрылось за горизонтом, Барбара и Лэндри вынесли стол на берег озера и накрыли его со всей доступной на станции роскошью. Не говоря ни слова мужу, Барбара откупорила четырехлитровую бутыль коньяка, которую Рут целый год хранил в неприкосновенности, и приготовила щедрые коктейли со льдом, консервированным лаймовым соком и вишнями в ликере «Мараскино».
Они ужинали при свечах; отблески пламени трепетали в высоких бокалах, и на какое-то время даже Джим Рут развеселился. Воздух стал чудесно прохладным, а пески пустыни, белые и чистые, как камчатное покрывало, простирались в сумрак ночи. Так они пировали, закусывая бокал за бокалом драгоценного коньяка Рута консервированной птицей с грибами и морожеными фруктами, а с другого берега пруда за ними следили из темноты туземцы.
Рут скоро отупел от выпивки, его клонило в сон – но Лэндри только оживился, а Барбара вся искрилась: гостеприимная, очаровательная и остроумная хозяйка. Ее переливчатый звонкий смех далеко разносился по ночной пустыне Дикантропуса. Барбара и Лэндри провозглашали тосты, поздравляя друг друга, и обменивались колкими шутками в адрес Рута – тот, обмякший в полусне на стуле, не реагировал. Наконец Рут заставил себя подняться и, волоча ноги, отправился спать.
На столе у озера догорали свечи. Барбара наливала коньяк. Голоса собутыльников превратились в мурлыкающее бормотание, и в конце концов свечи погасли.
Никакие человеческие пожелания и молитвы не могли продлить благословенную тьму; наступило утро, и начался день молчания и потупленных глаз. За ним последовали другие дни и ночи – время шло, как обычно. На станции уже никто почти не притворялся.
Барбара откровенно избегала Рута и, когда ей случалось что-нибудь сказать, тон ее голоса свидетельствовал о едва скрываемом злорадстве. Лэндри – уверенный в себе и в своей безопасности, щеголял гордым орлиным профилем и завел манеру сидеть в углу и посматривать то на Рута, то на Барбару так, как если бы внутренне усмехался, забавляясь возникшей ситуацией. Рут старательно сохранял спокойствие и высказывался сдержанно, не выражая ничего, кроме смысла сказанных слов.
Возникло несколько несущественных столкновений. Однажды утром, заходя в ванную, Рут обнаружил, что Лэндри пользуется его бритвой. Без лишних слов Рут протянул руку и отнял бритву.
Несколько секунд Лэндри молча смотрел Руту в глаза; его рот покривился – он собирался рявкнуть.
Рут улыбнулся, почти печально: «Не поймите меня неправильно, Лэндри. Есть разница между бритвой и женщиной. Эта бритва – моя. А человеческое существо не может быть собственностью. Не трогайте мои личные вещи».
Лэндри поднял брови: «Вы не в своем уме». Отвернувшись, он прибавил: «Перегрелись под солнцем, должно быть».
Проходили одинаковые дни – так же, как прежде; но теперь к их одинаковости прибавилось тяжкое напряжение. Слова произносились все реже, а взаимная неприязнь висела в воздухе, как висящие с потолка шелестящие обрывки фольги. Каждое движение, каждый контур чужого тела вызывали отвращение, воспринимались как намеренная демонстрация ненависти.
Рут почти сознательно забылся, углубившись в изучение камней и костей – проводил часы за микроскопом, делал тысячи измерений и тысячи заметок. Лэндри и Барбара завели привычку совершать по вечерам длительные прогулки – как правило, к пирамиде – после чего медленно возвращались по плотному прохладному песку.
Тайна пирамиды внезапно вызвала у Лэндри пристальный интерес – настолько безудержный, что он решился пристать к Руту с расспросами.
«Не имею ни малейшего представления, – отвечал Рут. – Мои догадки ничем не лучше ваших. Но туземцы не хотят, чтобы кто-нибудь проникал внутрь пирамиды – это все, что я знаю».
«Мф! – Лэндри хмыкнул, глядя в пустынный горизонт. – Кто знает, чтó там, внутри? Барбара говорит, что на одном из туземцев было алмазное ожерелье стоимостью в тысячи валюнтов».
«Все возможно, надо полагать, – пожал плечами Рут; он не мог не заметить, как алчно покривились губы Лэндри, как скрючились его пальцы. – Не советую рисковать, однако. Я не хочу ссориться с туземцами. Зарубите это себе на носу, Лэндри».
Лэндри спросил притворно вежливым тоном: «Вас наделили какими-то полномочиями, относящимися к этой пирамиде?»
«Нет, – коротко отозвался Рут. – У меня нет никаких полномочий».
«Значит, пирамида – не ваша собственность?» – Лэндри язвительно подчеркнул слово «ваша», напомнив Руту инцидент с бритвой.
«Нет».
«В таком случае, – сказал Лэндри, поднимаясь на ноги, – не суйте нос не в свое дело».
Он вышел из комнаты.
Рут заметил, что на протяжении дня Лэндри и Барбара что-то долго и увлеченно обсуждали, после чего Лэндри забрался в свой звездолет и что-то там искал. За ужином никто не промолвил ни слова.
Как обычно, когда погасло последнее прохладно-голубое зарево заката, Барбара и Лэндри пошли прогуляться в пустыню. Но сегодня вечером Рут наблюдал за ними и заметил рюкзак за спиной Лэндри; Барбара тоже несла какую-то сумку.
Рут расхаживал взад и вперед, яростно попыхивая трубкой. Лэндри был прав – ему не следовало совать свой нос в чужие дела. Если бы даже затея Лэндри оказалась прибыльной, он не хотел в ней участвовать. Кроме того, это была опасная затея, и ее последствия угрожали только тем, кто спровоцировал бы раздражение туземцев… А что, если нет? Что, если туземцы будут рассматривать его, Рута, как одного из виновников? С их точки зрения он был соплеменником и союзником Лэндри и Барбары. Для дикантропа человек был человеком – и, если один человек заслуживал наказания, приговор распространялся бы на всех людей в равной степени.
Приведет ли все это… к убийствам? Рут нервно жевал черенок трубки, выпуская сквозь зубы клубы дыма. В каком-то смысле он нес ответственность за безопасность Барбары. Ведь это он лишил ее возможности вести беззаботную жизнь на Земле. Рут покачал головой, положил трубку на стол и открыл ящик, в котором он хранил пистолет. Пистолета не было.
Рут обвел комнату отсутствующим взглядом. Лэндри забрал пистолет. Сегодня или уже давно? Кто его знает? Рут зашел в кухню, взял топорик для рубки мяса, засунул его за пояс под блузой и направился в пустыню.
При этом он нарочно сделал крюк, чтобы подойти к пирамиде сзади. Его окружал неподвижный воздух, темный и прохладный, как колодезная вода. Сухой песок слегка похрустывал под ногами. Сверху распростерлось небо, усеянное тысячами звезд. Где-то там остались Солнце и старая добрая Земля.
Перед ним неожиданно выросла огромная тень пирамиды – и теперь он заметил отблески света, услышал, как приглушенно звякали инструменты. Рут тихонько подошел чуть ближе и остановился в темноте, наблюдая за происходящим и напряженно прислушиваясь.
Лэндри вгрызался в гранит атомным резаком. По мере того, как он работал, Барбара оттаскивала крюком на песок отделившиеся куски. Время от времени Лэндри отступал на шаг от раскаленного участка, обтирая пот и отдуваясь.
Лэндри мало-помалу углублял и расширял выемку. Когда ее длина достигла примерно одного метра, Рут услышал возбужденное бормотание двух голосов. Они проникли внутрь, в полость пирамиды. Не оглядываясь, они протиснулись в вырезанный проход. Более осторожный Рут прислушался, всматриваясь в темноту… Никого и ничего.
Он бросился вперед, подбежал к отверстию и заглянул в него. В глазах промелькнул желтый луч фонаря Лэндри. Рут пролез в углубление и высунул голову в пустоту. В холодном воздухе пахло пылью и влажным камнем.
Лэндри и Барбара стояли метрах в пятнадцати от него. В тусклом свете фонаря виднелись голые каменные стены и каменный пол. Почему же, в таком случае, туземцы так настойчиво возражали против посещения пирамиды?
Послышался голос огорченного Лэндри: «Здесь ни черта нет – нет даже мумии, которой мог бы восхищаться твой муж!»
Рут скорее почувствовал, нежели увидел, как содрогнулась Барбара: «Уйдем отсюда, меня пробирает дрожь. Здесь темно и сыро, как в подземелье».
«Одну минуту! Раз уж мы здесь, не мешало бы убедиться… Хм! – Лэндри водил лучом фонаря по стенам. – Любопытно!»
«Любопытно – что именно?»
«Похоже на то, что камень обработали резаком или горелкой. Смотри, как оплавились края с внутренней стороны…»
Рут прищурился, пытаясь что-нибудь разглядеть.
«Странно! – бормотал Лэндри. – Снаружи гранит обтесан, а изнутри его плавили резаком. Кроме того, внутренняя отделка вовсе не выглядит древней…»
«Она могла сохраниться в такой атмосфере», – с сомнением предположила Барбара.
«Может быть – тем не менее, здесь все выглядит древним. Всюду пыль, все тусклое. А эти следы обработки – свежие».
«Не понимаю, как это может быть».
«Я тоже не понимаю. Тут что-то не так».
Рут напрягся. Звук снаружи? Шорох плоских ступней, шлепающих по песку. Рут начал было пятиться, вылезая из прохода, но что-то толкнуло его сзади – он растянулся на животе и вывалился головой вперед. Яркий луч фонаря Лэндри повернулся к нему. «Что такое? – донесся грубый окрик. – Кто это?»
Лежавший на полу Рут оглянулся. Фонарь озарил дюжину столпившихся за ним серых костлявых фигур. Они неподвижно стояли у стены под самым проходом, выпучив глаза, напоминавшие черные плюшевые шары.
Рут поднялся на ноги. «Ха! – воскликнул Лэндри. – И
«Не по своей воле», – мрачно отозвался Рут.
Лэндри потихоньку продвигался ближе, не отводя фонарь от дикантропов. Он резко спросил Рута: «Эти твари опасны?»
Рут окинул туземцев оценивающим взглядом: «Не знаю».
«Не двигайтесь! – прокаркал глубоким басом дикантроп, стоявший в первом ряду. – Не двигайтесь».
«Не двигайтесь? Черта с два! – воскликнул Лэндри. – Мы уходим. Здесь нет ничего, что нам пригодилось бы. Расступитесь!» – он шагнул вперед.
«Не двигайтесь… вас убьют…»
Лэндри остановился.
«Ну что тут такого? – тревожно вмешался Рут. – Мы просто хотели посмотреть. Здесь ничего нет».