Лабиринты Роуз.

Последовала череда однообразных дней. Петр уходил рано утром, оставляя на столе нехитрый завтрак, а появлялся, как правило, поздним вечером, неся с собой корзинку с едой. Иногда он возвращался неожиданно. И, войдя в комнату, застывал над Роуз, ползающей по ковру. Он рассматривал проложенные ею стежки, ведущие к выходам из лабиринта. Да, их оказалось несколько. Принцесса не знала, с какой стороны замка она окажется, поэтому пыталась найти как можно больше путей, ведущих на свободу.

Они почти не разговаривали. Словоохотливая Роуз не оставляла попытки узнать о своем будущем и о том месте, где она находилась. Но Петр или делал вид, что не слышит ее, или отвечал односложно. Настойчивость принцессы вывести графа на откровенный разговор приводила к тому, что он останавливал ее ледяным взглядом или предлагал зашить ей рот. Роуз верила, что он может это сделать, поэтому прикусывала язычок и дулась весь остаток вечера.

При всем кажущемся спокойствии Петра, Роуз замечала, как он с каждым днем становился все мрачнее. Она списывала его замкнутость на свои успехи в прохождении лабиринта, но не могла понять, почему он не отберет у нее ковер и те рисунки, что она успела сделать.

И еще одна странность в поведении графа была отмечена Роуз: если он находился в комнате, то не отходил от нее ни на шаг, стараясь сократить расстояние между ними до вытянутой руки.

Она по-прежнему делила с ним постель. Конечно, с ее стороны были попытки перебраться на диван, но утром она обнаруживала, что спит в объятиях Петра. Словно неведомая сила притягивала графа к ней. С большой неохотой он уходил из башни и всегда бегом возвращался. Роуз видела боль в первом случае и облегчение на его лице во втором.

Сначала она рисовала себе, что Петр безумно в нее влюблен, но с его стороны почему-то отсутствовали всякие попытки сблизиться. Даже его объятия во время сна трудно было назвать любовными. Он просто оборачивался вокруг нее, словно старался сделать своей частью. А выпускал из объятий так и вовсе с таким зубовным скрежетом, как будто ему в этот момент вырывали сердце.

Страсть? Да. Но какая-то болезненная, необъяснимая.

Однажды вечером, когда они поужинали, и каждый занялся своим делом (Петр сидел у камина и читал одну из книг, а Роуз при свете жаркого огня рассматривала фрагмент лабиринта, который только что нарисовала), в дверь, ведущую на лестницу, постучали. По быстрым действиям графа Роуз поняла, что он скрывает ее существование от обитателей замка. Петр бесшумно метнулся к ней и зажал рот ладонью. Почти задыхающуюся, он перетащил ее в соседнюю комнату, где кинул на кровать.

— Ни слова. Иначе умрешь, — прошептал он и закрыл дверь на замок.

Замочная скважина, к которой она тут же приникла, на этот раз оказалась без ключа. Через нее Роуз смогла разглядеть только спину Петра. Голоса заглушал неистовый стук ее сердца, который не позволил разобрать не только речь, но и пол собеседника. Ладони у Роуз вспотели. Она почти решилась закричать, чтобы привлечь внимание гостя, но за ним уже закрылась дверь.

Выпроводив посетителя, Петр коротко обернулся на ее дверь. Мгновения оказалось достаточно, чтобы она увидела гамму чувств, отразившуюся на его лице: злость, смятение, брезгливость, боль. Увиденное заставило Роуз отшатнуться. Чем вызван такой всплеск эмоций?

Когда она опять прижалась к замочной скважине, то увидела, как Петр коротко выдохнул, будто собираясь нырнуть, распахнул дверь на лестницу и вышел.

Уже более суток Роуз сидела взаперти, а Петр все не возвращался. Чтобы отвлечься, принцесса то перерисовывала лабиринт, то листала книги с заметками графа. В одной из них она нашла страницу с цветным рисунком лабиринта. Как Роуз ни выискивала, какой из участков лабиринта, вытканного на ковре, на нем изображен, сходства не находила.

Это был другой лабиринт!

Встревоженная открытием, измученная долгим ожиданием Петра и накатывающими приступами голода, принцесса разрыдалась. Она жалела себя, ругала Петра, наконец, понимая, почему он позволил ей рисовать лабиринт.

— Он не один! Лабиринтов два!

Поплакав в голос, и немного успокоившись, Роуз подошла к столу. Окинула взглядом бумаги, вздохнула. Какая же она глупая! Как она не догадалась сравнить рисунки, что нашла здесь в самый первый раз? Пелена спала с глаз, когда она поняла, что на всех бумагах Петра нарисована, по крайней мере, дюжина разных лабиринтов!

А она увлеклась вытканным на ковре, что ей милостиво разрешили рассмотреть!

Какой из рисунков графа отображает лабиринт, раскинувшийся вокруг замка? Не перестраиваются ли лабиринты время от времени? К чему так много изображений вращающихся деталей, поворотных механизмов, потайных дверей? Неужели они все применяются?

Роуз от досады хлопнула ладонью по столу. Все ее детские попытки найти дорогу смешны!

О, как она ненавидела Петра!

Слезы душили, обида на коварного графа росла. Хотелось умереть.

Но есть хотелось больше.

Ее разбудил запах еды. Дверь оказалась открытой, а из купальни слышался плеск воды. Соскочив с кровати, Роуз кинулась туда. Злость на Петра заставила забыть о приличиях, и она ворвалась в комнату, в которой застала графа сидящим в лохани с водой.

Он поднял глаза на шум. Слова упрека, готовые слететь с языка Роуз, пропали, когда она увидела, в каком состоянии находится Петр.

Смуглая кожа казалась серой, на лице залегли глубокие морщины, словно неведомый зверь высосал из Петра всю жизненную силу. Роуз больше всего поразили его глаза. Не было в них ни огня, ни злости, ни усталости. Только пустота.

Слабая улыбка, скривившая губы Петра, больше походила на оскал, и Роуз попятилась к двери, так и не произнеся ни слова.

— Я сейчас, — бесцветным голосом произнес он.

Покинув купальню, Роуз так и не могла избавиться от странного ощущения большой беды, в которую попал граф. Сейчас она не видела молодого человека, это была тень Петра, пышущего еще накануне силой и здоровьем.

Нехотя поковырявшись в корзинке, которую граф оставил на столе, Роуз вытащила кусок хлеба и кувшин с молоком. Она ела лишь бы насытиться, не замечая вкуса, настолько ее ошеломил вид Петра. Что с ним случилось?

Скрипнула кровать, и Роуз отложила недоеденный кусок хлеба. Прислушалась. Тихий стон раненного человека. Она тут же забыла о своих обидах, о пленении. Ее сердце разрывалось от жалости к бывшему другу. Нахлынули воспоминания, как Петр, презрев опасность, спустился в расщелину в горах Северной Лории. Там застрял олень, испуганный камнепадом. Животное, обезумевшее в попытках выбраться, ударило Петра копытом в своем последнем прыжке на свободу, и сломало ему несколько ребер. Роуз забыла, насколько сильное наказание получили слуги и охрана за безрассудный поступок молодого графа, но прекрасно помнила его стоны сквозь стиснутые зубы. Тогда она легла к нему в постель и обняла за плечи. То ли ему действительно стало лучше от ее нежности, то ли он не хотел казаться ей слабым, но стоны прекратились, а вскоре больной и вовсе уснул.

Она нашла его лежащим на боку на их постели. Он не вытерся, и капли воды, скатываясь с его курчавых волос, оставляли след на лице.

Или это были слезы?

Намокший халат рельефно обтягивал его тело, но его мужское начало не будило в ней отклика. Сейчас она была ему сестрой, которой отказывалась стать в пору ее влюбленности в Петушка. Роуз осторожно легла за его спиной и обняла, как когда-то, за плечи. Петр вздрогнул, и опять Роуз не смогла бы объяснить, что вызвало дрожь: ее близость или телесная боль. Она собиралась лежать с ним до тех пор, пока он не уснет, надеясь, что ее дружеское участие облегчит его страдания. Но вдруг услышала тихое и твердое «Уходи».

— Тише, тише, родной! — она не могла поверить, что он ее гонит. Роуз думала, что его резкость объясняется боязнью выглядеть в ее глазах слабым. Она погладила его напрягшееся плечо и произнесла успокаивающее «Т-ш-ш-ш».

— Уходи. Или я убью тебя.

Нет, не Петушок лежал сейчас рядом с ней. Раненный хищник, затаивший дыхание.

Роуз осторожно сняла руку с его плеча, ощутив под ней закаменевшие мышцы. Поднялась, стараясь больше не дотрагиваться до Петра. И побежала. Только плотно закрыв за собой дверь, она позволила выплеснуться слезам. Принцесса не могла усидеть на месте. Бурлящие чувства гнали ее по комнате. Она то садилась на диван, то опять вскакивала и устремлялась к окну. Забывая, что оно не открывается, она дергала его, испытывая страшное желание глотнуть живительного воздуха.

Зря она расслабилась и поверила, что сможет находиться рядом с Петром сколько угодно долго, пока не подоспеют отец с братом или Руфф. Его казавшееся добрым отношение вовсе не являлось таковым. Теперь она поняла. Он ее еле терпел, но вынужден был соседствовать из-за каких-то своих целей. Она пленница. Его пленница. А может, и заложница. Он так и не объяснил ей, почему прячет от жителей замка. Он вообще ничего не объяснил. Чего же она ждала? Почему не требовала?

До слуха Роуз донесся смех.

Петр? Она испуганно оглянулась на дверь в спальню. Нет. Смеялась женщина.

Подойдя к наружной двери, Роуз наклонилась к замочной скважине, надеясь увидеть того, кто так громко смеется.

На лестнице стояла темнота.

Поднимаясь с колен, Роуз схватилась за ручку и чуть не упала. Дверь поддалась вперед и открылась настежь. Петр забыл ее запереть! Ни на минуту не задумываясь, Роуз шагнула в темноту.

— Я только посмотрю, кто там, — прошептала она и спустилась на одну ступеньку, держась рукой за холодную стену.

Сквозняк распахнул полы ее халата. Когда за ее спиной захлопнулась дверь, Роуз вскрикнула от испуга. Отрезанная от источника света, задыхающаяся от страха, ничего не слышащая от грохота сердца, она замерла на лестнице, ожидая явления разъяренного Петра или проявления любопытства тех, кто только что находился внизу.

Вслушиваясь в тишину, Роуз начала успокаиваться. Голоса стихли, Петр так и не появился в проеме двери.

— Я только посмотрю, что там, — дала себе обещание Роуз и нащупала кончиками пальцев стену.

Ступая в темноте на дрожащих ногах, принцесса рисковала скатиться с лестницы кубарем, но любопытство толкало ее вперед. Редкие стрельчатые окна разбавляли темноту лунным светом, и Роуз казалось, что за каждым поворотом ее ожидает неведомое чудище. Несколько раз она порывалась вернуться, но пересиливала себя.

Простор открылся внезапно. Отвыкнув от порывов ветра, Роуз зажмурилась и не знала, за что хвататься: за разъезжающиеся полы длинного халата или за не заплетенные в косу волосы, больно хлещущие по лицу.

Как много скрывали от нее стены башни! Высокие деревья, шумящие густой листвой, запах ночных цветов и свежескошенной травы, яркость лунного света, соперничающего с яркостью звезд…

Музыка. Она слышала музыку и, словно мотылек, летящий на огонь, пошла на ее звуки. Чья-то рука умело трогала струны, вызывая в душе Роуз восторг и боль. Она уже забыла о том, что была насильно перенесена в этот замок. Она тянулась к звукам, напоминающим ее родной дом.

Запел мужчина. Мягкий голос тянул слова на незнакомом языке, но Роуз не нужен был перевод. Она знала, звучала песня о любви.

Роуз не глядела под ноги. Не замечала, что на ней только в халат, волочащийся сзади по мягкой траве, не думала об опасности незнакомого места. Она шла на чарующий голос.

Открывшийся среди деревьев шатер из белых полотен, светившийся изнутри словно фонарик, заставил Роуз остановиться. Певец между тем закончил песню и заворковал с женщиной, которая отвечала ему игривым смехом. Тем самым, что Роуз слышала наверху.

Опомнившись, она оглянулась на башню, нависающую над ней темной глыбой. Роуз разглядела, что прошла через открытую галерею, скорее всего, опоясывающую внутреннюю часть замка по периметру. Принцесса подняла голову и увидела свет, пробивающийся через цветное стекло. Никакого движения за окном. Петр спит.

Мужчина в шатре опять запел.

Песня звучала на родном языке Роуз! Принцесса, забыв о Петре, шагнула к вздувающимся от ветра полотнам и ухватилась за край одного из них. В открывшуюся щель она смогла разглядеть внутреннее убранство шатра и людей, увлеченных друг другом.

В центре, на возвышении, утопая в подушках, сидела женщина. У ее ног пристроился певец и с обожанием смотрел на нее. Она в ответ загадочно улыбалась и перебирала пальцами его непослушные темные волосы.

Экзотическая красота женщины заставила Роуз остановить взгляд на ее лице. Смуглая ровная кожа, миндалевидные глаза, украшенные длинными ресницами, соболиные дуги бровей, влажные губы сливового цвета. Длинные волосы струились по ее плечам, черной вуалью пряча под собой тело, почти не прикрытое одеждой.

Роуз пропустила момент, когда певец отбросил в сторону музыкальный инструмент и приник губами к колену красавицы, задрав легкую ткань. Женщина откинулась назад, призывно засмеявшись. Любовник осмелел и рванул полы ее одеяния, обнажив гибкое тело: плоский живот, украшенный драгоценным камнем, утопающем в ямке пупка, подрагивающую от желания грудь, к которой потянулись длинные пальцы музыканта. Вскоре обнаженный торс мужчины загородил тело любовницы, чьи длинные ноги обхватили его бедра, начавшие ритмичные движения.

Подняв взгляд выше, Роуз чуть не вскрикнула. Спину мужчины густо пересекали шрамы. Некоторые уже побелели от времени, некоторые вились розовой лентой, но вид их оставался ужасным. Сколько боли пришлось вынести бедняге! Такой след могла оставить только безжалостная плеть.

Перед глазами предстало другое видение: напряженная спина Петра, которую он не стал вытирать от воды. Ее промокнул халат из темной ткани. Отчего-то Роуз знала, что будь ткань светлой, она увидела бы полоски крови, исчертившие спину графа.

Забыв о любовниках, Роуз пыталась сдержать рвавшееся рыдание, запечатав ладонью рот. Открытие, что ее Петра хлестали по спине, ужаснуло.

Короткий окрик вернул Роуз к действительности. На нее смотрели две пары глаз. Мужские глаза с удивлением, женские с ненавистью. Куда исчезла ее красота? Брови сошлись в изломанной линии, губы скривились в судороге. Через мгновение из них вырвался приказ:

— Взять!

Команда прозвучала, как удар хлыстом. Роуз даже почувствовала боль. Она умом понимала, что следует немедленно скрыться, но одеревеневшие ноги отказались слушаться. Она стояла и, не отрываясь, смотрела на свет, пробивающийся через полотнище шатра. Не верила, что бездействует, хотя разум кричал: «БЕГИ!»

Тени внутри шатра разделились, и тот же властный голос еще раз ударил ее криком-хлыстом:

— Стража!

Роуз вздрогнула, развернулась и побежала, не ведая куда мчится, потеряв ориентиры, не имея времени оглядеться.

Галерея!

Она добежала до галереи. Заметалась, не находя спасительный вход в свою башню. Но в свою ли?

За спиной раздавались короткие команды, подхлестнувшие принцессу. Она кинулась прочь от голосов и нырнула в первый же проем в стене, где сразу же уткнулась в густо разросшийся куст чего-то колючего с маленькими холодными листочками. Задрала голову, но не увидела его вершины. Вообще ничего не увидела: ни огней башни, ни света луны.

— Она побежала к лабиринту! — крикнул мужчина совсем рядом.

Лабиринт? Не может быть! Так близко? Ноги понесли в темноту.

Опять врезавшись со всего маха в жесткую, колючую преграду, Роуз вскрикнула от испуга и упала на четвереньки.

— Здесь! — раздалось где-то над головой.

Путаясь в полах халата, Роуз попыталась подняться, но натянутый ворот удавкой врезался в шею. Она рванула его рукой, и халат прохладным шелком соскользнул с плеч. Поднявшись, Роуз не стала задерживать падение ткани вниз, стряхнула ее с рук и развязала пояс. Халат волной упал к ее ногам, и Роуз переступила через него. Оставшаяся на ней короткая нижняя рубашка не мешала бегу, иначе принцесса, не задумываясь, скинула бы и ее. Освободившись от пут, Роуз, словно загнанный зверь, начала петлять из стороны в сторону. Принцесса не понимала, куда мчится. Страх толкал ее в спину. Встретившись в очередной раз с колючим кустом, Роуз вспомнила правило лабиринта — придерживаться одной из его стен рукой. Шелест потревоженной ладонью листвы слился в единый звук, так быстро бежала принцесса, следуя изгибам лабиринта.

Зев пещеры, освещенный факелами, открылся внезапно, стоило лишь свернуть за угол. Шаги беглянки грохотом отразились от каменных стен. Порыв сильного ветра, хлестнувший лицо, заставил остановиться. Роуз нутром почувствовала, что навстречу ей несется кто-то огромный, поэтому кинулась вон из пещеры. Вдавливаясь всем телом в первый же куст, кромсая о колючие ветви рубашку, кожу, сдерживая стон боли, Роуз с ужасом ждала появления исполина.

Отполированный свод просторной пещеры, плавно уходящей вниз под землю, наполнился нарастающим гулом. Этот «кто-то» приближался.

От страха Роуз закрыла глаза.

Дрогнула листва, взметнулись пряди волос, еще больше запутавшись в зарослях, мелкие камешки больно ударили по обнаженным ногам, заставляя открыть глаза.

Она увидела хвост. Огненно-красный, с крупными чешуйками, больше напоминающими плоские камни, с острыми шипами, идущими по хребту и пропадающими на мощной шее. Взмах огромных крыльев взметнул вверх сбитую листву и землю, по которой только что чиркнули острые когти.

Роуз забыла обо всем на свете. Задрав голову вверх, она заворожено смотрела, как на фоне лунного диска кувыркнулось сильное тело и понеслось вниз.

Навстречу ей летел дракон.

Мгновение спустя беглянка даже рассмотрела хищный прищур желтых глаз с вертикальным зрачками. Она могла бы поклясться, что увидела торжествующую ухмылку на вытянутой морде.

Дракон был ужасен и прекрасен.

Врут, что за минуту до смерти человек может увидеть всю свою жизнь. В голове Роуз не возникло ни единой мысли. Зрелище, захватывающее дух от вида несущейся на нее красной махины, полностью парализовало. И только дикая боль от того, что кто-то сзади выдирает ее из колючих кустов, заставила отвести взгляд от ящера. Обхваченная сильными руками, Роуз провалилась в клубящуюся тьму. Похожую черноту она видела в замке бабушки в Северной Лории, когда в каменной стене на призыв юного графа «Дорогу идущему Бахриману!» вдруг открылся портал.

Головокружение, помрачение сознания, тошнота отступили, как только принцесса поняла, что стоит посередине спальни в башне, а в спину ей тяжело дышит Петр. Это точно был он, Роуз не сомневалась ни минуты. Она знала, что так прижаться к ней может только он. Привычно. До узнавания каждого изгиба. Его крепкие руки плотно обхватывали ее тело, и Роуз кожей чувствовала, как сильно бьется его сердце.

— Я хотела только посмотреть, — пролепетала она, пытаясь обернуться, но тесные объятия, напоминающие капкан, не позволили этого сделать.

Петр молчал. Мелкая дрожь прошлась по его телу и хватка ослабла. Звук падающего тела заставил обернуться. Петр лежал у ее ног без сознания. Она не знала, что делать, поэтому опустилась на колени, зашипев от боли. Принцесса только сейчас почувствовала, что с них содрана кожа. В пылу бега она этого не замечала.

— Петр, что с тобой? — зашептала она, убирая пружинки волос с родного лица. Смахнула запутавшийся в кудрях листик.

Она впервые дотрагивалась до него свободно, не считая того порыва, когда он лежал скорчившись от боли. Но даже тогда он выглядел живее!

Роуз развязала узел на халате Петра и раскрыла его, чтобы приложиться ухом к груди. Ритмичный стук сердца успокоил, но кожа горела огнем!

— У тебя жар! — воскликнула Роуз, обеспокоенно вглядываясь в лицо Петра. Она мало болела в детстве, но запомнила, как расстроенная мама прикладывала мокрое полотенце ко лбу брата, когда его мучила лихорадка. Роуз побежала в купальню, выхватила первое попавшееся полотенце из стопки. Когда остальные грудой посыпались на пол, в голове мелькнуло, что Петр опять будет насмехаться над ней.

Наливая воду в чашу, она твердила: «Пусть хоть накричит, лишь бы жил».

Роуз многое отдала бы сейчас, лишь бы все осталось, как прежде: тихие вечера рядом с Петром; сон, когда она чувствовала его дыхание на своем плече; немой укор глаз, когда она проявляла свою неумелость или капризничала.

Она все испортила. Что ждет их впереди? Сможет ли Петр защитить ее от той женщины? Интуитивно Роуз понимала, что ее жизнь и жизнь Петра зависит от той, что отдала команду «Взять!»

Смачивая полотенце в холодной воде, Роуз подняла глаза и невольно отшатнулась от изображения в зеркале. На нее смотрело бледное лицо с пятнами грязи. Царапины, оставленные острыми ветвями кустов, кровоточили не только на лице, но и густо покрывали плечи. Роуз повернулась спиной. То, что она смогла разглядеть, ее не утешило. Наверное, останутся шрамы, как на спине того мужчины, отведавшего хлыст.

Петр! Она, рассматривая себя, совсем забыла о графе!