Полцарства за кота

Катя Кукушкина жила во втором подъезде. Квартира двадцать располагалась на третьем этаже и была на площадке одна. Две шикарные квартиры, некогда принадлежавшие руководству заводу, относились к первому подъезду. Дом после перестройки получился нелепый и бестолковый. Двадцатую квартиру слепили, отделив от директорской квартиры две комнатки и кладовку, которую переоборудовали под кухню.

– Звони, – попросила Алина Степу. – Ты везучая.

– Да прям-таки, – ответила Степа, не согласившись с Алиной, но на кнопку нажала.

Из-за двери донесся скучный звук старого звонка, который, казалось, отживал последние свои дни. Через минуту старческий голос спросил:

– Кто?

– Кукушкины здесь живут?

– А вы кто? – опять спросили из-за двери.

– Мы к Кате, – ответила Алина.

– Зачем вам Катя? – голос доносился из замочной скважины.

– У нас ее котик. Мы хотели узнать, когда она за ним придет? – Алина наклонилась и тоже стала говорить в отверстие, предназначенное для ключа.

– Котик? У Катьки никогда не было кота.

– Женщина, может быть, вы нам откроите дверь? – попросила я. В скрипучем голосе угадывались женские интонации.

– Вы же к Кате пришли, а ее нет. Чего же я вам буду дверь открывать?

– Женщина, с вами из полиции разговаривают. Сейчас же откройте, – не выдержала Алина.

– Так бы и сказали, что вы из полиции. – Не опасаясь, что ее обманывают, старушка широко распахнула дверь.

Она предстала перед нами в застиранном байковом халате и в тапках на босую ногу. Жиденькие седые волосенки были собраны в пучок, из которого торчала одна-единственная шпилька. Большее количество шпилек в пучок и не влезло бы.

– Здравствуйте. Чего ж сразу не сказали, что вы из полиции? – бабка попятилась назад, пропуская нас в квартиру. – Не знала, что у вас и женщины служат. В прошлый раз приходили одни мужчины.

– В прошлый раз, говорите, приходили одни мужчины? – насторожилась Алина. – Это когда же они приходили?

– Месяц назад, – ответила хозяйка квартиры.

– Должно быть, они были из районного отделения полиции, а мы, бабушка, из городского управления, – «просветила» ее Степа, включившись в Алинину игру.

– Давайте поговорим с вами о Екатерине Кукушкиной, – опять взяла инициативу в свои руки Алина. – Вы кем Кате приходитесь?

– Я? – удивилась старушка. Я думала, что она сейчас скажет: «Бабушка я, кто же еще?» – но она ответила иначе: – Соседка. Катька с Инкой жили вон в той комнате, – она сухоньким пальцем ткнула в глубь коридора, – а я вот здесь живу. – Голова на тонкой шейке откинулась назад, едва не стукнувшись затылком о дверь.

– Так где мы можем поговорить о Кате?

– Хотите, пойдем в кухню? Дверь в комнату Кукушкиных все равно опечатана.

У Алины брови подпрыгнули вверх.

– Когда успели опечатать Катину дверь? – подумала она вслух.

– Тогда же, месяц назад, когда нашли мертвую Инку. Тогда же пропала Катя.

– Так, так, так, – пробормотала Алина. – Несостыковка с коллегами. Что ж, идемте на кухню, вы нам все расскажите о своих соседках.

Старушка завела нас на убогонькую кухню с двумя обеденными столами. Один стол был покрыт клиенткой в мелкий цветочек, другой – несвежей льняной скатертью. Над каждым столом висело по навесному шкафчику. В углу простенькая эмалированная мойка. Холодильники отсутствовали, очевидно, они стояли в комнатах своих хозяев.

– Вот их стол, – старуха указала на стол покрытый скатертью. – Хотите – за него сядьте, хотите – за мой.

«Легко сказать «сядьте». В любом случае кто-то один будет стоять», – подумала я, разглядев на кухне только два стула и одну табуретку.

– Да вы садитесь, а мы постоим. Вы нам, пожалуйста, расскажите все, что знаете о своих соседях.

– Как хотите, – согласилась старушка. – Инку и Катьку я знаю давно. Пятнадцать лет назад они с матерью вселились в эту квартиру. Инке тогда было девять лет, а Кате семь. Я правильно считаю? – Она посмотрела на меня, как будто я могла знать, сколько лет было Кате, когда она с матерью переехала жить в эту квартиру. Вместо ответа я пожала плечами. – Инка старше Кати на два года. Значит, я правильно посчитала.

– А Инна – сестра Кати? – уточнила Алина.

– Сестра. Разве вы не знали об этом?

– Знали, конечно.

– Зачем тогда спрашиваете?

– Вдруг вы имели в виду другую Инну, – выкрутилась Алина.

– Странные вы какие-то, – пробурчала старушка. – Только с мысли сбиваете. Хотите, слушайте.

Глава 6

– Так вот, пятнадцать лет назад Валентина, мать Кати и Инны, незадолго до того, как поселиться в этой квартире, развелась с мужем. Жили они прежде в двухкомнатной квартире. Но, как я понимаю, квартирка была не шибко хорошая, если они ту двушку разменяли на две комнатки в коммуналках. А вот мебель со старой квартиры привезли добротную, старинную. Разные там красивые этажерочки, стульчики, резные столики. Я тогда спросила новую соседку, откуда у нее такая мебель диковинная. Валентина ответила, что это все бабушкино наследство. Но скоро из квартиры вынесли столик, следом стульчики, а потом и этажерочки ушли. В те годы была мода на антиквариат, вот Валентина и продала бабушкино наследство. Почему? Деньги нужны были. Они-то, конечно, всем нужны, но ей особенно: две девчонки подрастали. Валя работала в бухгалтерии какого-то учреждения. Зарабатывала вроде и неплохо по тем временам. Да только все равно не хватало. Муж алиментов не платил, а девчонок одевать надо было. Годик она победствовала и завербовалась на Север. А за девочками следить выписала из какого-то захолустья сестру. Ей-богу, лучше бы мне денег дала, я бы за девчонками смотрела усерднее. Нинка, пройда, враз кавалерами обзавелась, вечером то в кино, то на танцульки, а Инка и Катька одни дома, сами себе и еду готовили, и стирали. А потом на Валю плита железобетонная упала, и дети сиротами остались. Нинка замуж выскочила и с квартиры съехала, и с тех пор девчонки живут одни. Я хотела сказать, жили.

– А когда Валентина погибла, сколько девочкам лет было?

– Инне – пятнадцать, Кате – тринадцать.

– Как же так? Два несовершеннолетних ребенка и одни? – не поверила Степа.

– У них же отец родной есть, – напомнила соседка. – Первое время он частенько к ним приходил.

– А почему к себе не взял? Или сам сюда не переехал?

– А он к тому времени уже женат был. Наверное, жена его новая не захотела падчериц у себя дома видеть. Уж я тогда возмущалась. Как же так, при родном отце и сироты? Ну а с Нинки какой спрос? Она замуж выскочила, потом через год развелась, правда, у мужа квартиру отсудила. Но это даже хорошо, что она сюда не вернулась. Еще неизвестно, какими девчонки при ней выросли бы, – пробурчала старушка.

– С отцом и теткой все ясно, – остановила поток воспоминаний Алина. – Вернемся к недавним событиям. Какими были Инна и Катя?

– Какими? Это как? – бабулька посмотрела на нас поверх очков. Вопрос Алины ее отчего-то удивил.

– Ну воспитанные, вежливые, правильные… Или, наоборот, выросли грубыми, ленивыми? – уточнила моя подруга.

– Ах, вот оно что… Ничего плохого не могу сказать о девчонках. Жили они не сладко, а вот не озлобились. Вежливые выросли, трудолюбивые, не какие-нибудь финтифлюшки. Все успевали: и работать, и учиться. Инна вроде бы заочно училась в коммерческом техникуме, а Катя… – старушка потерла морщинистой рукой лоб, – дай бог памяти. Во! Вспомнила! В институте культуры на заочном отделении.

– А где они работали? – задала я вопрос в тему.

– Инка, та была побойчее, она устроилась в какую-то фирму секретарем. В какую фирму, и не спрашивайте, все равно не вспомню. А Катя, та нянькой работала в семье ну очень богатого человека. Детишек его воспитывала с утра до ночи. В квартире этой появлялась только по выходным. Я ее, когда видела, спрашивала: как «белая» кость нынче живет? Небось ложками икру черпают. Да Катька правду разве скажет? Она же всех оправдывает. Вот уж человек безобидный! Ее судьба батогом била, а она все равно ни на кого зла не держит.

– А на кого ж ей зло держать?

– Да хотя бы на мачеху! Не уведи она из семьи отца, не поехала бы Валентина на Север, не придавило бы ее там плитой. Авось и жизнь бы у девчонок не так сложилась. Нормально бы росли, учились. А так что? Катька в чужой семье живет на птичьих правах. Это только на первый взгляд кажется, что вроде как живешь у Христа за пазухой, с хозяином с одного стола питаешься. Горький это хлеб! Знаю я этих скоробогачей, не мед их чад воспитывать. У меня подружка работала в няньках у сына банкира. Так малец над ней издевался по-черному: попу заставлял подтирать. Мальчишке десять лет, а он себя обслужить не может. Морда – во! Задница со стула свисает! А у Катьки таких двое: мальчик и девочка. Мальчишке двенадцать, а девчонке четырнадцать. Что-нибудь сами нашкодят, а на Катю потом свалят. За их шалости отдуваться приходилось ей. Сколько раз из ее зарплаты вычитывали за разбитые вазы и прожженные вещи. Пацан решил попробовать закурить. Пепел на штаны упал, дырку прожег. С кого спрос? С Катерины!

– А с нее-то какой спрос? Пепельницу не дала?

– Ну ты даешь! – Старуха с возмущением уставилась на меня. – Мальчонке всего двенадцатый пошел! Какая пепельница? Попало Катьке за то, что он вообще в рот сигарету взял! А разве она может за всем уследить? Он небось с мальчишками в школьном туалете затягивался. И Катьке нашей туда надо было лезть? А девчонка, как я поняла из Катиного рассказа, вообще стерва еще та! Как и ее мамаша. Перекрасила голову в дикий малиновый цвет и в таком виде на папочкины глаза выплыла. Опять оказалась Катька виновата. Куда ты смотрела!

– А в чьей семье работала Катя? Она вам фамилию своего хозяина не называла? – по ходу спросила Алина.

– Нет, – бабулька замотала головой. – Инка, та фамилию определенно знала, а я не знаю. При мне она хозяев только по имени называла. Его вроде как Василием зовут, а вот ее… Имя чудное… То ли Рита, то ли Римма. Ну совершенно ничего не помню, – пожаловалась на свою голову старушка.

– А что случилось с Инной? Вы сказали, что она погибла, – напомнила Степа. – И с тех же пор пропала Катя.

– Да, – подтвердила старушка. – Инка погибла, Катька пропала.

– А поподробнее можно? Как это все произошло?

– Какие уж тут подробности? Катя, как я уж говорила, жила у своих хозяев, приезжала только по выходным, и то не каждую неделю, но каждый день вечером звонила: «Никитична, как дела? Если Инна дома, позовите». Меня вообще-то зовут Прасковьей Никитичной, – представилась бабулька. – Так вот, Катя и в тот вечер позвонила. Я ей ответила, что Инна еще не приходила, хотя на часах уже была половина десятого. Заканчивалась программа «Новости», и вот-вот должен был начаться сериал. Катя сказала, что, может быть, еще позвонит. А до этого, еще до программы «Новости», Инну спрашивал Андрей. Кто это? Да ухажер ее. Я только включила телевизор, как в дверь позвонили. Я еще подумала: «Кто это на ночь глядя?» У Инны ключи. Не было случая, чтобы она забыла их дома. Но знаете, всякое может случиться. Пришлось мне вставать и идти к двери. Открываю – на пороге стоит Андрюха. «Инна дома?» – «Нет, – говорю. – Еще не возвращалась. Может, на работе задержалась?» – «Нет, я звонил, в офисе никого уже нет. И мобильный не отвечает». Стоит, вижу, волнуется, глазами сверкает. Он у нее из ревнивцев. Не так чтобы нож к горлу, но, знаете, часто обижался на Инкины поздние возвращения со службы. Уж как она ему не втолковывала, что работает секретарем, значит, должна уходить со службы после своего начальника, а никак не раньше, но он все равно ей не верил, говорил, что у нее роман с директором. Вот такой он, Андрюха. «Можно, я ее здесь подожду?» Я ему: «Милок, к себе я тебя не пущу, и в Инкину комнату без ее на то разрешения тоже. Хочешь, сиди на кухне». Час он за кухонным столом просидел. Кино закончилось, я стала его выпроваживать. Нечего ему в чужой квартире оставаться. Сначала пусть на Инке женится, а потом остается. Правильно я говорю? – спросила Прасковья Никитична, ратуя за чистоту моральных принципов молодежи.

– Само собой, – соглашаясь, кивнула Степа.

– Ушел он. А Инка в ту ночь так и не вернулась. Я заволновалась. Всегда Инна дома ночевала. Хотела позвонить Кате, да я номера телефона ее хозяев не знаю. А мобильного телефона у меня нет. А ближе к обеду пришел из полиции паренек. Спросил, здесь ли живет Инна Антоновна Кукушкина. «Здесь». – «А у нее родственники есть?» – «Есть. Отец и сестра. А что случилось?» – «Труп опознать надо. В парке нашли мертвую девушку. Лицо изуродовано. В сумочке – студенческий билет на имя Инны Антоновны Кукушкиной. Вы опознать ее тело сможете?» Я перепугалась до смерти. Самой помирать скоро, а покойников ужас как боюсь. Хорошо, что у меня был записан на всяк случай Нинкин телефон и Антона, отца Инны и Кати. Нинка приехала. Как я бога ни молила, чтобы девушка не Инной оказалась, да, видно, молитвы не дошли до него. Какой-то зверь столкнул нашу девочку в канализационный люк. Вечером позвонила Катя, очень плохо ее слышно было. Обычно, когда она звонит, то хорошо слышно, а в этот раз – с трудом слова разобрала. Я ей новость о смерти Инны выложила. Очень расстроилась Катя. Я ждала, что она тут же приедет, но ни через час, ни через два, ни наследующий день Катя так и не появилась. Сестру похоронили без нее. Должно быть, и на нее напал какой-нибудь маньяк. А Инку похоронили достойно. Начальник ее пришел. Бывшие одноклассники были, соседи. Нинка, отец с мачехой пожаловали. Все как у людей было.

– А к Катиным хозяевам вы звонили? Спрашивали ее?

– Я же говорила вам, что не знаю номера телефона людей, у которых Катя работала. И фамилии их не знаю.

– Но кто-то же должен был знать, у кого работала Катя? – удивилась я.

– Инна знала. Да что толку? У покойницы ведь не спросишь.

– И что, полиция не нашла концов?

– Это вы у меня спрашиваете? – удивилась вопросу соседка.

– Надо, бабушка, и спрашиваем. Мы вам уже объяснили, мы из другого управления. Вы лучше скажите, это наши коллеги выдвинули версию, что Инна стала жертвой маньяка?

– Нет, при мне они версии никакие не выдвигали. Это я так думаю.

– Вот как. Но Инну мог убить не маньяк, а Андрей, – высказала предположение Степа. – Приревновал и в состоянии аффекта придушил свою подружку, а потом сбросил в люк.

– А кто сказал, что ее придушили? Я только сказала, что у нее на лице кожа была содрана. Но Андрей это сделать не мог: он в то время, когда Инну убивали, сидел здесь, на этой кухне. Так Нинке следователь сказал. Она ему тоже намекнула, что Андрей мог под горячую руку отправить Инку на тот свет.

– Допустим, Инну убил маньяк, – начала я рассуждать вслух, – тогда зачем надо было опечатывать комнату Кукушкиных? Ведь преступление совершено не здесь.

– Тут вот какое дело произошло, – тяжко вздохнула Прасковья Никитична. – Значит, Инну опознали, но в тот день решили из морга не забирать. Рассудили так: сначала надо купить смертное, подготовиться к похоронам и, когда все будет готово, в день похорон тогда и забрать. Хорошо, что так решили. Вечером я долго не могла заснуть, свет потушила, лежу в постели, Инку вспоминаю. Девку жалко до слез. Вдруг слышу шорох, дверь входная открывается. Кто-то зашел в квартиру, свет не включил. Сначала я подумала, что это Катя объявилась. Но по шагам слышу, что не она. Катя бесшумно ходит, как балерина, а по коридору кто-то идет, тяжело ставя ногу. Инна так ходила, уверенно, размашисто. Ну да Инна, сами понимаете, идти не могла. Значит, шаги принадлежали кому-то другому. Вот кто-то другой прошел мимо моей комнаты, направился к двери Кукушкиных. Мне уже всякая чертовщина мерещится, вплоть до того, что это Инка мертвая к себе домой пришла. Лежала я, лежала, крестилась, крестилась, а потом думаю: «Кто это может быть, как не Катя? А шаги? Шаги как шаги. От горя у людей вообще ноги отказывают». Решила встать посмотреть. Вышла я из своей комнаты. Дошла до комнаты Кукушкиных. Постучала. «Катя, это ты?» Толкнула дверь, сделала шаг, и все – очнулась только утром. Голова раскалывается, аккурат на макушке огромная шишка. Странно, что жива осталась. Я человек старый, меня по голове бить опасно. С горем пополам встала на ноги, доползла до телефона, вызвала сначала «Скорую», потом полицию. Полиция раньше «Скорой помощи» приехала. В комнате Инны и Кати все из шкафов вывернуто, разбросано. Никогда такого беспорядка не видела. Девчонки жили бедненько, но чистенько. А тут как будто Мамай прошел.

– Искали что-то?

– Искали? – задумалась Прасковья Никитична. – Да что у них брать было? – отмахнулась она рукой. – Нечего у них воровать. Разве что телевизор? Так он остался на месте.

– Возможно, речь идет не о ценных вещах.

– О каких таких ценных вещах? – полюбопытствовала старушка. – Не было у них никаких ценных вещей. Может, деньги взяли? Я-то не знаю, сколько девочки в комнате хранили наличности.

Алина оставила ее вопрос без ответа.

– Прасковья Никитична, а что по поводу этого вторжения сказали наши коллеги? – спросила она.

– Да ничего не сказали, просто опечатали комнату и строго предупредили: если кто-то будет интересоваться Кукушкиными, позвонить по такому-то номеру. А если появится Катя, передать ей, чтобы она пришла в полицию, к майору Воронкову.

– Елки-моталки, – сорвалось со Степиного языка.

– Какие елки? – спросила Прасковья Никитична. – До Нового года еще далеко.

– Это мы о своем, бабушка, – усмехнулась Алина.

– Так, значит, Катя так и не появлялась?

– Нет.

– А вы можете нам дать телефон отца девочек и тетки? Нина ее, кажется, зовут?

– Сейчас. – Прасковья Никитична поднялась с табуретки, открыла дверцу навесного шкафа, на внутренней стороне которой карандашом был написан ряд телефонов. – Пишите. Кукушкин… Нинка… – Она продиктовала нам два ряда цифр.

– А есть у вас номера телефонов подруг девочек?

– Нет. Инна и Катя между собой дружили. Стеснялись они к себе в дом кого-либо приглашать.

– А Андрей, парень Инны? Его номер телефона у вас есть?

– Ну уж номер телефона Андрея мне вообще без надобности. Он Инкин ухажер, а не мой. Я к нему звонить не собиралась. – Перед тем как ответить, Прасковья Никитична обиженно фыркнула. И впрямь, к чему ей номера телефонов парней, которые приходили к ее соседкам.

– Что ж, спасибо за содержательную беседу, – стала откланиваться Алина. – Возникнут вопросы, не беспокойтесь, мы вас к себе вызывать не станем, придем сами.

– И на том спасибо. Ноги у меня уже плохо ходят. До булочной еще дойти могу, а дальше – нет.

– Да, еще одна просьба. Вы, пожалуйста, не сообщайте майору Воронкову о том, что мы у вас были. Мы работаем в отделе внутренних расследований, ни к чему ему знать о нашем визите.

– Да как скажите. А что, своих проверяете? – прищурив глазки, ехидно спросила Прасковья Никитична.

– Проверяем, – кивнула Алина, – чтобы майор Воронков ничего не упустил.