Помоги проекту - поделись книгой:
Грегори сидел на полу и смотрел, как остальные члены группы подходили к столу, чтобы получить свое «лечение». Фэй пошла первой, и доктор вытащил что-то похожее на полоску пропитанной кровью белой ткани из области верхних отделов ее позвоночника. Гнилостный материал шлепнулся в чашу. То же самое произошло и со следующим «пациентом», только на этот раз явно поддельная ткань (куриные кишки?) была вытянута из шеи.
Так оно и продолжалось.
После первых пяти так называемых лечений Грегори понял, что он единственный, у кого вытащили что-то серьезное. Остальных просто обманывали. Когда чаша заполнилась, доктор бросил ее в отверстие в углу комнаты и вернулся лечить остальных путешественников.
Фэй попыталась взять его за руку, но он отстранился.
— Да ладно, — он встал и посмотрел в сторону двери.
Что-то выглянуло из-за глинобитного угла дверного проема. Что-то маленькое, скользкое и серое, с глубоко посаженными красными глазами. Он быстро повернулся к Фэй и указал на дверь. Но к тому времени, как его взгляд вернулся к существу, оно исчезло.
— Я видел его, — сказал он. — Оно уже стало больше, выросло.
Он подбежал к двери и выглянул наружу. Перед ним зеленый луг амфитеатра спускался вниз. Он ничего не видел. Не то чтобы он ожидал увидеть его, ведь существо давно исчезло.
На обратном пути другие участники тура были в хорошем настроении. Люди, которые хромали, больше не хромали, женщина с ходунками больше не нуждалась в помощи каких-либо дополнительных ног. Только Грегори молчал, погруженный в раздумья. Время от времени ему казалось, что он слышит странные шорохи в подлеске вдоль тропинки, тихие шорохи, едва различимые даже в этой тишине джунглей. Однажды краем глаза ему показалось, что он увидел что-то маленькое и сгорбленное, размером с мышь, перебегающее от одного куста к другому.
Когда они добрались до деревни, гид велел им привести себя в порядок, принять душ, ну и всякое такое, и встретиться снова через час за ужином. Они кушали в одиноком деревенском ресторане — бывшем доме, переоборудованном специально для туристов, приезжающих на психические операции. Еда была простой, примитивной и не очень хорошей, но Грегори этого не заметил. Он ел в каком-то оцепенении.
После ужина Фэй сказала, что пойдет с женщинами в магазин ремесел на той же улице.
Грегори отклонил предложение мужчин посетить петушиные бои и вместо этого решил побыть один.
Вечером на улице было гораздо оживленнее, чем днем. Празднично одетые крестьяне расхаживали взад и вперед, переговариваясь быстрыми, счастливыми голосами и продавая свои товары. Не обращая на них внимания, Грегори прошел через грубый вестибюль отеля и поднялся по узкой шаткой лестнице в их номер на третьем этаже, где на кровати его ждало существо.
Теперь оно было гораздо больше, размером с кошку или маленькую собаку. Существо все еще сохраняло что-то от своей первоначальной треугольной формы, но прозрачность исчезла. Оно было на вид плотное, слизкое, серого цвета, с красными иероглифами на спине и теперь уже видимыми, пугающими, глубоко посаженными, красными глазами. Оно смотрело на него, когда он вошел в комнату, и, казалось, сжалось, как будто ожидая возможности прыгнуть.
Грегори дико огляделся вокруг в поисках какого-нибудь оружия. Все, что он мог видеть, был сложенный зонтик, лежащий поверх одежды в открытом чемодане рядом с кроватью. Он бросился к нему, и существо прыгнуло одновременно с ним. Грегори нажал на защелку, зонтик мгновенно выдвинулся на полную длину, перехватив существо в воздухе и пронзив, легко войдя в мягкое липкое тело, вертящееся чудовище стальным наконечником.
Он почувствовал, как приступ боли разрывает его сердце.
Когда мышцы потеряли силу, зонтик выпал из его пальцев, и он сам упал на пол. В последние секунды сознания он смотрел затуманенными глазами на пронзенное существо, лежащее на полу перед его лицом. Из раны сочилась прозрачная белесая кровь, а похожие на крабьи, ноги существа отчаянно дергались.
Но было похоже, что оно улыбалось.
Когда Фэй вернулась в комнату, она увидела Грегори, лежащего на полу у изножья кровати, с раскрытым зонтиком в руках. Кончик зонтика был погружен в небольшую лужицу темно-коричневой омерзительной жидкости.
— Грегори? — позвала она. — Грегори?
И начала кричать.
С днем рождения, дорогая Тама
Щенки были такими милыми, когда они были мертвыми, размышляла Тама. Они не лаяли, не кусались, их не нужно было кормить. И они были такими чистыми! Они вообще не ходили в туалет, и вам больше не надо было убирать после них. Она протянула руки и взяла кучу мертвых щенков, крепко прижала их к себе, вдыхая знакомый кисло-сладкий аромат, который она так любила.
— Принес тебе еще одну! — сообщил ее отец, и голос его долетел до дома раньше, чем он появился сам. Тама отложила щенячью кучу и вскочила на ноги. Ее отец свернул с тротуара, ухмыляясь, и на мгновение остановился на краю лужайки перед домом. Он распахнул свой портфель, вытащил детеныша бигля и бросил мертвую собаку ей на руки.
— Убил его сегодня за обедом. Он был прямо возле офиса!
Тама подбежала к отцу и обняла его.
— Я люблю тебя, папа.
Он рассмеялся.
— Я тоже тебя люблю, милая.
Тама обернулась и посмотрела на щенков на лужайке. Двадцать! Теперь у нее было двадцать милых чистых тихих питомцев. Она была такой счастливой девушкой!
Они вдвоем вошли в дом, Тама крепко держала отца за руку. Он поставил свой портфель на стол в прихожей и, оторвавшись от нее, пошел на кухню, чтобы сделать себе выпивку, пока она включала телевизор и переключала на канал с его любимыми новостями. Через мгновение он появился со стаканом в руке и улыбнулся.
— Ты ведь знаешь, что будет завтра, не так ли?
— Мой день рождения! — Тама подпрыгнула и возбужденно захлопала в ладоши. — Мой день рождения! Мой день рождения!
— Вот именно. И сколько тебе будет лет?
— Тридцать пять! — закричала Тама. — Тридцать пять лет!
— Отлично, — отец рассмеялся над ее возбуждением. — А теперь иди на улицу и собери своих питомцев. Уже почти время ужина.
— Ладно, папочка.
Тама выбежала через парадную дверь на лужайку перед домом. Она собрала своих щенков и бросила их в корзину, оставив новую собаку наверху. Маленькая струйка крови все еще вытекала из уха щенка, но она знала, что к завтрашнему дню все высохнет.
Корзина была тяжелой. Она не могла с ней бежать, но несла ее в дом так быстро, как только могла. Она поставила корзинку рядом с диваном, в последний раз погладив своего нового питомца по голове, и села рядом с отцом, который смотрел телевизор.
— Сколько тебе лет, папочка? — спросила она.
— Мне сорок, — сказал он. — Ты же знаешь.
— Ты родил меня, когда тебе было пять, а маме восемьдесят два.
— Точно.
— Сколько тебе было лет, когда ты родил Хоуи?
— Мне было десять, а твоя мама умерла.
Глаза Тамы загорелись.
— Я помню это! Мы держали ее в ванной, до рождения Хоуи. Тебе пришлось разрезать ее, чтобы вытащить его!
— Да, — сказал он и поцеловал ее в макушку. — А теперь дай мне посмотреть новости.
Тама обняла отца и прижалась к нему, глядя в телевизор. Она не совсем понимала, о чем говорит репортер, но фотографии были красивые, а голос мужчины успокаивал, и ей было так хорошо и уютно, что она чуть не уснула.
На ужин отец приготовил макароны с сыром, а потом они вместе вымыли посуду. Поскольку это был канун ее дня рождения, он даже позволил ей отполировать до блеска тарелки и блюдца.
— Хоуи придет на мой день рождения? — спросила она, когда закончила вытирать последнюю тарелку.
— Нет.
Голос ее отца стал сухим и необычайно резким. Он откупорил раковину и начал ее мыть.
Тама чуть было не сказала что-то, но передумала. Она молча протирала, ставя всю посуду в шкаф. Снаружи, через окно, она видела, как другие соседские дети играют на улице. Лето почти закончилось, но было еще достаточно светло, чтобы дети могли играть на улице до семи или восьми часов вечера.
— Ты пригласил кого-нибудь из моих друзей? — спросила она. — Ты пригласил Билли, Тодда, Дженис или Трейси?
Он кивнул.
— Да, Тама. Я пригласил их всех.
— А бабушку, дедушку, дядю Рода, тетю Элис, тетю Эдну и тетю Зельду?
— Я пригласил их всех.
Она расплылась в широкой улыбке и начала раскачиваться взад и вперед на каблуках, слишком возбужденная, чтобы сдерживать свои эмоции, не двигаясь физически. Она убрала последнюю тарелку, затем сделала колесо по кухонному полу, приземлившись всей массой в дверном проеме гостиной.
— Только не на кухне, — сказал ее отец, улыбнувшись. — Ты можешь что-нибудь сломать.
Она приподняла платье.
— Хочешь посмотреть?
— Тама, — строго сказал он.
Но она уже пересекала гостиную по ковру, кувыркаясь в направлении прихожей. Она прокатилась мимо телевизора и встала.
— Почему ты не пригласил Хоуи? — спросила она.
— Я уже говорил тебе, что Хоуи мертв.
— Вовсе нет! — настаивала она. — Я слышала его ночью в твоей комнате. Ты меня не обманешь!
— Он мертв, — сказал ее отец. — Я убил его. Помнишь?
В ту ночь она лежала без сна в постели, глядя на угрожающие бесформенные фигуры, нарисованные на потолке, слишком возбужденная, чтобы заснуть. Рядом с ней, под одеялом, она чувствовала мух. Они ползали по еде, которую она размазала поверх застеленного матраса. Они приятно касались ее обнаженной кожи, теплые, успокаивающие, массирующие.
Она улыбнулась про себя и перевернулась на другой бок. После того как они закончили мыть посуду и вернулись в гостиную смотреть телевизор, папа казался нервным и взволнованным, и это заставило Таму подумать, что, возможно, Хоуи придет на ее день рождения. Может быть, папа планировал для нее сюрприз. В конце концов, она была единственной сестрой и лучшей подругой Хоуи. Он бы не пропустил что-то настолько важное. Он бы не пропустил ее день рождения.
Тама посмотрела на полку над своим столом. На полке стояли ее куклы: Барби, Кен, Тряпичная Энн, Джем и многие другие. Все они были обнажены, все изуродованы, все утыканы булавками или бритвенными лезвиями. Она едва сдерживала волнение при мысли о том, что завтра может получить еще больше.
За исключением жужжания мух, в доме было тихо. Она продолжала прислушиваться, ожидая услышать Хоуи, но с чердака над ней не доносилось ни звука. Она перевернулась на спину. Ей пришло в голову, что, может быть, на этот раз Хоуи действительно мертв, что папа действительно убил его, но она тут же выбросила это из головы.
Нет, Хоуи жив, и он будет здесь на ее день рождения.
Было уже за полночь, когда она наконец заснула, измученная, мечтая о куклах и бритвах, о папе и Хоуи.
Она проснулась от запаха бекона. Праздничный бекон! Она села. Мухи, которые не улетели, были раздавлены, и ее тело было покрыто липкими черными пятнами. Она пошла в ванную, быстро включила душ и вымыла тело. Она спустилась вниз голая.
— Тама! — сурово сказал отец, когда она вошла на кухню.
Она улыбнулась ему.
— День рождения! — взволнованно сказала она. Она запрыгала на месте. — День рождения! День рождения!
Он рассмеялся.
— Ладно, — сказал он. — Только сегодня. И не больше. Завтра тебе нужно одеться.
Она подбежала к тому месту, где он стоял у плиты, и поцеловала его в губы. Ее рука метнулась между его ног.
— Тама! — предостерег он.
Она хихикнула и кувыркнулась к столу. Бекон и яйца на ее тарелке были еще немного теплыми, но еще недостаточно холодными, поэтому она вылила свой апельсиновый сок на тарелку.
— Праздничный завтрак! — сказала она и взяла ложку, с энтузиазмом принявшись за еду.
Ее отец закончил жарить для себя яйца и подошел к ней со своей тарелкой.
— А теперь я должен предупредить тебя, что твои соседские друзья могут не появиться сегодня, — сказал он.
Она обвиняюще посмотрела на него.
— Я пригласил их, — быстро сказал он, — но ты же знаешь, что их родители не любят, когда они приходят слишком часто.
— Но это же мой день рождения!
— Но ты ведь помнишь, что случилось в прошлый раз, когда Билли приходил сюда, не так ли?
Она угрюмо кивнула.
— Ну, я просто хотел предупредить тебя заранее. Я пригласил их всех, но они могут не прийти. — Он улыбнулся ей. — Но все остальные уже едут.
— Хоуи?
Выражение ее лица прояснилось.
— Кроме Хоуи. — Он взъерошил ей волосы, провел рукой по груди, ущипнул за сосок. — Давай, милая, заканчивай есть. Они скоро будут здесь. Тебе нужно одеться.
Поделиться книгой: