Продам свой череп

Продам свой череп

- И какое имя, дядя, было городу тому?

- Имя было? Да чужое, позабытое давно, Оттого, что неродное - и не памятно оно.

М. Дмитриев, XIX в.

Пусть мой череп лучше пылится на полке археолога, нежели китайские мальчишки будут играть им в футбол.

Неизвестный русский, XXI в.

Старые истории в новом свете

... А по ночам они рассказывали друг другу страшные истории.

- В некотором царстве, в некотором государстве, был город под названием Гамельн...

- У меня дедушка в Гомеле живёт...

- Не Гомель, а Га-ме-льн, старинный богатый город. Его жители были знамениты своей скупостью. Умели они, как никто, беречь свои запасы, приумножать добро, наживаться буквально на всём. И вот как-то раз наступил в той стране голодный год...

- Как у нас, - вздохнул кто-то, - наверное, тоже гражданская война шла...

- Будете перебивать - не буду рассказывать!

- Рассказывайте - не будем.

- Не война там была, а засуха, неурожай. Настал, значит, голод. А гамельнцам до этого и дела нет. У них амбары полны зерна, масла, солений, варений и копчений. И тогда в город со всей округи потянулись толпы голодных крестьян. А вместе с ними пришли и крысы, полчища крыс, которым тоже нечего было жрать. Голодные твари разбежались по амбарам, подвалам и закромам, полным отборного зерна. И начались крысиные пиры!

Городские власти решили, чтобы избавить Гамельн от нежданной напасти, свезти в город со всей округи котов и кошек. Сказано - сделано: свезли. Но ничего из этой затеи не вышло. Коты испугались огромной армии здоровенных грызунов и разбежались.

А крыс в Гамельне всё прибывало и прибывало. Никого не боясь, они шныряли повсюду. Привлечённые запахами еды, пробирались на кухни. Выглядывали из углов, поводя носами, принюхиваясь: «Чем тут вкусненьким пахнет?» Прыгали на столы, прямо с блюд норовили утащить лучший кусок. Добирались даже до окороков и колбас, подвешенных к потолку. Чего ни хватишься - всё сожрали, проклятые! Теперь уже и Гамельну стал грозить голод. И тогда власти объявили:

- Кто избавит славный город Гамельн от крыс, получит столько золота, сколько сможет унести!

Через три дня к городскому голове явился один мужчина и сказал, что он крысолов. Одет он был в камзол и плащ-накидку. Одна половина камзола чёрная, как ночь, другая белая, как день. В чёрную шапочку сбоку воткнуто петушиное перо. В руке незнакомец держал старинную, потемневшую от времени дудку. Голова спросил:

- Скажи, можешь ли ты истребить крыс в нашем городе?

- Могу. Эти твари мне подвластны.

- Все?

- Да. Я очищу ваш город от крыс. За это, как я слышал, вы дадите мне столько золота, сколько я смогу унести. Моё слово крепко. Но и вы своё держите.

- Конечно, - ответил городской голова, решив про себя, что тот много не сможет унести: больно уж худ и невзрачен на вид был крысолов.

Тот вышел на площадь, поднёс к губам дудку. Протяжные противные звуки полились из неё. И тотчас же из всех домов стали выбегать крысы. Выползали из подвалов, прыгали с чердаков. Крысы окружили крысолова со всех сторон.

А он, наигрывая на дудочке, спокойно пошёл с площади. И все до одной крысы побежали вслед за ним. Из улочки в улочку шёл крысолов. Крыс становилось всё больше и больше. Вот они уже у городских ворот, вот вышли из города и растянулись по дороге чёрной лентой на целый километр.

Крысолов вышел на берег реки. Прыгнул в лодку, которая покачивалась тут же у берега. Не переставая играть на дудке, выплыл на середину реки. Крысы бросились в воду и поплыли за ним, и плыли до тех пор, пока от усталости не утонули все до одной.

Ликует освобождённый от крыс город. Радостно звучат колокола на всех соборах. Весёлыми толпами идут по улицам горожане. Спасён славный Гамельн!

Крысолов пришёл к городскому голове.

- Я своё слово сдержал. Теперь дело за вами. Вот, сыпьте золото в этот мешок...

- За такую плёвую работу тебе достаточно и серебра, - сказал надменно голова. - И не мешок, а кошелёк. Вот, получи...

- Но ведь у нас был уговор...

- Бери, что дают. А то и этого не получишь.

- Что ж, смотрите, как бы вам не пришлось об этом пожалеть!

Незнакомец, не взяв кошелька, вышел на площадь и снова заиграл - только уже другую, весёлую мелодию - на своей дудке. И тотчас из всех домов стали выбегать дети, много детей, все мальчики и девочки Гамельна. Они окружили крысолова, слушая музыку, и, когда он покинул площадь, отправились за ним.

Вот уже и городские ворота. Дети с топотом пробежали по подъёмному мосту через ров. Вслед за играющим крысоловом они уходили по дороге всё дальше и дальше, пока не скрылись из виду...

Рассказчик умолкал.

- А что было дальше с детьми?

- Это всё. Давайте спать!

- Мы всё равно не уснём. Ну, пожалуйста!

- Ладно, чёрт с вами, слушайте...

- Прошли годы. Однажды в Гамельне появился слепой странник. Город показался ему тихим, печальным, холодным. Забрёл старик в трактир погреться у тёплого очага. Слышал слепой, как стучат о деревянный стол кружки с пивом, и ему тоже захотелось освежающего напитка. Но денег у него не было. Заметив это, хозяин сказал:

- Откуда ты пришёл, старик? Потешь нас рассказом почуднее, и я, так и быть, поднесу тебе кружку пива.

И слепой начал свой рассказ:

- Много земель исходил я, и вот однажды привела меня судьба к какому-то городу. Я вошёл в ворота и побрёл по улице. Чутко прислушиваясь к звукам, я не мог не подивиться: вокруг меня раздавались только юные голоса. В этом городе больше бегали, чем ходили. Кто-то вприпрыжку обгонял меня. Кто-то бежал мне навстречу. Слышал я, как мяч скакал по земле. Все голоса были звонкие. Все шаги лёгкие, быстрые. И тогда понял я, что этот город населён одними юношами и девушками.

Был я радушно принят в первом же доме, куда постучал. А когда я спросил, что это за город, странную сказку рассказал мне мой юный хозяин. Думаю, посмеялся он над бедным стариком, но я не сержусь на доброго юношу. Вот что рассказал он.

Когда они были маленькими детьми, увёл их из родного города человек, замечательно игравший на дудке. Завёл он их в какую-то громадную пещеру, внутри высокой горы, а сам куда-то исчез. После долгих скитаний во мраке прошли дети сквозь эту гору и очутились в безлюдном, диком месте.

Тогда из лесу пришли лани и накормили самых маленьких своим молоком. Без труда приручались дикие козы. Сначала жили дети в шалашах, а потом стали строить город. И легко поднимали они огромные камни, словно камни сами хотели сложиться в стены и башни... Так они и построили свой город, юный и светлый, как они сами...

В волнении, прерывающимися от слёз голосами гамельнцы, среди которых были одни старики, стали спрашивать:

- Но где же, где, в какой стороне лежит этот город?

Ничего не мог им сказать в ответ странник, ведь он был слепым...

Эту историю детям поведал мистер Смит (используя жену как переводчицу). А учитель истории товарищ Кузнецов рассказал им другую, более правдивую.

- Вчера мы с вами говорили о крестовых походах рыцарей. А сегодня я расскажу вам о крестовых походах... детей!

В 1200 году неподалеку от французского города Орлеана, в деревушке Клуа родился мальчик по имени Стефан. Как все крестьянские дети, он с малых лет помогал родителям - пас скот. В один из тёплых майских дней 1212 года Стефан повстречался с монахом-пилигримом, идущим из Палестины и попросившим подаяния. Монах принял поданный ему кусок хлеба и стал рассказывать о заморских странах, о приключениях крестоносцев. Стефан зачарованно слушал. Вдруг монах прервал свой рассказ и неожиданно заявил, что он Иисус Христос. Он велел мальчику стать во главе небывалого крестового похода - детского, ибо «от уст младенцев исходит сила на врага». Для покорения мусульман, говорил он, нет нужды ни в мечах, ни в доспехах, достаточно будет безгрешности детей и божьего слова в их устах. После чего монах исчез.

На другой день Стефан собрал котомку, взял посох и направился в Сен-Дени, аббатство святого Дениса. Мальчик рассудил, что собирать добровольцев для детского похода надо в месте наибольшего стечения паломников. Там он выступал с речами, говорил о том, что все, кто хотел завоевать Гроб Господен, были грешниками, и святыня достанется только детям, ибо их вера чиста и греха они не знают. Весть лавиной пронеслась по Франции, и вскоре дороги заполнились толпами малолетних паломников.

Пока юные крестоносцы, возглавляемые Стефаном, шли по территории родной страны, население везде принимало их гостеприимно. Дети если и умирали в походе, то почти исключительно от солнечных ударов. Завидев вдали какую-нибудь крепость, дети возбужденно спрашивали друг друга: «Это Иерусалим?» Бедолаги забывали, а многие и просто не знали, что достичь святой земли можно, лишь переплыв море. Но вот они пришли в город-порт Марсель, разместились на кораблях. Кораблей было семь, детей - пять тысяч. И несколько сот священников.

Проводить детей на берег высыпало все население Марселя. После торжественного молебна суда под парусами, расцвеченные флагами, под песнопения и восторженные крики горожан величаво отплыли из гавани, и вот уже они исчезли за горизонтом. Навеки.

Восемнадцать лет о судьбе этих кораблей и отплывших на них детей ничего не было известно. В 1230 году в Европе внезапно объявился монах, некогда отплывший из Марселя вместе с детьми. Из его рассказов, быстро облетевших весь континент, родители узнали о трагической судьбе своих без вести пропавших детей. А случилось следующее.

Из семи кораблей два разбились о рифы и ушли на дно вместе со своими пассажирами. Пять судов кое-как добрались до африканского берега. Правда, прибило их в алжирскую гавань... Но оказалось, что именно сюда они и должны были приплыть. Взрослые руководители похода, образцовые христиане, с самого начала решили продать детей в рабство мусульманам. Часть детей раскупили на алжирском базаре, и они стали рабами и наложницами богатых мусульман. Остальных ребят погрузили на корабли и отвезли на рынки Александрии. Дети работали на полях и умирали от непосильного труда и недоедания.

Несколько сотен маленьких рабов отправили в Багдад. А попасть в Багдад можно было только через Палестину... Да, да, дети ступили-таки на святую землю. Но в оковах или с веревками на шее. Они видели величественные стены Иерусалима. Они прошли через Назарет, их босые ступни обжигали пески Галилеи... В Багдаде юных рабов распродали.

Одновременно с юными французами, движимые той же великой целью, отправились в аналогичный поход и тысячи маленьких немцев под предводительством некоего Николаса, мальчика 10-12 лет. В отличие от французских сверстников они пошли не в Марсель, а в Италию.

Переход через Альпы - без еды и теплой одежды - стал для участников похода настоящим кошмаром. Эти горы ужасали даже взрослых. Пробираться по обледенелым склонам, по вечным снегам, по каменным карнизам - не у всякого на такое достанет сил и храбрости. До этого через Альпы переваливали только купцы с товарами и военные отряды.

Наличие проводников не спасало от гибели неосторожных детей. Среди снегов не было даже ягод и плодов, чтобы утолить голод. Котомки были уже совершенно пусты. Переход через Альпы из-за плохой дисциплины, усталости и ослабленности детей затянулся вдвое дольше обычного. Обмороженные ноги скользили и не слушались, дети срывались в пропасти. За хребтом вставал новый хребет. Спали на камнях. Если находили ветки для костра - грелись. На ночь сбивались в кучи, чтобы согреть друг друга. Поутру поднимались не все. Покойников бросали на мерзлой земле - не было сил даже привалить их камнями или ветками. На высшей точке перевала был монастырь монахов-миссионеров. Там детей чуть обогрели и приветили. Но всех накормить не было возможности.

Они достигли побережья, пришли в Геную, но генуэзцы прогнали детей из города: они не любили немцев. Дети пошли в Рим, чтобы испросить у Папы благословения и помощи на исполнение святого обета. До Вечного города добрались лишь немногие. Папа Иннокентий III принял представителей маленьких крестоносцев, сначала похвалил, а затем пожурил их и велел возвращаться домой, забыв, очевидно, что их дом - в тысяче километров за проклятыми Альпами.

Немногие участники похода решились на возвращение в Германию, большинство из них поселились в Италии. До родины дошли единицы - через многие месяцы, а то и годы. По своему невежеству они даже не умели толком рассказать, где побывали. Детский крестовый поход вылился в своего рода миграцию детей - рассеяние их по другим областям Германии, Бургундии и Италии.

- А что стало с вожаками юных крестоносцев?

- Сведений очень мало. О Стефане было слышно только до прихода его колонны в Марсель. Попал ли он в плен к мусульманам, дезертировал, или погиб в морской пучине - неизвестно. Николас пропал из виду в Генуе...

Детские массовые походы совершались еще трижды: в 1237 году тысячная толпа детей из Эрфурта собралась тайком от родителей и с песнопениями ушла в Армштадт, где происходила канонизация святой Елизаветы, затем, в 1458-м совершилось массовое паломничество детей по маршруту Швабия - Нормандия, церковь Святого Михаила...

- А третий раз когда?

- А третий раз - это ваш исход из Петрограда сюда, на край земли...

«Мама, я хочу кушать!»

... Когда я, автор, впервые приехал в Петербург, тогда ещё Ленинград, меня поразили не Эрмитаж, Исаакий, Фальконе, Растрелли - всё это я многажды видел и на картинах, и в кино-картинах - меня поразил... ленинградский общепит. В столовых и кафе, где я питался, подавали вкусную, дешёвую, а главное, обильную еду. Порции были настолько большими, что я ни разу не съедал их до конца. Я понял, что у города, пережившего блокаду, а с нею и жутчайший голод, своё особое, трепетное отношение к пище; он подсознательно стремился накормить как своих жителей, так и приезжих до отвала и впрок...

Город на Неве голодал не только в Великую Отечественную войну, но и в гражданскую. После подписания большевиками позорного Брестского мира Германия мгновенно заняла восемнадцать губерний России, в том числе всю Украину и Крым. И необходимое Петрограду продовольствие потекло в Германию.

Зимой 1917-1918 года хлебный паёк в столице равнялся четверти фунта1. Суп варили из селёдки, а картошку жарили на тюленьем - брр! - жире. Потом и это стало редкостью. К весне голод взял город за горло, и наступил коллапс. Надо было спасать хотя бы детей. Рабочие с семьями двинулись в родные деревни, которые когда-то покинули, приехав на заработки в город. С коренными петербуржцами было сложнее - кто мог, тоже уехал, но большинство осталось. В тысячах питерских квартир ежедневно раздавалось жалобное: «Мама, я хочу кушать!» - и несчастные родители заламывали руки и плакали от бессилия. Друг другу они передавали слухи, что скоро правительство отправит детей за Волгу, в те места, где «много белого хлеба и молока».

Умные люди усмехались: «Это банан!» Тут потребно пояснение. Однажды по голодному и холодному Питеру позёмкой пронеслась новость: на Литейном, в лавке Ильясова будут задёшево, чуть ли не даром продавать... бананы! Этот экзотический продукт, как известно, и вкусная еда, и витамины! Весь город ломанулся туда, и, конечно же, никаких бананов там не нашёл. С тех пор любой нелепый слух, несбыточную мечту или просто глупость питерцы стали именовать «бананом».

Но вот появилось в печати объявление, что Союз городов2 намерен вывезти питерских детей на лето в теплые и сытые края. Это не было «бананом», и восемнадцатого мая восемнадцатого года эшелон с 450 детьми (девочки в вагонах IV класса, мальчики в теплушках) с педагогами-воспитателями отправился в Миасс под Челябинском. Через неделю в путь отправился второй такой же поезд по такому же маршруту примерно с таким же количеством ребят. Это не были, как говорили в очередях, «дети пролетариата и большевистских лидеров», в основном это были учащиеся самого разного социального происхождения. Некоторые родители под присмотр 14-15-летних гимназистов отдавали братишек и сестрёнок пяти-семи лет; воспитатели тоже брали своих детей, поэтому наряду с ребятами среднего возраста набралось немало малолеток (прошу прощения за невольный каламбур). Один из этих поездов по зарождающейся нелепой традиции был назван именем товарища Ленина. Родители, кто как мог, собрали детей в дорогу, снабдив их деньгами, одеждой и едой, какая была ещё в доме.

Мама Пети Гамова отдала сыну чёрную горбушку - свою часть скудного хлебного пайка, сын устоял - не съел, а через день, уезжая из голодного города в сытую деревню, он потихоньку оставил хлеб на столе под газетой. Однако уже в поезде нашёл у себя в кармане всё туже горбушку. Это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Петя подержал её в руке и отдал мальцу, смотревшему на него тоскливыми глазами. Пайка уже зачерствела, малыш отламывал от неё кусочки и сосал как конфету.

... Поезд мчал навстречу солнцу, на восток. На восто-ооооок! - завывал паровозный гудок. На-вос-ток-на-вос-ток! - вели перестук вагонные колёса. «На восток! - говорили пассажиры. - В Сибирь! Подальше от большевиков и голода». Злая мачеха Сибирь, которой испокон веков люди пугали друг друга, становилась родной матушкой, такие вот настали времена!..

Сначала всё было хорошо, юные путешественники радовались романтичной поездке, предстоящему лету в деревне со всеми её прелестями - рыбалкой, сеновалом, парным молочком... Потому и настроение у пассажиров было отличное, и песню времён русско-японской войны они пели весело и задорно, хотя ничего весёлого в ней не было:

Синее море, белый пароход... Сяду, поеду на Дальний Восток. На Дальнем Востоке пушки гремят, Убитые солдаты на земле лежат... Мама будет плакать, слезы проливать, Я возьму винтовку, поеду воевать!

Но едва поезд пересёк Волгу, началось восстание бывших пленных чехословаков, также двигавшихся в поездах на восток. Железная дорога, словно гнилая нитка, порвалась сразу в нескольких местах; в полосе отчуждения начались ожесточённые бои непонятно кого и с кем. Между детьми и их родителями пролегла линия фронта.

Под заголовком «Америка спасает детей?» в газете «Известия» появилась заметка:

«Мною получена за подписью руководителя поезда имени Ленина т. Рузер и представителя Наркомпроса т. Венгрова любопытная телеграмма, которая не только должна быть опубликована в советской прессе, но и по возможности доведена до сведения всех порядочных людей мира. Вот она.

«Выясняется судьба бывшей петроградской колонии детей, вывезенной из Петрограда Союзом городов в 1918 г. в Уйскую станицу. Требуется немедленное вмешательство центральных властей.

Колония была передана колчаковским министерством внутренних дел 28 января 1919 г. в полное бесконтрольное ведение американского Красного Креста в лице граждан США с правом перемещать детей, куда вздумается американцам, увольнять русский штат и вмешиваться в воспитательную часть по их благоусмотрению.

По показаниям священника села Ягуровка и местных жителей, дети были свезены туда весной 1919 г.

Дети жили в отвратительных условиях как материальных, так и моральных. Они просили милостыню и напрашивались на работу у соседей для пропитания. Американцы занимались своими торговыми делами, причём, часть детей помогала американцам в качестве приказчиков в их лавках.

В конце мая, перед приходом красных, американцы увезли детей неизвестно куда. Эвакуация происходила ночью с приказом собраться в два часа столь наспех, что склады колонии в большей своей части были брошены на произвол судьбы.

По слухам, дети увезены на какой-то остров Русский, близ Японии, причём, на станции Курган дети от пятнадцати лет были мобилизованы.

На запрос по радио представителя Совдепа о судьбе детей и возвращении их родителям получена 15 октября радиотелеграмма генерал-лейтенанта Сахарова, что дети будут отданы только после уничтожения большевиков и установления единой России.

Материалы и документы высылаем с представителем Наркомвнудела, членом ВЦИК т. Островской».

Заметьте, что дети, вывезенные Союзом городов, непролетарские. Это дети интеллигенции и даже петроградской полубуржуазии.

Наркомпрос, конечно, заботился о судьбе этих детей. Сами родители неоднократно просили нас об установлении разного рода связей с детьми. Но у меня составилось впечатление, что эти родители из промежуточного класса склонны чуть ли не больше довериться если не Колчаку, то американскому Красному Кресту, чем нам.

Жестокое поведение американцев должно послужить уроком не только родителям несчастных пленных детей, но и всем колеблющимся в России. Дети пролетарских колоний, вывезенные в Уфимскую губернию, были отвоеваны Красной Армией и возвращены в Москву и Петроград.

Я знаю, что родители отвезённых куда-то в Японию детей, действительно тосковали по ним. Если бы не вмешательство американцев, эти дети были бы уже в объятиях своих матерей. Теперь малюток погнали неведомо зачем, неведомо куда, при отвратительных условиях.

Совет защиты детей имеет телеграфное сообщение, что при знаменитой эвакуации, о которой говорится в вышеприведенной телеграмме, одна девочка утонула, другие тяжело заболели. Еще возмутительнее то, что детей от пятнадцати лет насильственно забрали в колчаковскую армию.

Всё это до того кошмарно, всё до того нелепо, что только настоящим взрывом бешенства против нас и наших побед можно объяснить такой шаг американцев. Культурное же объяснение этого заключается в том, что американцы спасают детей от возвращения их большевиками. Пусть старшие погибнут в рядах колчаковской армии, пусть младшие потонут и умрут от голода, пусть они будут отданы в рабство, но только не оказались бы они социалистами.

Народный комиссар по просвещению Луначарский».

Эта заметка появится много позже. А пока поезд шёл и шёл на восток. Ребята писали письма - думали, домой, а на самом деле - в никуда: почта не работала.

Из письма Лены Берёзкиной:

«... Мы уже на Урале, пересекли границу между Европой и Азией. Я, как и многие наши ребята, даже постояла у столба, разделяющего эти два континента, одной ногой там, другой здесь. Потом мы приехали в город Миасс. Он расположен на реке с таким же названием, у подножия Ильменских гор, примерно в ста в километрах от Челябинска. (Можете посмотреть по карте, где это). Учитель истории нам рассказал, что древнегреческий географ Геродот в пятом веке до Рождества Христова называл людей, живущих в этих краях, грумантами: «Все мужчины у них рудокопы, очень низкие, но крепкие. Имеют третий глаз, расположенный на животе». Так ему описывали рабы-скифы масляный светильник, которым пользовались груманты во время работы под землей, и который вешали на длинной цепочке себе на шею. Когда через эти земли проходили орды гуннов, они в первой битве разгромили войско грумантов. Уцелевшие воины обратились к богам и спросили, что им делать? Боги сказали, что они должны отправиться в путь и искать самое красивое место на Земле, только там они смогут одержать победу над варварами.

Долго, преследуемые врагами, скитались груманты. Но однажды они вышли на берег сказочно прекрасного озера, и их вождь, увидев его, воскликнул: «Турго як!», что на их языке означало: остановимся здесь. Там, на восточном, скалистом берегу озера, в длившейся несколько дней жестокой битве груманты разбили преследовавший их отряд гуннов, и орды варваров ушли с их земли, продолжив свой путь дальше на Запад. Именно гунны принесли германским племенам, жившим на границах Римской империи, имя этого народа. Только при этом древнегреческое слово «груманты», превратилось в древнегерманское - «гномы». А гномы, как известно, хозяева подземных богатств. Может, всё это и правда, потому что долгое время в Миассе добывали медь и золото. Летом 1824 года на один из здешних приисков приезжал император Александр I. Он захотел испытать свою удачу как простой золотоискатель, взял лоток, начал промывать породу и сразу же нашел самородок весом в 3 килограмма. Но лично я думаю, что этот кусок золота местные подхалимы нашли заранее, а потом незаметно подбросили царю.

Так вот, эти самые груманты и впрямь нашли лучшее место - если и не на всей Земле, то уж точно - на Урале. Тургояк - это настоящая сказка. Озеро находится в чаше, окаймлённой невысокими горами, покрытыми лесом, он смешанный, но больше всего хвойных деревьев, поэтому запах стоит дивный. В тихую погоду вода в озере настолько прозрачна, что, даже находясь на середине его, можно рассмотреть мелкие камушки на дне. У самого берега дно покрыто тончайшим песком. Лучшее место для купания трудно найти. Но вообще-то берег разнообразный: песчаные пляжи сменяются обрывающимися в озеро скалами. Встречаются такие места, где скала круто обрывается прямо около тропинки, и вершины сосен оказываются у твоих ног. Если сделаешь неосторожный шаг, можно слететь вниз.

В легенду о гномах мы поверили, когда обнаружили множество пещер, вырубленных в береговых скалах. Но местные жители рассказали нам, что в этих пещерах скрывались от властей староверы...

На вершинах холмов в чащу леса как бы вкраплены небольшие дачи, некоторые из них ещё не достроены. От каждой дачи к озеру сбегает тропинка на пляж. На берегу этого замечательного озера и расположилась наша колония, которую смешно называют «питательной». В первый же день нас накормили так, что мы дышали с трудом. Правда, потом мне стало стыдно оттого, что пока я тут обжираюсь, вы там, в Питере, сидите голодные и несчастные. Мы с друзьями решили впредь не набивать свои животы, а копить продукты до возвращения в Петроград. Когда вернусь, устрою вам, как Пушкинская царица, пир на весь мир, вот!»

Лена оторвалась от писания. Она вспомнила первый день, когда они впервые попробовали сибирский хлеб. Оказалось, что в Сибири пекут только пшеничный хлеб в виде больших круглых караваев. Его привозили рано утром совсем свежим, иногда тёплым. Он очень вкусный, ребята его обожают, предпочитают всем блюдам. Особенно хороши поджаристые хрустящие корочки. Когда дежурный начинает резать хлеб на порции, при погружении острого ножа в румяную корочку возникает какой-то особый звук, возбуждающий аппетит. Дети обычно в этот момент толпятся возле дежурного, ожидая своей порции хлеба-лакомства, а на горбушки собирается очередь.

Лена продолжила письмо:

«Мои друзья - это Петя, Боря, Олег и маленький Андрейка. Вижу, вижу, как хмурятся мама с бабушкой: опять эта несносная девчонка водится с мальчишками! Ну, что поделаешь, если с ними дружить интереснее; вы же знаете, я терпеть ненавижу все эти женские занятия: вязанье-вышиванье, печение печенья и варение варенья...»

Лена стала грызть карандаш, снова вспомнив тот первый день пребывания в Тургояке. Все сразу же бросились купаться. Лена с жалостью смотрела на своих друзей-мальчишек - худые, рёбра и позвоночники выпирают, шеи тонкие, лопатки похожи на недоразвитые крылышки. На пальцах цыпки. Головы острижены «под ноль». Но глаза блестят не только от голода - от любопытства, жажды открытий и подвигов...

Прочитав ещё в питерской гимназии «Героя нашего времени», в частности, то место, где Лермонтов описывает внешность и повадки Печорина, Лена тоже начала определять характер знакомых людей по походке. Иногда угадывала, чаще - нет. Вот, например, Петя Гамов. Он ходит очень прямо, высоко держа голову, а иногда закладывает руки за спину. Лена решила, что он самоуверенный и заносчивый. Но это было не так. Во-первых, мама Петра постоянно уговаривала его не сутулиться и добилась своего. А во-вторых, он хотел казаться выше ростом.

Борис, как он рассказывал, раньше занимался боксом в любительском кружке на Лиговке, соответствующей была у него и походка - шаркающая, с попеременным выдвижением вперёд то одного плеча, то другого, с опущенным на грудь подбородком. Он был сильным человеком, но и осторожным, обдумывающим каждый свой поступок.