Я - богиня на измене

Я — богиня на измене

Юраш Кристина

Пролог

— Гвиневера! Любовь всей моей жизни! —раздался мужской голос под сводами старого монастыря, поросшего плющом и спрятавшегося в тени вечно цветущих яблонь. Вечерняя молитва уже прошла, и монахини расходились по кельям.

— А Гвиневеру можно? — снова слышался взволнованный мужской голос, а под деревьями заржал конь. Лепестки яблонь падали бело-розовым снегом, усыпая зеленую траву.

— Коли не соленое и не жирное, то можно! — послышался голос старой сестры. — Помни, что богиня судьбы завещала делиться... И благословенна богиня судьбы в деяниях своих, ибо пути ее неисповедимы! Мы здесь отдали жизни богине судьбы, дабы она распорядилась ими. Наши жизни нам больше не принадлежат… Воздай молитву, чтобы услышала наша богиня и послала на путь истинный, указала на судьбу твою, привела тебя к ней.

Ланцелот презрительно глянул на старуху.

— Моя судьба быть королем Британии! — надменно произнес он, пока старушка мелкими шажочками шла к резной двери.

— А моя судьба — вечно звонить в колокол, когда кто-то лжет, — вздохнула она, открывая старинным ключом маленькую дверь, ведущую на колокольню. — И никому не говорить об этом, кроме тебя… На все воля богини!

— Гвиневера! — снова заорал мужчина, а потом прокашлялся. Яблочные лепестки сыпались на светлые локоны рыцаря и блестящую кольчугу. Снежным вихрем проносился душистый сонм лепестков, заметая внутренний дворик. В воздухе пахло сладкими яблоками и цветочным медом, а ветер приносил прохладу с озера.

И вот лепестки поднялись от легких шагов. Красавица бежала навстречу рыцарю в черном платье вечной служительницы богини судьбы.

— Ланцелот! — кричала красавица, а ее золотые локоны струились в воздухе волнистыми реками. Они стекали по ее плечам, разметавшись от быстрого бега. Красавица не верила своим глазам. — Любимый! Какое счастье! Ты где был столько времени?

Извините, но я один, старый добрый Мерлин, помню что-то вроде «съезжу в Камелот. Подожди возле монастыря. Далеко не уходи. Я быстро, туда и обратно!» перед тем, как наш герой пропал без вести на долгие восемь лет?

— Все это время сражался! — тяжко вздохнул рыцарь. Он раскрыл объятия и принял в них влюбленную красавицу, которая покрывала лицо героя бесконечными поцелуями.

— Странно, но от тебя пахнет элем, — подозрительно заметила красавица, а глаза ее сузились. — Ты пьян? Ланцелот, отвечай!

— От меня что, мечом пахнуть должно? — удивился Ланцелот, но тут же томно прикрыл глаза. — Конем и мечом? Гвиневера! Милая! Любимая!

Колокол ударил свое гулкое «Бом!», а стены монастыря загудели. Звон растворялся в вечном тумане, а озерная гладь пошла рябью.

— Единственная… — шептал Ланцелот, покаянно склонив голову перед ней.

«Бом!» — послышалось с колокольни.

Он с грохотом упал на одно колено, протягивая ей руку в тяжелой латной перчатке.

— Гвиневера, моя королева, любимая, собирайся… Мы едем в Камелот! Артур, вчера погиб! Теперь трон Камелота опустел. Только истинная королева способна занять его… Я пришел, чтобы возвести тебя на престол, чтобы корона снова украсила твое чело! — пылко произнес Ланцелот, но тонкая рука королевы на мгновенье застыла, а потом выскользнула из его перчатки.

Она стояла и смотрела куда-то вдаль, сквозь туман Авалона, который окутывал земли богини судьбы — остров вечно цветущих яблонь. А лепестки все падали и падали....

— Ты будешь королевой Камелота! — пылко и страстно закричал Ланцелот. Он махал рукой перед ее глазами, но красавица застыла изваянием, пытаясь что-то рассмотреть в дымке тумана.

— Как он погиб? — едва слышно прошептала Гвиневера дрогнувшим голосом. Лепесток застыл на ее губах, а она все смотрела куда-то вдаль и водила рукой по стволу яблони. — Как погиб мой муж? Он не мог умереть. Артур не мог умереть!

— А! Он теперь муж? Тот, кто тебя на костре сжигал два раза? Теперь это муж? Отлично! Просто замечательно! Супруги бранятся, только искры летят. «Спасибо, Ланцелот! Да не за что, дорогая Гвиневера», — закатил глаза рыцарь, горько усмехаясь и размахивая руками. — У тебя же был дорогой супруг! Все хорошо! Я просто мимо проезжал. Меня случайно с коня воздушным поцелуем снесло к твоим ногам!

Верный рыцарь круглого стола с квадратными глазами смотрел, как Гвиневера отворачивается и прячется за цветущими ветками.

— Артур мертв! — шептала она, закрыв глаза и улыбаясь сквозь слезы. — Наконец-то я свободна! Наконец-то чудовище пало! Сколько боли и слез я испытала по его вине… О, это жестокое чудовище убивало и упивалось кровью! Оно вечно искало битвы, месяцами не появлялось в замке, зато слава про его «подвиги» разносилась по всей Англии.

Стены монастыря безмолвствовали, не было слышно ни молитв, ни песнопений. Даже колокол, прикусил чугунный язык. Гвиневера стояла и смотрела на узкие окна сумрачных келий.

— Да, мертв! — произнес Ланцелот. — Или ты сожалеешь?

— Ну не тебя же насильно выдали замуж? — прошептала Гвиневера, глядя на черные многовековые стены цитадели судьбы, — Я помню, как это чудовище прислало моему отцу Лодегрансу, королю Камелиарда, письмо о том, что желает заключить с ним союз. И как вместо Артура приехал… ты. Ты, любимый! О, как я была счастлива! Я думала, что ты и есть тот самый король Артур! Помнишь, как ты сказал мне: «Для меня ты навсегда останешься моей королевой!». И поцеловал мою руку. Всю дорогу ты мне рассказывал про Артура, про его зверства и бесчинства… Про его сына Мордреда, чья мать оказалась родной сестрой Артура. Артур изнасиловал ее и убил…

— Да! Помню! А еще я помню, что нам нужно ехать в Камелот! — нетерпеливо осмотрелся Ланцелот, пока звон колокола тревожил туманы Авалона. — И побыстрее! Там Мордред ввел войско и собирается занять престол!

— Мое сердце было преисполнено ужасом, когда я впервые вошла в тронный зал, — прошептала Гвиневера, а по ее щеке скатилась слеза. — Помню, как вздрагивала, когда слышала его голос и тяжелые шаги. Все в замке говорили о том, что однажды, будучи ребенком, Артур вынул из камня меч, и за это его провозгласили королем. Этот день назвали самым светлым днем в истории Англии. А сегодня кто-то вынул меч из моего каменного сердца… Он мертв… — на губах Гвиневеры расцвела улыбка. — Я могу жить без страха, могу не вспоминать жар костра. Я больше никогда не увижу во сне, как огонь перекинулся на мое платье, как я дергала связанными руками, умоляя это чудовище пощадить меня… Я помню, как на казнь надела самое красивое платье, как валялась у него в ногах, когда меня тащили на костер. На что я тогда надеялась? Сквозь искры пламени я видела его голубые глаза, в которых навсегда остался отблеск костра… Вы бы видели его глаза, когда конь моего любимого и верного Ланцелота проскочил сквозь пламя, а я очутилась в седле…

— Что ты бормочешь? — спросил Ланцелот и стал с раздражением стряхивать с себя лепестки.

— Я не хочу возвращаться в Камелот. Я не хочу быть больше королевой!Чудовище мертво! Мы можем быть счастливы! — Гвиневера смеялась сквозь слезы. — Ланцелот... Мы уедем с тобой далеко-далеко, поселимся в маленьком домике среди яблонь… У нас будут дети…

Повисла тишина, прерываемая лишь шуршанием ветра, заблудившегося среди душистых ветвей. Стихло все, даже колокол, который начал звонить по чьей-то судьбе в те моменты, когда она вершиться. Я, старый волшебник Мерлин, никак не могу понять, по чьей судьбе он звонит сейчас.

— Почему ты так на меня смотришь, любимый? — прошептала Гвиневера. Слезы на ее глазах мгновенно высохли. — Что случилось, милый? Ланцелот! Мне не нравится твой взгляд…

Глава первая.

Подвох — это судьба

Я подняла глаза, но, как показала жизнь лучше бы я этого не делала! Огромная очередь с посылками, уведомлениями и письмами тянулась унылым клином аж до самой двери.

— Пишите здесь фамилию. — Я просунула бланк какому-то облезлому мужичку с тараканьими усами и потрепанной барсеткой.

— А побыстрее можно?, — психовала бабка, обещавшая помереть в очереди еще до шести. Она обещала помереть уже восемь лет, так что я спокойно сидела и пальцем тыкала в бумажку: — Паспорт, серия, номер!

— Вот! — Мне вернули бланк обратно, а я крикнула Люде, которая возилась на складе: — Посылка Навозова, Виктора Геннадьевича! Люда!

— Это тот, который штуку для увеличения хрена на полметра заказал? Несу-несу! — послышался уставший голос пухлой Люды, а на весы лег запечатанный пакет. — Вот, держите. Проверяйте здесь. А то потом опять будете жалобы строчить, что злые почтальонки себе анальные пробки растащили! И что там вы еще писали? А, съедобные трусы! Во-во! Прямо на хлебушек положила и съела в обед!

В окошечко не улыбается миловидная барышня, положив на стойку телефон.

— Я из Госкомстраха! Мне нужно отправить сто двадцать шесть писем с уведомлением! — Мне вывалили целый пакет.

— Ох, не доживу!, — схватилась за сердце бабка, которая стояла следующей, сжимая в руках старенькие очки с обклеенными лейкопластырем дужками. — Мне мыло хозяйственное купить надобно!

— Ой, а дайте мне двадцать конвертов! С пупырками! — занервничали в очереди, пока я терпеливо ждала, как расчехляется программа. Все, не могу!

— Люда, — позвала я, слыша, как на складе что-то грохочет. — Замени меня.

Я бросилась в туалет, понимая, что держаться нет больше сил. Вдоль стекла за мной ревниво помчалась часть очереди, требуя конверты, календарь с собачкой и два лотерейных билета «Лохото», в котором на моей памяти не выиграл еще никто. Я закрыла старенькую дверь, посмотрела на себя в зеркало и увидела фирменный взгляд — «В очередь, сволочи!».

Я умылась, тяжко выдохнула и подняла глаза. На меня тяжелым взглядом смотрела мокрая темноволосая женщина. С ее длинных волос стекала вода, а руки тянулись ко мне.

— В очередь! — заорала я, понимая, что меня и здесь нашли.

— Ты-то мне и нужна! Короче, иди сюда — женщина схватила меня мокрыми руками. — Я буду вместо тебя! Кем угодно, как угодно! Не переживай, я быстро во всем разберусь!

За дверью слышались такие крики, что, мне казалось, ее выломают.

— Я что, должна все бросить? У вас языка нет, чтобы марку приклеить? Как орать на весь зал, так есть, а как марку лизать, так сразу нету! — ревела одинокой медведицей Люда, давя самых шустрых и живучих непререкаемым авторитетом почтового работника со стажем. — Молодой человек, встаньте в очередь! К жене без очереди, а ко мне в порядке очереди!

Люда — это женщина-легенда. За время работы на почте она побила рекорд известного путешественника Тура Хейердала, научилась ногтем и пальцем открывать двери подъезда, грозным рыком успокаивать даже голодного бультерьера в последней стадии бешенства и взглядом вызывать импотенцию у любого маньяка.

— Не переживай, я разберусь! — шептала утопленница, затаскивая меня в зеркало.

Я упиралась, но она была сильней. Раковина упала на пол, а меня выбросило в какой-то туман. В прямоугольнике открывался вид на ту самую даму, которая куталась в полотенце, а меня засасывало в какой-то мутный полумрак, с которым я отчаянно боролась.

Очнулась на полу в роскошной ванной комнате. Огромная купальня была наполнена водой, на полу растеклась лужа, а на золотом держателе не хватало полотенца. Я ничего не помнила… Память словно кто-то стер. Я пыталась вспомнить, что было десять минут назад, но вместо этого был какой-то туманный провал.

Я еще раз осмотрелась по сторонам, попробовала рукой теплую воду, которая соблазнительно плескалась, скинула одежду и шагнула в объятия мягкой и дивно пахнущей пены. Мое тело размякло, сползая в гущу пены. Если Афродита родилась из пены морской, то я ползу туда умирать! Странно, я помню, кто такая Афродита, но решительно ничего не помню о себе…

И тут из воды появилась какая-то металлическая штука аккурат у меня между ног. Я присмотрелась и увидела, как по острию стекают капли. Это меч! Из воды появилась женская рука. Я молча смотрела на то, как хрупкая бледная рука сжимает огромный мокрый меч. Внезапно рука замахнулась, а я едва успела дернуться к другому бортику. Меч рассек пену и уже собирался повторить этот подвиг со мной! Меч рубил направо и налево, вокруг летели ошметки пены, а я пыталась отобрать его у скользкой и мокрой руки. Я пыталась разжать холодные пальцы, понимая, что салат из «горепродуктов», который, вероятнее всего, назовут моим именем, прочно вошел в планы этой подлой и сильной конечности! Скользкий меч с драгоценным камнем вылетел из руки и со звоном упал на пол. Рука, напоминающая перископ вражеской субмарины, застыла над водой.

Только я попыталась вылезти, как рука схватила меня за горло и начала топить. Сопротивлялась я отчаянно, разбрызгивая воду, а потом, поймав удобный момент, перевалилась через бортик, шлепнулась на холодный пол и отдышалась. Мои руки все еще ощупывали шею, а в ванной плавало ручное подобие Лохнесского чудовища.

— Попалась! — послышался мужской голос, а меня схватили и пристроились сзади. Вражеский «перископ» выставил большой палец вверх, а потом опустил его в сторону воды.

— Не вздумай! — заорала я, вспоминая, чем заканчивался этот жест для гладиаторов.

Я сопротивлялась, ноги разъезжались, одежда промокла, а кто-то держал меня под руки, приподнимая над землей. Взгляд упал на зеркало, в котором отражалась моя бледная и перепуганная физиономия со светлыми, налипшими на лицо волосами и седой мужик предпенсионного возраста в серой хламиде с какими-то ожерельями на шее.

— Тьфу! — сплюнул мужик и отпустил меня, пока я опасливо кралась к мечу. — Вивьен, это не она! Ты что, слепая? Это не богиня судьбы! Куда твои глаза смотрели?

Рука в пене пошевелила пальчиками, словно маленький человечек куда-то побежал, а потом однозначно указала в сторону приоткрытой двери.

— Да понял я, что она сбежала! — раздосадованно произнес мужик. На его одежде висели какие-то камушки с дырками, разноцветные перья, маленькие косточки, похожие на куриные, и прочее содержимое помойки. — Вставай! Теперь ты — богиня судьбы! Вивьен пойдет с нами.

— А вы, простите, кто? — спросила я. Мужик тем временем стукнул посохом, и в моих руках появился тазик с водой, из которого высунулась рука. Холодная рука ощупала мое лицо, а потом погрозила кулаком.

— Эскалибур забери, нечего ему тут валяться, — тяжко вздохнул чародей, смывая меч в туалет. — Нет больше героя, чья рука была бы его достойна. Мерлин, Мерлин, как же ты допустил такое? И ведь помню как сейчас, когда малец лет двенадцати вытащил меч из каменной чащи на глазах у всего народа! И ведь сколько веков его тянули-тянули! Помню, семьями целыми тянули: сначала рыцарь, потом его прекрасная дама сзади пристроилась, потом слуги. Дело даже до собак и кошек доходило. Однажды в конце очереди я своими глазами мышь видел!

Я с тазиком в руках шла за таинственным гостем, который нагло открыл дверь.

— И ведь помню, какой ажиотаж вокруг меча поначалу был! Каждое утро очередь занимали: «Кто к мечу последний?», «А вы что, не местные? У нас тут очередь на полгода вперед расписана!» И ходят такие гордые. Одна рука большая, накачанная, а вторая немощной соплей телепается. С детства парней тренировали. «Будешь каши мало кушать, меч из камня не вытащишь!» Всего-то лет десять прошло, и о мече забыли. Турниры пошли.

— По шашкам? — робко спросила я, понимая, что нужно поддержать человека, который говорит сам с собой. Может, его это как-то утешит?

— По синхронному идиотизму! — мужик посмотрел на меня. — Вы что? Никогда не были на турнире? Я вас умоляю! Тыщ! Брямс! Лекаря! А что лекарь скажет? Были бы мозги, было бы сотрясение, а так герой готов ко второму раунду! Мерлин, Мерлин, стареешь!

Мы вошли в комнату. На стене висело огромное зеркало, к которому вели мокрые следы, на полу валялись какие-то платья, украшения, огромные толстые книги и простыня. Я поставила тазик с рукой на столик, схватила простыню, завернулась в нее, чувствуя, как капает на пол вода.

— Да, старина Мерлин, говорил ты ему! Сколько раз говорил? — сокрушался мужик и гневно сопел. — Не женись! Только не на ней! И ведь прав же был! Просил же эту дуру — присмотри за мальчиком! Мерлин — старый дуралей! Олух! Вы согласны?

На меня посмотрели, а я не нашла ничего лучше, как кивнуть.

— Да! Дурак старый, козел вонючий, гад ползучий, — перечисляла я, чтобы поддержать беседу. — Да ему голову оторвать нужно! Разорвать конями на площади, на кол посадить, обменять на старую шубу на ярмарке, а все, что останется, пустить на навоз!

В комнате повисла тишина, а я разошлась не на шутку и возмущенно выкрикнула:

— Да пусть ему кресло защемит старые чресла!

Мужик нервно сглотнул.

— Вообще-то, Мерлин — это я! — произнес он странным голосом и, кажется, смертельно на меня Обиделся. — Так, а что это? Она что, записку оставила?

На столике лежала записка, которую написали явно впопыхах, оставляя размытые буквы и внушительные кляксы.

— Погодите! «Я не справилась, поэтому прощайте», — читал, как выяснилось, Мерлин. — «Я помогала новой богине любви и ее возлюбленному, а когда вернулась, узнала, что уже поздно… Артур мертв… Зеркало покажет вам путь к его могиле. Все можно изменить, но я не в силах! Богиня судьбы, владычица Авалона. Пы. Сы. Скажите жрицам, что семеновку можно не поливать. Пусть лучше антоновку лишний раз польют».

— Значит так! — скомандовал Мерлин и посмотрел на огромное зеркало.

Зеркало пошло рябью, словно озеро, а потом появилась яркая и четкая картинка. Какой-то облепленный тиной мужик стоял по пояс в воде и шарил руками. Рядом сидела лягушка и пронзительно квакала. Он хлюпал по отмели тиной, а потом шарил руками в иле.

— Ничего, сейчас найдем Эскалибур! — всхлипывал он. — Он точно где-то здесь! Или там! Там мы еще не смотрели!

— Чав-чав-чав, — послышалось из трясины, а чудовище в водорослях согнало с блестящего щита несколько лягушек.

— Вивьен, дорогая, — обратился Мерлин к тазику. Рука в тазике исчезла, а через мгновенье появилась на озере.

— Владычица Озера! Я пришел за легендарным Эскалибуром! — заорал комок грязи и ила и с брызгами упал на колени.

Рука всплыла и скрутила кукиш, а потом медленно пошла на погружение.

— Обожаю эту женщину, — крякнул Мерлин, а рука снова вернулась в тазик. — Целую каждый твой пальчик!

Зеркало засветилось, стоило чародею положить на него руку. Сияние резало глаза, и я отвернулась.

— Посмотрим. Все можно изменить, — прищурился Мерлин, а внутри зеркала разрослись какие-то золотистые веточки, на которых появлялись яблочки. Волшебное дерево ползло вверх, радуя огромным урожаем.

— Так! Нашел! Ну-ну! — загадочно произнес Мерлин, потирая подбородок. — Вот Артур! А вот… Ну, тут яблоко от яблони недалеко падает! Вот оно — наше, червивое! Кто ж знал, что Гвиневера погубит его.

Позади раздался всплеск. Рука из тазика показала «козу».

— Согласен, коза драная! — вздохнул Мерлин и простонал: — Изменила с Ланцелотом! Где там наш Ланцелот Озерный?

Рука помахала нам из тазика, а я смотрела на хитросплетение золотистых ветвей, на сотни тысяч яблок, которые висели, обрывались и падали куда-то вниз. На каких-то ветках расцветали золотые цветы, какие-то из них увядали, а какие-то облетали, становясь маленькими яблочками. Это было так красиво и завораживающе! Но я ничего не понимала.