Интерфейс

В последние полвека, после смерти жены в 1948 году, Отто редко покидал Кэчер. Несколько раз в неделю он забирался в лифт, проезжал несколько сотен футов по вертикали и отправлялся на прогулку по руинам городка, вдыхая то, что сходило здесь за свежий воздух, и ощущая прикосновение солнечного света к коже. Но гораздо уютнее ему было внизу, в служившей ему домом подземной капсуле, окруженной двадцатифутовым слоем железобетона, с отфильтрованным воздухом для дыхания и дистиллированной водой для питья.

Капсулу создала в начале пятидесятых международная строительная компания «Макинтайр Инжиниринг». При этом использовались спецификации пусковых шахт для ракет «Минитмен»{10}, и немудрено, поскольку они тоже являлись собственной разработкой компании. Любая информация, хоть в какой-то степени могущая оказать влияние на экономику – общественная и приватная, открытая и секретная, научные данные и вредные слухи – стекалась в капсулу по многочисленным коммуникационным каналам. Отто поглощал ее целиком, до последнего слова, и отталкиваясь от результатов обработки, строил инвестиционную стратегию Сети. Жизнь он вел довольно одинокую и не ходил в кино со времен «Звуков музыки»{11}, но одиночество его не тяготило; служба анонимного управляющего существенной долей ресурсов того, что принято называть Свободным Миром, делала жизнь достаточно осмысленной.

Через несколько часов после окончания речи «О положении страны», в 06:00:00 по Гринвичу, компьютер разразился разбудившим Отиса аккордом. На экране возникло окошко, заполнившееся колонками цифр. Все нормально: это происходило каждый день.

Стойка, содержащая несколько десятков идентичных факс-машин, принялась издавать гнусавое хоровое пение. Отис удивился, когда практически все машины вдруг извергли длинные бумажные языки, а некоторые из них и после этого не смогли успокоиться. Большинство клиентов отца предпочитали пассивное участие и редко, если не сказать – никогда – беспокоили его прямыми указаниями.

Отис подошел к компьютеру и вчитался в цифры – статистическую сводку по инвестициям Сети за последние двадцать четыре часа и начальные данные по реакции бирж Дели, Новосибирска, Гонконга, Сингапура и Токие на речь «О положении страны». Все рынки капитала стремительно рушились. Товарный рынок, в особенности рынок золота, рос как на дрожжах.

Часы на стене со щелчком перескочили на 06:10. Отис пошел будить Отто. Отто и Отис спали на стальных каркасных койках в маленькой комнате рядом с коммуникационным центром.

– Папа, пришли сегодняшние данные.

Отто тотчас же сел, будто и не спал. Рядом с ним на прикроватном столике стоял еще один компьютер. Он дотянулся до него пергаментной рукой, вцепился в мышку и выбрал несколько команд в меню на экране. Возникла копия финансовой таблицы. Он нацепил очки с чрезвычайно толстыми стеклами, за которыми его глаза казались большими, как бейсбольные мячи.

Данные за первую половину дня выглядели неплохо. Однако «О положении страны» все изменило.

– Еще у нас куча факсов, – сказал Отис, передавая отцу толстую стопку скользких, норовящих свернуться в трубочку листов, покрытых сообщениями со всего света, в основном рукописными.

– Иисусе Христе, – сказал Отто. – Что наговорил этот сукин сын?

– Я выключил звук и смотрел кино по HBO, папа.

– Наверное, не самая плохая идея. Скачай запись CNN и прокрути для меня речь... Нет, стой! Все нутро переворачивается при мысли, что придется на него смотреть. Загрузи транскрипцию по новостному каналу.

– Хорошо, папа.

Через десять минут Отис вернулся с транскрипцией. Отто проглядел ее в поисках нескольких ключевых слов и сразу же наткнулся на концепцию всепрощения. Меж бровей у него возникла глубокая вертикальная складка, а сквозь сжатые губы вырвался слабый поток воздуха.

По этим признаками Отис понял, что его ждет долгая ночь. Он включил прикроватный телевизор и переключился на CNBC.

– Этот козел взял и взбесил всех быков и медведей мира, – Отто положил факсы на столик и сунул ноги в шлепанцы. – Но отчасти он прав. У этой страны проблемы. Кто-то должен их решить, иначе все ее инвесторы прогорят.

– Инвесторы?

– Ага. Раньше у Америки были граждане. Потом правительство выставило ее на продажу. Теперь у нее инвесторы. Мы с тобой работаем на инвесторов.

Отис посмотрел на отца со смесью уважения, страха и благоговения – он смотрел на него так всю жизнь, с самого детства.

– Что происходит, папа?

– Это было только вопросом времени – когда среди политиков найдется кто-нибудь достаточно глупый, чтобы озвучить идею списания государственного долга.

– Как сенатор Райт?

– Ну да. Который погиб в авиакатастрофе. Но президент определенно решил, что это привлекательная идея.

– Как ты планируешь с этим разбираться, папа?

– Запусти-ка текстовую программу. Я собираюсь составить первый общий отчет со времен Карибского кризиса. Проблема слишком велика, чтобы просто начать действовать – я должен сперва ознакомить Сеть со своим мнением.

Суставы Отто заскрипели и захрустели в практически идеальной тишине капсулы, когда он поднялся с постели и направился в туалет из нержавеющей стали, а оттуда – в центр управления. Он уселся перед огромным монитором высокого разрешения и принялся набрасывать кое-какие идеи, по мере того, как они формировались у него в голове. Чуть позже он переработает их в чеканную прозу:

А. Отказаться от инвестиций в национальный долг США – немедленная

локализация ущерба – и исследовать новые возможности: такие, например, как приобретение в собственность значительной части бывшего Советского Союза.

Б. Ничего не делать в надежде на то, что американская политическая

система засосет и потопит любую инициативу.

В. Прямо вмешаться в американскую политику, чтобы вернуть

ее к состоянию некоторой стабильности и обезопасить долговременные инвестиции в госдолг.

Г. Предложения?

Затем он приказал системе разослать сообщение серией зашифрованных факс-передач. Если не считать смутных географических догадок, он не имел ни малейшего представления, кому они ушли. При передаче контроля над финансами Сети пятьдесят лет назад ему ясно дали понять, что все коммуникации будут осуществляться с корреспондентами только по их идентификационным кодам.

Ответы начали поступать на удивление скоро. После президентского обращения все важные персоны бодрствовали независимо от часового пояса.

За исключением резидентов Ближнего Востока, которые предпочли бы, чтобы Сеть начала массивные инвестиции в мусульманские республики бывшего Советского Союза, большинство ее членов выбрали третий вариант. Решающим доводом стал факс от леди Уилбердон, действующей председательницы, который гласил: «Вы служили нам на совесть, и мы доверяем вам полностью. Наведите порядок в этой стране».

Несколько минут он провел, играясь со старой, потертой логарифмической линейкой. В начале семидесятых он приобрел пару карманных калькуляторов, которые только-только появились на рынке, и его, как математика, ужаснула их иллюзорная точность. Логарифмическая линейка была куда более надежным и просвещенным проводником в мире чисел.

Соединенные Штаты со времен Рейганомики{12} заняли десять триллионов долларов. Существенная доля этого долга ныне принадлежала Сети. Предполагалось, что эти займы будут приносить определенный фиксированный процент каждый год. Лимит, предложенный президентом, уменьшит доход на несколько десятков миллиардов долларов в год – а возможно, и больше, если кризис в стране обострится и придется идти на новые ограничения.

В долговременной перспективе из-за предложенных президентом мер Сеть должна была потерять сотни миллиардов долларов. Сложившаяся ситуация предоставляло Отто право тратить реальные средства – вплоть до нескольких десятков миллиардов. Этого должно хватить, чтобы выиграть выборы. Перо{13} едва не добился победы всего лишь за несколько сотен миллионов.

Отто прекрасно понимал, что Сеть не была единственной в мире организацией такого рода, и что не только он сейчас выполняет эти расчеты. Точечного вмешательства в выборы будет недостаточно; в течение нескольких следующих месяцев в эту игру вступят многие. Требовалось организовать деятельное и притом последовательное участие в избирательной гонке.

Планируя дальновидно и избегая очевидных шагов, Сеть может добиться куда большего, чем просто выиграть ближайшие выборы. Она действительно имеет шанс выстроить систему, которая позволит инвесторам Америки взять в свои руки управление принадлежащими им ресурсами. План потребует привлечения больших объемов ликвидных средств Сети, но Отто полагал, что переместив кое-какие активы, он сможет высвободить достаточно, чтобы сформировать небольшой военный бюджет. В любом случае все мировые рынки отправились в преисподнюю, создав превосходное прикрытие для гигантских транзакций, которые он собирался совершить в ближайшие пару дней.

Чем больше он думал об этом, тем больше убеждался в надежности принятого решения. Надо было сделать это уже давно. Тот факт, что у него все никак не доходили руки, указывал на то, что его методы давно устарели.

Соединенные Штаты Америки сыграли свою роль. Пришло время их обналичить. Америка, как старая заржавевшая сверхкорпорация, состояла из множества отдельных частей, которые, если их ликвидировать с умом, принесут куда больше, чем целое. Она по-прежнему располагала самыми лучшими вооруженными силами – в чем и убедились иракцы во время Войны в Заливе – и все так же была готова порождать новые идеи. Руководимая по-новому, с полной фискальной ответственностью, она все еще была способна эффективно функционировать, обеспечивая приемлемый уровень жизни для своих граждан. Отто должен был добиться, чтобы этот механизм управления создала Сеть, а не одна из конкурирующих организаций.

Он отправил факс мистеру Сальвадору с указанием явиться в Кэчер для личной встречи. Это была самая трудная часть: общение не относилось к числу его сильных сторон. После нее он погрузился в работу, которую выполнял лучше всех в мире: отправка ордеров на продажу, перемещение активов, расстановка фигур на доске.

В сугубо математическом понимании ликвидация Конституции Соединенных Штатов не являлась самой масштабной или самой сложной задачей из всех, которые доводилось решать Отто. Тем не менее она почему-то заставляла его нервничать. После убийства Кеннеди он не испытывал по отношению к политикам ничего, кроме отвращения. Но сейчас он атаковал не какого-то конкретного президента, а сам институт президентской власти. Играл с первичными стихиями. Дело двигалось кое-как, он совершал ошибки в расчетах, забывал учесть важные детали, рефлексировал по поводу собственных решений. Никогда его рабочий процесс не был настолько мучительным. Незваные гости из прошлого мешали мыслить ясно: ФДР объявляет войну Японии, высадка на Луну, высадка в Нормандии, футбольные игры на День Благодарения, прощальная речь Лу Герига{14}.

То и дело, когда эти и другие, более личные воспоминания, вставали вдруг перед глазами, пальцы его замирали над клавиатурой. Он гадал, не настиг ли его наконец старческий маразм. В конце концов ему пришлось подняться и проковылять в их маленькую кухню, чтобы извлечь из холодильника бутылку водки. Он знал, что поступает правильно, что если не он, то кто-то другой это сделает. Но все равно ему приходилось непросто.

К 10:00:00 по Гринвичу коммуникационный центр опять погрузился в тишину. Отис очнулся после короткого сна и отправился проведать Отто.

Из темноты комнаты раздался тоненький, почти молитвенный голос:

– Если хочешь знать: когда-то, когда люди еще верили в ценности этой страны, она работала как часы.

Отис увидел на столе пустую бутылку из-под водки, все еще покрытую конденсатом, и понял, что его отец впервые за три десятилетия напился пьян.

– О каких ценностях ты говоришь?

– Это кодовое обозначение таких вещей, как честность, тяжкий труд и вера в свои силы. Собственно, это мифы, которое позволяли людям принять естественное неравенство, возникающее в рыночной системе. В старые времена договор был свят: развод, банкротство, мошенничество являлись табу для среднего человека. Разумеется, бандиты, короли преступности были выше табу. Мы должны вернуть страну к этим ценностям, чтобы ни у кого даже мысли не возникло, что можно отказаться от возврата долга.

– Папа...

– Да, малыш?

– Как ты это сделаешь?

– Думаю поручить это мистеру Сальвадору. Он амбициозный паренек. Он определенно хочет занять мое место годика через два или когда уж там леди Уилбердон пожелает меня заменить. Он полный козел и существует хороший шанс, что его убьют или он сам все испортит, пытаясь исполнить это поручение. Если же он выживет – значит, он лучше меня подходит для моей должности.

– Папа.

– Да, малыш?

– Спокойной ночи, папа.

3

– Слушайте, это же не какое-нибудь там... – сказал Аарон Грин. Затем инстинкты взяли свое и он прикусил язык. За спиной сотрудника службы безопасности на стене висела красная табличка: «НЕ ШУТИТЕ И НЕ ОТПУСКАЙТЕ ЛЕГКОМЫСЛЕННЫХ КОММЕНТАРИЕВ НА ТЕМУ ОРУЖИЯ ИЛИ ВЗРЫВНЫХ УСТРОЙСТВ».

– Не какое-нибудь там что? – уточнил охранник, пожилой жилистый белый мужчина. Аарон все еще пытался придумать, откуда лучше начать, когда охранник произнес ужасные слова:

– Пройдемте со мной, сэр.

Аарон последовал за охранником к столу прямо за линией металлодетекторов, по-прежнему в жутких пределах зоны безопасности. За ней лежал главный вестибюль – пацифистская Утопия, полная безоружных граждан, упорядоченно продвигавшихся к выходам на посадку. Там, в дорогущих барах и дорогущих ресторанах, путешественники в деловых костюмах стояли, сжимая в кулаках выпивку, перед телевизорами, и смотрели, как президент произносит речь «О положении страны».

– Что у нас тут, сэр? – спросил его охранник за столом – начальник этого зоркого, многонационального отряда дознавателей. Это был очень широкий, очень выпуклый черный с глубоким голосом, пытающийся казаться веселым и непринужденным. Висящий на груди бейдж гласил: «БРИСТОЛЬ, МАКС».

– Это электронное оборудование, – сказал Аарон, ставя чемодан на стол.

– Понимаю. Не могли бы вы открыть чемодан и показать его мне? – сказал Бристоль.

Чемодан заполняла главным образом серая пористая резина. В центре красовался вырез размером с пару коробок для обуви. В вырезе покоился белый стальной ящик с вентиляционными отверстиями, прорезанными в верхней панели. Ящик был ровно такого размера, чтобы поместиться в стандартную стойку для электроники.

План Аарона заключался в том, что в один прекрасный день множество таких ящиков соберут в стойки, а стойки выстроятся в ряды – сотни ящиков в одной комнате. Владеть этой комнатой и находящимся в нем оборудованием будут крупные медиакорпорации из Лос-Анджелеса. Все это оборудование они станут покупать у компании «Грин Байофизикл Системс», основателем, ведущим разработчиком, президентом и казначеем которой будет Аарон Грин.

После того, как крышку откинули, стала видна верхняя половина лицевой панели устройства. На ней не было ни кнопок, ни ползунков, ничего – только одинокий красный индикатор со словом «Питание» под ним, логотип «Грин Байофизикл Системс» и акроним МИУЭМОПР.

Шнур питания свернулся по соседству в собственном гнезде. Еще одно углубление содержало предмет, на который, как очень надеялся Аарон, никто не обратит внимания – наручник. Твердый пластиковый обруч, для удобства покрытый изнутри черной пеной. Он боялся и думать, на какие мысли он способен навести службу безопасности.

– Выглядит любопытно, – сказал охранник. Его неискренность ощущалась почти физически. – Что это такое?

Аарон набрал побольше воздуха.

– Мультиплексное интегрированное устройство экспресс-мониторинга и оценки психологических реакций.

– И что оно делает?

Оно не взрывается.

– Ну... Это что-то вроде полиграфа.

– Мне надо увидеть его в действии.

– Что?

– Я должен увидеть, как этот ваш МИУЭМОПР работает, – сказал Бристоль.

Аарон извлек МИУЭМОПР из упаковки и положил на стол. Затем он размотал шнур, вставил один его конец в трехзубый разъем на задней панели устройства, а другой воткнул в розетку рядом со столом. Маленький индикатор загорелся.

– Вот, – сказал он.

Бристоль поднял брови и посмотрел на него с огромным подозрением.

– Это все, на что он способен?

– Нет, естественно, он способен на большее, – сказал Аарон, – но у него нет собственного интерфейса, его нужно подключить к компьютеру, понимаете? Если бы я подключил его к компьютеру, то получил бы на выходе большой массив полезных данных.

– Но прямо сейчас, насколько я могу заметить, он только и может, что светить вот этой красной лампочкой, – сказал Бристоль.

Аарон пытался подобрать самый дипломатичный способ выражения согласия, когда его прервало появление еще одного человека. Этот человек нес ноутбук. Он держал его на вытянутой руке.

– Тик-так, тик-так, – говорил он при этом.

В его произношении это звучало как «тьиик, туааак»". Это был один из тех южан, которые способны добавлять по нескольку слогов в односложные слова, отчего их становилось приятно слушать.

– ... и вдруг где-то над Ньюарком – БАБАХ! Хау, хау, хау!

Старый охранник ухмыльнулся и подвел его к столу.

– Сэр, – сказал Бристоль.

– Здоров, – сказал человек с ноутбуком. – Это Компак: за те же деньги бабах в десять раз громче, чем у АйБиЭм! Хау, хау!

По недоверчивым взглядом Аарона Бристоль обменялся дружескими улыбками с высоким южанином.

– Процессор Гамма Прайм, гигабайтный диск и три фунта Семтекса, – сказал южанин.