Похищение славянки

— Как только мне придет желание превзойти других ярлов в роскоши, я тут же спрошу твоего совета, Свальд. И наряжусь подобно тебе. Но хватит об этом. Разве мы женщины, чтобы чирикать о тканях и нарядах? Как твой дом, который ты начал строить два года назад?

— Он вышел крепким и высоким. — Сказал Свальд. И радостно заулыбался. — Конечно, не таким крепким и высоким, как дома в твоем поместье, Харальд. Но тем не менее он достаточно большой. Как ты оказался здесь? Обычно ты поднимаешься на свой драккар только для того, чтобы отправиться в поход. Богатые французские города, английские аббатства с их золотой утварью… Как вышло, что я встретил тебя здесь, на торжище в германских землях?

— Скоро осень, Свальд. Ты, наверное, об этом позабыл, потому что тратишь все время на улыбки и смешки со встречными девками. А мне этой зимой нужно поменять оснастку на драккаре. Поэтому два дня назад я приплыл сюда из своего фьорда, из Хааленсваге. Кроме того… — Харальд сделал паузу.

Взгляд его серо-серебряных глаз на мгновенье подернулся льдом — но он тут же недовольно качнул головой, словно отгоняя какие-то мысли. И продолжил:

— Кроме того, этой осенью я хочу заложить еще один драккар. А это значит, что мне понадобится много ткани для парусов, еще больше смолы и добротные веревки, которые не будут рваться от первого же порыва ветра. Вот я и отправился сюда, к германскому берегу. Из славянских земель привозят все нужное, цены тут гораздо ниже, чем на датских торжищах… А каким ветром занесло сюда тебя?

Свальд объявил, широко улыбаясь:

— Нас привели одинаковые заботы, брат. Я этой весной возил кое-что в Англию. У англов много серебра, но совсем нет хорошего железа. И они щедро платят всем, кто привозит им добрую сталь, выплавленную в Нартвегре…

— Это теперь так называется — плата за добрую сталь? — Харальд чуть вскинул брови, наморщив лоб.

Свальд пожал плечами, небрежно бросил:

— А еще я поучаствовал в драке, которую затеяли саксы с англами…

— Глуп тот, кто вступает в чужую войну, чтобы просто поразвлечься драчкой. — Осуждающе сказал Харальд.

— Это была очень прибыльная драчка, брат. — Свальд подмигнул старшему брату. — А теперь мне нужно позаботиться о доме. У конунга Гунира есть чудная дочка, Брегга. Я подумываю жениться… но чтобы взять жену из такого рода, нужно иметь очень хороший дом. Теплый и удобный. На это потребуется много денег. А еще нужно много ковров, тканей, посуды… Сейчас мой путь лежит в Новгород. Там правит варяг Рюрик. Я ведь не только участвовал в драках. Я действительно привез добрую сталь из Нартвегра — помимо прочего. А Рюрик, по слухам, за такое оружие сейчас платит очень хорошо. Он стал конунгом в славянских землях, и теперь у него под началом вместо прежнего хирда несколько тамошних дружин.

Харальд склонил голову.

— Дочь Гунира… ты высоко замахнулся, Свальд. Если понадобится моя помощь, только скажи.

Огерсон ощутил холодок. Помощь берсерка… Он натужно рассмеялся.

— О нет, брат, я справлюсь. Кстати, а ты сам не собираешься жениться? Ты ведь старше меня, тебе уже тридцать один. Давно пора завести ту, кто будет присматривать за рабами и хозяйством…

— Будем обсуждать женщин, Свальд? — Равнодушно бросил Харальд. — Или пойдем и покажем нашим воинам, как празднуют братья нежданную встречу? Чары уже полны и ждут. Хочешь, я, как старший брат, покажу, сколько может выпить настоящий викинг?

Свальд изумился. Брат почти никогда не пил. А тут вдруг сам предложил напиться…

Что-то у него случилось, решил Свальд. Но расспрашивать не рискнул — и вслед за Харальдом двинулся к бочонкам.

О том, почему брат решил напиться, Свальд узнал на следующее утро.

Его команда, поздно вернувшаяся с дружеской гулянки, проснулась, как и он, с запозданием. И с головными болями. Свальд приказал выкатить бочонок эля из своих запасов — уже не ради пьянства, а ради лечения.

Рорк, голый до пояса, первым выпил полный рог хмельной влаги. И подошел к Свальду, почесывая заросли белесых волос на могучей груди.

— Слышал, что случилось в доме твоего брата, ярл? — Спросил высоченный воин, позевывая и обдавая Свальда волной перегара.

Огерсон вдруг вспомнил, что Рорк вчера нашел двух родичей в хирде (корабельная команда, отряд воинов, идущий с ярлом) Харальда. Те могли знать, что произошло — и почему его сдержанный братец вчера опрокидывал одну чашу за другой.

— Думаю, чтобы ни случилось, Харальд с этим справится. — Криво улыбнувшись, ответил Свальд.

Ему не хотелось признаваться, что собственному брату Харальд так ничего и не рассказал.

На его счастье, опохмелившийся верзила обрадовался возможности поболтать с ярлом. Вчерашняя попойка и сегодняшний эль сделали его разговорчивым.

— Он в прошлом году купил у одного купца на датском торжище девицу из Англии. Рабыня прожила у него всю прошлую зиму, и Харальд ее пальцем не тронул. Все было хорошо, ярл надарил ей побрякушек, девица задрала нос. Ходила и хвасталась перед всеми, что теперь она госпожа, хозяйка в поместье. Даже начала ругаться с Кейлевом, который присматривает за рабами — все требовала, чтобы у нее было человек шесть прислуги только для нее…

— И что же случилось потом? — С замиранием сердца спросил Свальд, забыв про все.

Рорк поскреб белесую шевелюру.

— Да то же, что со всеми. Четыре месяца назад Харальд вернулся из похода, улегся с ней спать, а утром кинулся ее искать. — Пробасил он. — Она ушла из его постели ночью, так он сказал. Вышла зачем-то ночью из поместья, однако далеко не ушла. Куски тела нашли в лесу, разодранными на мелкие части. С тех пор твой брат не смотрит на захваченных в плен невольниц. И никого не покупает на торжищах. Спит всегда один, как делают, когда получат рану пониже живота. Его воины говорят, что он становится все угрюмее. Иногда так смотрит… даже воины из его хирда боятся к нему подходить.

Свальд вздохнул. Плохо. Если брат-берсерк начнет замыкаться в себе — может и с ума сойти…

— Слушай, ярл. — Сказал вдруг Рорк, все еще стоявший рядом. — А давай сделаем твоему брату подарок. Привезем ему из Новгорода красивую славянскую девку. У меня, помню, был знакомый, с которым я плавал раньше на драккаре ярла Трюгве. Так вот, он говорил, что у славян девки веселые и скучать с ними не приходиться. Глядишь, они твоего брата и развеселят. Развеется, хоть перестанет своих воинов пугать. А помрет славянская девка — кто по ней плакать будет?

— Подумаем. — Дрогнувшим с похмелья голосом сказал Свальд. И посмотрел в море.

Его люди, уже поправившие здоровье крепким элем, готовились к отплытию. Дня через три его драккар будет в Новгороде. А еще через две недели, если будет на то воля Одина — и попутный ветер — они смогут добраться до Хааленсваге, имения брата. И почему бы действительно не привезти ему славянскую девку? Как бы промежду прочим, в подарок, раз уж он сам теперь рабынь не покупает? Глядишь, и завлечет славянка угрюмого Харальда своими прелестями. Брат развеется, перестанет зло глядеть на людей из своего хирда…

Главное, чтобы брат не сошел с ума. А уж со своими рабами всяк волен поступать, как хочет.

ГЛАВА 3. Замок Вайленсхофф

— Вы хотите сказать… — Король Готфрид побарабанил пальцами по дубовому столу. — Что вам так и не удалось подобраться к этому оборотню?

Богато одетый купец склонил голову.

— Нет, ваше величество. После случая с той обученной девицей, которая сумела опоить и выманить его за ворота, оборотень больше не покупает рабынь. Я несколько раз пытался подсунуть ему подготовленных девок, но, увы…

Купец огорченно цокнул языком.

Готфрид глянул в окно. Отсюда, из окна Вайленсхоффа, построенного на высоком холме, долина реки Люнсве виднелась как на ладони. Конец лета. Золотистые лоскуты созревших нив тянутся до самого горизонта. От голубого неба их отделяет только кайма горной гряды, туманная и синеватая. Это Хоренсдорфские горы, где собирают лучший в мире виноград — светло-зеленый и розовый, сияющий соком на просвет.

И те же горы тянут свои вершины из-за соснового бора, что наступает на долину с левой стороны. По правую руку река Люнсве начинает петлять, и в той стороне вместо лесов шумят сады.

Здесь, в этой долине, находится сердце мира, не раз говорил ему отец, старый король Хайрике. И добавлял — род, который владеет этой долиной, рано или поздно будет владеть всем миром. Сейчас он был как никогда близок к этому… вот только проклятый оборотень мешал, упрямо не желая попадаться в западню.

— Я не могу ждать. — Задумчиво сказал Готфрид. — Если оборотень не идет ко мне сам, значит, я отправлюсь к нему.

Купец низко поклонился. Сказал тонким фальцетом, еще не успев разогнуться:

— Ваше величество, это опасно. Дом Харальда стоит на одном из северных фьордов, чтобы добраться туда, придется долго плыть вдоль берегов, где живут нартвеги. А они недружелюбны к проплывающим. И их драккары всегда стоят наготове.

Готфрид снова посмотрел в окно. По голубому небу над его долиной бежало облачко, похожее на лодку. Вот он, знак богов…

— Значит, мне придется построить свои драккары. — Объявил он. — Пусть это займет у меня всю зиму, но следующей весной, пока нартвеги еще сидят в своих берлогах, я поплыву к… как там называется место, где живет сынок Ермунгарда?

— Хааленсваге, ваше величество…

— К этой Хальневаге. — Решительно сказал король. И, скривившись, сплюнул на дорогой ковер, постланный ему под ноги. — Ну и названия у этого народца. Эй, там. Принесите вина. Мне нужно смыть привкус грязи, что остался во рту от этих звуков.

— Однако потребуется не меньше полусотни боевых кораблей, ваше величество. Но даже тогда… — Нерешительно сказал купец.

И замолчал, смутившись. Кто он такой, чтобы советовать потомку великого Хайрике?

Неслышными шагами вошел кравчий короля — с подносом, на котором стоял громадный бокал. С легким полупоклоном протянул королю поднос.

— Я построю больше полусотни. — Отмахнулся Готфрид. Отхлебнул вина, задумался, зажмурив глаза. — Главное, застать оборотня врасплох.

— Говорят, у оборотня есть двоюродный брат. По матери. — Пробормотал купец. — Он собирается жениться на дочери конунга Гунара — это один из корольков, которых немало в землях шведов.

— А, — Готфрид улыбнулся. — Возможно, это нам пригодится. Какие у оборотня отношения с семьей его матери?

Купец едва заметно сглотнул, видя, как король делает следующий глоток. День выдался жаркий. Ему, пропотевшему в парадной накидке из парчи с собольим воротником — от вшей — тоже хотелось пить.

Но нужно было терпеть. Он стоял перед великим королем, получившим от отца в наследство все земли по реке Люнсве, Орне и Швебе. Отрубившего голову королю Горной Саксонии, Гульриху. Казнившего каждый день по преступнику — дабы все видели, что закон в его землях не дремлет никогда…

— Не очень хорошие, ваше величество. Ярл Турле, дед матери Харальда, не простил дочери рождение бастарда. О том, что оборотень — сын великого Змея, тогда не знал никто. Да и сейчас об этом предпочитают помалкивать. Нартвеги считают, что Ермунгард, Мировой Змей, слышит и видит все. Турле из милости даровал ребенку жизнь, но мать Харальда отдали в жены человеку с южных земель нартвегов…

Король закашлялся.

— У этих ублюдков с ледяными глазами есть южные земли? Представляю, что там растет…

— Да, их юг в десять раз холоднее нашего севера. — Купец на всякий случай снова поклонился, коротко и быстро. — Тот человек, за которого отдали мать Харальда, оказался берсерком. В один из дней он зарубил свою жену боевым топором. Оборотень так и не простил этого своему деду. Он жил в доме ярла Турле как безродный щенок, не признанный никем из воинов ярла за своего сына. В четырнадцать лет оборотень отправился в свой первый боевой поход. Через три года Харальд имел уже достаточно золота, чтобы построить небольшой снеккар. Через пять лет пересел на огромный драккар. Потом построил дом на берегу фьорда, отстроил поместье…

Купец вспомнил, как кривился король, произнеся название фьорда — Хааленсваге. И благоразумно перескочил на другое:

— После всего, что случилось в его детстве, он не поддерживал никаких отношений с ярлом Турле. Однако с братом Свальдом, сыном своего дяди Огера, Харальд дружит. Еще с детства.

— И в случае чего… — Перебил его Готфрид. — Можно использовать и это. Что ж, пусть оборотень порадуется жизни до следующей весны. А ты пока что разузнай про этого Свальда. И продай ему какую-нибудь рабыню поумней…

ГЛАВА 4. Город Ладога

— Забава, подлая ты девка. Почему наша одежа до сих пор не стирана?

Забава хотела было сказать, что она до сих пор смотрела за хлебами, поставленными в печь — а потому отлучиться для стирки никак не могла. К тому же вчерашнее перестирано еще вчера. А одежда, о которой шла речь, тетка Наста и Красава сбросили только сейчас, вернувшись с торжища, куда ходили за тканями.

Но хлеба, вынутые из печи, уже отдыхали на столе, укрытые чистыми тряпицами. А потому оправдываться ей было нечем. Так что Забава, на всякий случай отступая поближе к двери, сказала ровным голосом:

— Прости, тетка Наста, забыла я.

Та замахнулась, Забава отступила еще дальше. Пообещала приглушенным голосом, ногой нашаривая порог за спиной:

— Сейчас все перестираю, тетка Наста.

И толкнула дверь, чтобы ускользнуть с поварни.

— Матушка. — Разнеженным голосом сказала Красава, обмахиваясь ладонью. — Схожу-ка и я на озеро, с этой недотыкой. Пусть меня ветром обмахнет. Жарко, мочи нет. Опять же — платье, что на стирку брошено, у меня одно из лучших. Одна кайма жемчужная в два пальца шириной… не ровен час — испортит эта злыдня мою одежду. Приглядеть бы.

— Сходи. — Разрешила тетка Наста. — Да поосторожней будь, ягодка. В воду не лезь, вдруг омут? На бережку сиди, не пачкай белы ноженьки. И со змеи этой подколодной, Забавки приблудной, глаз не своди. Вдруг и впрямь платья испортит?

Забава выскочила в горницу, слыша за собой шаги двоюродной сестры — та всегда ступала звучно, игриво, точно в танце шла. Взбежала по лестнице на второй этаж, в спаленки, где по лавкам валялись платья, скинутые Красавой и теткой Настой. Собрала все в охапку и скатилась по лестнице.

Красава уже поджидала во дворе под навесом. Разморено приказала, поворачиваясь неспешно, белой лебедушкой:

— Ты вот что, Забавка. Прихвати-ка с собой жбан квасу из погреба. Вдруг на озере мне попить захочется? И покрывальце возьми, подстелить, где сяду. Я, чай, не в обносках хожу, из милости у дядьки не живу, за мои платья серебром плачено. Так что их беречь надо, в траве не пачкать…

Красава спесиво скривила губы и вскинула подбородок. Глянула на Забаву сверху вниз. Та молча, равнодушно развернулась — вроде как и не слышала злых слов. Сбегала в баньку, покидала пропотевшую одежду в невысокое, из досок сбитое ведро. Сунула туда же глиняную баклажку, где побулькивал настой мыльного корня.

И птицей унеслась из бани в погреб. Принесла жбан, выстуженный подземным холодом, на жаре вмиг запотевший. Примостила его во второе ведро, содрала с веревки постиранное вчера покрывальце, подперла им жбан. Отступила назад и оглядела.

Вроде бы с умом все уложила — нигде не брякнет, не разольется.

— Долго еще возиться будешь, неумеха ленивая? — Крикнула со двора Красава.

— Иду-иду. — Отозвалась Забава.

Разговаривать с заносчивой сестричкой ей не хотелось — но попробуй не ответь, мигом раскричится. Тут же прибежит тетка Наста, и добра не жди…

Забава крутнулась, взяла со стены в предбаннике коромысло, подхватила на него оба ведра. Спорым шагом вышла со двора.

Красава выплыла следом. Крикнула, едва выйдя за ворота:

— А ну стой, куда бежишь. Я не собака приблудная, чтобы по городу носится вприпрыжку. Девице моего рода ходить положено степенно, павою…

Забава поубавила шаг, не оглянувшись на двоюродную сестру. Здесь, за высоким забором добротного дома дядьки Кимряты, где глаза тетки Насты ее уже не видели, Забаве даже дышалось спокойнее. И можно было не на всякий Красавин крик отвечать…

Над забором высунулся соседский мальчишка, Ушата. Улыбнулся щербатым ртом, прокричал радостно:

— Красава-квашня, лицо как лопата, умом скудновата.

И как дыхания хватило прокричать всю дразнилку без остановки, удивилась Забава. А слова откуда подобрал? Вот же охальник.

Сестра сзади возмущенно завопила, швырнула в мальчишку камнем. Ушату словно ветром с забора сдуло. Забава вздохнула на ходу. Сдурела сестрица. Как можно за глупые слова в мальца камнями швыряться? Ладно он не соображает — но ведь Красава уже выросла, в невестин возраст вошла. У самой скоро дети появятся, должна понимать.

Двоюродная сестра догнала ее, тяжело дыша.

— Это ты его подучила? Отвечай, подлюка безродная.

Забава на мгновение остановилась, переметнула коромысло с одного плеча на другое.

— Да забудь ты этого мальчишку, Красава. Ясно же — глупое дите, только бы позубоскалить…

Но ясного ответа на вопрос — да или нет — она так и не дала. Пусть лучше сестра винит в этом ее, чем Ушату.

— Отцу пожалуюсь, — Грозно сказала Красава. — Наша семья не из последних… и людишки эти нам не ровня. У меня отец в самих подручных самого воеводы ходит. А у этого паршивца отец простой горшечник. Вот выпорют дурня, будет знать.

Забава на ходу вздрогнула. Еще искалечат мальца. А за что? За мелочь, за слово глупое. Сказала просяще: