Помоги проекту - поделись книгой:
Может, поганая чернавка и вымолит у Харальда, чтобы тот отправил ее, Красаву, домой. Уж родная матушка найдет, как родной дочке жизнь обустроить. Приданое у нее будет богатое, мало у кого в Ладоге такое сыщется…
Снег вкусно хрупал под сапожком. Забава остановилась, вдохнула полной грудью воздух, пахнущий холодом — и морем. Улыбнулась счастливо, глядя на светло-серые тучи, обложившие небо.
Первый раз она встречала зиму, так тепло одетая. Платье из крашеной, дорогой шерсти, плащ, крытый шкурами, из новых Харальдовых запасов, сапоги из овчины, мехом внутрь, на голове плат вишневого шелка, сложенного вчетверо, для тепла.
И под рубахой штаны, на ноге носки, пошитые из тонкого шерстяного полотна.
Как тут не гулять по двору? Если холод к телу ни в одном месте не подбирается?
А в Ладоге, бывало, она на берег ходила зимой стирать — под сорочицу ветер задувает, короткая душегрейка из шерстяного полотна только до бедер и достает. На ноги онучи (полоса полотна, которую накручивали на голень) навертишь из обрывков всякого старья, до колен их крест-накрест веревкой обвяжешь — и бежишь. Как в сугроб провалишься, так по ногам выше колен снежным настом и резанет. Аж сердце прихватывает.
А потом еще в ледяной воде белье полощешь, руки потом так сводит, что пальцы с трудом разгибаются…
Забава легко вздохнула, отпуская воспоминания. Наклонила голову, вскинула одно плечо, щекой потерлась о темную шкуру, прикрывавшую его.
Косматая, теплая. Харальд сказал, что медвежья — потому что его плащи на волчьем меху все сгорели на пожаре. Пришлось доставать из кладовой медвежьи шкуры…
При воспоминании о пожаре Забава вздохнула снова, но уже потяжелее. Жалко было все-таки тех девок. Гудню сказала, что они были дочками прежнего хозяина крепости — погибшего еще до того, как Харальд сюда пришел. И захотели убить Харальда, потому что тот занял место их отца. Завладел его крепостью, хоть и не сразу после него.
А потом Гудню добавила, что у дурных девок — дурные и мысли. А ей, Сванхильд, нужно о них забыть. Думать только о том, как угодить мужу.
Но Забава-то помнила, что Рагнхильд сама к Харальду приехала. И замуж за него просилась. А он не захотел. И на пиру своем свадебном беловолосая смотрела нехорошим таким взглядом — и на него, и на нее саму.
Но опять же — зачем так злобствовать? Тем более, что замуж-то Рагнхильд взяли. Пусть не Харальд, а другой. Однако тоже муж не из последних, воин, хоть и покалеченный на одну руку…
Забава вздохнула еще раз, теперь уже отгоняя воспоминания. И зашагала в сторону псарни. До обеда Харальд велел гулять с Крысенышем.
А потом ее отыщут Тюра с Гудню, чтобы вместе пообедать. Затем поведут учиться хозяйству. Но не самой что-то делать, а только приглядывать за тем, что положено делать рабам. Проверять, есть ли вода в банях, дрова, топлены ли печи там, где их положено топить. Мыты ли полы, стираны ли вещи. Поставили загодя настаиваться золу или нет…
И какую нить прядут рабыни из настриженной летом шерсти — тонкую ли, ровную. Хорошо ли ткут.
Потом на кухню зайти. Поглядеть, чистят ли каждый день печки от золы, не завелся ли в муке жучок. Почищена ли рыба, которую с утра наловили в море люди ярла Харальда. Хорошо ли мыты тарелки…
Забава пошла еще быстрей. Подумала — а вечером еще надо зайти к Красаве. Прошлый раз та хватала ее за руки, слезно жаловалась, что спина болит, мочи нет. И просила принести какого-нибудь масла, рубцы мазать…
Стражники, всегда бродившие за ней по пятам, и до этого шагавшие лениво, вразвалку, оживились. Затопали бодрей.
Терпение иногда полезно, думал Харальд, прислушиваясь к собачьему лаю, доносившемуся с дальнего конца крепости.
Сквозь легкую басовитость, говорившую о том, что лаявший пес уже успел подрасти, прорывались знакомые визгливые нотки.
Утопи он в свое время этого крысеныша, как хотел — сейчас и не знал бы, что Сванхильд бродит где-то у крепостной стены.
Харальд сделал обманный замах — и тут же коротким ударом по клинку выбил из рук Свальда меч.
Болли, с которым он разминался вначале, давно ушел по своим делам. Брат, оставшись без оружия, со смешком развел руки, сказал:
— Сдается мне, ты почему-то торопишься завершить бой.
— Топай, — проворчал Харальд. — Иди посмотри, где люди из твоего хирда. Если валяются в мужском доме, гони их во двор. А то обабятся за зиму, на меч начнут смотреть с ужасом.
Свальд ответил ему лукавым взглядом — и тоже ушел. Харальд, кликнув одного из воинов, болтавшихся на берегу, велел отнести в кладовую затупленный меч.
И зашагал к дальнему концу крепости. Посмотреть, все ли в порядке. Приглядывает ли за девчонкой стража…
Пока Харальд дошел до промежутка между сараями и крепостной стеной, снова начал падать снег. Теперь он сыпал уже гуще, слипшимися хлопьями.
Сванхильд бежала по снежку, и черный пес — подросший, и теперь лишь на половину ладони ниже взрослых кобелей — прыгал вокруг. Прихватывал клыками на короткое мгновенье полы плаща, тут же отпускал. Лаял с визгливой радостью…
Трое стражников шли следом за ней размашистыми шагами, вытянувшись цепочкой. Заметив ярла, подтянулись, пошли еще быстрей, держась на шаг позади Сванхильд.
Непорядок, подумал Харальд. Если из-за стены вдруг прилетит стрела, его люди только и успеют, что прикрыть уже упавшую девчонку. Надо по-другому — двое по бокам, вровень с ней, один сзади, осматривая пространство впереди…
И станет она жить как пленница под охраной, тут же мелькнуло у него. Нет, лучше поступить иначе. Сванхильд бегает на задах крепости до обеда. Надо будет с утра отправлять за стену два дозора, с собаками, чтобы прочесывали лес на два полета стрелы от стен. Пустое поле перед воротами и так просматривается, к тому же стража у входа за ним приглядывает.
Идет зима, на снегу отпечатки видны сразу. Где не видны, помогут псы. Чтобы попасть стрелой в человека внутри крепости, стрелявшему нужно выбрать дерево, забраться на него. И дозоры его заметят…
А еще лучше — вообще вырубить лес там, где он подходит к стенам.
Завтра отправлю два дозора, решил Харальд. И сегодня же поговорю с Кейлевом, чтобы рабы начали рубить на дрова сосны, что растут рядом с Йорингардом.
Сванхильд увидела его самой последней — и лишь тогда, когда пес уже залаял на подходившего.
— Тихо, — негромко бросил Харальд.
Черный крысеныш, обиженно тявкнув напоследок, заткнулся. Замер возле остановившейся девчонки…
— Харальд, — радостно выпалила Сванхильд. — Тебя слушает. А я говорю — тихо. И лает.
Харальд, прежде чем ответить, взглянул на стражников. Распорядился:
— Идите к главному дому. Ждите у входа. Я пока сам пригляжу за женой.
Те, уходя, понимающе покосились в сторону Сванхильд. Но без ухмылок, без переглядываний.
И лишь потом, когда стражники отошли, Харальд сказал:
— Ты не так говоришь со своим крысенышем, Сванхильд. Ты просишь. А ему надо приказывать. Чтобы он чувствовал угрозу. Понимал, что ты его сильней.
Девчонка, вскинув голову — на ресницах тут же начали оседать хлопья снега — пообещала:
— Я пробовать.
Говорила она сносно, но некоторые слова все еще коверкала.
Харальд шагнул поближе, ухватил руку, выглядывавшую в прорезь плаща, потянул Сванхильд за собой, разворачиваясь. Черный крысеныш тут же заскакал вокруг. Загавкал.
— Вот сейчас и пробуй, — проворчал он, взглядом выискивая сарай с углом поукромнее. Чтобы соседние срубы прятали его от любопытных глаз.
— Тихо, — крикнула Сванхильд на ходу.
Даже оступилась от усердия.
Харальд только головой покрутил. Дотащил до выбранного сарая, притиснул ее к бревнам, сказал, заглядывая в глаза, над которыми, на кончиках ресниц, уже повисла окаемка из снежных хлопьев:
— Не надо кричать. Говори негромко, но так, чтобы пес понял, что ты сильней. Тебя ведь били, Сванхильд? Прежде, не здесь, в Ладоге?
Она отвела глаза, сказала безрадостно:
— Не надо.
— Вспомни того, кто бил, — посоветовал Харальд, просовывая руки под полы ее плаща — и прихватывая тело так, что груди Сванхильд оказались над его растопыренными ладонями. Нажал, заставив их приподняться, ощутил мягкую упругость грудок через одежду. — Думай об этом человеке. Но не бойся его. Думай со злостью. И говори — тихо…
Последнее слово он прошипел низко, свистяще. И лицо ее, разрумянившееся от холода, было слишком близко, и на губах таяла пара залетевших снежинок…
И хотелось слизнуть их языком.
Но Сванхильд серьезно посмотрела ему в лицо, потом повернула голову к псу, прыгавшему рядом. Сказала, явно подражая ему самому, низко, с угрозой, от которой у Харальда внутри екнуло до того захотелось усмехнуться, но пришлось сдержаться:
— Тихо…
Пес затявкал еще визгливее.
— Ненавидь, — выдохнул Харальд, склонившись над ней. Руки его скользнули выше, приминая груди — и мякотью между ладонями и большими пальцами он ощутил бусины сосков. — Вспоминай и ненавидь. Думай о том, что ты сильней.
Мгновенное воспоминание скользнуло в уме — и он добавил:
— Ты сторожишь место рядом с хорошим зверем Харальдом. Только ты. Выходит, ты сильная. Думай об этом. Ну?
Сванхильд глубоко вдохнула, покосилась на него. Сказала негромко, напряженно, с долгим выдохом:
— Тихо…
Крысеныш удивленно гавкнул — и заткнулся.
Но девчонка тут же радостно объявила:
— Я смогла.
И пес опять затявкал, прыгая вокруг.
Пусть его, подумал Харальд. В конце концов, это даже хорошо, что пес такой дурной. Он всегда будет знать, если Сванхильд вдруг окажется поблизости. Особенно это пригодится тогда, когда ей не следует быть рядом с ним.
Это все равно что подвесить на нее колокольчик. Удобно…
Снежинки, успевшие растаять, оставили на припухлой губе метки сладковатой воды. Он слизнул их, подтянул Сванхильд повыше, чтобы не надо было нагибаться — и придавил ее к бревенчатой стенке. Навалился с поцелуем, раздвигая ей губы.
Руки сами собой скользнули ниже, к ее ягодицам. Пальцы впились в мягкое…
Но впились, похоже, сильнее, чем надо, потому что девчонка вздрогнула. Харальд отпустил, вскинулся, отрываясь от губ. Спросил:
— Больно?
И она, помедлив, ответила:
— Немного.
Но тут же добавила извиняющимся тоном:
— Там, где шрам. Немного…
Кожа натянулась, сообразил Харальд. Натянулась и потревожила рубец.
Он убрал руки, поправил на Сванхильд плащ. Объявил:
— Время обеда. Разделишь со мной хлеб и эль? В опочивальне?
Та посмотрела растерянно.
— Тюра и Гудню — будут искать. Мы вместе едим. Потом они учат…
— Поедят на этот раз без тебя, — проворчал Харальд. Сказал наставительно: — Они тебя учат, это хорошо. Но помни, кто ты, Сванхильд. Ты жена ярла. Хозяйка Йорингарда. Когда ты обедаешь со своим мужем, никто не смеет тебя тревожить. Никто не смеет тебя искать.
Она вдруг улыбнулась — лукаво, хоть и немного робко.
— Потому что сторожу место, да?
— А сейчас ты это место согреешь, — пообещал ей Харальд.
И, ухватив за тонкое запястье, потянул в сторону главного дома.
Подлая девка, которую ей дали в услужение, пришла не скоро. Встала возле нар, растирая ладони, доложила:
— Я все постирала, Красава Кимрятовна. И повесила на жердях за баней. Еще что хочешь?
— Обедать пора, — недовольно рявкнула Красава. — Ты где моталась, немочь бледная? Две тряпки постирать — неужто столько времени надо? Беги на кухню, поснедать мне принеси. Да скажи там, что пришла за обедом для сестры ярловой жены. И чтобы все в целости дотащила. Сама не вздумай в миску палец макнуть.
Гадкая тварь убежала, и Красава застыла на краю нар, недовольно хмурясь.
Подумала — поскорей бы Забавка пришла. Но раз до обеда не явилась, теперь уж только вечером жди…
Поделиться книгой: