Помоги проекту - поделись книгой:
1. Все, что существует в мире на момент вашего рождения, – нормально и обычно, в порядке вещей и является частью мироздания.
2. Все, что изобретено в промежуток времени от ваших пятнадцати до тридцати пяти лет, – удивительно, способно перевернуть мир, и в этой области стоит сделать карьеру.
3. Все, что изобретено после того, как вам стукнуло тридцать пять, – от лукавого, не нужно и противоестественно.
Интервью журналу «Американские атеисты»
ДНА: Да, хотя определение «радикальный» я использую в самом широком смысле ради большего эффекта. Ведь когда называешь себя просто атеистом, всегда найдется кто-то, кто спросит: «Вы хотите сказать, агностиком?» И тогда я вынужден еще раз подчеркнуть: нет, именно атеистом. Я не верю в существование Бога – более того, я убежден, что его не существует (надеюсь, вы уловили разницу). Я не вижу ни малейших доказательств его существования. Вот почему проще назвать себя радикальным атеистом, чтобы сразу стало понятно, что я имею в виду, о чем не раз задумывался и что стало моим твердым убеждением.
Просто удивительно, как часто люди отказываются верить, когда я откровенно говорю им об этом. У себя в Англии мы проделали путь от туманного, толкуемого и так и эдак англиканства к не менее туманному и толкуемому и так и эдак агностицизму. Причем, по-моему, и то, и другое свидетельствует о нашей склонности не утруждать себя глубокими размышлениями.
Мне часто говорят: «Все-таки лучше оставаться агностиком, хотя бы на всякий случай». Мне это представляется страшной глупостью и полной неразберихой в голове, и я, как правило, стараюсь не дать себе оказаться втянутым в дальнейший разговор.
А если все же окажется, что я не прав и Бог все-таки есть, и ему, между прочим, по душе все эти якобы глубокомысленные разглагольствования, когда говорящий, в духе Клинтона, держит на всякий случай за спиной скрещенные пальцы, – что ж, мне тем более не хочется молиться такому Богу.
Другие спрашивают меня, откуда мне известно, что Бога нет. Неужели вера в то, что Бога нет, не такая же иррациональная, не такая же самонадеянная и т. д., как и вера в то, что он есть? На что я отвечаю: нет, не такая, причем по ряду причин. Более того, я не верю в то, что Бога нет. Я вообще не понимаю, какое вера имеет ко всему этому отношение. Допустим, я могу верить или не верить моей четырехлетней дочери, когда она пытается убедить меня, что не хотела устраивать в комнате кавардак. Я верю в справедливость и честную игру (хотя и не знаю, какими средствами их можно достичь, разве что бесконечно стремясь к ним, несмотря ни на что). Я также верю, что для Англии лучше вступить в общее европейское валютное пространство. Я, конечно, не экономист, чтобы твердо отстаивать эту точку зрения в споре с профессионалом, но то немногое, что я знаю – плюс так называемое шестое чувство, – подсказывают мне, что вступление в валютный союз пошло бы нам только на пользу. Конечно, я вполне могу оказаться не прав, и отдаю себе в том отчет.
Вот те случаи, где я считаю правомерным оперировать понятием «вера». Когда же вера выступает в качестве панциря, защищающего иррациональные суждения от вполне законных вопросов, думаю, слово это несет в себе изрядную долю лукавства. Так что я не говорю, что не верю в существование Бога. Я убежден, что его нет. Что отнюдь не одно и то же, и тут я перехожу к моему второму доводу.
Я отказываюсь принимать модное ныне воззрение, будто любая точка зрения хороша, имеет право на существование и сама по себе достойна уважения. Например, моя точка зрения такова, что Луна состоит из камня. И если кто-то скажет мне: «Но ты же там не был, откуда тебе знать, из чего она состоит? Я, например, утверждаю, что Луна – это кусок сыра, и будь добр, уважай мое мнение», я даже не стану вступать в спор с таким человеком.
Существует такая вещь, как бремя доказательства, и в случае с Богом, как и в случае с геологическим составом Луны, оно несколько необычное. До сих пор Бог являлся для нас универсальным объяснением. Теперь же в нашем распоряжении есть другие, гораздо более убедительные. Бог нам больше ничего не объясняет, но зато сам превратился в нечто такое, что само нуждается в объяснении, причем не простом. Вот почему я считаю, что убеждение, что Бога нет, отнюдь не назовешь иррациональным или самонадеянным – в отличие от веры в него. Так что в этом споре точки зрения отнюдь не равны.
ДНА: Знаете, это довольно забавная история. Ребенком я был убежденным христианином. Уж так было заведено в нашей семье. Я даже помогал в школьной часовне. И вот однажды – мне тогда исполнилось восемнадцать – я шел по улице и, неожиданно услышав речь уличного проповедника, остановился, чтобы послушать. И пока я его слушал, мне постепенно стало ясно, что он несет полнейшую чушь и мне обязательно надо будет обо всем этом на досуге поразмыслить.
Нет, конечно, все не так просто. Когда я говорю, что мне стало ясно, что он несет полнейшую чушь, я имею в виду следующее. За годы, проведенные мной за изучением истории, физики, латинского, математики, я научился (ценой великих трудов) логике доказательства, научился выстраивать доводы. Кстати, нас тогда как раз научили распознавать различные виды ложной аргументации, и неожиданно мне стало ясно, что эти логические стандарты просто неприменимы к вопросам веры. На уроках закона Божьего мы должны были безмолвно сидеть и слушать все, что нам говорят, и не пытаться оспаривать доводы учителя. Причем такие, что попробуй их применить в любой другой области – истории или физике, – как их наверняка подняли бы на смех, такими детскими, такими наивными предстали бы они с точки зрения формальной логики и правил доказательства. Да нет, попросту ошибочными! Но почему?
При изучении истории, когда мы пытаемся понять причины и следствия тех или иных событий, многое мы просто интерпретируем, но даже если эта интерпретация очень часто бывает субъективна, тем не менее наше, пусть даже ошибочное, мнение зиждется на процедуре доказательств, мы находимся под постоянным перекрестным огнем доводов и контрдоводов, и те, которые выдерживают испытание на обоснованность и весомость, позднее могут вновь ему подвергнуться со стороны нового поколения историков. И так далее. Мнения отнюдь не равны. Некоторые из них оказываются куда более здоровыми и жизнеспособными, более глубокими и более обоснованными с точки зрения логической аргументации, чем другие.
Тогда я уже был хорошо знаком с мнением (и разделял его), что логика физики неприменима к логике религии, ибо они имеют дело с совершенно несопоставимыми «истинами» (теперь мне это кажется полной чушью, но ладно, рассказываю дальше). Что поразило меня, однако, так это то, что доводы в защиту религии оказывались какими-то хилыми и хлипкими по сравнению с вескими и полнокровными аргументами такой в высшей степени субъективной сферы, как история. Более того, они были откровенно детскими. Их никто никогда не оспаривал, не испытывал на прочность – что в порядке вещей в любой другой сфере интеллектуальной деятельности. Но почему? Потому что им попросту не выстоять.
Так я стал агностиком. Я думал, и думал, и думал. Но мне все равно чего-то не хватало, и я так и не смог сделать для себя окончательных выводов. Я был исполнен сомнений относительно существования Бога, но слишком мало знал, чтобы как-то обосновать мои сомнения, чтобы выработать иную модель, способную дать ответ на такие вопросы, как «Что есть жизнь, вселенная?», которая бы расставила все по своим местам. Но я не отступался. Я продолжал читать и размышлять.
Когда мне было около тридцати, я открыл для себя эволюционную теорию – спасибо книгам Ричарда Докинза «Ген-эгоист» и «Слепой часовщик» – и неожиданно (кажется, после того, как я во второй раз прочитал «Ген-эгоист») все стало на свои места. Теория эта обладала такой поразительной простотой и ясностью и, главное, объясняла удивительную и бесконечную сложность живого мира. По сравнению с благоговейным трепетом, который она вселила в меня, благоговейный трепет, который некоторые испытывают, говоря о Боге, показался мне детским лепетом. Что ни говори, но трепет невежества тускнеет перед трепетом понимания.
ДНА: Признаюсь, этим вопросом вы поставили меня в тупик. И, как мне кажется, причиной тому – несходство наших культур. В Англии атеизм не воспринимается как нечто из ряда вон выходящее. Просто у нас не принято громко и настойчиво отстаивать ту или иную точку зрения, считается приличнее облечь свои доводы в туманные, расплывчатые словеса. Отсюда – предпочтение агностицизму. Шаг от агностицизма к атеизму требует – по моему убеждению – более смелых интеллектуальных усилий, нежели люди готовы сделать. Но в целом никто не придает этому особого значения. Среди моих знакомых немало ученых, и в их среде атеизм норма. Остальные же, из тех, кого я знаю, в подавляющем большинстве агностики, но есть и атеисты. И если бы я попытался отыскать верующих среди моих друзей, родственников или коллег, то, наверно, проводил бы мои поиски среди тех, что старше по возрасту и (будем до конца откровенными) менее образованны. Найдутся, конечно, одно или два исключения (обычно я по привычке именую их «достойными исключениями», хотя на самом деле так не думаю).
ДНА: Ни разу. Дело в том, что у нас в Англии отсутствует тот фундаментализм, с которым на каждом шагу сталкиваешься в Америке. Нет, это, конечно, не совсем так. Наверное (и здесь я позволю себе ужасную самонадеянность), мне просто не встречались такие люди – вернее, я сам предпочитаю держаться подальше от таких людей, точно так же как предпочитаю держаться подальше от тех, кто смотрит мыльные оперы или читает «Нэшнл Энкуайрер». Как я реагирую на их попытки обратить меня? Просто не обращаю внимания.
ДНА: Никогда. Даже не могу себе этого представить.
ДНА: Я всегда испытывал неподдельный интерес к религии (что, подчеркиваю, не одно и то же, что верить в Бога). Ведь она, как ничто другое, оказала на всю нашу жизнь мощнейшее влияние! Но в чем ее суть? Что она собой представляет? Зачем она нам понадобилась? И почему оказалась такой живучей? Я большой любитель поломать голову над этими вопросами. Я размышлял на эти темы долгие годы, и неудивительно, что плоды этих размышлений проникли и на страницы моих книг.
ДНА: Привет! Как дела?
Это быстрее, проще и, главное, не надо ничего лизать.
Предсказывая будущее
Пытаться предсказать будущее – безнадежное дело. Это все равно что делать ставки, заранее зная, что проиграешь. Но мир меняется буквально на наших глазах, и нам не терпится узнать, каким оно будет, наше будущее, ведь оно наступит уже очень скоро, может, даже всего через неделю.
Как ни странно, промышленность – причем та, что является главным двигателем всех перемен, компьютерная промышленность – на самом деле не в состоянии ничего предсказать. Есть две вещи, которые она не смогла предвидеть: во-первых, появление Интернета, в удивительно короткие сроки ставшего главным объектом компьютерной промышленности, и, во-вторых, тот факт, что столетию скоро наступит конец.
И теперь, когда мы стоим на пороге нового тысячелетия, разглядывая сияющий каменный лик ожидающих нас перемен – как те обезьяны из фильма Кубрика, невнятно бормочущие что-то перед огромным черным монолитом, – можем ли мы надеяться разгадать грядущее? Молекулярные компьютеры, квантовые компьютеры – что мы осмелимся обо всем этом сказать? Мы ошиблись относительно поездов, относительно самолетов, относительно радио, относительно телефонов, относительно… Список можно продолжать до бесконечности. А еще лучше возьмите книгу Кристофера Серфа и Виктора Наваски «Говорят эксперты».
Это собрание сделанных в прошлом авторитетных предсказаний, которые оказывались абсолютно неверными, обычно практически сразу. Да вы сами знаете.
Ирвинг Фишер, профессор экономики Йельского университета, заявил 17 октября 1929 года, что «котировки акций высоки и останутся такими еще долгое время».
В 1962 году представитель звукозаписывающей компании «Дека» сказал про «Битлз»: «Нам не нравится их звук. Гитарные группы теряют популярность». И так далее.
А вот еще один пример: «Билл Клинтон проиграет любому республиканцу, который не пускает слюни на публике» – это было написано в 1995 году в «Уолл-стрит джорнэл».
Словом, это очень толстая книга, которую можно с удовольствием часами читать в туалете.
Самое странное, что до сих пор ничего так и не изменилось. Мы снисходительно улыбаемся, когда слышим, что в 1897 году лорд Келвин сказал: «У радио нет будущего». Но еще более удивительно узнать заявление Кена Ольсена, президента корпорации «Digital Equipment»: «Гражданам нет надобности иметь дома компьютер».
Даже Билл Гейтс, который полностью опроверг эти слова, говорил, что не может представить, чтобы кому-то понадобилось больше 640 килобайт памяти. Попробуйте-ка поработать в «Ворде», если у вас даже в двадцать раз больше означенной цифры.
Интересно было бы вести журнал предсказаний и посмотреть, найдутся ли среди них заранее обреченные, как говорится, попасть пальцем в небо. Одно такое я недавно заметил. Это было заявление, сделанное в феврале неким мистером Вейном Люком, вице-президентом американской телефонной компании «USWest». Выступая против развертывания высокоскоростных беспроводных соединений, он сказал: «Безусловно, их можно использовать в вашей машине, едущей со скоростью 60 миль в час, однако сомневаюсь, что это кому-либо понадобится». Но погодите. Это утверждение еще долго будет преследовать его, как кошмарный сон. Спутниковая навигация. Беспроволочный Интернет. Как только мы прочно свяжем наше положение в пространстве физическом с общим информационным пространством, я гарантирую вам очередной рывок в области применения Интернета.
По меньшей мере это мои предсказания. Естественно, они могут оказаться совершенно ошибочными. Стюарт Бранд в своей замечательной книге «Часы этого долгого сегодня» предлагает вести учет общественных предсказаний и споров в течение десяти тысяч лет, но интересно также будет посмотреть, что произойдет и в более короткие сроки.
В начале каждого нового года в средствах массовой информации полно предсказаний, что же произойдет в предстоящем году. Уже через два дня они, конечно же, напрочь забыты, и никто их никогда не проверяет. Поэтому мне бы хотелось предложить читателям высказать свои собственные предсказания – или чьи-нибудь еще, которые им попадутся, – что произойдет в последующие пять лет и когда именно.
Ступит ли нога человека на Марс? Наступит ли мир в Ирландии или на Ближнем Востоке? Лопнет ли мыльный пузырь виртуальных магазинов?
Мы поместим предсказания в Интернете, где они и будут находиться все это время, и мы сможем сравнить их с реальными событиями. Предсказывать будущее – игра, обреченная на поражение. Но любая игра хороша, если игроки ведут счет.
Начинает появляться новое поколение офисных стульев без кнопок и рычагов. Всякие там пружины пока остаются, но мебель автоматически приспосабливается к позе и движениям, и ничего не приходится объяснять. Хорошо, вот вам предсказание: когда появится софт, работающий точно так же, мир вокруг нас станет лучше и счастливее.
Малыш, которому многое по плечу
Самый любопытный, на мой взгляд, факт – то, что Брэнвилл Бронте, брат Эмили и Шарлотты, умер стоя, прислонясь к камину, лишь бы доказать, что такое возможно.
Хотя нет, это не совсем верно. Мой самый любимый факт – это то, что молодые ленивцы настолько глупы, что вместо ветвей цепляются за собственные лапы и падают вниз с деревьев. Правда, это никак не связано с тем, о чем я сейчас думаю, потому что речь идет о ленивцах, в то время как факт о Бронте касается писателей и ощущения смерти, а также стремления во что бы то ни стало доказать, что нечто возможно. Все это с устрашающей точностью подходит к моей теперешней ситуации.
Я писатель, и ощущаю себя живым трупом. На моем месте вы бы чувствовали себя точно так же, если бы ни свет ни заря прилетели в Грэнд-Рэпидс, штат Мичиган, и обнаружили, что попасть в свой номер сможете только через три часа. Вообще-то достаточно уже того, что вы прилетели в Грэнд-Рэпидс, штат Мичиган. Если вы житель Грэнд-Рэпидс, штат Мичиган, пожалуйста, сочтите это за шутку. А вот все остальные наверняка решат, что я отнюдь не шучу.
Идти мне некуда, вот я и стою, прислонившись к камину. Ну или к чему-то вроде камина. На самом деле я даже не знаю, что это. Сделано оно из меди и какого-то пластика; по всей видимости, проект принадлежит архитектору с большого бодуна. Что тотчас вызывает в памяти еще один любопытный факт. В одном месте Транссибирская магистраль делает большой крюк – и все потому, что когда царь (не помню, какой именно, ведь я не у себя дома в кабинете, а стою, прислонясь к какому-то безвестному «шедевру» в штате Мичиган, и книг здесь нет) объявил, что надо проложить магистраль, он взял карандаш и линейку и с их помощью провел на карте линию. Линейка оказалась неровной.
Я пишу эту статью, опираясь на какую-то безымянную ошибку архитектора, и, главное, не на «Макинтоше». Писал бы, но мой «PowerBook» разряжен (подумайте только – назвать вещь в честь ее главного недостатка; это из той же оперы, что и Гренландия). У меня есть с собой зарядное устройство, но я, даже при большом желании, не могу его никуда воткнуть. Оно может работать от любого напряжения, но у него нет универсальной вилки. Зато есть большая балбышка в английском стиле, с тремя штырями, которая напоминает вам о том, что если вы не купили переходник до того, как вылетели из Хитроу, вам, мягко говоря, не повезло. За пределами Британии невозможно приобрести переходник для британских вилок. Уж мне-то известно. Я пытался, когда столкнулся с подобной проблемой со старым «Mac Portable». (Я не собираюсь отпускать шуточки в адрес «Mac Portable», в этом достаточно преуспела фирма «Apple». Черт побери. Я же сказал, никаких шуточек.) В конце концов мне пришлось купить американское зарядное устройство. То есть пришлось попытаться купить. Ничего не вышло. Они продавались лишь в комплекте с новыми «Mac Portable». Я десять дней носил мертвый «Mac Portable» и иногда использовал его как подставку для бутербродов, потому что это все-таки легче, чем носить с собой стол. (Черт, опять шучу.)
Хотя с моим «PowerBook» у меня совсем другая проблема. Я еще не совсем дурак. На этот раз я взял с собой переходник. Хотя все же немного сглупил, потому что он в моем чемодане, который я только что отдал гостиничному портье, в то время как сам жду здесь битых три часа, пока моя комната будет готова.
Так что же я сейчас делаю? Пишу от руки? Вы что, шутите? После десяти лет работы на компьютере я вообще разучился писать. Я знаю, что окончательно разучиться невозможно. Это примерно то же самое, что есть палочками: привыкнув к этому, вы уже не утратите навык. Но дело в том, что я чаще пользовался палочками, нежели ручками. Так что нет, я не пишу от руки. И я не говорю в эти ужасные маленькие диктофоны, которые неумолимо записывают ваше молчание, пока вы отчаянно пытаетесь придумать, что сказать. Но как только вы его выключаете, ваши мозги вновь начинают работать.
Нет. Сейчас я сижу на каком-то стуле и пишу все это на новом карманном компьютере «Psion Series 3a». Я приобрел его в беспошлинном магазине в Хитроу, можно сказать, скорее шутки ради, чем для дела, но должен сказать, что он неплох. Он работает.
Можно мне сначала сказать кое-что о беспошлинных магазинах, прежде чем я продолжу рассуждать о моем малыше? Дело не в том, что товары в них не дешевле. Они дешевле. Слегка. Делая там покупки, вы все же экономите небольшую сумму денег. Конечно, затем вы потеряете, и уже кругленькую сумму, на налогах, если забудете, что вам нужно декларировать таможенникам все, что вы приобрели беспошлинно, когда возвращаетесь обратно в страну.
Товар можно назвать беспошлинным только в том случае, если вы собираетесь провести остаток дней своих в самолете. Так что же случается, если вы покупаете что-нибудь в беспошлинном магазине незначительно дешевле, чем если бы вы купили то же самое в крупном универмаге? Это значит, что большая часть денег, сэкономленных на пошлинах, идет в сундуки этих магазинов, а не на нужды здравоохранения (или, в конце концов, на ядерные подводные лодки). Так зачем же я приобрел мой «Псион» в беспошлинном магазине? Только потому, что я полный идиот.
Ну да Бог с ним. Мой статус повысился. Мне нашли комнату. Я распаковал вилку переходника. Мой «PowerBook» заряжается. Я пока еще не пользуюсь им, потому что в данный момент лежу в ванне. Поэтому я продолжаю пользоваться «Псионом». До этого я ни разу ничего не писал в ванне. Бумага размокает, ручки не пишут в вертикальном положении, пишущую машинку неудобно держать на животе, и если вы готовы пользоваться «РоwerBook» в ванной, могу предположить, что это не ваш собственный «PowerBook».
Но такое вполне возможно. Вы можете писать на карманном компьютере – раньше я даже не представлял, что это такое. Однажды я пытался воспользоваться «Sharp Wizard», но ничего не вышло, потому что клавиатура была расположена в алфавитном порядке, а это никуда не годится. Просто недоразумение какое-то – располагать буквы в алфавитном порядке. Думаю, что основания для этого были таковы: не каждый знает qwerty (довольно странно печатать qwerty как слово; попытайтесь сами, и тогда поймете, что я имею в виду), но уж алфавит-то знают все. Это правильно, но совсем не важно. Люди представляют алфавит как одну цепочку букв, а не как две. Так что все равно приходится отыскивать каждую букву. Так почему бы не использовать qwerty во благо людей, которые его знают?
Я также пытался работать на «Sharp Wizard-8200», который побольше размером. Там клавиатура в виде qwerty, но отсутствуют переносы. Можете себе это представить? Сейчас даже в «Etch-a-Sketch» есть переносы слов.
Еще одна трудность в использовании карманных компьютеров – слишком маленькие клавиши. Вот где загвоздка. Вы в любом случае проигрываете. Если машинка мала настолько, чтобы уместиться в вашем кармане, она слишком мала и для того, чтобы на ней печатать. Ладно, я нашел выход. Не судите строго, если вам это уже известно; возможно, я последний, кто до этого додумался. В общем, так: сжимаете компьютер ладонями и печатаете большими пальцами. Серьезно. Это работает. Поначалу довольно непривычно, руки болят, потому что мышцы не тренированы, но привыкаешь быстро. Я уже написал тысячу слов.
Теперь возникает несколько любопытных вопросов. (По крайней мере для меня. Вы же как хотите.) Например, как быть с вводом информации? Я, например, пришел едва ли не в телячий восторг, узнав, что не за горами возможность ввода информации с голоса или написанной от руки. Но ведь вам известно не хуже меня – да что там, любому, кто пытался работать с «Windows» или чем-то вроде того, – что на деле все обстоит не так гладко, как бывает в теории, или по крайней мере пока еще обстоит. Большая часть времени и усилий, которые уходят на то, чтобы заставить работать технику, которая пока еще отказывается работать, попросту не окупают себя и бесполезны для пользователей, хотя мы со своей стороны бываем рады всем этим штучкам-дрючкам.
Пока еще далек тот день, когда вы, например, скажете: «Хэл, открывай посадочный люк № 2» – в полной уверенности, что Хэл поймет, что вам не терпится сгинуть где-нибудь на задворках системы Юпитера. Подозреваю, что мне еще долго ждать, прежде чем я смогу надиктовать компьютеру заметку вроде этой и в результате получить что-то хоть мало-мальски членораздельное, не говоря уже о точности.
Сколько раз мне на глаза попадались старые карикатуры, на которых секретарша судорожно записывает буквально все, что ей говорит босс, в том числе и такие фразы, как «Это можете не записывать» или «Последнее предложение вычеркните». Боюсь, что и с компьютером, прежде чем тот поймет, чего мы от него хотим, придется хлебнуть того же горя, что и с дурой-секретаршей. Что касается ввода написанного от руки, как я уже сказал выше, десять лет клацанья по клавиатуре довели мой почерк до такого состояния, что я сам не понимаю, что пишу. Поэтому не берусь судить, каковы шансы компьютера разобрать мои каракули. Чего не знаю, того не знаю. Так стоит ли попробовать поискушать судьбу? Думаю, лучше не стоит.
Так что пока нам не остается ничего другого, как пользоваться клавиатурой, а пользоваться клавиатурой – значит работать с qwerty. Но ведь такое расположение клавиш было изобретено как раз для того, чтобы машинистки работали медленнее и клавиши не цеплялись одна за другую. То есть qwerty по определению неэффективно. Тем не менее все попытки заменить ее чем-то другим, например, клавиатурой Дворака, до сих пор заканчивались неудачей. Ведь те, кто печатает, уже набили руку на qwerty и им нет никакого смысла переходить на другую систему.
Так что пусть даже система Дворака и лучше, но к qwerty все привыкли, и, кажется, она всех устраивает. «Зачем чинить то, что еще работает» представляется мне вполне разумным принципом, даже несмотря на то что всю свою жизнь я поступал вопреки ему.
Думаю, однако, что мы наконец достигли той точки, когда самое время все-таки придумать новую клавиатуру. И для этого как ничто другое подходят карманные компьютеры. Такие гиганты, как «Apple» и «Microsoft», и не только они, кажется, заинтересовались этими крошечными личными секретарями, да и я, поработав со своим карманным малышом всего несколько часов, тоже. Это удивительное изобретение и, главное, начало того момента, когда хитроумная штуковина перестает быть просто очередной игрушкой и превращается в нечто такое, чем можно серьезно воспользоваться, даже лежа в ванне.
Уже давно было известно, что qwerty, как говорится, не фонтан. Теперь же мы достигли того момента, когда ясно как божий день, что она никуда не годится. Ясно, как божий день, что она никуда не годится (Именно так, напечатано мною дважды!). Надеюсь, что неудача, которая постигла клавиатуру Дворака, не охладила пыла разработчиков. Смею предположить, что они внимательно изучают, каким образом народ берет в руки карманные компьютеры, куда сами по себе ложатся пальцы и каким образом можно переосмыслить сам принцип расположения клавиатуры. Как бы я был им благодарен, если бы мои большие пальцы не затекали и не болели, как сейчас. Я доказал себе, что на карманном малыше печатать можно, но, как и Брэнвилл Бронте, боюсь, не смогу с тем же успехом повторить этот эксперимент завтра.
Мы замечаем вещи тогда, когда те не работают. Исправные проходят мимо нашего сознания. Мы замечаем компьютеры, но не замечаем ручки. Замечаем электронную почту, но игнорируем письма в конвертах.
Хвостатые довески
По-моему, пора объявлять войну хвостатым довескам. Сегодня, например, очередная их партия пришла вместе с утренней почтой. Я заказал себе в одном американском посылторге новый оптический привод для компакт-дисков, а так как я живу в странном и далеком месте под названием «Заграница», а еще потому, что имею привычку странствовать вроде почтового голубя, мне ужасно не терпелось узнать, когда я его заказывал, работает ли он от универсального питания.
Универсальное питание – это такая штука, которая позволяет вам пользоваться электроприборами независимо от того, в какой вы стране. Более того, даже если вам известно, в какой стране вы находитесь (что, между прочим, может оказаться куда большей проблемой, чем вы подозреваете), – просто втыкаете себе вилку в розетку, и ваш старый добрый «Макинтош» сам делает выбор. Этот принцип называется «Воткни и Пляши». По крайней мере так его называет «Майкрософт», потому что он еще не обзавелся тем, что есть у «Макинтоша». В мире же «Макинтоша» принцип этот работает так давно, что никому и в голову не пришло давать ему какую-то кличку. Сейчас уже никого не удивишь тем, что компьютерная периферия выпускается в расчете на универсальное питание – правда, не вся. Вот почему мне и было любопытно узнать.
– Да-да, не беспокойтесь, – заверил меня продавец по имени Скотт.
– Вы уверены? – все-таки переспросил я.
– Да, – повторил Скотт. – Техника рассчитана на универсальное питание.
– Вы точно уверены?
– Да.
Сегодня утром я получил мой заказ. И первое, что увидел, – что заказанный мною проигрыватель не имеет адаптера универсального питания. Зато вместо него я обнаружил «хвостатый довесок». Моя квартира уже полным-полна этим хламом, и я не знаю, куда мне его девать. Более того, я не в состоянии понять, каким приборам предназначается добрая половина этих хвостатых довесков. И, что еще важнее, я не знаю, куда подевались хвостатые довески у половины имеющейся у меня техники. И, что самое противное, почти все из этих хвостатых довесков, включая и тот, что прибыл ко мне сегодня утром, это хвостатые довески, работающие исключительно от американского напряжения в 120 вольт, что означает, что их нельзя использовать в такой стране, как «Заграница» (или «Загр» на бланке заказа). Но я все равно хранил их, на тот случай, если возьму штуковину, к которой они подходят, – при условии, что я знаю, к какой штуковине они подходят, – с собой в США.
Вы можете спросить: о чем это он?
Хвостатые довески, которые так действуют мне на нервы (кстати, они не единственный вид хвостатых довесков, заполонивших собой мир микроэлектроники), – это переходники для ноутбуков и карманных компьютеров, всяких там проигрывателей, кассетных магнитофонов, автоответчиков, акустических колонок и прочих чрезвычайно нужных прибамбасов, которые необходимо переключать с напряжения в 120 или 240 вольт на 6 вольт постоянного тока. Или 4,5 вольта постоянного тока. Или 9 вольт. Или 12. При пятистах миллиамперах. Или трехстах. Или тысяче двухстах. Обычно у них на вилках положительные концы и отрицательное покрытие, если, конечно, они не принадлежат к тому типу, у которого все наоборот. К тому моменту, когда вы наконец перемножите все эти переменные, убедившись, сколько, однако, выпускается всякой всячины, я сумею набить кладовки у себя дома хвостатыми довесками, которые для меня все на одно лицо, то есть хвост; проверить же, что к чему подходит, можно только методом научного тыка. Но чаще, однако, я просто иду и покупаю себе другую такую штуковину по цене, от которой воздух в буквальном смысле слова покидает мое тело.
Возникает вопрос: зачем? Нет, у меня, конечно, имеется на сей счет одна теория, а именно: довески – это что-то вроде «Ксерокса», который только для того и существует, чтобы продавать нам картриджи с тонером. Вот и «Сони» на самом деле торгует хвостатыми довесками.
Другая возможная причина заключается в чистой воды идиотизме. Трудно поверить, согласитесь. Просто не укладывается в голове, как это самые золотые из золотых мозгов человечества, заправившись от самой вкусной пиццы, которую только можно купить за деньги, вдруг в какой-то момент не выдали мысль вроде: «А не лучше ли перевести всю технику на стандартное напряжение постоянного тока?»
Поделиться книгой: