Лимасола мы достигли только на третий день пути. Помог крепкий попутный ветер, давший отдых гребцам и прибавивший хода нашему кораблю. В гавань вошли, когда уже начинало темнеть, поэтому пришлось провести ещё одну ночь, лежа на ящиках в трюме. Едва взошло солнце на корабль прибыл портовый чиновник со стражниками. С капитаном он говорил по-гречески, а с Мисаилом перебросился несколькими фразами, на непонятном мне наречии. После чего мы, наконец, съехали на берег.
Ещё в Александрии мы не только распределили роли, но и сменили платье. Я надел обычную тунику, чтобы походить на грека, а Симба избавился от своей чалмы, закрывающей лицо. Походить в королевстве крестоносцев на исмаилитских федаев было по меньшей мере неразумно. Тем не менее он сохранил своё арабское одеяние с просторными шароварами. Кстати, я заметил, что его чёрная кожа не вызвала на кипрских улицах никакого интереса. Видимо, уроженцы Африки не были здесь такой уж редкостью.
Собственно дел у нас в Лимасоле не было. Мы собирались добраться до Фамагусты на восточном побережье острова, чтобы найти там корабль до Константинополя. После того, как полстолетия назад крестоносцев изгнали из Сирии, тамошний порт стал одним из крупнейших на Востоке. Туда перебрались генуэзцы, венецианцы, армяне, каталонцы и множество всякого народа, чьё благосостояние ковалось морской торговлей. Там можно было встретить купцов и банкиров, паломников и рыцарей, монахов, посланников из самых дальних стран. И все они прибывали на остров и покидали его на кораблях. От Лимасола дотуда было два дня пути.
Принять вино и отдать партию ладана должен был капитан, после чего у нас оставалась ещё часть груза для Константинополя. Поэтому нам были нужны вьючные лошади, которых требовалось найти побыстрее, чтобы двинуться в путь в тот же день. Легче всего было нанять их прямо в порту, но рачительный Мисаил сказал, что здесь обычно бывают самые грабительские цены и решил отправиться на какой-нибудь постоялый двор за городом. Заодно и размяться хорошенько после трёхдневного сидения в тесном трюме. Я с радостью поддержал эту идею.
Однако, едва мы вышли за ворота порта, нам преградил путь высокий человек в широкой дорожной шляпе. Он почтительно поклонился и спросил по-гречески:
— Это вы привезли сегодня груз ладана от александрийского патриарха?
Незнакомец был одет в длинный кафтан, довольно тёплый хоть и без рукавов, а на ногах его красовались сапоги, которые сразу навевали мысль о дальней дороге.
— Меня зовут Савва, я прибыл сюда с Афона, — он улыбнулся ещё шире и с явным удовольствием добавил, — За вином. Рад встретить единоверца и собрата по торговле.
Человека явно не смущало латинское платье собеседника.
Мисаил сразу обратил на это внимание:
— По платью ты больше похож на православного.
Чем несказанно повеселил нового знакомого:
— Так и есть. Но я не зря добавил про собрата по торговле. Мы оба торгуем тем, что нужно для христианского богослужения. Независимо от конфессии. Мне сказали, что ты представляешь старую добрую контору Тарик, которая поставляет ладан и благовония. Вино для патриарха только сопутствующий товар. Я тоже прибыл сюда за вином, и тоже для патриарха. — Он подмигнул, — Я как раз закончил сделку и у меня в гостинице есть прекрасный образец товара, который я и предлагаю попробовать. Вы ведь только с корабля и наверняка ваши желудки устали от сухоядения. Это в двух шагах отсюда. Мне удалось договориться об очень выгодной цене и очень хочется отметить удачу. Угощаю! Окажите честь.
Мне вдруг стало не по себе. Я вспомнил предостережение деда о грозящей опасности, о засаде, которая может ждать в пути. Мы ведь только-только сошли на берег! Неужели нас уже поджидали? Я покосился на Симбу. Наша безопасность была на его попечении. Но его лицо было бесстрастно, как истукан из древних развалин. Похоже, Мисаила обуревали те же мысли:
— У тебя какое-то дело ко мне? — поинтересовался он.
— Конечно! — расхохотался Савва. — Ты я вижу сразу догадался об этом, услышав про угощение. Хочу с тобой поговорить и разговор этот действительно очень важен. Уверяю тебя, лучше вести его за блюдом нежной баранины, чем на пыльной улице, среди любопытных глаз, — он осёкся, — Я совсем забыл, что сегодня пятница. Но ведь мы с тобой в пути. А на странствующих пост не распространяется.
После чего уже совершенно бесцеремонно ухватил моего товарища за рукав:
— Пойдём, пойдём. Слуг я тоже угощаю. Здесь всего два шага.
И он указал рукой, куда нужно идти.
В конце концов поесть было нужно. Вот только не хватало из-за христианского благочестия есть какие-нибудь варёные бобы или тушёную капусту, вместо жареной баранины.
Харчевня действительно оказалась в двух шагах. Мы с Симбой сели за отдельный стол, причём он расположился лицом к входу и не стал снимать плащ, скрывающий фигуру. Скорее всего под ним пряталась что-то ещё. Новый знакомый сразу своей рукой налил нам в стаканы вина из кувшина. Я не вызвал у него подозрения, а вот арабское одеяние Симбы, напротив заставило немного поколебаться. Потом он, видимо, решил, что если чернокожему пить не позволяет вера, то его долю выпьет сотрапезник.
Оба стакана тут же с удовольствием осушил Симба, привыкший к запретному питью у исмаилитов.
От баранины, усыпанной зеленью исходил возбуждающих аромат чеснока. За моей спиной новый знакомый беседовал с Мисаилом.
— Ты ведь торговец благовониями? Мне нужен твой совет. Я приехал с Афона. Слышал про такое монашеское царство? Вот-вот. Святая гора. Со времён Василия Македонянина обиталище одних монахов. Эдакое царство не от мира сего. Туда и повезу вино из Колосси для причастия.
— Откуда? — не понял Мисаил.
— Ты видно впервые здесь? Колосси, так замок называется, в котором вино делают, за которым ты приехал. Вот его мы сейчас с тобой пробуем. Отменный напиток, надо признать. Не зря его королевским называют. Только не о нём сейчас. А про то самое царство, что не от мира сего. Трудно, понимаешь от него уйти, от этого мира то. В миру свои земные владыки. А у них свои царства и порядки. Про раздрай среди православных слышал? Если коротко, то был у нас некогда один патриарх — константинопольский. Всё бы ничего — знай молись, так нет. Крепко он сидит под рукой ромейского императора. Значит хочешь — не хочешь гнёт его политику. Не всем владыкам земным это нравится. Особенно тем, кто уже давно посильнее будет этого самого императора. Болгарскому царю, сербскому. Вот они и завели в своих царствах отдельных патриархов. И то сказать с самим титулом уже накладки выходят. Сербский король Стефан недавно себя императором объявил. Пока согласился, чтобы на молитвах его поминали после Царьградского, так ведь — дай срок.
— Совет мой тебе в чём нужен?
— Ты ведь не грек. Не то сразу бы заметил, что я по-гречески говорю не чисто. Серб я. Да и то сказать, что сама Святая гора сейчас хоть и обитель монашествующих, и не от мира сего, а находится под рукой короля Стефана. Теперь уже императора. Со всех сторон этой горы его владения. В монашеские дела он, конечно, не лезет, даже всячески им покровительствует. Вот это самое вино для причастия на его деньги куплено. Только ведь и своего патриарха он не зря ставил.
Савва отодвинул блюдо с бараниной и старательно вытер руки о платок. Разговор заходил о деле.
— Так вот в этих самых церковных делах есть такая важная вещь, как миро. Благоухающее масло, которое применяют в очень важных таинствах. Кроме всего прочего нужно оно при поставлении священников, при освящении храмов и алтарей. Варят его при самом патриархе и рассылают по епархиям и приходам. Раньше всегда это делалось в Царьграде. Теперь своих патриархов завели. — Савва сделал паузу и со значением провозгласил, воздев указательный палец, — А мира то нету!
Помолчав немного и дав собеседнику прочувствовать всю важность положения, он продолжил.
— Кое у кого в храмах и епархиях от прежних времён ещё осталось в мирницах миро из Константинополя. Болгары пытаются использовать масло, истекающее от чудотворных реликвий. Только все понимают — долго так продолжаться не может. Кто хочет свою церковь с патриархом, должен варить своё миро. А дело это непростое.
— Теперь я, кажется, понимаю зачем здесь нужен торговец благовониями.
— Чего уж не понять? Миро есть благовонная смола. Всякие там канонические вопросы, кому можно варить, кому освящать — не нашего ума дело. Пусть святые отцы со своими канонами и правилами сами разбираются. Наше дело именно благовонная смола. Дело это тайное, трудное и важное. Самое главное — благоухать должно. Чем дольше, тем лучше. Некоторые обряды ведь вообще раз в жизни проводятся.
— Проще говоря, нужно масло, которое будет не только благоухать, но и обладать большой стойкостью.
— В том всё и дело. У ромеев большой опыт по этой части. Они в благовониях большие доки. Только держат всё в страшном секрете. Вот и нужно найти человека сведущего во всех этих эссенциях и субстанциях. Хорошего алхимика. Но, не только искушённого в науке превращений, но и понимающего толк в благовониях. Говорят такие есть у арабов, в Каире. Ты ведь из тех краёв прибыл. Благовониями занимаешься. Я как услышал вчера вечером, что в гавань пришёл корабль александрийского патриарха с грузом ладана, так с самого рассвета тебя у портовых ворот караулю.
— Вряд ли я смогу тебе чем помочь. Сам я в Каире окажусь не скоро.
— Ты разве не отплываешь обратно с этим кораблём?
— Нет. Я уезжаю в Фамагусту, чтобы найти корабль до Константинополя.
Я спиной почувствовал, как Савва насторожился:
— В Константинополь? Есть ещё товар?
— Да.
— Времена сейчас плохие. Там сейчас ветер по кошелькам гуляет. У самого императора, не то что у подданных. Можно прогореть. Да и опасно. Плыть то поди хочешь с генуэзцами или венецианцами?
Мисаил молча кивнул.
— А у них сейчас между собой война. Бьются не на жизнь, а на смерть. Без пощады. Захватывают корабли друг у друга. Купцам сплошной убыток. Недавно шли торговцы отсюда с Кипра в Крым. Плыли на генуэзском корабле. Так их по пути венецианцы захватили. До сих пор в плену сидят и товаров лишились. А ведь совсем сторонние люди — подданные татарского хана Джанибека. Он, говорят, в гневе велел венецианцев у себя в царстве хватать со всем имуществом.
— Как же лучше до Константинополя добираться?
Савва торжествующе засмеялся:
— Вот и выходит, что лучше меня тебе попутчика не найти. Корабль мой из порта Фессалоники, это уже Романия, но вокруг сейчас владения сербского короля. Венецианцам он союзник. А плыть по большей части вдоль их берегов. Отсюда на Крит, потом на Негропонт, оттуда на Афон. Со Святой горы до Царьграда уже рукой подать. Опять же помогу. Мне тебя прямо бог послал. — Он понизил голос, приняв заговорщицкий вид, — Ты пойми. В деле этом прямой интерес короля Стефана. Если ты ему поможешь, его люди в долгу не останутся. Да и твои торговые дела в накладе не будут. Свой ладан сербскому патриарху куда вернее продашь. Да ещё знакомство заведёшь на будущее. Ладан ведь и дальше нужен будет. Будешь возить его прямо в Фессалоники.
— Мне нужно в Константинополь.
— Никуда не денется твой Константинополь! Поможешь мне — помогу тебе. У меня верных людей там полно. От тебя ведь ничего и не потребуется. Посмотришь те рецепты, что у сербских варщиков есть, подскажешь, что из этого можно где покупать или чем заменить. Посоветуешь к кому обратиться в Каире, если что. Может и сам возьмёшься переговоры с тамошними людьми вести — не бесплатно же. Дело государственное, важное — денег не пожалеют. Ты думаешь я сюда за вином приплыл? Это для отвода глаз. По этому самому делу и прибыл.
Савва в сердцах хлопнул ладонью по столу:
— Соглашайся! Тебе же всё равно в те края плыть. Я тебя бесплатно доставлю, да ещё за безопасность поручусь. Да что я! За мной сам король Стефан.
Действительно, никакой серьёзной причины отказываться от столь выгодного предложения у нас не было. Это сразу понял и Мисаил.
— Ты когда отплываешь? — поинтересовался он.
— Вот это дело! — обрадовался Савва. — У меня вино уже погружено. Грузи свой ладан — и в море. Если не собираешься отдохнуть на берегу после плавания, то сегодня же после обеда отправимся.
Савва задумался о чём-то и неожиданно спросил:
— А почему корабль до Константинополя ты хотел искать именно в Фамагусте? Чем тебе не подошёл Лимасол? Здесь ведь тоже полно корабельных контор? Лишний расход на лошадей и два дня пути?
Мисаил растерялся от такого неожиданного вопроса, однако Савва, по всей видимости и не рассчитывал на ответ.
— Просто я подумал вот о чём. За вашим кораблём с того самого времени, как стало известно, что он привёз ладан из Александрии, наблюдал один мой человек. Должен был дать мне знак, когда вы сойдёте на берег, чтобы я мог повстречать вас вдали от лишних глаз. Так вот. Едва вы отошли, капитан послал одного из матросов с каким-то поручением в контору к генуэзцам. Дело обычное, мало ли что. Только теперь мне показалось странным, почему вы не пошли туда же, а отправляетесь на другой конец острова, чтобы там обратиться, в такую же самую контору. Что-то здесь не так. Если вам это не показалось странным — забудем про всё. Я не имею привычки совать нос в чужие дела.
Судя по всему, такой привычки у Саввы действительно не было. Это было его сущностью. Меня эти слова поразили, словно внезапный удар под рёбра. Снова всплыли слова деда о преследователях и засаде. Он всеми силами путал следы и отводил глаза, ведя ложные переговоры с генуэзцами, рассчитывая дать нам время оторваться от возможных неприятелей. Кто-то перехитрил его самого. Тщательно проследив за самим дедом, этот человек воспользовался тем же способом, чтобы дать кому нужно знать о нашем отправлении. Только и заботы было, что тайно передать нужное письмо с капитаном того самого корабля, на котором мы так спешно уходили от преследования. В результате мы оказались в положении собаки, которая изо всех сил убегает от привязанной к её хвосту погремушки.
Кто-то здесь в Лимасоле уже прочитал письмо с известием о нашем прибытии. Судя по всему оно было написано совсем не для того, чтобы утолить чьё-то праздное любопытство. Там наверняка были инструкции. От ужаса у меня закружилась голова.
Тайна моя раскрыта, а сам я нахожусь на земле христиан, вдали мудрого деда и от защиты сурового мусульманского права. Нужно было срочно что-то решать. Я резко повернулся к Савве:
— Это не только показалось странным, это говорит о том, что нам грозит опасность. Открою тебе тайну — я внук хозяина дома Тарик.
Купец даже не повернулся ко мне, сделав едва заметный предостерегающий жест. Голос его зазвучал совсем тихо:
— Можешь больше ничего не говорить. У тебя ещё будет для этого время. Теперь слушайте меня внимательно. Сейчас вы пойдёте в кошачий монастырь. Вам нужно где то прослоняться полдня, а лучшего места просто не придумать. Туда все ходят, кто приезжает в Лимасол. Отсюда два часа ходьбы. На обратной дороге зайдёте на постоялый двор, у ворот которого стоит киотик с иконой святого Николая. Там вас будет ждать мой человек. Он сам к вам подойдёт и спросит не угодно ли господам нанять мулов. Срядитесь с ним до Фамагусты. Дальше он скажет, что делать. Погрузите в порту свой ладан и отправитесь в путь. Ночью в укромном месте за городом я заберу вас на корабль.
После чего добавил угрожающе:
— С генуэзцами шутки плохи. Хуже турок.
VI. Торговец тайнами
До Фессалоник мы плыли почти три недели. Корабль наш несколько раз резко менял курс, то устремляясь прямо на неподвижную Альрукабу, то поворачивая на закат. Мы долго шли вдоль берега Кипра, потом по бескрайнему морю, где ни единое облачко не намекало на ближнюю сушу. Затем снова появилась земля. Путеводная звезда Сухейль оставалась у нас за кормой и уже едва показывалась над горизонтом.
— После Афин её не будет видно совсем, — предсказал Савва, заметив мой тоскующий взгляд.
Он вообще был очень наблюдательным. А ещё очень разговорчивым. Это незаменимое искусство в долгом морском путешествии.
Корабль наш был на первый взгляд невелик и больше напоминал большую лодку. Однако на корме была устроена маленькая, но удобная каюта, а на носу запирающийся трюм для груза. С парусами двух мачт управлялись всего четверо матросов, зато судно мчалось по волнам с удивительной скоростью.
Наш спутник всю дорогу с неизбывным усердием пробовал свой драгоценный товар, не забывая, правда, сильно разводить его водой. При этом щедрой рукой угощал и Мисаила. Первое время наливал и мне, убеждая, что это лучший способ сделать безопасной пищевую воду, застоявшуюся в кувшинах, но, увидев мою непреклонность, посоветовал выдавливать в питьё лимон. Честно говоря, я поначалу думал, что Савва хочет с помощью хмельного развязать нам язык, но вскоре убедился в удивительном искусстве этого человека говорить, не рассказывая и узнавать, не выспрашивая.
Он часами напролёт, при свете солнца и мерцании звёзд, вёл нескончаемые беседы обо всём на свете, нанизывая истории, как жемчужины на нить. О том, почему монастырь Святого Николая, который мы посетили на Кипре называется кошачьим, а вино, которое он везёт — королевским. О том, как опасно стало сейчас плавать в здешних морях, как уже много лет подряд смуты и войны терзают злосчастную империю ромеев. Мы узнали, что чума, обрушившаяся несколько лет назад на Константинополь, была карой небесной за захват власти Иоанном Кантакузиным, а недавнее землетрясение наказанием за то, что церковные деньги потратили жалование неверным турецким наёмникам.
— Деньги были немалые, — с удовольствием щурился на закат Савва, делая очередной добрый глоток сладкого вина, — Говорят, очень много прислал на восстановление собора святой Софии русский князь. В это время и поднимись на Кантакузина его соправитель император Иоанн. Он и найми турок. На церковное серебро. Только недобрым был тот советчик, что такое присоветовал. Не зря ведь говорят, что бывает час, когда деньги обращаются в черепки. Не к добру трогать церковную казну. Так и вышло. Пока турки ждали обещанных денег на нашем берегу — грянуло землетрясение. Да такое, что не приведи Господь. Прямо недалеко от турецкого войска разрушило город Галлипополь. Стража разбежалась, стены кое-где упали. Турки, не будь дураками, тут же заняли его, стены починили, да и послали к своим за подмогой. Выкури их теперь оттуда! Вот и получилось: избыв одну беду, накликали другую — ещё горше. А почему? Не святотатствуй!
Страшную тайну этого землетрясения Савве поведали армянские купцы, рассказавшие, что главный удар стихии пришёлся на таинственный языческий город Иераполь. То есть Город богов. Он с незапамятных времён сокрыт где-то в горах Каппадокии и там было множество тайных кумирен, ещё со времён дохристианских. Так вот Иераполь этим землетрясением был стёрт с лица земли и обезлюдел. Не иначе в его тайных убежищах и скрывался корень зла. Мы только краешек увидели божьего гнева.
Знакомства у Саввы водились не только среди армянских купцов. Сразу чувствовалось, что он человек бывалый и знает входы-выходы во многие двери. Торгуя уже лет двадцать на Кипре сладким рыцарским вином, ловкий купец давно усвоил, что самый ходовой товар — это тайны. Правда и самый опасный. Упомянул он об этом, как обычно. вскользь. Но так, чтобы на это нельзя было не обратить внимания.
Рассказывая об армянских купцах, турецких пиратах, рыцарских замках и генуэзско-венецианских распрях он неустанно внушал главную мысль об опасностях путешествий в этих краях.
— В прошлом году сам наш Фессалоникский архиепископ Григорий Палама к туркам угодил. Поплыл в Константинополь мирить двух императоров Иоаннов — Палеолога с Кантакузиным. Да забыл, что теперь турки на обоих берегах сидят. Вот и попал к пиратам вместо Царьграда. Хорошо, что сейчас Фессалия под рукой у сербского короля, тот дал денег на выкуп. Я сам ездил договариваться через старых знакомцев. Скоро должны отпустить святителя. Так что вам повезло. Со мной будете, как у Христа за пазухой.
Савва не сказал: «Если поможете», но это и так было ясно.
Вскоре я понял почему он не пытается ничего выпытать или разузнать. Опытный торговец тайнами, прекрасно понимал, что самое главное — втереться в доверие. Времени у него для этого было предостаточно.
Савва ни разу не спросил куда и зачем мы едем, почему опасаемся преследования. Лишь только один раз одобрительно отозвался о том самом погонщике мулов, что доставил нас лунной ночью к условленному месту на кипрском берегу:
— Старый разбойник. Дело своё знает. Умеет язык держать за зубами.
Не зря сказано: если хочешь узнать человека, не слушай, что о нём говорят другие, слушай, что он говорит о других. За этими словами Саввы так и читалось: «Мы с ним одного поля ягоды».
— Настали такие времена, — вздыхал он, — что брата родного, бывает, нужно больше бояться, чем чужого человека, — и, понизим, зачем-то голос, продолжал, — Фессалия сейчас принадлежат королю Стефану. А правит там его младший брат Симеон. Матери у них разные. Отец женился второй раз на ромейской царевне, так что Симеон наполовину грек. Вот его и поставил Стефан княжить над Эпиром и Фессалией. Думал, наверное, что тому будет проще ладить с греческими подданными. А на деле получилось завязал узелок, ниточка от которого ещё неизвестно куда потянется. Я это к тому говорю, что нашего дела это тоже касается. Потому как хоть Стефан в Сербии король и вроде как даже император, а в Фессалии всё же Симеон князь. А как он смотрит на все эти дела с автокефальной церковью ещё неведомо. На словах он, конечно, за то же за что и король, только что у него на уме? Материнская ромейская натура своё берёт. Греки без интриг и хитростей не могут. Стефан не вечен, а соблазн стать самостоятельным государем Эпира и Фессалоник велик. Если со временем Симеон задумает отложится от Сербии, то ему поддержка патриарха Константинопольского не помешает. Следовательно сербский станет врагом. Это я вам для чего толкую?
— Догадаться несложно, — ответил Мисаил, — То, что сербскому королю нужно, его младшему брату может не по нраву прийтись. Боишься станет мешать?
— Явно, конечно, нет. Тем и хуже. Не знаешь, где осторожиться. Потому и едем на Афон. В монастырском царстве свои порядки. Хоть рука владык земных и туда достаёт, а всё безопаснее. Однако всякое может случиться. Мы с вами теперь не только на одном корабле, но и в одной лодке. На Афоне крепко держитесь за меня и лишних разговоров не ведите. Приехали покупателей на ладан найти, и весь сказ. Дело наше будем делать в тайне.
Откровенность нашего попутчика мне понравилась. Тем более, что он заботился не только о своей, но и о нашей безопасности. Осторожность и предусмотрительность вообще были частью натуры Саввы. Скорее всего, частые смены нашего курса тоже происходили от них. Корабль наш не заходил в порты, приставая к берегу, чтобы пополнить запасы, в каких-то укромных местах или на уединённых островах. Малейшие ухудшения погоды мы пережидали в защищённых бухтах, избегая риска. Да и сам наш отъезд с Кипра был им устроен с такой восхитительной ловкостью, запутавшей все следы для преследователей, что нельзя было не подивиться уму и изворотливости этого человека.
Оставалось только положиться на него, тем более, что выбора у нас теперь не было — мы были в полной его власти.
Савва умел добиваться своего и прокладывать путь к чужим душам. В разговорах он ловко перемешивал рассказы о политике со сказками, пустую болтовню с серьёзными предостережениями, а смешные случаи с древними историями. От него я узнал, что звезда Сухейль в их краях зовётся Канопусом, в честь кормчего какого-то древнего царя. Что другой древний царь потратил целых десять лет, чтобы переплыть то самое море, по которому путешествовали мы. Стоило вырасти на нашем пути из вод морских очередному острову, как наш спутник немедленно рассказывал про него какую-нибудь историю. Древнюю или недавнюю.
Это было словно странствие среди неведомых сказочных земель, когда в загадочной дымке проплывавшего берега таился то замок крестоносцев, то логово пиратов, а то и убежище какого-нибудь языческого бога.
— Вот на этом острове жил знаменитый врач Гиппокарт, — махал он рукой, заодно, кажется, в тайне проверяя нашу образованность. Не может же хороший знаток благовоний и ароматов не знать великого грека.
Когда звезда Сухейль уже окончательно исчезла за горизонтом, а следовательно до конца пути оставалось совсем немного, Савва снова вернулся к разговору о деле. Как обычно, словно невзначай во время болтовни под ночными звёздами.
— Король Стефан спит и видит себя ромейским василевсом. Тем более ему и остался всего последний шаг — сесть на престол в Константинополе. Для этого он готов хоть с чёртом шашни водить. Недавно совсем уже было сговорился с турками. Они его перед тем крепко побили, вот он и предложил им тайно договориться, чтобы помогли. Турок ведь греки нанимают, у них есть возможность неожиданно ударить в тыл. Я был среди тех, кто эти тайные поездки к туркам организовывал. Скажу вам по большому секрету — дело было улажено. Было даже определено время совместного выступления.
Савва долго молчал, давая нашему нетерпению накалиться, и будничным голосом скучно поведал:
— Не вышло. Послов перехватили ромеи, — В его голосе зазвенели стальные нотки, — И убили. Кто-то их предупредил. Кто-то очень близкий к королю и имеющий доступ к самым сокровенным государственным тайнам.
После чего голос купца стал снова скучным и даже каким-то ленивым:
— Это я к тому, что сторонники ромеев могут тайно помешать любому начинанию короля Стефана.
Он больше ничего не сказал и после долгого молчания снова стал рассказывать какую-то интересную историю. Но понять смысл предупреждения было несложно. Нам угрожала нешуточная опасность. Она могла исходить из окружения константинопольского патриарха, враждебного сербской автокефалии, или от самого князя Симеона брата сербского короля, правившего в Фессалии.
Смысл предупреждения сводился к старой доброй истине; «Молчание — золото».