Не та профессия 1

— Ты ещё сказал, что у тебя есть мысли по поводу того, как не голодать этот год, — Алтынай, прищурившись, аккуратно касается кончиками пальцев моего локтя. — Не поделишься?

— Вот это как раз проще всего, — киваю, продолжая обдумывать кое-что. — Черти таблицу. Чистую, сейчас будем заполнять…

— Готово! — Алтынай вопросительно смотрит на меня через полминуты.

— Теперь давай представим. Допустим, тебя выбрали Ханом. — Алтынай весело откидывает волосы назад. — И тебе одновременно достались в наследство в разных амбарах продукты на всё стойбище на зиму. Какие виды продуктов тебе вообще приходят в голову? Пожалуйста, записывай в столбик понятными тебе знаками. А я буду писать рядом по-своему.

— Мясо вяленое просоленное, — Алтынай что-то заносит в левую половину таблицы, а я пишу для себя по-русски справа. — Мясо копчёное.

— Почему отдельно?

— Это будут разные амбары, не мешай… — Кажется, ей нравится работать над подобными задачками. — Фрукты, ягоды… Птица солёная. Рис, чечевица, горох… Птица копчёная… Вот. — Алтынай старательно проводит черту под записью (продублированной мною в моей половине таблицы). — А почему у тебя больше записей? Больше заполненных строчек в твоей половине таблицы?

— Сейчас, подожди… Вот давай дальше представим, что ты переписала в ту таблицу все амбары и видишь, что продуктов на зиму не хватит. Как ты думаешь, что нужно делать? Если стоит задача продержаться зиму?

— Увеличить количество продуктов? — неуверенно спрашивает Алтынай.

— Точно. — Киваю. — И вот тут лично я знаю два варианта. Попробуешь угадать, какие?

— Ну-у-у-у, первое, что приходит в голову — это где-то найти ещё больше мяса, круп. — Алтынай задумчиво грызёт кончик щепки. — Но это не решение: если перерезать племенной скот, то зиму ты проживёшь. Но только в последний раз. Объяснять почему? — смеётся теперь уже Алтынай, явно копируя мои интонации.

— Согласен. Но я подумал о другой возможности, второй. Если нельзя добавить в имеющиеся амбары тех же продуктов, значит, нужно добавить другие продукты. Которых раньше не было. Овощи. И рыба. Потому я и добавил ещё две строки и ещё два амбара. — Размышляю вслух. — Ты их почему-то не записала.

— Да ну, а где их брать? — отмахивается Алтынай. — Овощи можно выменять только на мясо или на ягоды. И только в пограничных землях. А это не выгодно: проще уже съесть само мясо, чем искать овощи по границам степи не понятно у кого на обмен. Рыба — это вообще ехать бог знает куда, к морю! Да и она же потом протухнет за день? Или ты шутишь? — Алтынай удивлённо смотрит на меня.

А я точно так же смотрю на неё. Лихорадочно пытаясь сообразить, что именно стоит за такой позицией целого народа. Незнание? Или кто-то в своё время старательно позаботился, чтоб сформировать в массовом сознании именно такие маркеры?

— Сестра, я сейчас, может, глупость скажу. А давай проведём маленький опыт? Даже пару опытов? — спрашиваю её аккуратно. — Я сейчас отлучусь ненадолго, подожди меня тут?

По дороге сюда, я видел около одной из юрт ведёрко с корнеплодами. Подхожу к этой юрте через полминуты и обращаюсь к бабуле, перебирающей какое-то пшено на корточках в сите:

— Добрый день, уважаемая. Я гость и родич Алтынай, разрешите мне взять вот эти два клубня?

— Здравствуй, — бабуля степенно выпрямляется, удивлённо смотрит на меня и отвечает. — Бери, конечно! Но женщины уже на том краю варят еду в трёх казанах! Потерпи немного? Зачем тебе еда для коней? У нас пока не настолько голод…

— Мне не для еды, мне для дела, — смеюсь в ответ. — Этот и этот, разрешите?

— Бери, конечно, — кивает бабуля и возвращается к своему пшену.

Возвращаюсь к юрте Алтынай и показываю ей одну морковку и одну свеклу:

— Вот это взял у крайней юрты. Скажи, где вы это берёте?

— Да на ярмарках иногда для коней покупаем, которых под седло из табуна берём. Чтоб объезжать легче было, — чуть удивляется Алтынай. — Хранится неплохо, а кони очень любят. Приручать с морковкой намного легче. Но корнеплоды берём понемногу, только под приручение коней: тяжелы больно, с собой много не утащишь. А что?

М-да. Теперь понятно, почему углеводы в кочевой кухне много веков подряд были представлены преимущественно рисом, прочими крупами, фасолью, чечевицей и прочими бобовыми. А плов, в котором до трети веса по рецептуре морковь, считается праздничным и особенным блюдом.

— Если это отварить, то будет не так вкусно, как мясо. Но есть смогут даже люди. И в голодный год, зиму пережить будет вполне можно. — Говорю задумчиво, размышляя вслух. — Если это вырастить самим и запасти вдосталь. — Полуутвердительно, полувопросительно завершаю и, подняв бровь, смотрю на Алтынай.

— Ну и как это выращивать? — хмурится она. — Это же несколько месяцев на одном месте? У нас скотина околеет, пока мы урожай на одном месте ждать будем! Потому что всю траву в округе съест. Да и видела я оседлых земледелов… Они гораздо беднее нас живут…

— Подумаю над этим, — киваю. — Хорошо, что тебя вначале решил спросить… Чего-то такого я и ждал в ответ. Но теперь давай в другой столбик запишем, что именно мешает лично тебе, или твоей семье, сделать это хотя б для себя. Уже молчу о больших родовых амбарах, где это можно хранить на всех… а за сохранность поставить отвечать всего-то пару человек…

— Хотя, конечно, основная преграда — этим никто не будет заниматься. — Продолжает Алтынай вслух, задумавшись, и не обращая на мои последние слова ни малейшего внимания. — Людей будет сложно заставить копаться в земле и это всё выращивать, — с сомнением в голосе говорит Алтынай, явно стесняясь озвучить, что это будет не просто сложно. А невозможно.

Я ожидал этого, по целому ряду причин, потому имею что сказать в ответ:

— Из-за своего незнания, люди очень часто не делают различий между тем, чего они не могут сделать, и тем, чего они не хотят делать, сестра. Ещё чаще они второе принимают за первое только потому, что не знают, как это делается. Человек вообще, и его мозг в частности очень энергозависимая система. Вот не знаю, как тебе это объяснить, пока просто запоминай и постарайся уловить концепцию… потом пройдёмся по деталям, если что… И человек всегда движется по пути наименьшего сопротивления, то есть, по пути сохранения энергии; это от природы так.

— Пока, кажется, понимаю, — кивает Алтынай, явно напрягаясь для понимания. — А можно пример? И уточни, если возможно, что есть энергия?

— Энергия — это много чего, сестра. Но в данном случае давай считать, что энергия — это способность совершать работу. А вот пример. Если на выращивание куска мяса — простой овцы — у тебя уйдёт три часа усилий в совокупности…

— … Потому что баран сам родится, сам себя вырастит и выпасет; за ним не надо ни вскапывать, ни ухаживать особо, ни рыхлить, ни поливать… — задумчиво подхватывает Алтынай.

— Точно. То на то же количество свеклы, тебе придётся достаточно серьёзно работать три месяца… Вот подсознание не даст никому заниматься свеклой, если есть такая альтернатива, как баран. С которым можно особо не напрягаться, в сравнении со свеклой. И если у человека есть выбор: работать или не работать.

— Конечно. — Уверенно соглашается Алтынай. — Для этого, говорят, раньше у других народов рабы и были. Кстати, у оседлых! Вот именно чтоб работали так, как ты сказал! Раб работает, даже когда не хочет.

— Но у тебя сейчас не стоит вопрос, чего вы хотите или не хотите. У вас сейчас стоит вопрос выживания вашего рода. На новой территории. И кстати. Конкретно эти земли отличаются от тех, северных, на которых дулат и конырат кочевали раньше вместе, наличием воды для полива, это раз. Вон хоть и эту реку взять, — киваю вниз где между холмами река и течёт.

— Есть ещё что-то второе?

— Да. Ещё тут более длинный тёплый сезон. Здесь, насколько я вижу, можно выращивать два урожая в год. В общем, в отличие от ваших бывших северных территорий, здесь что-то выращивать можно. Просто твоему народу не хватает ни знаний, ни умений, ни желания. Учиться и делать. Это я тебе как старший говорю.

Алтынай задумывается, и на некоторое время мы замолкаем.

— Вождю нужно очень много сил и желания, чтоб заставить народ учиться делать то, чего народ раньше делать не умел. — Говорю после паузы. — Плюс, просто научиться будет мало. Нужно ещё как-то заставить людей регулярно делать более тяжёлую работу, которую они раньше не делали и делать не умели.

— Для того и существуют тамга и хан, — автоматически кивает Алтынай, нахмурив брови.

— Моих сил целителя не хватит, чтоб показать тебе возможности за три дня больше, чем на паре кустов. Но я предлагаю: давай я вначале покажу тебе, что и как можно было бы сделать? А ты потом скажешь мне: что мы делаем дальше. И делаем ли что-то вообще?..

__________

Кочевое стойбище у отрогов гор.

Кочевники уже не обращают внимание на высокого лысого азара, третий день сидящего на краю стойбища (откуда, кстати, почему-то почти не отходит и Алтынай, дочь Хана).

Азара зачем-то расчистил от травы квадрат земли пятнадцать на пятнадцать шагов, затем тщательно разрыхлил землю, потом натаскал несколько бурдюков воды в этот квадрат и разложил их на земле в странном порядке.

Одна из старух, Раушан (с которой этот странный азара периодически общается), из любопытства спросила его: зачем ему старые бурдюки на земле?

На что он непонятно ответил:

— Как раз потому и старые, чтоб было не жалко. Вернуть их не смогу.

— Да и ладно, шут с ними, — отмахнулась старуха. — Всё равно их надо было менять и выбрасывать… А на земле зачем разложил? Или тайна какая?

— Да не тайна, просто вы не поймёте. — Без особого пиетета ответил азара, хотя и сохраняя в голосе вежливость, приличествующую при общении со старшими. — Капельное орошение. Но я Алтынай всё покажу и объясню. Ей я хоть знаю, как объяснить, — извиняющимся тоном добавил он.

Впрочем, ел чужак мало, причём от мяса категорически отказывался со словами:

— Спасибо, мяса я недавно переел. Какое-то время не буду.

В работах, где мог, помогал. Ну, насколько может помочь кочевникам человек, не умеющий даже держаться на коне верхом. Справедливости ради, с переноской тяжестей, если таковая случалась, он справлялся отлично. И на том спасибо.

Услышав в ответе имя дочери хана, Раушан сразу утратила интерес к чужаку, поскольку Алтынай славилась непонятной любовью к писаному слову (остальным людям в стойбище совсем не понятному).

Ну и пусть их. Как говорится, два книжных червя нашли друг друга. Вреда никакого, с тяжестями помогает, мяса не ест.

Не самый худший гость, если разобраться. Можно даже сказать, идеальный гость: в стычке с пашто помог. Да ещё как помог…

(В указанном пленным пашто месте, своё стадо таки обнаружили. И теперь два десятка молодых джигитов незаметно караулят то место, дожидаясь обличённых властью людей Наместника. Либо, иншалла, может даже и его самого. Согласно тамги, Наместник бы должен пожаловать сам… Правда, встречать его некому: Хан где-то сгинул)

С тяжестями азара каждый раз помогает, да. Воды за раз приносит столько же, сколько хороший аргамак (да и аргамак-то не всякий).

Сам азара, конечно, местами смешной, но от тяжёлой работы (драить большие казаны) тоже не отказывается.

В случае каких-то столкновений с пашто, чётко сказал: на него рассчитывать можно. А опыт у него, судя по всему есть. И не просто опыт…

С учётом всех плюсов, его с Алтынай небольшая блажь (а именно, вырванная из земли трава и разложенные по земле продырявленные старые бурдюки) — это такая мелочь, что внимания на неё и вовсе можно не обращать. Ну нравится им сидеть там днями и ночами — ну пусть сидят.

Ведь не шумят, не безобразничают.

А та трава, что проклюнулась за эти три дня на квадрате чистой земли, наверное, этому азара зачем-то нужна.

Иначе зачем бы он часами гладил пальцами каждый её стебелёк, ползая по земле мало что не на четвереньках?

В общем, за пленного пашто, почти сохранённое стадо (дело теперь только в Наместнике) и — главное — за спасённую ханскую дочь ему можно простить и не такое. Это вообще так, мелочи.

Впрочем, ханская дочь, видимо, уже одарила его всем, чем полагается. И чем может одарить взрослого мужчину взрослая незамужняя тринадцатилетняя степнячка. У которой в юрте больше нет мужчин (чтоб блюсти всё, что полагается блюсти), но зато живёт теперь этот странный гость-азара.

Впрочем, это их личное дело. В степи живут только свободные люди. Дочь хана и этот азара — сами себе хозяева, и детей среди них нет. Их дела — это только их дела.

__________

— Вот смотри, — указываю Алтынай на полученный результат. — Суть в том, что морковь и свеклу надо выращивать в два приёма. Я сейчас прорастил обычные морковь и свеклу за двое суток, но я использовал кое-какую целительскую магию. Теперь эти семена надо собрать, и уже из них вырастут готовые плоды. Корнеплоды, точнее, — поправляюсь. — От которых потом тоже надо будет отобрать часть на маточники, а остальные можно использовать. Либо кормить скот, хотя это и расточительство там, где живу я… Либо есть самим.

— Если честно, на вкус гадость какая-то, — откровенно сообщает Алтынай, откусывая кусочек помытой и почищенной свеклы, взятой мной у местной бабушки со смешным именем Раушан (по нашему — роза).

— Так. Есть правила, сестра. Первое: это резерв. Запас. Еда на экстренный случай, когда больше есть нечего. Второе: чтоб насытиться, и свеклу, и морковь надо варить. Сырыми ты ни свеклу, ни морковь не усвоишь.

— Почему? Лошади же и коровы наедаются?

— У тебя же нет четырёхкамерного желудка как у коровы, сестра, — смеюсь в ответ. — Тебе, чтоб переваривать свеклу или морковь и наедаться ими, их всё же надо варить. Но давай отложим это на потом. Готовить — отдельная тема… Третье правило: в этом климате, снимать можно два урожая. Сюда же: выращивать лучше в два этапа. Первый этап: из маточных плодов выращиваем семена, вот как я сделал за эти три дня. Второй этап: из семян выращиваешь готовые корнеплоды. Как раз можно уложиться в местное лето.

— Ты уверен, что в этом есть смысл? — с явным сомнением в голосе спрашивает Алтынай.

— Сейчас и ты будешь уверена. Моркови можно собирать десять мерных мешков вот с такого квадрата земли, как этот, — указываю глазами на нашу «грядку», переводя попутно в местные меры урожайность в размере пятидесяти тонн с гектара. — А свеклы такой квадрат может дать ещё в полтора-два раза больше.

— Свекла настолько лучше растёт? — Алтынай, услышав цифры и прикинув их к своим реалиями, широко открыла глаза, почти сравнявшись в их ширине со мной.

— Да. Свекла в полтора-два раза урожайнее моркови, — подтверждаю. — Там, правда, есть тонкости: не сеять на одном месте, особенно урожайные виды…

— У них тоже есть виды? — ещё шире раскрывает глаза Алтынай.

— У лошадей есть разные породы? — отвечаю вопросом на вопрос. — Или все лошади в мире одинаковые? И коровы попутно?

— Конечно…, - уверенно кивает Алтынай и собирается развиваться дальше, но я её перебиваю:

— Вот у свеклы и морковки есть такие же породы. В общем, при многолетнем выращивании на одном и том же месте есть свои тонкости, но о них поговорим не сейчас. Вот теперь ты мне скажи, ханская дочь. Если у вас было бы засажено сто таких квадратов. Это бы помогло перезимовать?

Алтынай надолго выпадает из разговора, молча кивая мне в ответ и прикидывая в уме большие числа, оперировать которыми явно не привыкла.

В отличие от неё, я уже мысленно поделил пятьдесят тонн на пятьсот человек и получил центнер корнеплодов на каждого. Что совсем не плохо. И, если не учитывать психологических моментов переключения кочевников с привычного мяса «на траву», то этот центнер — гарантия выживания.

Теперь жду, когда этот расклад в цифрах дойдёт до Алтынай, которая считает намного медленнее меня.

__________

Примечание.

Киоск «ОВОЩИ-ФРУКТЫ» в Казахстане называется «Фрукты-ягоды»:-) «Жеміс — жидек»

Глава 8

Алтынай наконец справляется с подсчётами:

— Получается по два мерных мешка на каждого человека в этом стойбище. Это же много! — Только и говорит она, в очередной раз широко открывая глаза и удивлённо глядя на меня.

— Этого более чем достаточно, чтоб выжить, — киваю я. — Если отставить в сторону вопросы психологического дискомфорта при смене диеты. Только не спрашивай, ради Аллаха, что это такое, сестра…

— Не спрашивать про психологический дискомфорт или про диету? — улыбается Алтынай. — Потому что я не поняла ни одного, ни второго.

— Про оба не спрашивай, — складываю ладони вместе в жесте просьбы.

— А зачем ты тогда говоришь такие слова, которые не имеют смысла? И если я их всё рано не понимаю?

— Хм. Хороший вопрос. Потому что с тобой я говорю то, что думаю, сестра. И не думаю, что говорить. — Честно отвечаю, подумав пару секунд. — Видимо, расслабился и ленюсь подбирать слова. И следить за языком.

— Да ладно, я поняла и так, — Алтынай прикасается кончиками пальцев к сгибу моего локтя, улыбаясь. — Так смешно, когда ты что-то очевидное так серьёзно объясняешь… считая меня маленькой… Слушай, а откуда ты так хорошо разбираешься в выращивании растений? — спрашивает через пару минут Алтынай, дожевав таки половинку сырой свеклы и снова широко раскрывая свои азиатские глаза. — Ты же солдат? А рассказал сейчас за целый кишлак земледелов. Потомственных. Живущих южнее пуштунов, во-о-он за теми горами.

Поскольку она очень тонко чувствует неправду (а вываливать на неё всё будет неправильным, несмотря на то, что секретов от неё у меня нет), я очень тщательно подбираю слова в ответ:

— Сестра, я служил не только в армии. Ещё я служил на флоте. Раньше. Вот в те времена, когда я служил на флоте, мне приходилось знать и запоминать очень многое, в том числе не связанное с самим флотом напрямую. В рамках получаемых и выполняемых заданий.

— Неужели и про свеклу с морковкой тоже? — не перестаёт удивляться Алтынай.