Письма с того света

Азиз Несин

Письма с того света

АКАДЕМИЯ НАУК СССР

ИНСТИТУТ НАРОДОВ АЗИИ

Издательство восточной литературы

Москва 1960

Азиз Несин

Каждый раз, когда острота социальной борьбы в Турции доходила до высокого напряжения, в турецкой литературе на первый план выдвигалась сатира.

В периоды общественных потрясений сатира отбрасывала в сторону добродушную иронию и выступала в роли разоблачителя. Не случайно, что самыми действенными, влиятельными и популярными газетами и журналами в Турции всегда были сатирические, юмористические. В сатирических произведениях народ выражал свою ненависть, любовь и симпатию.

В 1946 г., когда в Турции наметился подъем демократического движения, прогрессивные деятели страны начали издавать сатирические газеты и журналы «Нухун гемиси» («Ноев ковчег»), «Гевезе» («Болтун»), «Папаган» («Гриф») и др., вокруг которых собрались почти все передовые поэты, писатели и журналисты. Многие из них определили свой путь в литературе и свою творческую манеру именно благодаря участию в этих сатирических изданиях.

Особенно выделялась газета «Марко паша», названная так по имени полулегендарного мудреца, который будто бы способен был исцелять любое горе. Газету эту издавали известный писатель Сабахаттин Али и журналист Азиз Несин. Последнему и принадлежало большинство сатирических статей в газете.

Власти неоднократно закрывали газету «Марко паша», некоторое время она продолжала выходить под другими названиями, а вскоре и вовсе прекратила свое существование. Сабахаттин Али был предательски убит, а второй ее издатель — Азиз Несин — стал сотрудничать в одной вечерней газете, чтобы заработать себе на жизнь. Работа в газете «Марко паша» определила судьбу Азиза Несина: он стал писателем-сатириком.

Родился Азиз Несин в 1915 г. в Стамбуле. Окончил военно-техническое училище. Занимался журналистикой. Был владельцем книжного магазина, работал фотографом. В настоящее время является штатным сотрудником газеты «Акшам», где почти в каждом номере печатает рассказы и фельетоны.

Азиз Несин приобрел имя в литературе лишь в 1956 г., когда он получил первую премию международного конкурса писателей-юмористов, проводившегося в Италии. А когда через год ему была вторично присуждена первая премия на том же конкурсе в Италии, издатели по-настоящему оценили этого турецкого писателя, которого они раньше не замечали. За три года было издано более тридцати книг Азиза Несина, он стал самым популярным писателем в современной Турции. Его начали переводить за рубежом.

«Письма с того света» (в турецком издании — «Умерший Ишак») — четырнадцатая книга Азиза Несина. Написана она в 1957 г. и вышла в свет в 1958 г. Это было время продолжавшегося ухудшения экономического положения Турции, усиления реакции и подавления демократических сил.

Примечательно само название книги — «Умерший Ишак». Есть турецкая поговорка: «Умершему ишаку нечего опасаться волка», означающая крайнее отчаяние. Но оказывается, эта поговорка уже устарела. Умереть в мендересовской Турции — это еще не избавление от забот.

«Письма с того света» — острозлободневные фельетоны о жизни Стамбула. Человек умер, «потеряв надежду на свободу, на сахар, на воду, на лекарства, на любовь». Попав в ад, он чувствует себя в родной стихии, потому что жизнь его на земле была подобна аду. Когда же его помещают в рай, он страдает от непривычного комфорта.

В повествование «вмонтированы» критические замечания автора на те или иные политические события, происходившие в Турции в недалеком прошлом, или на темы городской жизни.

Почти каждое письмо завершается ироническим замечанием писателя по поводу партийной карьеры. Принадлежность к той или иной партии расценивается как удача или неудача человека. Если он член правящей партии — удачлив; если он состоит в оппозиционной партии — неудачлив. Писатель издевается над «принципиальными» деятелями, которые наживают себе политический капитал, переходя из одной партии в другую.

Едкий смех Азиза Несина, его мастерство в построении сюжетной линии, умение находить смешное не в анекдотических ситуациях или каламбурах, а в самой жизни, наблюдательность и сочный язык завоевали ему славу лучшего юмориста и сатирика современной Турции.

Перевод сделан по изданию: Aziz Nesin, Ölmüş eşek, Istanbul, 1958, — включающему три самостоятельных рассказа, близких по тематике «Письмам с того света». Эти рассказы сохранены также в русском издании. Перевод выполнен коллективом переводчиков в составе: Р. А. Аганин, Н. А. Айзенштейн, Л. О. Алькаева, А. Бабаев, А. П. Базиянц, М. А. Гасратян, К. К. Кямилев, А. А. Кямилева, К. М. Любимов, С. Ф. Орешкова, Л. А. Орнатская, Б. М. Поцхверия, Ю. Н. Розалиев, А. К. Сверчевская, А. З. Трофимов, С. Утургаури, Р. О. Юсипова.

А. Бабаев

Письма с того света, написанные умершим Ишаком его другу Слепню

Первое письмо

Любимый брат мой Слепень!

Ты, конечно, будешь поражен, получив мое письмо.

— Мы ведь считали, что он уж давно с копыт долой, из какого же хлева он пишет? — с удивлением скажешь ты.

Но ты не удивляйся. Я нахожусь сейчас на том свете и вот оттуда пишу тебе это письмо.

Здесь находятся самые большие, именитые люди, жившие когда-либо на белом свете. И представь себе, среди них пребываю и я.

— Вах-вах! Не знали мы цены этому парню, — станешь ты сейчас горько сокрушаться. И будешь совершенно прав. Ведь на самом деле, в проклятом бренном мире никогда не оценивают по достоинству всех великих людей. Только после их смерти, дорогой мой братец Слепень, дело коренным образом меняется. Так что не сетуй на трудности, которые ты испытываешь в земной юдоли. Зато когда ты умрешь, о тебе останется хорошая память у живущих, а на том свете ты обретешь вечное блаженство.

Письмо, которое отправляют из Кадыкёя в Каракёй, ты не смог бы получить и в течение месяца. Но на том свете дела более упорядочены, чем у вас. Письмо отсюда ты получишь сразу же. Да, дружок, получишь тут же, немедленно. Ведь в здешнем Управлении связи нет чиновников. А поскольку нет чиновников, то нет места и для почтового отделения, которое создано для того, чтобы заставлять людей сходить с ума от любопытства. Если кто-нибудь с того света вздумает написать письмо кому-либо из живущих на белом свете, то все, что он захочет сказать, сразу же становится известным его адресату.

Любимый брат мой Слепень!

В этом первом своем письме я расскажу тебе, как я умер. Мой рассказ, надеюсь, поможет тебе в особенно трудные времена, когда жить станет совсем невмоготу.

Так вот, слушай!

Я умер, умер бесповоротно. Это не то, что в летнюю жару хлебнуть холодного напитка со льдом и причитать: «Ох, боже, я умираю!» Нет, это не такая смерть. Я умер по-настоящему.

Ты скажешь с упреком: «Разве можно шутить со смертью?» Но милый мой, ведь если сама жизнь людей, подобных нам, одна сплошная шутка, то смерть уж просто позор. Ведь на белом свете осталось только два человека, которые будут плакать и убиваться по мне: это — Василь и Ведат. Одному я должен пятьсот, а другому — сто лир. Видеть их физиономии было для меня хуже смерти. И в конце концов я решил, что лучше умереть сразу, чем умирать каждый день, так сказать, в рассрочку.

Вначале я задумал было умереть дома. Но поразмыслив, отказался от этой мысли, ибо все тогда увидели бы, в какой бедности и нищете я жил, и я бы опозорился на весь мир.

— Не смог я при жизни побывать в красивых местах, так хоть умру в одном из них, — сказал я себе, — и, как породистая кошка уползает околевать, так и я направил свои стопы в далекую прекрасную местность.

Перед тем как умереть, я спросил самого себя:

— Каково твое последнее желание? Ну, говори!

— Жить, — раздался ответ из глубины моей души.

— Ну, это ты брось, — сказал я. — Если тебя спросили, каково твое последнее желание, то нечего задаваться и поднимать кверху нос. Ты скажи что-нибудь такое, что бы было выполнимо.

— Жить! — снова раздался из глубины души тот же голос.

— Замолчи, бессовестный! — отчитал я этот голос и тут же заткнул себе рот рукой, боясь допустить какое-нибудь новое нарушение закона о печати.

— И что же ты хорошего видел на этом свете, чертов сын? Ведь жил, как муха под хвостом лошади.

Сказав это, я закрыл глаза и отошел в обитель вечности, где господствует милосердие всевышнего и вечный покой[1]. Мое тело вытянулось в придорожной канаве. Какой-то прохожий пнул меня раза два ногой, потом начал всего обыскивать. Когда он рылся в моих внутренних карманах, мне стало щекотно. Но поскольку я умер, то я, конечно, не должен был подавать голоса.

Денег он не нашел. Не обнаружив на мне даже маленькой годной на что-нибудь безделицы, вроде авторучки, кольца или зажигалки, он с негодованием плюнул мне в лицо и затем окликнул проходящего мимо полицейского.

— Вот здесь кто-то умер. И на человека-то не похож!

Они вместе с полицейскими еще раз обыскали меня.

— На нем ничего нет. Нельзя выяснить, кто он такой, — сказал прохожий.

Однако полицейский не согласился:

— Ну, нет, так не выйдет. Я сейчас же, немедленно, выясню, кто он!

И показав на свой номер и револьвер в заднем кармане, добавил:

— Не зря же, дорогой мой, мы носим все это. Нам даже сам ветер иногда кое-что говорит! Я сейчас же без труда узнаю, кто он.

— А как же ты узнаешь?

— Заставлю сказать, — рассмеялся полицейский.

— Но ведь он же мертвый.

— А ты не торопись. Живого всякий сумеет заставить говорить. У меня, вот увидишь, мертвый соловьем зальется. Мы можем заставить говорить не то что мертвых, у нас даже камни надгробные заговорят, да еще так, что подумаешь, будто это сам хафиз Бурхан читает газели.

Рылись, рылись они в моих карманах и наконец нашли там стихи, написанные мною одной золотушной девице из квартала Фатих и учительнице из Бурсы.

— Нет, не стоит, не стоит, — заявил полицейский, увидев стихи, — не стоит заставлять его говорить. Ведь этот тип — поэт. Заставить его говорить — пара пустяков, но если он заговорит, тогда его уж не остановишь, пусть хоть соберутся полицейские силы семи великих держав и прибудет представитель Организации Объединенных Наций.

С этими словами полицейский оставил меня в покое и зашагал прочь.

— А зачем же ты уносишь стихи? — поинтересовался прохожий.

— Стихи — очень темная вещь. Может быть, по ним можно будет установить доказательства виновности, вот потому я и беру их.

А я так и остался лежать в канаве.

Вот каким образом, брат мой Слепень, я умер. Но этим дело не кончилось. Да и как оно могло этим кончиться? Ты думаешь умереть — это так просто? Куда там! Поверь мне, если ты умрешь когда-нибудь, то будешь тысячу раз раскаиваться в этом. Мы уже дошли до такой точки, что и жить не живется, и умирать не умирается.

В следующем своем письме я расскажу тебе, что со мной приключилось дальше. А пока передай привет всем помнящим и спрашивающим обо мне. Кстати, я сказал «всем спрашивающим» и вдруг вспомнил. Дорогой мой, умоляю тебя, не говори, пожалуйста, моим кредиторам, где я. Ты ведь знаешь, среди них есть один, который, чтобы заставить меня расплатиться, пойдет даже на смерть и придет сюда. Так что не давай мой адрес всякому встречному и поперечному вроде этого моего кредитора.

Целую тебя в глаза.

Твой брат

Умерший Ишак

Второе письмо

Любимый брат мой Слепень!

В предыдущем письме я рассказал тебе о том, как я умер, вернее, как я растянулся в придорожной канаве. Но главные неприятности начались потом. Около меня начали останавливаться прохожие. Собралась толпа. Какой-то гражданин, став надо мной, закричал:

— Ой! Что же мы за люди? На наших глазах умирает человек, а нам хоть бы что!

Другой поддакнул:

— Верно сказано, клянусь честью! В стране не осталось и одного человека! Сколько тут народа, но никто и пальцем не пошевельнет!

Затем раздались голоса:

— Нет ли доктора? Доктор!..

— Самое лучшее позвонить…

— Пока дозвонишься, человек умрет.

— Ох, если б только умер! Птицы растащат и черви съедят, так что и кусочков не соберешь.

— Думаете, в нынешние времена легко поговорить по телефону? Только болтают об этом.

— Вай-вай! Человек на глазах умирает! Эх, братцы, нет у нас жалости и сострадания…

Какой-то юноша сказал рядом стоящему:

— Вот в Европе и Америке таких вещей не происходит. Это страны цивилизованные. Там организации общественной помощи. Стоит упасть собаке на улице, сейчас же подбегают к ней, кладут в машину и отправляют в ветеринарную больницу.

— Дудки, — возразил его сосед. — В Европе и Америке никто ни в чьи дела не вмешивается. Там каждый занят своим делом. Если кто-нибудь скажет соседям: «Умираю, дайте воды, ради бога», — никто и глотка не даст. Понял ты это?

— А вы, эфенди[2], ездили в Европу, что так говорите?

— Если и не ездил, то слышал от тех, кто ездил. К тому же я и читаю… Можно подумать, что вы там были?

— Разумеется. В прошлом году наше общество взаимопомощи на пароходе «Битлис» предприняло двухнедельный туристический рейс по Средиземному морю. Должен вам сказать, эфенди мой, объездил я всю Грецию, Италию, Испанию, все страны на берегу Средиземного моря. И в результате узнал я такое, что…

— Эй! Неужели среди вас нет ни одного совестливого человека, а?

— А если и есть, то что!

— Надо бы позвонить с полицейского поста.

— Вот если бы сюда «скорую помощь»…

— В Европе и Америке никто из частных граждан не вмешивается в дела живых и умирающих. Почему? Потому что это цивилизованные страны и там есть специальные люди, которые должны заниматься такими делами. Существуют специальные организации, которые подбирают упавших на дорогах, упавших и умирающих, упавших, но еще не умирающих. Там, не так как у нас, прохожие не останавливаются около умирающего человека, чтобы поглазеть, как он умирает, а проходят себе мимо. Пусть его подымают и делают, что хотят, те, кто уполномочен.

— Надо хотя бы расстегнуть ему ворот.