Дева и дракон

После этих слов Владик невольно вздрогнул. Он очень хорошо знал, что такое отвлекающий маневр, поскольку ему многократно приходилось осуществлять его. По воле злобного изверга он выманивал зомби на себя, и пока те гонялись за несчастным программистом, Цент и Машка обчищали очередной магазин.

Недобрые предчувствия овладели Владиком. Он начал догадываться, кому уготована участь смертника и в этот раз.

Как выяснилось, угадал верно.

– Рядовой Владик, – обратился к нему Цент, – тебе поручается ответственное задание. Ты готов выполнить его любой ценой?

Из печальных глаз Владика покатились слезы отчаяния. Что-то подсказывало ему, что именно сегодня он не сумеет убежать от мертвецов. Чудовища неминуемо настигнут его, и разорвут на куски. Съедят заживо.

– Да не куксись ты! – приказал Цент, ободряюще двинув Владику кулаком в плечо, отчего тот слетел со стула и растянулся на полу. – Я выдам тебе транспорт.

В измученной душе Владика затеплилась надежда, что сегодня он, возможно, не умрет. Если Цент позволит ему отправиться на задание на автомобиле, это значительно увеличит его шансы на выживание.

– Теперь ты, Машка, – обратился Цент к девушке. – Не все зомби могут заинтересоваться очкариком, поэтому остальных отвлечешь на себя ты.

– Ладно, – равнодушно ответила Машка, вновь замечтавшись о прекрасном принце.

– Ну а я, – закончил распределять роли Цент, – храбро вбегаю в очищенную вами деревню, завожу грузовик и отгоняю его в безопасное место. Все просто.

– А если грузовик не заведется? – спросила Машка.

– Я об этом думал, – кивнул головой Цент. – Если это произойдет, придется отступить и спланировать новую операцию. Не с первой, так со второй попытки, но тушенку мы спасем.

– У нас ведь и так полно еды, – как бы между делом напомнила Машка.

– И? – зло глядя на нее, уточнил Цент.

– Ну, зачем нам, в таком случае, еще припасы?

– Зачем припасы? – взорвался бывший рэкетир. – Зачем, спрашиваешь, припасы? Да потому что харчи, это тебе не золотые слитки. Харчи съедаются. А у нас, к тому же, они съедаются с какой-то умопомрачительной скоростью. Не понимаю, в чем причина. Сам я умерен в еде, кормлюсь малыми порциями, во всем себя ограничивая.

– Я тоже не обжора, – сообщила Машка.

– Тогда кто виноват в том, что наши запасы провизии тают, как снег под весенним солнцем? Кто тот неистовый живоглот, чьими стараниями мы не успеваем добывать провизию, как она тотчас же исчезает?

И Цент обрушил на Владика страшный взгляд. Программист невольно съежился, осознав, что на него, горемычного, опять собираются повесить обвинения во всех смертных грехах. Точнее, в одном – чревоугодии. Но в глазах жадного Цента этот грех был страшнее всех прочих вместе взятых.

– Да, так и есть, – произнес Цент страшным голосом. – В нашем дружном коллективе завелся безудержный пожиратель. И мы все знаем, кто он.

Уж Владик-то знал. Этим пожирателем являлся Цент. Ни до, ни после зомби-апокалипсиса программисту не доводилось видеть человека, питавшегося так же обильно и расточительно, как выходец из девяностых.

– Мне тяжело это говорить, но я боюсь, что придется принять решительные меры, – произнес Цент, не отрывая от Владика своего злобного взгляда. – Преступному обжорству пора положить конец.

Владик всхлипнул, пытаясь представить себе, какая кара ждет его. Цент зашьет ему рот? Зашьет еще что-нибудь? Выбьет половину зубов? Выбьет и вторую?

Что бы там ни затевал изверг из девяностых, Владик твердо знал, что ему следует готовиться к худшему. Потому что ничего иного в этом мире для него не осталось.

4

В том, что все пошло не по плану, Владик Цента не винил. Ну, разве что чуть-чуть. Самую малость. Винить его в полную силу было страшновато. Ведь если бы изверг из девяностых заметил на лице своего мальчика для битья осуждающее выражение, для того все обернулось бы еще большими страданиями. А Владик этого не хотел. В тот день он так исстрадался досыта.

То, что придуманный Центом план не является удачным, Владик осознал в тот самый момент, когда бывший рэкетир презентовал ему его транспорт. Тот самый, верхом на котором он должен был отвлечь на себя большую часть обитающих в деревне мертвецов.

Не веря своим глазам, Владик с немым ужасом взирал на небольшой старый велосипед, предназначенный скорее для подростка, чем для взрослого мужчины, пусть и мужчины субтильного, худенького и невысокого, на чьем лице бугрились алые следы навеки затянувшегося переходного возраста.

Велосипед был стар. Его местами погнутую раму покрывали пятна ржавчины, а кривые колеса при езде выписывали лихие восьмерки. Дерматин, обтягивающий седло, был дыряв во многих местах, и, глядя сквозь него можно было видеть ржавую провисшую цепь. Оба колеса были спущены, притом на заднем из них отсутствовала даже шина. Остался только металлический обод. Руль стоял не вертикально к линии движения, а был повернут под каким-то удивительным углом. Довершала картину надпись, которую чья-то шкодливая рука начертала на треснутом стекле фары, прикрепленной к раме ржавым болтом. Надпись состояла из одного слова, а то всего из трех букв. Но говорили они о многом.

– Что это? – дрогнувшим голосом спросил Владик, указывая на кусок ржавого железа, который язык не поворачивался назвать велосипедом. Он надеялся, что это очередная несмешная шутка хохмача Цента.

– Твой байк, – ответил Цент, и толкнул велосипед в сторону Владика. Тот поймал технику, и слезы заструились по его щекам. Ехать на этом хламе в толпу зомби было равносильно тому, чтобы с разбега запрыгнуть щучкой в доменную печь.

– Я не смогу, – прошептал Владик, и в глазах его застыл искренний ужас.

– В чем проблема? – нахмурился Цент. – Я тебе даю велосипед. От мертвецов можно даже пешком убежать, а уж на велосипеде и подавно. Просто крути педали и наслаждайся жизнью.

Владик вновь опустил взгляд на предложенный ему транспорт. Нет, это был не велосипед. Это был зомби-велосипед, который умер много лет назад, но так и не понял этого.

– Он же сломан, – попытался объяснить Владик.

Цент тоже посмотрел на велосипед.

– Да нет, – пожал плечами он, – вполне себе рабочий велик. Ну, ржавый немного. Подумаешь! Он ржавый, ты прыщавый. У всех свои недостатки.

Владик вновь открыл рот, намереваясь донести до изверга очевидную мысль, что ехать на этой рухляди невозможно, но Цент его опередил.

– Выбирай, – предложил он, – либо велосипед, либо пешком.

– Велосипед! – выпалил Владик, пока Цент не выбрал за него.

Пешком, и Владик знал это точно, он от зомби не убежит. Особенно на открытой местности, где негде спрятаться или укрыться от плотоядной нечисти. Велосипед давал хоть какой-то шанс, призрачный, но шанс.

Свою задачу Владик усвоил четко. Она состояла в попытке изощренного суицида. Верхом на древнем велосипеде он должен был проехать сквозь деревню, собрать всех мертвецов и увести их за собой. Куда – не важно. Хоть в землю обетованную, хоть по тому адресу, что красовался на стекле велосипедной фары. Лишь бы прочь из деревни.

– Сильно не гони, – напутствовал его Цент. – Если зомби отстанут, они прекратят преследование. Держи небольшую дистанцию, метров в десять. Можешь их поддразнивать своим визгом.

Владик невпопад кивал головой, лицо его было белее мела. Машки с ними не было, девушка уже отбыла на свою позицию, готовясь отвлекать на себя тех мертвецов, что не погонятся за велосипедистом.

– Ну, Владик, с богом, – пожелал ему удачи Цент. – Если вдруг что, то знай – я буду скучать.

Владик поверил извергу. Конечно, он будет скучать. Скучать по терзаниям и пыткам, которые устраивал несчастному программисту, наслаждаясь чужими страданиями.

Оседлав велосипед, Владик оттолкнулся от земли и поставил ноги на педали. Вся конструкция под ним скрипела, громыхала и вибрировала – на колесах не было шин, которые создавали амортизирующий эффект, и Владик своей пятой точкой чувствовал каждый камешек, каждую кочку, каждую ямку на своем пути. Очень, очень хорошо чувствовал. Седло било в его зад с такой силой, что у программиста непрерывно лязгали челюсти. Он напоминал обезумевшего щелкунчика, который зачем-то оседлал велосипед и несся по плохой деревенской дороге навстречу неминуемой смерти. Ну, то есть, как – несся? Нестись на этом чуде техники было в принципе невозможно. Все скоростные рекорды этого велосипеда остались в далеком прошлом. Владик просто ехал, ехал примерно с той же скоростью, с какой мог бы бежать. И он уже видел впереди серые тела живых мертвецов, бродящих по центру деревни вокруг единственного на весь населенный пункт магазинчика.

Тут Владик попытался набрать скорость, прекрасно понимая, что если проедет мимо мертвецов недостаточно быстро, те могут успеть схватить его и повалить на землю. Он начал яростно крутить педали, ржавый механизм выл и стонал. Седло неистово колотило его по ягодицам.

Зомби заметили его. И тут же, словно по команде, двинулись на добычу, замогильно рыча и выставив перед собой трясущиеся руки. Владик видел, что он несется прямо навстречу верной смерти. Стал выворачивать руль, одновременно с этим еще быстрее вращая педали, и вдруг те провернулись с поразительной легкостью. Владик не сразу понял, что сучилось. Лишь крутанув педали раз десять, он осознал – у его велосипеда соскочила цепь.

Теперь он не мог ни увеличить скорость, ни затормозить. Владик катился прямо на мертвецов, подпрыгивая на кочках и дергая кривой руль, который поворачивал велосипед куда угодно, только не туда, куда нужно. Владик понял, что сейчас он погибнет лютой смертью, но тут его велосипед наскочил голым колесом на особо крупную кочку, его подбросило в воздух, и ветхое седло соскочило с крепления в тот момент, когда Владик на мгновение оторвал от него свой зад. Увы, но программист не заметил этого. Не заметил, и резко опустил пятую точку обратно.

От резкой боли у страдальца потемнело в глазах. Владик не сразу понял, что произошло. Вначале подумал, что какой-то мертвец догнал его, и впился в зад гнилыми зубами. Затем до пульсирующего болью сознания дошло – он водрузил сам себя на металлическую трубу рамы.

Крича от боли, насаженный на кол Владик катился по неуправляемой траектории. Когда дернул руль в очередной раз, тот просто оторвался от рамы и остался у него в руках. Владик тупо продолжал цепляться за него и дергать из стороны в сторону. Но продлилось это безумие недолго. На следующей же кочке у велосипеда отлетело заднее колесо, и Владик грохнулся на твердую землю. Боль была страшной – отбил локти, раскровенил нос, ноги запутались в раме велосипеда, и он едва не переломал их при падении. Плюс к этому, чудовищно болела задница, пережившая частичное водружение на кол.

И все же, забыв о боли и полученных травмах, Владик не позволил себе залеживаться. Монстры уже наступали на него со всех сторон. Он поднялся и, прихрамывая, побежал, а зомби стекались со всей деревни и включались в процесс преследования.

За всем этим с безопасного расстояния наблюдал Цент. С неодобрением он отметил, что безответственный программист опять испортил все дело. Вдребезги поломал выданный ему велосипед, да еще и сам едва не стал жертвой мертвецов.

Впрочем, пусть и с накладками, но Владик выполнил свою часть плана. Убежал, и увел за собой всех деревенских зомби. Как надолго программисту хватит сил, Цента не волновало. Он считал, что если во Владике пробудится могучий инстинкт самосохранения, то тот выживет. Ну а если инстинкт продолжит сладко спать, то туда ему и дорога.

Инстинкт-то во Владике пробудился, еще как пробудился. С инстинктом у него проблем не было. А вот с чем у него действительно были серьезные проблемы, так это с физической подготовкой.

Он бежал по деревенской дороге, не помня себя от ужаса. Стесанные о гравий локти пылали огнем, отбитые о раму ноги так и норовили предательски подломиться. Но наибольший дискомфорт доставлял сокрушенный о железную трубу зад. Владику начало казаться, что все это было заранее спланировано Центом. Он нарочно сделал так, чтобы велосипед, развалившись под всадником, нанес тому наибольшие повреждения. В идеале, как думал Владик, велосипед должен был лишить его жизни. И ему это почти удалось. Насадись он на трубу сильнее, так бы он на ней и остался.

Владик оглянулся через плечо, и увидел толпу загробной сельской нежити, наступающую ему на пятки. Впереди уже виднелся край деревни, а за ним протянулись поля, на которых не было ни одного укрытия или убежища.

Владик стиснул зубы, и ускорил бег. Его единственный шанс на спасение состоял в том, чтобы скрыться с глаз мертвецов. Только в этом случае они прекратят преследование.

Цент вошел в очищенную деревню. Он двигался без спешки, часто поглядывая по сторонам и не выпуская из рук дробовика. С околицы донесся горький крик программиста. Владик все еще был жив. То упорство, с которым прыщавый нахлебник цеплялся за свое никчемное существование, взбесило Цента. Владик вел себя так, будто собирался прожить тысячу лет. И всю эту тысячу лет самозабвенно трескать тушенку и сухарики.

Цент понял – с прожорливым спутником пора что-то делать. Дальше в таком духе продолжаться не могло. Если у самого Владика напрочь отсутствует совесть, придется вмешаться в это дело извне, и принудить живоглота к умеренности в качественной и вкусной пище. Не те нынче времена, чтобы кого попало тушенкой да сухарями потчевать. Трудная година, зомби-апокалипсис, все дела. Тушенки мало, сухариков тоже. На всех их не хватит. Кому-то неизбежно придется перейти на кормежку попроще. Цент, прикинув в уме, понял, что в их коллективе этим кем-то суждено стать Владику. Хватит уже программиста да консервами кормить. Пора приучать его к овощам, а там и до сена недалеко.

Тут Цент услышал Машкин крик. Девушка громко зазывала к себе оставшихся в деревне мертвецов, расчищая крутому перцу путь к грузовику с продуктами. Цент уже видел его. Автомобиль стоял возле магазина, и, судя по состоянию рессор, был под завязку набит провиантом. Ох и грянет же пир на весь мир! Ну, не на весь, конечно, весь мир-то обойдется. Пировать будет он сам и, возможно, Машка. А вот Владика на свой пир Цент решил не приглашать. Разве что в качестве официанта.

Беспрепятственно добравшись до грузовика, Цент залез в кабину, и с радостью увидел ключ в замке зажигания. Пока что все шло неплохо, высшие силы явно благоволили ему. Чувствуя себя любимцем богов, Цент повернул ключ зажигания раз, повернул два, повернул три…. Ничего! Проклятая колымага даже не предприняла попытки завестись. А вот Цент завелся, да еще как.

– Чертов хлам! – взревел он, колотя кулаками по рулевому колесу. – За что? За что мне все это?

Он предпринял еще несколько безуспешных попыток запустить двигатель, а потом понял – надо уходить. Отступить, перегруппироваться, и придумать новый план.

Едва он вылез из грузовика, как вначале услышал, а затем и увидел Владика. Тот бежал обратно, красный, измученный, с мокрым от слез лицом, а за ним, рыча и подвывая, следовала толпа мертвецов.

Когда Цент понял, что тупой подельник вначале увел всех зомби из деревни, а затем, сделав круг, притащил их на прежнее место, он принял решение – пищевым санкциям быть. Владику они пойдут только на пользу. Ему открылась страшная правда – программист непростительно зажрался. Регулярное поедание мясных консервов и сухариков со вкусом холодца и хрена развратило его грешную душу. Он забыл, что вкусная и здоровая пища, это роскошь, а не повседневная рутина. И что ее еще нужно заслужить.

Пришла пора напомнить ему об этом.

Но пока что пришлось просто убегать, потому что Владик вел толпу зомби прямо на него.

– Зачем ты притащил их обратно? – спросил Цент, когда программист поравнялся с ним, и они вместе побежали обратно, к оставленной за пределами деревни машине.

– Я так испугался, – сквозь отдышку заныл Владик. – Я не понимал, что делаю.

Цент оглянулся, и увидел деревенскую нежить, упорно преследующую их.

– Не волнуйся, Владик, – сказал он своему спутнику, – скоро ты многое поймешь. Возможно, ты поймешь вообще все. Я об этом позабочусь.

Пока они спасались бегством, Машка, которая не знала о том, что операция по захвату грузовика с продовольствием провалилась, продолжала уводить из деревни свою порцию мертвецов. Порция ей досталась скудная – всего пять голов. Да и те подобрались не самого высшего сорта. Мертвецы оказались медлительными и неуклюжими, преследуя Машку, они едва переставляли непослушные ноги. Девушке приходилось уходить от них пешком. Перейди она на бег, и она мгновенно оторвалась бы от тухлой компании.

Неспешно отступая, она благополучно добралась до крайнего дома. Дальше деревня заканчивалась, и начинались огороды, которые этой весной так никто и не засеял. Вместо картофеля и свеклы на них бурно взрос разнообразный сорняк.

Машка остановилась перед старым покосившимся забором, поджидая, пока зомби подползут к ней ближе. Тогда она ловко перемахнет на ту сторону ограды, и убежит прочь. К этому моменту Цент уже наверняка достиг грузовика и либо увел его из деревни, либо выяснил, что тот неисправен, и ушел сам. Следовательно, и ей самой пора было уносить отсюда ноги.

Пятерка мертвецов медленно приближалась к ней. Машке даже стало немного скучно наблюдать за этими медлительными и неуклюжими чудовищами. Когда между ней и группой зомби осталось метров пять, Машка ухватилась руками за край забора, перебросила через него ногу, и вдруг почувствовала, что падает. Притом падает вместе с забором.

Каким-то чудом ее ступня угодила между перекладин, и когда она грохнулась на землю, всю ногу от кончиков пальцев до ушной раковины пронзила резкая боль. Машка вскрикнула, и попыталась выползти из-под придавившего ее забора. Тот, к счастью, был не слишком тяжелым, и она легко спихнула его, высвободив ногу. Еще не осознавая, как крепко она влипла в неприятности, девушка попыталась подняться на ноги. Но едва она попыталась перенести весь тела на левую ногу, как новая волна боли прокатилась по телу. Машка вскрикнула, и опять упала на землю.

Что-то случилось с ее ногой. Вывих или перелом, или еще что-то. В настоящий момент это не имело принципиального значения. Важно было иное – теперь она не могла идти.

Подняв взгляд, Машка с ужасом обнаружила, что все пять мертвецов, прежде казавшихся ей медлительными, как черепахи, уже почти настигли ее. И больше они не казались ей медлительными.

Пытаясь не поддаться панике, Машка выхватила пистолет, и стала стрелять. Делала все по заветам Цента. Когда речь заходила об убийствах и причинении увечий, изверг из девяностых был вполне компетентным экспертом в этих вопросах. И он советовал в подобной ситуации стрелять по ногам, стараясь перебить кости нижних конечностей, дабы превратить ходячего мертвеца в мертвеца ползающего.

Машка так и сделала. Несколько раз она выстрелила, ни разу не промазала, но перебить кости наступающим мертвецам так и не сумела. А затем пистолет заклинило.

Отбросив бесполезную железку, Машка встала на полный привод и поползла так быстро, как только могла. Травмированная лодыжка билась о землю, что всякий раз сопровождалось жуткой болью, но Машка, стиснув зубы, не останавливалась. Она точно знала – если мертвецы доберутся до нее, то причинят несравнимо большую боль. А затем и смерть. А затем она сама станет тухлым бродячим покойником, и тогда уже точно никогда не встретит большую и чистую любовь.

Первый мертвец догнал ее, рухнул на колени и схватил Машку за ногу. Та вскрикнула, перекатилась на спину, и, отведя здоровую ногу, душевно оформила монстру пяткой по зубам. Того отбросило ударом, и он, потеряв равновесие, неуклюже повалился на землю. А следом за ним накатывались его протухшие дружки.

В этот момент Машка со всей ясностью осознала, что ей конец. От одного мертвеца она, возможно, отбилась бы. Возможно, отбилась бы и от двух. Но против пятерых у нее нет ни единого шанса. А ведь этим чудовищам достаточно всего лишь разок куснуть ее. Один укус, и вскоре она станет такой же, как они.

И вот, когда смерть уже казалась неминуемой, Машка услышала за своей спиной тяжелый грохот копыт. Черная тень внезапно упала на нее, и она увидела огромную лошадь, что пронеслась мимо, едва не затоптал ее копытами. Всадник наклонился в седле, в его руке блеснуло что-то длинное и металлическое, и один из мертвецов мгновенно лишился своей протухшей головы.

С другой стороны появился еще один всадник. Машка увидела меч в его руке, и вот уже второй мертвец оказался обезглавлен.

Всадники действовали стремительно и умело. В мановение ока они порубили мертвецам головы, затем руки, а после, спешившись, и ноги. Шайка зомби превратилась в кучу вяло шевелящейся мертвечины.

И только когда последний из сельских мертвецов пал на землю расчлененным, Машка с чистой совестью позволила себе потерять сознание.

5

– И где ее черти носят? – проворчал Цент, швырнув в костер ветку, которую до этого вертел в руках.

Владик, сидящий в сторонке, испуганно вздрогнул. Его красные от пролитых слез глаза со страхом смотрели на изверга из девяностых. Цент сидел у костра, огромный и бородатый, похожий на кошмарного монстра людоедской наружности.

Лагерь они разбили в трех километрах от злополучной деревни, рядом с небольшой жиденькой рощицей. Эта роща выглядела мирно и безопасно, но Владику она таковой не казалась. С ней у него отныне были связаны крайне мрачные воспоминания.

В этой роще Цент осуществил акт благородного возмездия – так он назвал то беззаконное и несправедливое истязание, коему подверг несчастного программиста. Внезапно выяснилось, что Владик виноват во всем. Вот просто вообще во всем. Вина его была настолько всеобъемлющей и многогранной, что программист всерьез обеспокоился за свою жизнь. Потому что такому эпическому злодею прямая дорога на тот свет.

В этот раз Цент не стал изобретать новых методов истязания. Воспользовался старой доброй поркой, хорошо зарекомендовавшей себя карой, проверенной временем и миллионами пострадавших от нее задов. Злодей Владик без суда и следствия был привязан к березке, затем рука палача стащила с него штаны, оголив воспитательную область, а потом страдалец увидел его. Ремень. И это был всем ремням ремень. Широкий, толстый, длинный, из качественной кожи.

– Не надо! – всхлипывая, взмолился Владик, вообразив себе те незабываемые ощущения, коими мог одарить его этот кошмарный ремень. – Я больше не буду! Никогда!

– И я больше не буду, – ответил ему Цент. – Никогда. Никогда больше не буду сечь тебя, гада, воспитательным образом. Это твоя последняя порка.

Владик робко обрадовался. Неужели Цент обещает не подвергать его впредь физическим карам? О, это было бы чудесно. По правде говоря, Цент не так уж часто распускал руки, а если не брать в расчет дружеских подзатыльников и стимулирующих пинков, то настоящих, полноценных взбучек набралось бы всего штуки три. Но и эти три не показались Владику пустяком.

– Да, – вновь заговорил Цент, – это твой последний шанс на исправление. Больше никаких наказаний. Если, а точнее – когда, когда ты вновь опечалишь меня своим скверным поведением, то я возьмусь не за ремень, а за топор.

Рано Владик обрадовался. Цент вовсе не собирался объявлять мораторий на порку. Он просто решил перейти на новый уровень садизма, не бить безответного страдальца, а сразу убить. Ну, не сразу, нет. Медленно и вдумчиво, расчленяя тело жертвы маленькими кусочками.