Приобретут весь мир

Эптон Синклер

Приобретут весь мир

Синклер, Эптон Билл (1878–1968)

Эптон Билл Синклер-младший — американский писатель, проживший 90 лет и выпустивший более 100 книг в различных жанрах, один из столпов разоблачительной литературы. Получил признание и популярность в первой половине XX века. В 1906 году направил свою книгу «Джунгли» с дарственной надписью Л.Н. Толстому, который с интересом ее прочитал, заметив: «Удивительная книга. Автор — социалист такой же ограниченный, как все, но знаток жизни рабочих. Выставляет недостатки всей этой американской жизни. Не знаешь, где хуже». Экземпляр книги Синклера с карандашными пометками Толстого хранится в библиотеке музея «Ясная Поляна». Сам же Синклер не считал «Войну и мир» великим романом. Он, по его собственному признанию, никак не мог разобраться с множеством персонажей романа, их судьбами и чуждыми его американскому глазу и уху русскими именами. Не смог он дочитать до конца и какой-либо из романов Ф.М. Достоевского. В 1915 г. удостоился внимания В.И. Ленина, которое открыло его книгам дорогу к советскому читателю. В 1934 г. участвовал в Первом съезде советских писателей в Москве. Однако взаимоотношения Синклера с советскими властями стали портиться в связи с тем, что его книги издавались в СССР без разрешения автора и без выплаты ему авторского гонорара. С помощью А. Коллонтай добился выплаты ему Госиздатом гонорара в размере 2,5 тыс. долл. В 1949 г. его неприятие Стокгольмского воззвания закрыло ему дорогу к советскому читателю. Перевод его третьей книги о Ланни Бэдде, которая получила Пулитцеровскую премию, был рассыпан. О последующих книгах не могло быть и речи.

Всего между 1940 и 1953 гг. о Ланни Бэдде было написано 11 книг, давших возможность автору показать мировую историю и лидеров многих стран за период с 1913 по 1949 гг.

Сага о Ланни Бэдде включает:

Оригинальное название	Год издания	Период истории	Название и год русского издания
World's End	1940	1913–1919	Крушение мира 1947 и 2025
Between Two Worlds	1941	1920–1929	Между двух миров 1948 и 2024
Dragon's Teeth	1942	1929–1934	Зубы дракона 1943 2016
Wide Is the Gate	1943	1934–1937	Широки врата 2017
Presidential Agent	1944	1937–1938	Агент президента 2018
Dragon Harvest	1945	1939–1940	Жатва дракона 2019
A World to Win	1946	1940–1942	Приобретут весь мир 2020
Presidential Mission	1947	1942–1943	Поручение президента 2021
One Clear Call	1948	1934–1944	Призывный слышу глас 2022
O Shepherd Speak!	1949	11.1944-лето 1946	Пастырь молви! 2023
The Return of Lanny Budd	1953	1944–1949	Возвращение Ланни Бэдда 2026

Примечание переводчика

Во всех томах Саги о Ланни Бэдде переводчик сохранил неизменными все имена собственные, предложенные изданиями «Иностранной литературой» в 1947 и 1948 годах. Поэтому Ланни Бэдд останется Ланни Бэддом, несмотря на то, что автор назвал его иначе.

Эптон Синклер помимо родного языка знал французский, немецкий и испанский языки. Для придания национального колорита он вставлял слова, а иногда и целые фразы на иностранных языках без перевода. В тех случаях, когда отсутствие перевода, по мнению переводчика, мешало восприятию текста, переводчик предлагал свой перевод в примечаниях.

Почти все названия томов, книг, глав и являются цитатами из классической литературы, Библии и мифологии. Все они являются своего рода эпиграфами. Такие цитаты часто попадаются и в тексте. Там, где переводчику удалось найти источники этих цитат, он приводит их в примечаниях.

Например, название седьмого тома взято из Манифеста Коммунистической партии (1848) К.Маркса — Ф.Энгельса: «Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир».

Название девятого тома взято из Альфреда Теннисона (1809–1892), стихотворения Пересекая черту (1899) в переводе Ольги Стельмак: «Закат на море и вечерняя звезда. Издалека призывный слышу глас. Пусть горечи не будет и следа, Когда покину берег я в свой час».

В основном цитаты из Библии приводятся по синодальному переводу, стихи классиков переведены русскими поэтами или профессиональными переводчиками. Все примечания сделаны переводчиком и находятся на его совести.

Все измерения переведены в метрическую систему.

Именинник и Издатель / Переводчик

Именинник — успешный юрист в пятом поколении.

Родоначальник юридической династии — доктор, профессор, последний директор Ярославского Демидовского Юридического Лицея Владимир Георгиевич Щеглов, уроженец Тамбовской губернии.

Из самых больших свершений именинника — сын, дом и дерево. А, сколько впереди! И ещё, у именинника на книжной полке пять книг о Ланни Бэдде. Теперь будут шесть. А со временем и все одиннадцать.

Издатель/переводчик — тоже из тамбовских. Встретил в тринадцатилетнем возрасте героя саги, своего ровесника, сына человека, занимавшегося внешнеэкономической деятельностью, как и родители издателя. Отсюда непреходящая привязанность к саге о Ланни Бэдде. Сейчас намерился перевести на русский язык и издать 11-томную эпопею о Ланни Бэдде Эптона Синклера, показывающую мировую историю с 1913 по 1949 гг.

КНИГА ПЕРВАЯ

Гонимые безжалостною бурей [1]

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Раны чести [2]

I

ЛАННИ продолжал думать. Это, должно быть, единственный человек во Франции, который мог улыбаться. По крайней мере, это был единственный, которого встретил Ланни, а Ланни проехал большие расстояния в это время страданий и скорби. Человек, чье имя звучало одинаково при прочтении сзади наперёд так же, как и спереди назад, и который всю свою жизнь считал это приметой удачи. Этот человек был снова у власти. Он победил всех своих врагов, тысячи, даже миллионы. Он сидел за своим столом у окна того, что когда-то было роскошным гостиничным номером, и радостно улыбался посетителю, напоминая ему: «Всё случилось так, как я вам говорил, мсьё Бэдд». Ланни сказал, что это так, и подумал, что смерть ста двадцати пяти тысяч французов, и попавших в плен в десять или двенадцать раз больше, значило для Пьера Лаваля меньше, чем возможность сказать: «C'est moi qui avait raison!»

Это была середина лета 1940 года, и горячий ветер дул с пустынь Африки над равнинами Центральной Франции. Французы никогда не склонны открывать окна, и вице-премьер был плотно закрыт в своем чрезмерно декорированном офисе. Он не следовал летней моде и носил свой обычный черный костюм и белый галстук-бабочку, ставший его торговой маркой во французской политике. Когда он разговаривал, он вытирал свой смуглый лоб и время от времени проводил влажным носовым платком по шее. Элегантность никогда не была его отличительной особенностью, и тот факт, что он накопил сто или двести миллионов франков, не имел никакого значения. Время от времени он жевал свои густые черные усы, и, когда его сигарета догорала до конца, Ланни опасался, что огонь может перекинуться на это украшение. У Лаваля были странные косые глаза, и его враги называли его le fripon mongol, часть этого названия, которая переводилась, как «плут», несомненно, была правдой, а другая половина могла быть правдой. Кто мог сказать?

Обычно он был любителем поговорить, но теперь он решил послушать, потому что его гость только что прибыл из Парижа и разговаривал там с фюрером победивших германцев. У Лаваля были контакты с Парижем, он получал оттуда приказы в более или менее вежливо замаскированной форме. Кроме того, здесь присутствовали представители Германии в Виши, не скрывающие своей власти. Но тот, кто знал лично нацистских лидеров и общался с ними в обществе, мог понимать намеки, которые можно трактовать совсем по-другому. Предполагалось, что американец будет нейтральным, другом обеих сторон. Поэтому монгольский плут задавал один вопрос за другим и внимательно слушал.

Каковы были реальные намерения Гитлера по отношению к la patrie? Что будет, когда Британия выйдет из войны? В какой степени он оставит контроль над французским бизнесом во французских руках? И каково было его отношение к Флоту? Деликатные вопросы, которые государственный деятель не задал бы тому, кому он не доверяет.

И Британия? Ланни был там перед Дюнкерком менее двух месяцев назад. Что думали настоящие друзья Франции в этой стране о нынешней плачевной ситуации? Какая у них была возможность защищать свое дело? Пьер Лаваль горячо ненавидел Англию, но будет осторожен, чтобы выразить свои чувства в присутствии англосакса. Он слушал, а Ланни говорил о своих друзьях «умиротворителях», о крайних трудностях, с которыми они столкнулись сейчас, и о работе, которую они делали, тихо и вместе с тем эффективно, чтобы довести эту слепую бессмысленную борьбу до конца.

«Я думаю, что больше нет необходимости в секретности», — сказал друг всех хороших европейцев. — «Я передал сообщение Маршала лорду Уикторпу, но обнаружил, что было уже слишком поздно».

«Вы видели здесь Маршала?» — спросил другой.

— Нет, cher Maitre. Барон Шнейдер предложил, чтобы я сначала встретился с вами. Cher Maitre — так обращаются к французскому адвокату его коллеги или важные клиенты. Этим обращением Ланни Бэдд тонко напомнил об их последней встрече, в доме Дени де Брюина, давнего коллеги Лаваля по заговорам. Это означало, что Ланни жил во Франции и понимал нюансы. Слово, изобретенное людьми, которые живут ими. Сын мясника, который когда-то был главой нации, знал, что это был сын крупного производителя самолетов, и бывший муж одной из самых богатых женщин в Америке. Ланни Бэдд, друг великих мира сего, знал, как действовать с ними, льстя им, время от времени дразня их, прежде всего, не переставая их развлекать.

В настоящее время вице-премьер поинтересовался: — «Где вы остановились?»

«Я ещё не искал места», — ответил он. — «Я оставил свои вещи на вокзале».

— У вас могут быть проблемы, потому что этот город забит до последнего чердака и подвала.

— Мне об этом говорили, но я больше думал о Франции, чем о собственном комфорте. Знаете, ваша страна была моим домом с младенческих лет.

— Возможно, вам лучше провести ночь у меня дома. Утром я увижу, что можно для вас сделать.

— Вы очень добры, cher Maitre.

— Совсем нет, я хочу поговорить с вами. Но Ланни знал, что ему оказывают честь, потому что французы редко открывают свои дома незнакомцам. И особенно не тогда, когда миллион или два шатаются по его мирной провинции, и его ворота осаждаются ордами голодающих людей. И многие из них ранены. Они хотят от него только места, который он предоставляет своим лошадям и скоту. Они убеждены, что у них есть некоторые права на него, потому что он друг народа. А они посещали его публичные выступления, присоединились к его партии, голосовали за него и работали в его избирательной кампании в Chambre.

II

Эта территория раньше представляла Герцогство Бурбон почти в географическом центре Франции. Деревня Шатлдон, где родился Пьер Лаваль, находится почти в двадцати пяти километрах от Виши. Его отец был деревенским мясником, содержателем таверны и почтмейстером. Какое занятие отца указывал говорящий, определяло его отношение к великому человеку, был ли он его врагом или поклонником. Мальчика рано заставили работать, он ездил на лошади получать почту на железную дорогу. По-видимому, почта не была запечатана, потому что, пока старая лошадь бежала трусцой, возчик читал газеты и так узнал о политике своей родины и о том, что великий Наполеон назвал «карьерой, открытой для талантов».

У маленького Пьера были таланты, он убедил отца и получил образование. Он стал самым ловким плутоватым адвокатом во Франции и вернулся мультимиллионером и купил древний замок, который доминировал над местом его рождения. Также минеральные источники. Эту воду мадам де Севинье ценила выше воды Виши. Пьер знал, как использовать этот факт, и как организовать продажу воды в ресторанных вагонах железных дорог своей страны. Это было источником крупной части его состояния. И, сидя в непринужденной обстановке в своем блестящем черном Мерседесе, он некоторое время забыл о страданиях своей страны и рассказывал смешные истории о тех ранних днях. Истории не всегда говорили о его чести, но он не возражал, при условии, что он выходил из них победителем.

Через деревню протекали две реки, и ее окружали высокие горы. В средневековом замке были круглая башня и квадратная башня. А вокруг него, как цыплята вокруг матери-курицы, для своей защиты выстроились коттеджи и небольшие дома. Первое впечатление посетителя было, что они не были ни очень элегантными, ни очень соответствовали санитарным нормам. Но затем, подумал он, и они не были в собственности владельца замка.

Владелец проживал в главном доме поместья, и когда Ланни вошел внутрь, то понял, что оно было переделано, чтобы соответствовать вкусам великого джентльмена. Перед ужином его взяли в роли искусствоведа, чтобы показать картины в замке. Над огромным камином в столовой висела картина, изображающая поражение английских войск в битве при Оверни во время Столетней войны. Это был художник так называемой школы Фонтенбло. Ланни никогда не слышал его имени, но, естественно, он не собирался говорить это гордому владельцу. Он похвалил школу, заявив, что ее вклад в искусство исторического наследия ценится с каждым днём все больше. Это очень понравилось Пьеру. Он сказал, что всякий раз, когда он бывает обескуражен нынешней международной ситуацией, он идёт в этот старый банкетный зал и читает надпись под массой лошадей и солдат. Надпись, сделанная готическими буквами, говорило владельцу Шатлдона: «Здесь англичане были так хорошо приняты, что никогда больше не возвращались».

«Черт побери, этот ублюдок Черчилль!» — воскликнул Пьер Лаваль. И Ланни Бэдд вежливо согласился с тем, что тот был скаредным типом.

III

Мадам Лаваль была дочерью деревенского врача и достигла самых предельных высот, возможных в этой стране. Как разумная француженка, она была привязана к своему мужу, несмотря многочисленные случаи его супружеской неверности. У них была дочь с черными волосами, оливковой кожей и косыми глазами отца. Он привык появляться с нею в судах и во Дворце Бурбонов, чтобы показать своим коллегам депутатам, какой он преданный семьянин. Со временем ей стало необходимо найти мужа, и Пьер выбрал Рене графа де Шамбрун, сына французского генерала и прямого потомка маркиза де Лафайета. Такого зятя бесплатно не получишь, и Пьер предоставил приданое, которое исчислялось восьмизначной цифрой, и о котором шептались с трепетом по всей земле. Если кто-нибудь забудет об этом, Пьер снова прошепчет.

Они сидели за семейным обеденным столом. Рене был международным юристом и верным мальчиком на побегушках у своего тестя. Ланни подумал: Он похож на прыгающего жокея. Жозе была самой элегантной дамой в светском обществе. Оба они встретили сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт и нашли его приемлемым. Его тропический камвольный костюм был сшит лучшим портным, и все, что у него было, было в гармонии. Ему оставалось три месяца до сорока, но в его волнистых каштановых волосах не было ни одного седого волоска. Его аккуратно подстриженные маленькие усы выглядели как у кинозвезды, и его любезная улыбка говорила дамам о его доброжелательности и отсутствии хитрости. Последнее, к сожалению, не совсем верно.

Дамы с интересом расспрашивали его о том, что стало с тем или другим человеком. В эти ужасные дни друзья были настолько рассеяны, и с ними было невозможно общаться из-за цензоров и подводных лодок. Но все члены этой уютной маленькой семьи были уверены, что вскоре буря утихнет, и на Европу опустится самый длинный период мира, которого она когда-либо знала. Англичане осознают бесполезность дальнейшего сопротивления. И что большего они могли ожидать, чем обещание, которое дал им Гитлер, что не имеет никакого малейшего желания нападать или угрожать Британской империи?

Они хотели знать, что думает их гость. И Ланни говорил в соответствии со своей ролью специалиста по искусству, который не вмешивается в политику, и который до сих пор мог путешествовать туда, куда хотел. Естественно, его друзья говорили ему, что они думают, и что они хотели сообщить. И он сообщал об этом, хотя этого и не гарантировал. Он сообщил в отношении Англии, что в настоящее время позиция Черчилля была сильной, но среди влиятельных людей царила тихая оппозиция, и, возможно, после того, как Лондон несколько раз подвергнется бомбардировке, они смогут добиться успеха.

Pere de famille сказал, что французская государственная мудрость заключается в недопущении для Парижа судьбы Варшавы и Роттердама. И этого, по крайней мере, они добились. Мадам благочестиво добавила: «Grace a Dieu!» А затем добавила свое мнение относительно источника всех неприятностей. В ее стране было слишком много иностранцев и особенно евреев. Ланни вежливо согласился. Но вспомнил, что одна из дам, с которыми на протяжении многих лет связывали имя ее мужа, была цыганского происхождения, а другая была дочерью богатой семьи по имени Голдски.

Но сейчас они думали о других евреях. Блюм и Мандель, эта проклятая пара, которая сражалась с Пьером Лавалем с тех пор, как он покинул рабочее движение, которое избрало его в палату депутатов. Это были те, кто заключил разрушительный союз с Россией, который сделал невозможным дружбу с Германией. Именно им удалось втянуть Францию в помощь красным захватить Испанию. Это была пара предателей, и Пьер объявил, что он сделает всё возможное, чтобы их судили и повесили. Жилы на его толстой шее вздулись, когда он осуждал их, а его смуглое лицо стало малиновым. У него было столько врагов. И он мог смеяться над ними и даже с ними. Но теперь гнев охватил его всего. Это испортило ему обед, и его разговор стал отталкивающим.

Оставшись один в своем кабинете с посетителем, он ясно показал, что не очень доверял роли Ланни как неполитического человека. Он знал, что Ланни отправился в Англию с поручением. А как можно было путешествовать иначе в эти дни? Маршал Петен послал его, и мадам де Портес, любовница тогдашнего премьера Поля Рейно. Недавно она погибла в результате дорожно-транспортного происшествия, поэтому Пьер не смог спросить ее. Ланни заверил своего хозяина, что это уже не особенно важно. Всего лишь еще одно усилие, чтобы убедить англичан присоединиться к французам в поисках мира. Их позиция, очевидно, была бы намного сильнее, если бы они были бы вместе. Даже сейчас это было бы сильнее, поскольку Франция еще не имела мира, а только перемирие. И ей оно стоило четыреста миллионов франков в день на содержание немецкой армии, которая должна была оставаться до тех пор, пока Британия воевала. Немцы использовали большую часть этой суммы, чтобы выкупить ключевые отрасли страны, а это разрушит любую страну, посетовал этот любитель денег. Ланни согласился и тактично воздержался от намека на то, что ему сказали его нацистские друзья в Париже, что Пьер Лаваль был вовлечён в эти сделки и принимал щедрый «откат».

А потом старый Маршал. Ни один змей никогда так тихо не проник куда-нибудь, как Пьер Лаваль пытался проникнуть в сознание Ланни Бэдда и выяснить, почему он хотел видеть главу французского государства и что он собирался сказать этому почтенному воину. Ланни был сама невинность. Маршал был другом, отец Ланни знал его со времен Первой мировой войны и до этого, и, поскольку, как отвечающий за сбыт продукции Оружейных заводов Бэдд он пытался убедить его, что у Америки был лучший легкий пулемет, чем у Франции, а теперь Маршал попросил Ланни попытаться убедить Британию заключить перемирие, и Ланни потерпел неудачу, и хотел рассказать старику, как он сожалеет.

Тактично хозяин сообщил, что, когда человеку восемьдесят четыре года, то его ум не так активен, он легко устаёт, его память отказывает ему, и ему нужно руководство. Вокруг Маршала была орда карьеристов, все пытались тянуть его в разные стороны. Они играли на его гордости Францией и его воспоминаниях о французской славе. Ему было трудно смириться с тем фактом, что Франция была разбита, и что ее будущее в немецких руках, и нигде больше. «Мы не можем одержать верх, действуя двумя путями», — заявил этот черный змей в белом галстуке. — «Если мы собираемся быть друзьями, мы должны это понимать и действовать соответственно».

Когда посетитель сказал: «Я полностью согласен с вами», Пьер продолжал предлагать, чтобы Ланни Бэдд посоветовал своему пожилому другу объявить войну Британии и передать немцам остальную часть того французского флота, на которую англичане только что напали с бесстыдным предательством в портах Северной Африки. Ланни сказал: «Cher Maitre, я не думаю, что глава вашего правительства попросит совета у искусствоведа относительно государственной политики. Но если он это сделает, я обязательно скажу ему, что я сторонник мира и порядка, и что я думаю, что герр Гитлер открыл формулу, по которой можно остановить распространение большевизма по Европе».

«Я понимаю, что вы мудрый и тактичный человек, мсьё Бэдд», — ответил хозяин. — «Вы можете оказать мне услугу, если вы снова посетите Шатлдон и расскажите мне все, что сможете, о своем разговоре со старым джентльменом. Позвольте мне добавить, что я знаю ваше социальное положение и уважаю его, но в то же время я знаю, каков есть мир, и что человек должен жить в нем, и если вам потребуется вознаграждение, то вы должны только сказать мне об этом».

Ланни улыбнулся. — «Герр Гитлер несколько раз делал мне такое же тактичное предложение, как и Рейхсмаршал Геринг. Я сказал им всем, что моя профессия искусствоведа всегда меня кормит. Мне не нужны большие суммы».

«К деньгам не следует относиться легкомысленно», — возразил хозяин Шатлдона. — «Они похожи на туалетную бумагу, когда они требуются, то они требуются немедленно».

IV

Ланни хорошо выспался, а утром позавтракал кофе, яйцами и мармеладом, роскошь в военное время во Франции. Возвращаясь в город, он охотно ответил на большое количество вопросов своему хозяину, потому что из них он мог узнать, что человек хотел выяснять, на что надеялся и чего боялся, и какие уловки планировал. Когда двое расстались, Ланни понял, что Пьер Лаваль ненавидит почтенного старого солдата, который был его начальником, считал недели или месяцы до его кончины, и заискивал перед нацистами, чтобы они разрешили ему занять его место.

Беда в том, что нацистам нужен был Петен или они думали, что нужен, чтобы удержать французский народ. Петен был героем Вердена. Его фото было в хижине каждого крестьянина, в то время как было трудно найти кого-то, кто бы доверял Лавалю. Лаваль делал все, что требовали нацисты. Он страстно убеждал Ланни, что, выбрав стороны, нельзя оставаться на обеих сторонах, как это пытался сделать древний правитель. Петен не позволил сдать нацистам французский флот, или воздушные силы в Африке, или войска в Сирии. Он цеплялся за эти вещи, как за последние пешки в проигранной игре. Он обещал это и то, а затем не держал обещание, и спорил о мелочных деталях, как упрямый старик, впадающий в маразм. Даже проницательный вице-премьер не мог быть уверен, было ли это глупостью или злым умыслом.

Лаваль договорился о комнате для американца в одном из более дешевых отелей. В более приличных отелях расположились различные правительственные ведомства. Это означало, что кому-то оказали, Ланни об этом не сказали, а он и не спрашивал. Он забросил в комнату свои сумки, а затем отправился на прогулку осматривать достопримечательности этого маленького курортного города, который внезапно превратился в своего рода неофициальную мировую столицу. Город располагался в широкой долине реки Алье, а его теплые ванны и минеральные воды были известны ещё со времен древних римлян. Воды пузырились газами, которые заставляли их казаться живыми. А вот помогали ли они желудку или нет, зависело от веры в исцеление пациента.

В наши дни здесь собрались богатые, и для них был построен великолепный отель дю Парк, окруженный платанами. Его пять этажей и широкая башня теперь были переполнены офисами нового правительства. Вокруг были купальные заведения. Одно из них, Thermal Etablissement, занимавшее три гектара, могло обслужить три тысячи пятьсот человек в день. Можно было поплавать над красным мрамором, или зеленым мрамором, или над мозаикой. А позже можно было прогуляться по портикам под пальмами и пообщаться со светской публикой. Там была всякая роскошь, которую можно было купить за деньги. Бедные кричали о куске безвкусного серого хлеба, но для богатых были все еще изящные маленькие коричневые кубики и круассаны, к которым они привыкли. Ювелирные магазины занимались прибыльным бизнесом, как покупая, так и продавая. Драгоценности наиболее легко скрываемая и транспортируемая форма богатства. В чрезвычайной ситуации их можно даже проглотить.

Ланни Бэдд был искусствоведом, и куда бы он ни отправился, он возобновлял свое знакомство с торговцами и делал запросы о частных коллекциях. Это было не просто заработком на жизнь, это был также его камуфляжем. Он всегда держал в своем чемодане всю переписку, и когда в его отсутствие чемодан открывали и проверяли, что происходит сейчас в каждой стране Европы, самый подозрительный полицейский шпион мог убедиться, что посетитель действительно был другом американских миллионеров и действительно может привести реальные доллары в страну, впавшую в нищету.

Никогда не узнаешь, в какой части Франции можно найти художественное сокровище. В грязных древних особняках, которые были рассеяны по этой сельской местности, может находиться какая-то старая работа, ценность которой владелец не понимал. Или там может быть какой-то современный мастер, который бежал из нацистских танков и бомбардировщиков, и теперь был бы рад обменять картину на буханку чёрствого серого хлеба. Ланни прошелся по магазинам фешенебельных дилеров и представился. Посмотрел, что они могли ему показать, и послушал их разговоры о продажах. В его памяти содержался каталог персонажей в Штатах, которым можно сообщить то, что он увидел и услышал. Время от времени он спрашивал цену, качал головой и говорил, что она слишком высока.

V

В одном из кафе на тротуаре посетитель заказал омлет и салат, и, ожидая заказ, наблюдал за публикой на тротуаре, состоящей из нескольких богатых и многочисленных бедных. В Вишистской Франции было несколько миллионов беженцев, и столько же уволенных солдат, которым некуда было идти и нечего было делать. У многих не было приюта, кроме места под деревьями в парке, и не было еды, кроме того, что они могли выпросить или украсть. Сын президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт родился в праздном классе, и ему пришлось научиться есть пищу и переваривать ее, несмотря на то, что он знал, что вокруг него было много людей, у которых была плохая пища или вообще не было никакой. Его учили, что это их вина. И так или иначе, так было на протяжении веков и будет на века, и с этим ничего нельзя поделать. Ланни больше не придерживался этой идеи и пытался что-то сделать способами, свойственными ему.

Время от времени он смотрел на свои наручные часы. Потом, оплатив счёт, он встал и пошел дальше. В Париже он получил письмо, подписанное Брюгге, и говорившее ему о прекрасной коллекции рисунков Домье, которые продавались в Виши. В добавлении говорилось, что автора письма можно было увидеть в ваннах Санте в два часа дня. Ланни подошел к месту, но внутрь не пошел. Он прогуливался по другой стороне улицы в названный час, и в этот момент он увидел, проходящего мимо ванн темноволосого стройного мужчину в рабочем комбинезоне и блузе крестьянина этих мест. Ланни убедился, что этот человек увидел его, а затем пошёл из города вдоль берегов синего Алье, который течет через эту плодородную землю на север, пока не вольётся в Луару. Под тенью ивы он остановился, и другой человек присоединился к нему, и они пожали друг другу руки. «Eh, bien, Ланни!» и «Eh, bien, Рауль! Как тебе удалось отправить письмо в Париж?»

«У нас есть свои пути», — улыбнулся молодой человек, испанец, который всю свою жизнь прожил во Франции. У него были изящные черты лица и аскетическое лицо, как будто он не ел в течение длительного времени. Но когда он встретил Ланни Бэдда, он был так счастлив, что кровь вернулась к его щекам, и он показал прекрасный белый цвет своих естественных зубов.

«Я беспокоился о тебе», — сказал Ланни. — «Как можно быть в безопасности в этом гнезде интриг?»

— У меня есть документы, они не настоящие, но я в порядке, если полиция не возьмет мои отпечатки пальцев, но я сделаю все возможное, чтобы не попасться им.

— Ты знаешь условия перемирия, Рауль. Французы должны сдавать тех, кого захотят нацисты, и пока Лаваль обладает властью, они это сделают.

— Я знаю, но я работаю на семью, которой можно доверять. Вы не будете настаивать, чтобы я рассказывал о них.

— Конечно, нет. В вашем письме говорилось о Домье, и я полагаю, это означает левую политику. Что ты мне скажешь?

— У нас здесь небольшой центр, и я думаю, что он будет расширяться. Мне нужны небольшие деньги, но в основном я хочу, чтобы вы посоветовали, какова должна быть наша линия. Все сбиты с толку, и главная задача — удержать их от отчаяния.

— Я знаю, Рауль, это ужасно. Мне самому тяжело.

— Какую надежду я могу кому-нибудь дать?

— Британия собирается продолжать боевые действия, и я уверен в том, что там все умиротворители должны попрятаться в свои норы.

— Но как долго Британия может противостоять всему континенту?

— Гитлер сказал мне, что он хочет вторгнуться, и я думаю, что он это планирует. Но я думаю, что Флот его остановит.

— Но авиация, Ланни! Она разбомбит все города в щебень.

— Разбомбит, если сможет. Никто не может догадаться, как это получится. Но я уверен, что Британия выстоит.

— А Америка?

— Мы пошлем помощь, какую мы сможем, не входя в войну. Таков план в настоящее время. Как мы будем себя вести, если увидим Британию на волоске от гибели, я не знаю. Общественное мнение там меняется быстро, но насколько быстро, кто может сказать?

— А что делать французским рабочим, Ланни?

— Во-первых, вы должны отказаться от классовой борьбы, забыть о ней абсолютно. Сейчас есть только один враг, и это Гитлер. Черчилль должен стать вашим другом, как бы он вам не нравился.

— Моим товарищам это будет довольно трудно понять, Ланни.

— Я знаю, но это факт, и каждый из нас сталкивается с этим.