Помоги проекту - поделись книгой:
– Нет, их там нет! Я искал. Ты украл их. Больше некому – тут никого, кроме тебя, нет. Это ты. Куда ты их спрятал? Отдай, они у тебя… отдай!
– Клянусь, я их не брал. Клянусь по всем понятиям.
– Нет у тебя никаких понятий. Джейк, посмотри мне в глаза и скажи, что готов умереть, если взял мои деньги.
Джейк развернулся к нему лицом. Его рыжие волосы казались еще более огненными в ярком утреннем свете, а брови еще больше напоминали рога. Небритый подбородок выпятился вперед, между перекошенными губами были видны желтые зубы.
– Я клянусь, что у меня нет твоих десяти монет. Если я тебе вру, пусть меня поезд переедет.
– Ладно, Джейк, я тебе верю. Только куда же тогда могли подеваться мои деньги? Ты знаешь, что с собой я их не брал. Если они не у тебя, то где?
– Ты еще не обыскивал лагерь. Посмотри везде вокруг. Они должны быть где-то здесь. Давай, я тебе помогу искать. Не могли же они сами уйти.
Тим нервно бегал туда-сюда, без конца повторяя:
– Что будет, если я их не найду? Я не смогу поехать домой, я не смогу поехать домой в таком виде.
Джейк искал без особого усердия, сгибая свое большое тело, лениво рылся в хвое, заглядывал в мешок. Тим в поисках денег сбросил с себя всю одежду и стоял посреди лагеря нагишом, разрывая отрепья по швам.
В конце концов, чуть не плача, он сел на бревно.
– Можно больше не искать. Их здесь нет. Я не могу ехать домой. А я хочу домой! Господи, что скажет мама? Джейк, пожалуйста, они у тебя?
– Черт тебя дери, последний раз говорю – НЕТ! Еще раз спросишь – я из тебя все мозги вышибу.
– Ладно, Джейк, наверное, придется мне еще с тобой побродяжничать – пока снова не накоплю достаточно денег, чтобы поехать домой. Надо будет написать маме открытку, сказать, что меня срочно послали в поездку и я приеду повидать ее позже.
– Ну уж нет, со мной ты больше бродяжничать не будешь. Устал я от таких, как ты. Придется тебе самому ходить и самому добывать себе поживу, – заявил Джейк, а про себя подумал: «Я бы и хотел взять парня с собой, да не должен. Может, если он оторвется от меня, поумнеет, вернется домой – глядишь, что-нибудь из него и получится. Да, именно это ему и нужно: вернуться домой и рассказать правду».
Некоторое время они сидели рядышком на бревне. Наконец Джейк сказал:
– Малыш, если ты собираешься идти, лучше бы тебе уже двигать. Ну, давай, вставай, уже около семи часов, пора.
Тим поднял свой мешок, и они вместе вышли на дорогу. Джейк, крупный и мощный, рядом с Тимом выглядел как его отец. Можно было подумать, что маленький ребенок находится под его защитой. Дойдя до дороги, они повернулись лицом друг к другу, чтобы попрощаться.
Джейк посмотрел в ясные, наполненные слезами голубые глаза Тима.
– Ну, пока, малыш. Давай пожмем руки и разойдемся друзьями.
Тим протянул худенькую ладошку. Джейк обхватил ее своей огромной лапой и тряхнул от всей души – рука парнишки безвольно качнулась в его ладони. Когда Джейк отпустил ее, Тим почувствовал, что в руке что-то есть. Он разжал ладонь – на ней лежала десятидолларовая бумажка. Джейк поспешно удалялся, и Тим торопливо направился за ним. Быть может, то был лишь солнечный свет, отразившийся в его глазах раз, другой, а может, то и впрямь были слезы.
Ужас на болоте
– Слышь, Джеп, говорю тебе, ты все мозги, какие у тебя были, потерял, если собираешься переться дальше по лесу за этим каторжником.
Говоривший это мальчик был маленьким, с коричневым, как ореховая скорлупа, усеянным веснушками лицом.
– Это ты слышь, – отвечал Джеп. – Я очень хорошо знаю, что делаю, и твои дурацкие советы мне по фигу, так что заткни свой поганый рот.
– Господи, да ты рехнулся. Точно. Знай ма, что ты шастаешь по этому старому лесу, где полно привидений, и гоняешься за каким-то чертовым каторжником, она бы сказала: ты что творишь?!
– Лемми, тебя никто не спрашивает. И я вааще не просил тебя таскаться за мной. Можешь катиться домой, а мы с Питом пойдем дальше и найдем этого козла, а потом мы двое – слышь, только мы двое! – явимся и скажем поисковикам, где он. Правда, Пит, старичок? – Он погладил черно-рыжего пса, семенившего рядом.
Они молча прошли еще немного вперед. Мальчик, которого звали Лемми, не знал, что ему делать. Лес был темным, и в нем стояла пугающая тишина! Лишь иногда в деревьях вспархивала или подавала голос какая-нибудь птица, да когда тропинка бежала вдоль ручья, они слышали, как вода журчит по камням и бурлит в крохотных водопадах. Да, тут и впрямь было слишком тихо. Лемми бросало в дрожь при мысли, что придется возвращаться на опушку одному, но идти дальше в лес с Джепом было еще страшнее.
– Знаешь, Джеп, – сказал он наконец, – я, пожалуй, все же сматываюсь. Дальше я туда не пойду: этот каторжник может прятаться за любым деревом или кустом, а потом как выпрыгнет прямо на тебя – и убьет, совсем, до смерти.
– Да катись ты, слабак! Девчонка! Надеюсь, он сцапает тебя, когда ты будешь тащиться назад по лесу один.
– Ладно, пока. Авось завтра в школе увидимся.
– Может, и увидимся. Пока.
Джеп слышал, как Лемми стремительно продирается сквозь подлесок, быстро перебирая ногами, как испуганный кролик.
«Точно, он и есть испуганный кролик, – подумал Джеп. – Маменькин сынок. Нам с тобой вообще не надо было брать его с собой, правда, Пит?»
Последний вопрос он задал вслух, и черно-рыжий старый пес, наверное, испугавшись того, что тишина была так внезапно нарушена, тревожно и отрывисто гавкнул.
Они двинулись дальше в тишине. Время от времени Джеп останавливался и внимательно вслушивался в лес. Но ни малейший звук не указывал на чье-либо присутствие, кроме его собственного. Иногда они выходили на какую-нибудь полянку, покрытую мягким зеленым мхом и затененную раскидистыми магнолиевыми деревьями, которые были усыпаны огромными белыми цветами и пахли смертью.
«Может, надо было послушаться Лемми. Тут как пить дать полно привидений». Джеп поднял голову и стал смотреть на кроны деревьев, в просветах между которыми виднелась синева. Здесь, в этой части леса, было так темно – прямо как ночью. И вдруг он услышал какой-то трескучий звук. Почти в тот же миг он узнал его и замер от страха, как парализованный, потом Пит устрашающе, отрывисто взлаял – и это разрушило наваждение. Джеп резко развернулся и увидел большую гремучую змею, изготовившуюся к броску. Он что было мочи отпрыгнул в сторону, споткнулся и плашмя рухнул на землю. О Боже! Это конец! Он заставил себя, не поднимая головы, сколько мог, оглядеться, ожидая увидеть змею, стрелой летящую в воздухе прямо на него, но когда его взгляд немного сфокусировался, ничего вокруг не оказалось. А потом он заметил кончик хвоста и длинный, расцвеченный круглыми подпалинами канат, уползающий в подлесок.
Несколько минут он не мог пошевелиться, оцепенев от шока, тело сковал ужас. Наконец он приподнялся на локтях и поискал глазами Пита, но того нигде не было видно. Джеп вскочил и стал лихорадочно метаться в поисках пса. Когда он нашел его, Пит лежал на дне красного оврага мертвый, распухший и окоченевший. Джеп даже не вскрикнул – он был слишком напуган, чтобы кричать.
Что же теперь делать? Он не знал, где находится, и побежал, как сумасшедший, продираясь через лес, но не мог найти тропинку. О, какой толк бегать? Он заблудился. Потом он вспомнил о ручье, однако и это было бесполезно. Он рванул через болото, но кое-где оно было слишком глубоким, чтобы перейти его вброд, к тому же летом наверняка кишело щитомордниками. Стремительно наступала темнота, деревья начинали отбрасывать вокруг причудливо-устрашающие тени.
«И как этот чертов каторжник может здесь находиться? – подумал Джеп. – О Господи, каторжник! Я же совсем забыл о нем. Надо как-то выбираться отсюда».
Он бежал, не останавливаясь, и наконец очутился на какой-то полянке. Луна светила прямо у него над головой. Место было похоже на храм.
«Может, если влезть на дерево, станут видны окрестности, и я пойму, куда идти?»
Он огляделся в поисках самого высокого дерева. Это оказалась прямая, гладкая сикомора, совсем без ветвей в нижней части ствола. Но он отлично умел лазать по деревьям и подумал, что, вероятно, сумеет взобраться на нее.
Обхватив ствол маленькими, но сильными ногами, Джеп начал подтягиваться дюйм за дюймом. Один раз, взобравшись фута на два, съехал вниз, а возобновив попытку, все время смотрел вверх, выискивая ближайшую ветку, за которую можно было бы ухватиться. Добравшись до первой такой ветки, он вцепился в нее руками и отпустил ноги, они повисли над землей. Он проболтался так с минуту, думая, что вот-вот упадет. Потом закинул ногу на соседний сук и оседлал его, тяжело дыша. Немного отдохнув, он полез выше, перебираясь с ветки на ветку. Земля становилась все дальше и дальше. Добравшись до вершины, Джеп просунул голову вверх сквозь листву и огляделся, но не увидел ничего, кроме деревьев – кругом одни деревья.
Он спустился на самый широкий и крепкий сук, земля была далеко внизу. Здесь, наверху, его никто не увидит. Он мог бы просидеть тут всю ночь, если бы только удалось не заснуть. Но он так устал, что ему казалось, будто все вокруг ходит ходуном. Закрыв глаза всего на минуту, он чуть не потерял равновесие, от страха очнулся и стал бить себя по щекам.
Здесь стояла мертвая тишина, сюда не доносились даже трескотня сверчков и ночные серенады лягушек-быков. Было тихо, страшно и таинственно. Но что это? Он даже подпрыгнул от испуга: голоса, где-то совсем рядом, приближаются, они уже здесь! Он посмотрел вниз, на землю, и увидел две фигуры, продиравшиеся через подлесок. Они шли прямо к полянке. О, о, слава богу! Наверное, это поисковики.
Однако в следующий момент он услышал голос – тоненький, испуганный, визгливый:
– Подождите! Пожалуйста, пожалуйста, отпустите меня! Я хочу домой!
Где же Джеп слышал этот голос? Ну конечно, это же голос Лемми!!!
Но что Лемми делает там, в лесу? Он ведь ушел домой. И с кем это он? Все эти вопросы вихрем пронеслись в голове Джепа, а потом вдруг его осенило, он понял, что происходит: беглый каторжник и Лемми!
Низкий, угрожающий голос сотряс воздух:
– Заткнись, сопляк!
Джеп услышал судорожные всхлипывания Лемми. Теперь голоса звучали совсем близко, почти прямо под деревом. От страха он затаил дыхание, ему стало слышно, как колотится его сердце, и в животе что-то больно сжалось.
– Сядь здесь, парень, – скомандовал каторжник, – и кончай хныкать, черт тебя дери!
Джеп видел, как Лемми беспомощно плюхнулся на землю и, перекатившись на живот, уткнулся лицом в мягкий мох, отчаянно пытаясь заглушить рыдания.
Каторжник остался стоять. Он был огромный, с мощными мускулами. Его волос Джеп не видел, их скрывала широкополая соломенная шляпа – такие шляпы носили каторжники, когда работали, скованные цепью.
– А теперь скажи мне, парень, – потребовал каторжник, толкая Лемми ногой, – сколько там этих, которые ищут меня?
Лемми молчал.
– Отвечай!
– Я не знаю, – еле слышно произнес Лемми.
– Ладно. Хорошо. Тогда скажи, какие части леса они уже прошерстили?
– Я не знаю.
– Черт бы тебя побрал! – Каторжник ударил Лемми по лицу, и тот снова зашелся в истерике.
«О нет! Нет! Не может быть, чтобы это происходило на самом деле, – подумал Джеп. – Это все сон, страшный сон. Я проснусь – и ничего этого не будет».
Он закрыл глаза и снова открыл их, пытаясь доказать самому себе, что все это лишь кошмарный сон. Но они остались на месте: каторжник и Лемми – и он, торчащий на дереве и не смеющий даже дышать от страха. Если бы у него было что-нибудь тяжелое, он бы сбросил это каторжнику на голову и вырубил бы его. Но у него ничего нет. Он оборвал свои размышления, так как каторжник заговорил снова:
– Ну, давай, вставай, парень, мы не можем торчать здесь всю ночь. Вон луна за тучи заходит – видно, дождь собирается.
Он стал смотреть на небо сквозь кроны деревьев.
У Джепа от страха кровь в жилах застыла; казалось, каторжник смотрит прямо на ту ветку, где он сидит. В любой момент он мог заметить его. Джеп закрыл глаза. Минуты тянулись долго, словно часы. Когда же наконец он набрался храбрости снова посмотреть вниз, то увидел, что каторжник пытается поднять Лемми. Значит, он его не увидел – слава богу!
– Давай, парень, пошел, пока я не задал тебе трепку! – Оторвав Лемми от земли, он держал его на весу, как мешок с картошкой. А потом неожиданно выронил. – А ну заткнись, сейчас же! – завопил он, и голос его был таким взвинченным, что Лемми замер на месте. Что-то происходило. Каторжник стоял под деревом, внимательно вслушиваясь в лес.
А потом Джеп тоже услышал. Что-то надвигалось сквозь подлесок: потрескивали ветки, шуршали потревоженные кусты. Оттуда, где он сидел, ему было видно: десять человек, окружив поляну, стягивали кольцо. Но каторжник лишь слышал шум, он не мог знать, что это, и запаниковал.
– Сюда, мы здесь! Сюда… сюда!.. – завопил Лемми. Но каторжник схватил его за затылок и вжал лицом в землю. Мальчик извивался и лягал его ногами, а потом вдруг обмяк и сделался неподвижен. Джеп увидел, как каторжник отнял руку от его затылка. Что-то случилось с Лемми. В голове у Джепа как будто произошел взрыв: он понял – Лемми мертв! Каторжник удушил его до смерти!
Люди больше не таились, они бешено вырвались из подлеска. Каторжник понял, что попался, он попятился к дереву, на котором сидел Джеп, прислонился к нему спиной и завыл.
Все было кончено. Джеп заорал, мужчины увидели его, подставили руки, чтобы поймать, он прыгнул и без единой царапины оказался на руках у одного из них.
На каторжника надели наручники, а он продолжал кричать:
– Чертов сопляк! Это все из-за него!
Джеп взглянул на Лемми. Один из поисковиков склонился над ним, и Джеп услышал, как, повернувшись к стоявшему рядом товарищу, тот сказал:
– Всё, мертвее мертвого.
И тут Джеп начал хохотать, он хохотал истерически, и горячие соленые слезы катились по его щекам.
Если я забуду тебя
Вот уже почти час Грейс стояла на крыльце, ожидая его. Когда они встретились сегодня днем в городе, он сказал, что придет в восемь. Было уже десять минут девятого. Она села на стоявшие на крыльце качели и постаралась не думать о его приходе и даже не смотреть в ту сторону дороги, где находился его дом, потому что знала: если о чем-то думать, это никогда не случится. Он просто не придет.
– Грейс, ты все еще там? Он еще не пришел?
– Нет, мама.
– Ну не можешь же ты просидеть там всю ночь, иди в дом.
Она не хотела идти в дом, сидеть в старой душной гостиной и смотреть, как отец читает новости, а мать разгадывает кроссворд. Она хотела оставаться здесь, в ночи, которую можно было вдохнуть, почувствовать ее запах и даже потрогать. Ночь казалась настолько осязаемой, что она словно ощущала ее прикосновение, подобно прикосновению нежного синего атласа.
– Вон он идет, мама, – солгала она, – идет сюда по дороге, я побегу ему навстречу.
– Ничего подобного ты не сделаешь, Грейс Ли, – ответила мать зычным голосом.
– Нет, мама, нет, я побегу! Скоро вернусь, только попрощаюсь.
Она сбежала по ступенькам крыльца и припустила по дороге, прежде чем мать успела сказать что-нибудь еще, – решила, что просто будет идти вперед, пока не встретится с ним, даже если придется дойти до самого его дома. Это была очень важная для нее ночь, не то чтобы счастливая, но в любом случае прекрасная.
Спустя все эти годы он уезжал из города. После его отъезда все станет таким странным. Она знала: ничто не будет больше таким, каким было. Однажды в школе, когда мисс Саарон задала им написать стихотворение, Грейс сочинила стихи о нем, они оказались такими хорошими, что их напечатали в городской газете. Назвала она свое стихотворение «В сердце ночи», и сейчас, неспешно идя по освещенной луной дороге, вспомнила две первые строки:
Однажды он спросил ее, действительно ли она его любит. Она ответила: «Сейчас я тебя люблю, но мы ведь еще дети, и это детская любовь». Однако теперь она понимала, что солгала, солгала самой себе, потому что в этот краткий миг не сомневалась: она по-настоящему любит его, а тогда, всего месяц назад, была совершенно уверена, что все это ребячество и глупость. Теперь, когда он уезжал, она точно знала, что это не так. Как-то после эпизода со стихотворением он сказал ей, что не следует принимать свои чувства всерьез, в конце концов, ей всего шестнадцать. «К тому времени, когда нам будет по двадцать лет, если кто-нибудь упомянет при тебе мое или при мне твое имя, мы, может быть, даже не вспомним, о ком речь». Ей это показалось ужасным. Да, он ее, вероятно, забудет. Вот уедет сейчас, и, возможно, она его больше никогда не увидит. Он станет выдающимся инженером, как мечтает, а она будет по-прежнему прозябать в этом маленьком южном городишке, о существовании которого никто никогда и не слышал. «А может, он не забудет меня? – сказала она себе. – Может, он вернется за мной и увезет отсюда в какой-нибудь большой город вроде Нового Орлеана, или Чикаго, или даже Нью-Йорка?» От одной мысли об этом глаза ее засверкали безумным счастьем.
Запах сосен, с обеих сторон окружавших дорогу, пробудил в ней воспоминания о радостных временах, когда они вместе участвовали в пикниках, совершали прогулки верхом и ходили на танцы.
Она вспомнила, как он попросил ее пойти с ним на школьный бал. Это было сразу после того как они познакомились. Он был очень хорош собой, и она страшно гордилась: ведь никто и подумать не мог, что малышка Грейс Ли со своими зелеными глазами и веснушками получит такой приз. Она была так горда и взволнованна, что почти забыла все танцевальные па и очень смутилась, пойдя не с той ноги, из-за чего он невольно наступил ей на ногу и порвал шелковый чулок.
И как раз когда она убедила себя, что это настоящая любовь, вмешалась ее мать и заявила, что они еще дети, а дети просто не в состоянии понять, что такое настоящая «привязанность», как она выразилась.
Потом девчонки, которые зеленели от зависти, начали кампанию «Нам не нравится Грейс Ли». «Вы только посмотрите на эту дурочку, – шептались они. – Она же прямо вешается ему на шею». «Она ничуть не лучше, чем какая-нибудь… какая-нибудь… шлюшка». «Чего бы я ни отдала, чтобы узнать, что там между ними происходит, но, боюсь, это было бы слишком скандально для моих ушей».
При воспоминании об этих маленьких самодовольных лицемерках Грейс невольно ускорила шаг. Ей никогда не забыть драку, которая случилась между ней и Луизой Биверс, когда она застала ту за чтением ее письма куче хохочущих девчонок в туалете. Луиза выкрала это письмо из книги Грейс и читала его им вслух, сопровождая чтение преувеличенными издевательскими жестами и потешаясь над тем, что вовсе не было смешным.
«Да ладно, все это ничего не стоящая чепуха», – подумала она.
Луна ярко сияла в небе, окутанная бледными тусклыми облаками, словно тонкой кружевной шалью. Грейс засмотрелась на нее. Скоро она дойдет до его дома. Осталось лишь подняться на этот пригорок, потом спуститься – и вот она уже там. Это был славный маленький дом, крепкий и основательный – идеальное место для него, подумала она.
Иногда ей казалось, что это просто сентиментальность, детская любовь, но сейчас она была уверена, что это не так. Он уезжает. Будет жить у своей тети в Новом Орлеане. Его тетя актриса, Грейс это не очень нравилось, она слышала, что актеры – народ сомнительный.
О своем отъезде он сообщил ей только вчера. «Должно быть, побаивался, – подумала она, – теперь настала моя очередь бояться». О, как все будут злорадствовать, что он уехал и она осталась одна, Грейс так и видела их смеющиеся физиономии.
Поделиться книгой: