Помоги проекту - поделись книгой:
Тайна гробницы
Ветер зловеще завыл над полуночной гробницей. Подобно золотому нетопырю над древними могилами висела луна, проглядывая сквозь поганый туман своим зловещим слепым глазом. Ужасы не из плоти могли скрываться среди окруженных кедрами гробниц или красться в тени кенотафов, потому что то была неосвященная земля. Но гробницы хранили странные тайны, среди них есть те, что чернее ночи и ужаснее прокаженной луны. В поисках такой тайны я явился, один и незамеченный, в мой семейный склеп в полночь. В моем роду были колдуны и маги старых времен, а посему они покоились в стороне от остальных могил, здесь, в этом забытом месте, внутри мавзолея, окруженного только могилами их слуг. Но здесь лежали не все слуги, ибо есть такие, кто не умирает.
Сквозь туман я добрался до места, где среди размытых деревьев виднелась разрушенная гробница. Когда я подошел к сводчатому входу, ударил сильный порыв ветра, яростно затушив мой фонарь. Только луна осталась освещать нечестивым сиянием мой путь. Так я и разглядел разъеденный, заросший мхом портал над семейным склепом. Луна освещала двери, не похожие на остальные - монолитную железную плиту, вставленную в монументальные гранитные стены. На ее поверхности не было ни ручек, ни замочной скважины, но всю ее покрывала резьба зловещих загадочных символов, чье аллегорическое значение наполнило мою душу чувством глубокого отвращения, которое не передать словами. Есть вещи, на которые лучше не смотреть, и мне было плевать на недостатки в умственном развитии тех, кто воплотил подобный ужас в такой форме. Так что в слепой и тревожной суете я повторил непонятную литанию и исполнил необходимую последовательность действий заученного мной ритуала, по завершении коего циклопический портал распахнулся.
Внутри была тьма, полная, могильная, древняя; сейчас неизвестно как живущая. Она содержала пульсирующую ауру, намек на приглушенный, но целенаправленный ритм, затмевающий все, атмосферу черного, надвигающегося откровения. Одновременное воздействие на мое сознание было из тех чувств, что называют интуицией. Я чувствовал, что эти тени скрывают странные секреты, а некоторые черепа словно ухмылялись. Тем не менее я должен вступить в гробницу предков - сегодня последний из нашего рода встретится с первым. Я был последим. Джереми Стрэндж был первым, кто бежал с Востока, чтобы найти убежище в столетнем Элдертауне, и забрал с собой награбленное из могил и тайны неизвестного. Именно он построил себе гробницу в сумеречном лесу, где мигают ведьмовские огни, и здесь он схоронил свои останки, избегая обычной смерти. Но вместе с ним похоронили тайну, и ее я пришел узнать. Я не был первым, кто пытался сделать это, ибо мой отец и отец моего отца, вплоть до самых старших поколений, включая самого Джереми Стрэнджа искали то, что было описано в дневнике безумного колдуна - секрет вечной жизни после смерти. Пыльный пожелтевший том передавался старшим сыновьям из поколения в поколение, словно вместе со страшной тягой к темному и проклятому знанию, жажда которого вкупе с чертовски явными намеками, изложенными в записях колдуна, заставляла каждого из моих предков по отцовской линии как завещано, искать свое наследство в гробнице.
Конечно, это была семейная тайна. О гробнице никогда не упоминали - она и вправду была позабыта с течением лет, которые также унесли с собой множество старых легенд и фантастических обвинений, предъявляемых первому Стрэнджу, которые когда-то были достоянием деревни. Семью тоже милосердно избавили от всех упоминаний о печальной участи, которую разделили многие ее члены. Их секрет относился к темному искусству; тайная библиотека античных преданий и демонологических формул, привезенных Джереми с Востока, дневник и его секреты - все это непостижимо сохранялось старшими сыновьями. Остальная часть семьи процветала. Из нее вышли морские капитаны, солдаты, коммерсанты, государственные деятели. Удача им сопутствовала. Многие уехали из старого особняка на утесе, так что отец в свои дни жил там вместе со слугами и со мной. Мама умерла при моем рождении, и все свою одинокую юность я провел в большом коричневом доме, с полубезумным от трагедии отцом, под тенью чудовищной семейной тайны. Именно он посвятил меня в тайны, содержавшиеся в книгах, среди которых находились такие кощунственные произведения как "Некрономикон", «Книга Эйбона», "Кабала Сабота" и вершина литературного безумия, "Тайны червя" Людвига Принна. Это были мрачные трактаты по анторопомантии, некромантии, ликанторпии и вампиризму, колдовству, и длинные, бессвязные тексты на арабском, санскрите и доисторической идеографии, покрытые пылью веков.
Он дал мне все это и многое другое. Временами он отец шептал странные истории о путешествиях, что совершал в молодости - об островах в море и выживании в арктических льдах. Однажды ночью он рассказал мне легенду о гробнице в лесу; мы вместе с ним открыли изъеденные червями страницы окованного железом дневника, спрятанного в угловой нише над камином. Я был очень юн, но не слишком для некоторых вещей, и когда поклялся хранить тайну, как и многие пращуры до меня, я ощутил странное чувство, что настало время Джереми взять свое. В отцовских глазах мерцал тот же свет страшной жажды неизведанного, любопытство и желание, что проглядывало в глазах многих старших сыновей, когда они объявили о своем намерении "отправиться в путешествие", "присоединиться" или "принять участие в деле". Большинство из предков ждали, когда дети вырастут или умрут жены; но всякий раз, когда они уходили по любым причинам, они не возвращались никогда.
Двумя днями позже отец исчез после того, как оставил слугам сообщение, что проведет неделю в Бостоне. До конца месяца было проведено обычное расследование, которое как обычно, не дало результатов. По завещанию, обнаруженному среди документов отца, я стал единственным наследником, и книги с дневником оставались спрятанными в секретных комнатах и нишах, известных лишь мне одному.
Жизнь продолжалась. Я делал привычные вещи - учился в университете и путешествовал, и наконец, одинокий, вернулся в дом на холме. Но привёз с собой могучую решимость - я один мог снять это проклятие; только я мог понять секрет, стоивший жизни семи поколений - и я должен это сделать. Мир не желал открываться тому, кто провел юность в изучении извращенных истин, лежащих за внешним лоском бесцельного существования, и я не боялся. Я уволил прислугу, прекратил общение с дальними родственниками и несколькими близкими друзьями, и проводил дни в скрытых сферах древних преданий, выискивая заклинание такой силы, что позволила бы навсегда развеять тайну гробницы.
Сотню раз я читал и перечитывал этот ветхий документ - дневник, чьи демонические обещания привели людей к погибели. Я искал сатанинские и каббалистические заклинания тысяч забытых некромантов, вникал в страницы бесстрашных пророчеств, погружался в тайные легенды, чьи свидетельства заползали в меня словно змеи из ямы. Все было напрасно. Все, чему я научился, это церемония, с помощью которой можно было попасть в гробницу в лесу. Три месяца исследований превратили меня в призрака, и наполнили мой разум дьявольскими тенями сакрального знания, но этим все и ограничилось. И тогда, словно усмешка тьмы, прозвучал зов, в эту самую ночь.
Я сидел в кабинете, размышляя над изъеденным червями экземпляром "Heiriarchus" Occultus", когда без предупреждения, я почувствовал мощный импульс, пробившийся сквозь усталый мозг. Этот зов манил и соблазнял разными обещаниями, словно брачный крик древней ламии; и в то же время обладал несокрушимой силой, которую невозможно было игнорировать. Это была рука судьбы. Меня призывали в гробницу. Я должен следовать голосу внутреннего сознания, который был приглашением и обещанием, который звучал в моей душе, как ультра-ритмичный проводник транскосмической музыки. Так я и явился, один, без оружия в одинокий лес и туда, где я встретил бы свою судьбу.
Когда я покинул имение, луна стала краснеть, но я не оглядывался. Ночное светило отражалось в водах ручья, струившегося между деревьями, в её свете воды окрасились кровью. Затем туман тихо поднялся с болота, и призрачно-желтый свет наполнил небо, выманивая меня из-под черных скрюченных деревьев, чьи ветви, трясущиеся от унылого ветра, молча указывали на далекую гробницу. Корни и вьюны мешали идти, кустарники цепляли за корпус, но в моих ушах гремел призывный хор, который невозможно было описать и невозможно отринуть ни природой, ни человеком.
Теперь, когда я колебался на пороге, миллион голосов призывал без промедления войти в этот смертный мрак. В моей голове гремел ужас старинного наследия - ненасытная жажда познать запретное, и слиться с ним воедино. Отзвуки адской музыки резонировали в ушах, и землю сотряс безумный призыв, охвативший все существо.
Я больше не медлил на пороге. Я вошел внутрь, туда, где запах смерти заполнял мрак, как солнце над Югготом. Дверь закрылась, а затем пришло - что? Не знаю - я понял только, что вдруг вижу, чувствую и слышу, несмотря на темноту, и сырость, и тишину.
Я был в гробнице. Ее монументальные стены и высокие потолки были черными и голыми, с печатью минувших веков. В центре мавзолея стояла монолитная плита из черного мрамора. На ней лежал позолоченный гроб, покрытый странными письменами и пылью веков. Интуитивно я понял, что внутри, но догадка не принесла облегчения. Я посмотрел на пол, но пожалел, что сделал это. У разрушенного основания плиты лежали, словно в морге, несколько полуразложившихся трупов и высушенных скелетов. Размышляя о своем отце и других предках, я был одержим тошнотворной тревогой. Они все пытались и потерпели неудачу. И вот теперь пришел один я, чтобы найти то, что обрекло всех их на бесславие и неизвестность. Тайна! Тайна гробницы!
Безумие наполнило мою душу. Но я знал - я должен. Как во сне, двинулся к позолоченному гробу. Секунду я стоял возле него; затем, с силой, рожденной безумием, разорвал ткань и поднял позолоченную крышку, а потом понял, что это не сон, ведь во снах невозможно встретить тот фатальный ужас, каковым оказалось существо, лежащее в гробу - существо с глазами полуночного демона и ликом отвратительного бреда, что похож на смертельную маску зла. Оно улыбалось, лежа там, и душа моя кричала в мучительном осознании того, что оно живое! Теперь я все узнал; секрет и наказание, понесенное теми, кто искал его, и был готов к смерти, но ужасы не прекратились, потому что я увидел, как оно заговорило шипящим голосом. И там, в ночном мраке оно зашептало о тайне, уставившись на меня безжалостными, бессмертными глазами, чтобы я не сошел с ума прежде, чем услышу все. Все было открыто - тайные склепы самого черного кошмара, где обитает порождение могил, и цена, уплатив которую человек может стать упырем, живущим после смерти пожирателем во тьме.
Так и произошло, и из этой сокрытой проклятой гробницы звучал призыв к потомкам, чтобы, когда те придут, наступало ужасное торжество, благодаря которому эта тварь могла бы продолжить свою страшное, вечное существование. Я буду следующим, кто умрет, и глубоко в сердце я об этом знал.
Я не мог отвести глаза от демонического взгляда и освободить душу от гипнотического оцепенения. Тварь в могиле раскудахталась дьявольским смехом. Кровь застыла в моих жилах, и две длинных худых руки, подгнившие, словно у трупа, стали медленно тянуться к моему сдавленному от страха горлу. Монстр сел, и даже будучи в плену ужаса, я понял, что сохранилось смутное сходство между существом из гроба и одним из портретов в зале дома. Но это была измененная реальность - человек Джереми стал Джереми-упырем; я понимал, что этому невозможно противиться. Два когтя, холодные как пламя ледяного ада, сомкнулись вокруг моего горла, два глаза, скользкие как черви, пронзали насквозь мое обезумевшее существо, а безумный смех ввинчивался в мои уши как гром судьбы. Костлявые пальцы вцепились мне в глаза и ноздри, делая беспомощным, в то время как желтые клыки клацали все ближе к моему горлу.
Мир закрутился, погрузившись в туман огненной смерти.
Внезапно заклятие пало. Я оторвал глаза от этого порабощающего, злобного лица, и ко мне мгновенно, как вспышка света, пришло озарение. Сила этого существа была только ментальной - только благодаря этому моих злосчастных родичей тянуло сюда, но однажды, слава богу, один из них освободился от силы ужасных глаз монстра! Я должен стать жертвой скрюченной мумии? Моя правая рука взметнулась вверх, ударив тварь между глаз. Раздался тошнотворный хруст; мертвая плоть подалась под моей рукой, когда та схватила безликого упыря и бросила его на покрытый костями пол. Взмокнув от пота и бессвязно бормоча от жуткого отвращения, я увидел, как даже после второй смерти движутся заплесневелые останки - отрезанная рука ползла через ткань на раздробленных пальцах; нога стала дергаться в гротескном, нечестивом ритме.
С криком я бросил зажженную спичку на ненавистный труп, я кричал даже когда открыл портал и выбежал из гробницы в нормальный мир, оставляя за собой тлеющий костер, в котором обугленное сердце страшным голосом по-прежнему слабо стонало будто реквием над тем, что когда-то было Джереми Стрэнджем.
Теперь гробница разрушена, а вместе с ней и лесные могилы, и все сокрытые камеры, и рукописи, служившие напоминанием о навязчивых ужасах, которые никогда не могут быть забыты. Ибо земля скрывает безумие, а сны - отвратительную реальность, и чудовищные твари обитают в смертельных тенях, скрываясь и выжидая, чтобы захватить души тех, кто вмешивается в запретное.
Звездный бродяга
Во всем этом виноват один я. Из-за меня на нас свалился этот непредвиденный ужас, моя глупость принесла нам гибель. Мое признание ничего теперь не дает. Мой друг мертв, и я, чтобы избежать участи худшей, чем смерть, должен последовать за ним. До сих пор я непрерывно прибегал к алкоголю и наркотикам, чтобы смягчить боль воспоминаний, но настоящий покой обрету только в могиле.
Перед тем как уйти, я хочу рассказать свою историю, чтобы она послужила предостережением тем, кто может совершить такую же ошибку и коих может постичь та же участь.
Я – автор фантастических рассказов. С раннего детства я был пленен тайной, очарован неведомым. Безымянные страхи, удивительные сны, странные, полуинтуитивные фантазии, посещавшие мой разум, всегда навевали на меня могучее и необъяснимое очарование.
В литературе я шел извилистыми тропинками вместе с По, пробирался по непроходимым областям устрашающих звезд с Бодлером и погружался в глубочайшие зеленые бездны безумия древних легенд. Хилый талант рисовальщика толкнул меня на попытку изобразить создания чужого мира, населявшие мои кошмары. Это и смутная интеллектуальная тенденция, водившая моим карандашом, пристрастили меня к самым темным областям музыкальной композиции: симфонические акценты «Данс Макабр» нравились мне больше всего. Скоро моя внутренняя жизнь стала шабашем различных чудовищных страхов.
Во всем остальном мое существование оставалось довольно тусклым. Детство в школе и юность в лицее прошли очень быстро. Со временем я вдруг заметил, что все более и более погружаюсь в жизнь безденежного отшельника, в жизнь спокойную, философскую, с моими книгами и грезами.
Но человеку нужно на что-то жить. Физически и интеллектуально неспособный к ежедневной работе, я искал дорогу, призвание. Экономический кризис довел мое существование почти да крайней черты, и я едва не впал в нищету. Вот тогда я решил писать.
Я достал старую пишущую машинку, пачку дешевой бумаги и несколько листов копирки. Выбор сюжета меня не заботил: что может быть лучше в области безграничного, неуправляемого воображения? Я собирался писать рассказы об ужасах, о страхе, о смерти. Как велика была моя наивность!
Первые же попытки показали всю глубину моих заблуждений. Я был весьма далек от поставленной перед собою цели. Мои сны, такие живые, на бумаге превращались в печальный хаос тяжеловесных прилагательных, и я не мог найти слов, чтобы объяснить восхитительный ужас неведомого. Мои первые рукописи были всего лишь пустяковыми и ненужными документами, и несколько журналов, специализировавшихся в этой области, единодушно отказались от них.
А мне надо было жить. Медленно, но верно я начал выправлять свой стиль и идеи. Я старался расширить свой словарь, улучшить манеру письма, экспериментировал со словами и оборотами речи. Это была тяжелая работа. Скоро а узнал, что такое работать до седьмого пота. Наконец один из моих рассказов был принят. Потом второй, третий, четвертый… Я овладел ремеслом, и будущее, кажется, начинало мне улыбаться. С легким сердцем вернулся я к своим грезам и возлюбленным книгам. Мои рассказы давали некоторое материальное благополучие, пока еще довольно хилое, но мне хватало. Это длилось недолго. Честолюбие и безумная идея погубили меня.
Я хотел написать настоящий роман: не рассказ, эфемерный и стереотипный, какие я стряпал для журналов, а образец подлинного искусства. Создание шедевра стало моей мечтой.
Я был неважным писателем не только из-за погрешностей в стиле. Моя главная ошибка – выбор сюжетов. Вампиры, вервольфы, ведьмы-оборотни, мифологические чудовища – все это было не так уж интересно. Банальность воображения, злоупотребление прилагательными и прозаически-антропоцентрическая точка зрения вредны для хорошего фантастического рассказа.
Надо было найти новые сюжеты, по-настоящему необычные интриги. Только так я мог бы создать что-то свое собственное, абсолютно терратологически-невероятное!
Я мечтал познакомиться с песнями, которые поют демоны, летая меж звезд, услышать голоса древних богов, шепчущихся о своих тайнах в вечной пустоте. Я страстно желал узнать ужасы могилы, поцелуй червя, холодную ласку гниющего на теле савана. Я жаждал тайн, сокрытых в глазах мумий, сгорал от желания познать мудрость червей. Вот тогда я действительно мог бы писать. Тогда сбылись бы все мои мечты!
Я искал свой путь. Начал переписку с мыслителями и одинокими мечтателями в разных концах света: с отшельником с гор запада, ученым с северных равнин, мечтателем и мистиком из Новой Англии. От последнего я узнал о существовании некоторых древних книг, полных странных легенд. Он намекал мне на отдельные отрывки из знаменитого «Некрономикона» по безумию богохульства. Сам он изучал эти страшные книги, но мне советовал не заходить слишком далеко. Еще ребенком он слышал о многих странных вещах – о колдуньях Аркхейма, где все еще бродят страшные тени, и с тех пор запретил себе проникать глубже в темную область черной магии.
После настойчивых просьб он наконец с неохотой назвал мне имена некоторых особ, кто мог бы помочь в моих исследованиях. Сам он был блестящим, широко известным писателем, и я знал, он живо интересуется исходом этого дела.
Получив драгоценный список, я пустился в широкую переписку, чтобы получить желаемые книги. Я писал в университеты, в частные библиотеки, прославленным магам и великим жрецам тайных культов, но скоро меня постигло разочарование.
Ответы, которые я получал, были откровенно холодными, часто враждебными. Обладатели этих книг, по-видимому, были в ярости, что их тайна обнаружена каким-то излишне любопытным незнакомцем. Приходили даже анонимные угрозы по почте и по телефону. Но меня куда больше беспокоило, что все мои усилия пропадали даром. Отрицания, отказы, уклончивые ответы, угрозы – все это ничего не давало. Надо искать где-то в других местах.
Библиотеки! Может быть там, на забытых пыльных полках, я найду то, что ищу?
И начались бесконечные поиски. Я научился с непоколебимым спокойствием переносить бесчисленные разочарования.
Сколько я ни спрашивал, ни в одной библиотеке не слышали ни о страшном «Некрономиконе», ни о пагубной «Книге Эйбона», ни о смущающих дух «Культах вампиресс».
Не найдя ничего в Милуоки, я решил попытать счастья в Чикаго. Я намеревался провести там неделю, но задержался в этом городе на месяц.
Моя настойчивость наконец-то была вознаграждена. В одной старой лавчонке, на пыльных, видимо давно позабытых полках, я нашел то, что искал. Между двумя очень старыми изданиями Шекспира я обнаружил переплетенный в кожу толстый том, озаглавленный «Вермис Мистеринс», иначе говоря, «Тайны червей».
Букинист не мог сказать мне, как эта книга попала к нему. Наверное, он когда-то купил ее с кучей других, продававшихся за бесценок. Он явно не знал, что это за вещь, поскольку взял с меня за нее всего один доллар. Он тщательно завернул большой том, был весьма доволен этой неожиданной продажей и, сияя, простился со мной.
Я быстро унес драгоценную книгу. Какая находка! Я слышал об этом произведении. Автором его был Людвиг Гринн, закончивший свои дни на костре в Брюсселе во времена инквизиции. Интересный тип: алхимик, некромант, известный маг. Он хвалился, что достиг небывалого возраста, когда власти предали его огню. Рассказывали, что он называл себя последним крестоносцем, уцелевшим после неудачного четвертого крестового похода, и в доказательство показывал различные документы и заплесневелые пергаменты. Там называлось имя некоего Бонифаса де Монфера, но скептики считали, что Людвиг – просто слегка свихнувшийся самозванец и, в крайнем случае, может быть лишь потомком того крестоносца.
Людвиг уверял, что постиг тайны колдовства, находясь в плену в Сирии, где с помощью магов этой страны встречался с джиннами и ифритами из древних восточных мифов. Говорили, что он провел некоторое время в Египте и что среди дервишей Ливии ходили легенды об удивительных способностях древнего ясновидящего из Александрии.
Как бы то ни было, последние годы жизни Людвиг провел во Фландрии, где и родился. Жил он в развалинах мавзолея доримской эпохи, в лесу, под Брюсселем, в обществе вызываемых им таинственных существ. В дошедших до нас манускриптах говорилось, что его окружали «невидимые компаньоны» и обслуживали «слуги звезд». Крестьяне не решались проходить ночью через лес, потому что боялись звуков, раздававшихся при луне, и не имели никакого желания видеть то, чему поклонялись древние у языческих алтарей, которые еще стояли на темных полянах.
В течение многих лет маг пользовался в округе дурной славой. К нему приходило множество путников просить гороскопы, пророчества, а также приворотные зелья, отвары и талисманы. Дошедшие до нас рассказы намекают на его мобильное жилище, на сарацинские реликвии, на невидимых слуг, которых он вызывал колдовством. Все свидетели того времени, казалось, испытывали отвращение, когда дело касалось описания этих слуг. Все сходились на том, что страшный старик обладал властью над потусторонними силами.
Однако создания, которыми командовал Гринн, не появлялись после того, как святая инквизиция обратила на него внимание. Солдаты нашли грот пустым и разграбленным. Они дограбили, что могли, и, уходя, разрушили его. Сверхъестественные существа, непонятные инструменты, темные толпы и ограды – все исчезло самым удивительным образом. Обыск в лесах и боязливый осмотр старых алтарей ничего не дали. На алтарях нашли следы свежей крови. На дыбе – тоже, когда допрашивали Гринна. Самые изощренные пытки ничего не смогли вытянуть из молчаливого мага, и уставшие палачи в конце концов бросили его в подземную тюрьму. Именно там, в каменном мешке, ожидая суда, он написал свои «Вермис Мистеринс», этот патологический труд, окрашенный ужасом, известный под названием «Тайны червей». Каким образом рукопись вышла из тюрьмы, несмотря на бдительность стражи, осталось тайной. Однако меньше чем через год после смерти автора она была опубликована в Кельне. Книгу немедленно запретили, но несколько экземпляров уже разошлось. Позднее она была переиздана: переведена и урезана цензурой, но один первоначальный вариант, латинский, считался подлинным. За все эти века лишь немногие избранные могли познакомиться с тайнами, сокрытыми в этой книге, и ныне они известны тоже очень малому числу людей, не афиширующих этого по вполне понятным причинам.
Вот и все, что я знал об истории книги, что попала мне в руки.
С точки зрения обычного коллекционера, это была бесценная находка, но я почти не мог судить о ее содержании, поскольку она была написана на латыни. Я знал едва лишь несколько слов из этого мертвого языка, так что, открыв пожелтевшие страницы, натолкнулся на непреодолимый барьер. Подумать только, обладать такими сокровищами и не иметь возможности познакомиться с темными тайнами из-за отсутствия ключа.
Я было впал в отчаяние, потому что не мог просить помощи у какого-нибудь латиниста, чтобы перевести такой отвратительный и богохульный текст, но потом на меня снизошло озарение. Почему бы мне не поехать на Восток и не попросить помощи у моего друга? У него классическое образование, и он вряд ли будет чрезмерно шокирован темными откровениями Гринна. Я тут же написал ему и вскоре получил ответ: он будет счастлив помочь мне, и я могу незамедлительно приехать к нему.
Провидено – очаровательный маленький городок. Дом моего друга, одноэтажный, старинной постройки в колониальном стиле, был весь пропитан атмосферой былого. Старинный чердак с темными балконами служил хозяину кабинетом. Там мы и работали в мрачную апрельскую ночь у большого открытого окна, выходящего на лазурное море. Я как сейчас вижу маленькую комнату, лампу, длинный стол и стулья с высокими спинками, книжные шкафы вдоль стен, кучу рукописей.
Мы с другом сидели за столом. Перед нами лежала открытая таинственная книга. Его худой профиль бросал на стену тревожную тень, лицо его в слабом свете казалось восковым. В кабинете царила беспокойная атмосфера грядущих открытий. Я чувствовал присутствие тайн, которые вот-вот могли быть разгаданы.
Мой друг тоже чувствовал это. Долгие годы занятий оккультными науками обострили его интуицию до необычайных пределов. Он вздрагивал, но не от холода, и не горячка заставляла его глаза блестеть, как драгоценные камни, отражающие пламя. Он знал, еще даже не открыв проклятую книгу, что она вредоносна. Запах сырости, поднимавшийся от этих желтых страниц, вызывал в воображении могильную вонь. Листы по краям были объедены червями, кожу переплета погрызли крысы, которые, быть может, питались чем-то еще более ужасным.
Приехав, я рассказал своему другу историю этой книги и при нем распаковал увесистый том. Тоща мне казалось, что ему не терпится начать перевод. Но сейчас он колебался.
Он стал говорить, что это неразумно, что это проклятое знание. Кто знает, какую дьявольщину содержат эти страницы и какое несчастье постигнет невежду, рискнувшего проникнуть в эта тайны? Хорошо ли знать слишком много? И кто знает, сколько людей умерли, пытаясь на практике применить те сведения, что содержатся на этих страницах? Он умолял меня отказаться от моего намерения, пока он еще не открыл книгу, и поискать вдохновения в менее устрашающих областях.
Я был упрям, я был безумен. Я отмел все его возражения, считая их напрасными и бессмысленными. Я не боялся. Должны же мы по крайней мере изучить нашу находку, увидеть, что она содержит? И я стал перелистывать страницы.
И разочаровался. В книге не было ничего особенного. Всего лишь пожелтевшие листы с латинскими текстами. Никаких иллюстраций, никаких пугающих рисунков.
Мой друг не мог больше противиться искушению посмотреть на столь редкое сокровище библиофила. Он наклонился над моим плечом, изредка бормоча обрывки латинских фраз. Лицо его светилось энтузиазмом.
Схватив обеими руками бесценный том, он сел у окна и стал читать выхваченные наугад абзацы, тут же переводя их. Глаза его сверкали диким огнем, тощее лицо все ниже склонялось над заплесневелыми страницами. Голос его то гремел, то затихал до шепота, разматывая темную литанию. Я ухватывал только отдельные слова, потому что он в своем воодушевлении, казалось, забыл обо мне. Он читал повествование о чарах и о наведении порчи. Я помню некоторые намеки на богов-прорицателей, вроде Ийга, темного Хэна, бородатой змеи Биотис. Я дрожал, потому что давно знал эти имена, но дрожал бы еще больше, если бы знал, что за этим последует.
И это не замедлило случиться. Он обернулся ко мне очень взволнованный. Голос его стал более торопливым и пронзительным. Он спросил, помню ли я легенды о колдовстве Гринна, о его невидимых слугах, пришедших со звезд, чтобы подчиняться ему. Я кивнул, не вполне понимая причины его внезапного исступления.
Позже он мне объяснил. Там, в главе об обитателях дома, есть молитва или заклинание, возможно то самое, каким Гринн вызывал со звезд своих невидимых слуг! Он просил меня послушать и стал громко читать.
И я слушал, как идиот, как безумец. Почему я не закричал и не убежал, почему не вырвал у него из рук эту чудовищную книгу? Я спокойно сидел, в то время как мой друг читал на латыни длинное зловещее заклинание:
– Тиби, Магнум Инноминандум, сигна стедорум нигратум буфаминиформис Садокс сигиллум…
Ритуальные слова взлетали на ночных крыльях страха. Они разили мою душу острой болью, хотя я и не понимал их. Казалось, слова извивались в воздухе, как пламя, и жгли мой дух. Громкий голос будил бесконечное эхо, которое, как мне казалось, достигало самих звезд. Слова эти как бы переступали бесчисленные пороги, чтобы найти слышащего и приказать ему спуститься на Землю. Иллюзия? У меня не было времени подумать об этом, потому что на вызов пришел ответ. Едва голос моего друга затих, как в маленькой комнатке возник ужас. Стало нестерпимо холодно. За окном внезапно взвыл ветер – не наш, не земной. Он принес далекий слабый стон. Лицо моего друга побледнело от ужаса. Потом раздался треск, и мои расширенные от страха глаза увидели, что подоконник прогнулся под невидимым ударом. За окном раздались раскаты безумного, истерического хохота. Человеческое горло не смогло бы испустить его.
Дальнейшее произошло с ошеломляющей быстротой. Мой друг, стоявший перед окном, вдруг закричал, отчаянно хватая руками воздух. Его лицо исказила гримаса сильнейшей боли. Еще секунда – и его тело поднялось над полом и выгнулось. Я услышал душераздирающий треск костей. Мой друг висел в воздухе, скрючив пальцы, словно защищаясь от чего-то невидимого. И снова раздался демонический смех, но уже внутри комнаты.
Звезды тревожно мерцали. Ледяной ветер выл в ушах. Я замер в кресле, неотрывно глядя на это ужасное зрелище. Мой друг испускал теперь визгливые вопли, и они смешивались с адским смехом. Затем тело моего друга переломилось пополам. Брызнули фонтаны крови. Но кровь не достигла пола. Поток ее остановился в воздухе, а смех прекратился, сменившись кошмарными чавкающими звуками. Я с ужасом понял, что невидимое существо, пришедшее ниоткуда, питается кровью! Неужели это невидимый вампир?
Перед моими глазами происходила отвратительная метаморфоза: тело друга сморщилось, высохло, опустошилось и тяжело упало на пол без признаков жизни, а в воздухе в это время творилась еще более страшная перемена.
Угол комнаты у окна заполнялся красным, кровавым светом. Стали медленно проявляться контуры призрака – набухающий кровью силуэт невидимого звездного бродяги. Это было нечто красное, текучее. Дрожащее желе, малиновый шар, ощетинившийся бесчисленными щупальцами, шевелящимися и изгибающимися. На их концах были присоски, или рты, которые открывались в безмерной жадности… Существо было распухшим, омерзительным: масса без головы, без лица, без глаз, одна голодная пасть. Человеческая кровь, выпитая им, сделала его силуэт почти видимым. Это зрелище могло свести с ума любого.
К счастью для моего разума, существо не стало задерживаться. Не обращая внимания на труп на полу, оно быстро схватило длинными липкими щупальцами зловещую книгу, тут же протиснулось в окно и исчезло. Его сатанинский смех летал на крыльях ветра, пока оно не унеслось в бездну, откуда пришло.
Вот и все. Я остался один. У моих ног лежало безжизненное тело. Книга исчезла. Пол и стены были забрызганы кровью моего несчастного друга.
В сильнейшем потрясении я долго не мог сдвинуться с места. Придя в себя, я поджег комнату и убежал, надеясь, что пожар скроет все следы. Я прибыл вечером, никто не знал о моем приезде, и никто не видел, как я уходил. Когда первые языки пламени привлекли внимание людей, я был уже далеко. Несколько часов я бродил по извилистым улицам. Меня сотрясал беззвучный смех, когда я поднимал глаза к ярким звездам, наблюдавшим за мной сквозь клочья тумана.
Наконец я успокоился настолько, что смог сесть в поезд. Я был спокоен в дороге, спокоен и сейчас, когда пишу эти строки. Был спокоен даже, когда читал о несчастном случае с моим другом, погибшим при пожаре.
Только ночью, когда сияют звезды, они приходят и приносят с собою ужас. Тогда я принимаю наркотики, тщетно пытаясь оградить свой сон от жутких воспоминаний. Но это не так уж важно. Я знаю, что все скоро кончится.
Странные предчувствия говорят мне, что этот звездный бродяга посетит меня. Я уверен, что он обязательно придет, даже без вызова. Найдет меня и унесет во тьму, поглотившую моего друга. Иногда я почти мечтаю об этом дне и жду его! Жду с великим нетерпением, ибо тогда я тоже познаю «Тайны червей»…
Самоубийство в кабинете
Джеймса Аллингтона нашли мертвым в своем кабинете. В груди торчал нож для резки бумаг, и это назвали самоубийством, потому что никто не мог войти в ту запертую и лишенную окон комнату.
Если взглянуть на него в полутьме кабинета, трудно предположить, какими были его занятия. Чародеи наших дней не обряжены в кабалистические черно-серебристые хламиды; вместо них они носят домашние халаты фиолетового цвета. Их брови не обязательно хмурятся, ногти вырастают до размеров когтей, а пламя в глазах напоминает изумрудные видения. Они не обязательно скрючены, волосаты и стары. Ничего это не было; чародей был молод и строен, почти с королевской статью.
Он сидел под светом лампы в большой комнате с дубовыми панелями; смуглый, красивый мужчина примерно тридцати пяти лет. Самая малость жестокости или злобы проглядывали на его остром, чистом лице, и немного безумия мерцало в глазах; но он был чародеем, точно таким же, как если бы совершал человеческие жертвоприношения в засыпанной черепами темноте запретных склепов. Достаточно было просто взглянуть на стены его кабинета, чтобы убедиться в этом. Только чародею могли бы принадлежать эти ветхие, изъеденные червями массивы ужасных и фантастических преданий; только адепт-чудотворец посмеет хранить темные тайны "Некрономикона", "Тайны червя" Людвига Принна, "Черные обряды" сумасшедшего Лювех-Керафа, жреца Баст, или ужасные "Культы упырей" графа Д'Эрлета. Никто кроме чародея не мог бы иметь доступ к древним рукописям, сделанным из кожи эфиопов или жечь благовония и афродизиаки в специально обработанном черепе. Кто еще мог бы наполнить покрытую милосердной тьмой комнату странными мощами, сувенирами из разоренных могил или обглоданными червями свитками первобытного ужаса?
Внешне кабинет выглядел той ночью обыденно, а его обитатель смотрелся как нормальный человек. Но для доказательства присущей ему странности не надо было искать череп, книжные корешки или мрачные, окутанные сумраком останки, довольно было знать этого человека таким, каков он есть. Ибо Джеймс Аллингтон той ночью писал в своем дневнике, и размышления его были далеки от здравого смысла.
"Сегодня ночью я готов сделать этот тест. Наконец-то я убежден, что расщепление личности может быть проделано с помощью терапевтического гипноза, при условии, что умственное состояние, способствующее такому разделению, достижимо".
Поделиться книгой: