И всё же, мог бы положить побольше. Или еды какой прислать.
Глава 3
Выход в люди дался мне нелегко. Казалось бы, что такого? Иди себе спокойно, погода хорошая, нечисть и звери не встречаются — мечта, а не прогулка. Но, во-первых, натёртые до крови ноги и ноющие от непривычно длительной нагрузки мышцы, и завязавшийся в тугой узел, уставший от попыток переварить самого себя желудок. А во-вторых, разбойники. Куда ж без них.
К тому моменту я успела уже провести ночь в лесу — даже вспоминать не хочу этот ужас, хоть он и был исключительно в моей голове, от моих собственных нервов и воображения; пережить несколько приступов злости и отчаяния, вспомнив много разных интересных слов, израсходовать почти всю воду и, наконец, признать, что заблудилась ещё сильнее, и не имею ни малейшего понятия, куда идти. Тут вот и появились они.
Сначала я даже обрадовалась — наконец-то, люди! И, судя по одежде, вполне простые, не какие-нибудь там «милости» и «магичества». Потом напоролась на взгляд, не суливший ничего хорошего. Масленый такой взгляд.
— Давай сюда деньги, цыпа! — раздался голос у меня за спиной, и я зачем-то обернулась. Могла бы и не оборачиваться — всё равно ничего разительно нового не увидела. Разве что взгляд ещё наглее.
Спорить я даже и не подумала — где я и где четыре здоровых мужика? — ограничились бы деньгами, и то хорошо. Медленно полезла за кошельком, коря себя, что не отложила пару монеток куда-нибудь, вот ведь дурында! Хотя фиг с ними, с деньгами, они так меня рассматривают, что я опасаюсь куда худшего… А ведь ещё пять минут назад я считала, что мироздание уже обошлось со мной излишне жестоко.
— Старовата… — сказал один из них, совершенно не таясь. Если он хотел меня как-то задеть или унизить, у него ничего не вышло. Я наоборот начала даже надеяться. Но это, видимо, была такая игра, прелюдия, так сказать.
— Не хочешь — не участвуй, — лениво отозвался главарь. И уже мне. — Ну? Чего ты там копошишься? А то давай я сам поищу… Или сначала…? — тут он как-то особым образом поиграл бровями. Фу!
Я даже не стала швырять кошель ему в лицо — зачем злить? Плюнуть, если что, всегда успею. Медленно протянула на раскрытой ладони своё так недолго имевшееся богатство, раздумывая, не удастся ли пробежать между вот тем и тем разбойниками и спрятаться где-нибудь в лесу… Шансов было мало, но, может, попробовать? Когда он возьмёт деньги, наверняка, высыплет их, будет пересчитывать, радоваться… Остальные тоже, наверняка, отвлекутся…
Почему-то кошель брать никто не спешил. Перевела взгляд на главаря, и на этот раз, скажу я вам, оно того стоило! Он разительно переменился — побледнел, присмирел и не отводил перепуганных глаз от моей руки. Вернее, от герба на кошеле. Таким вот бледным и дрожащим ему, надо сказать, шло куда больше. По крайней мере, на мой оскорблённый и обиженный вкус.
— Простите, госпожа, — произнёс он, склоняясь в поклоне. — Пожалуйста, простите!
У меня было искушение отомстить, а заодно и обогатиться — то есть банально ограбить самих разбойников, но я ограничилась тем, что повелела вывести меня к ближайшей деревне.
И мысленно простила фиолетовому чернокнижнику его должок по «озолочению» меня.
С деревней мне повезло — она была достаточно большой и так расположена, что новые лица не вызывали практически никакого интереса, кроме, разве что, стяжательского. А нынче и вовсе был переполох — завтра ожидалось прибытие свадебного кортежа принцессы Илоны. Что это за принцесса, за кого выходит — или уже вышла? — замуж, и куда, собственно, едет, я, ясное дело, спрашивать не стала. Об этом говорили так, что было понятно — не знать об этом невозможно. Наверное, и вовсе бы не обмолвились хозяева трактира, если бы я на фразу: «Комната только на одну ночь, сама понимаешь…», выказала чуть меньше недоумения. Хотя задерживаться я и так не планировала, но мало ли, что они имеют в виду под «сама понимаешь», лучше уточнить. Однако дальше расспрашивать показалось мне подозрительным, да и зачем? Пересекаться с принцессой я не собиралась — чего ради? Только лишнее внимание привлекать…
Но судьба, как обычно, распорядилась по-своему.
Всё дело в том, что у принцессы пропала служанка. Третья за время поездки, которая и длилась-то всего неделю. И оставшиеся две девушки решили не дожидаться, пока их постигнет та же участь, и попросту сбежали. Возможно, конечно, что и они таинственно пропали, но, в отличие от предыдущих случаев, вместе с этими двумя пропали и их вещи и пара лошадей.
Тогда я, разумеется, ничего такого не знала, спокойно и преувеличенно неторопливо ела нехитрый завтрак — никогда не любила каши, но выбирать не приходилось, и наблюдала за хозяевами трактира. Они представляли собой довольно странную пару, он — симпатичный, по моим представлениям, очень даже привлекательный — высокий, стройный, и она — совершенно никакая. Но он смотрел на неё такими глазами, что меня начинала мучить жёсткая зависть. И любопытство — вот что он в ней нашёл? Должна признать, что этот вопрос периодически посещал меня и в своём мире, попадались мне такие пары, где женщины были объективно полнее, глупее и в чём-то ещё хуже меня, а вот мужчины с ними рядом были необыкновенные. Ещё одна загадочная несправедливость мироздания.
Засмотревшись на хозяев, я пропустила момент, когда за моим столом появились двое мужчин и женщина. Одного из мужчин, лет пятидесяти с полуседой бородой я вроде бы видела вчера, да и по одежде он был больше похож на местного. Остальные двое явно были пришлыми, и мне, признаться, стоило большого труда не расплываться в улыбке, глядя на их костюмы. Возможно, где-то во дворце они смотрелись бы органично, но в деревенском трактире, за простым, даже грубым, дощатым столом… смешно, право слово. Особенно эти пышные воротники и манжеты, как они вообще с ними живут? Ну ладно воротник, кажется, такие были в моде в Испании, но манжеты! Они заставляли несчастных придворных, а это, видимо, они, если не шуты, что вряд ли, держать руки смешно оттопыренными. Пока я искоса рассматривала их костюмы и прикладывала поистине титанические усилия, чтобы не оскорбить сильных мира сего явно неуместным весельем, они молчали и куда более бесцеремонно разглядывали меня.
— Простовата, — жеманно сказала женщина. — Но разве у нас есть выбор?
Нет, вы только послушайте, тоже мне, ценители нашлись! Одним старовата, другим простовата… А главное ведь, что всё равно использовать собираются, хоть и ворчат. Мир каких-то критиканов и ворчунов.
— Тебе выпала большая честь, женщина, — сказал её спутник. — Будешь прислуживать Её Великолепному Высочеству Илоне Прекраснейшей.
Моё согласие, похоже, под сомнение не ставилось, а может, вообще не имело никакого значения. Спорить я не стала — что-то мне подсказывало, что местные тёмные люди не имеют никакого понятия о базовых правах человека, и мой протест ничего хорошего не принесёт, лишь привлечёт лишнее внимание и усугубит ситуацию. Пришлось смириться.
Впрочем, оказалось, что я не одна такая, ибо обходиться одной служанкой принцессе было не то что неудобно, а просто-таки неприлично.
Необходимость кому-то прислуживать меня слегка коробила, но я успокаивала себя тем, что служить принцессе куда почётнее, чем быть уборщицей в каком-то задрипанном ордене. Вообще, конечно, орден был довольно крупным и влиятельным, по крайней мере, они сами утверждали именно так, но так как я была на этот орден зла, то признавать за ним какие-либо достоинства и успехи была совершенно не настроена. А когда я увидела остальных будущих служанок — двух крайне деревенского вида девах, наверняка даже и неграмотных, то поняла, что я буду главной. Может, у меня даже будет титул фрейлины, — мелькнула заманчивая мысль. А старшая фрейлина — это уже почётно даже. Это уже можно даже считать карьерой… И, помечтав ещё немного и дойдя в своих мыслях до балов, пышных платьев и галантных кавалеров, добивающихся моей благосклонности, я даже стала испытывать воодушевление и некий подъём.
Ага. Когда принцесса прибыла в трактир — маленькая, смуглая и черноволосая, и вовсе не такая уж прекрасная, за ней уже топали четыре фрейлины, и настроенные мной воздушные замки, покачнувшись, стали оседать. Но главное разочарование было ещё впереди. В качестве личной служанки Её Высочество выбрала не меня, а совершенно невзрачную, но молодую дочку старосты. А мне предстояло стирать чужое бельё… и то, что это бельё принцессы никак не радовало и не грело. Собственно, по нему, белью, это было незаметно. Вот разве что по количеству. Не принцесса, а какая-то постоянно переодевающаяся капуста.
Вот, — подумала я. И в этом мире никуда без блата… А самых достойных, как всегда, обошли и задвинули. Сейчас, когда я больше понимаю о себе самой и своих поступках, я могу признать, что тогда мне отчаянно хотелось хоть где-то, хоть в чём-то оказаться лучше, получить хоть какое-то подтверждение из реального мира своим иллюзиям и шаткой, но высокой самооценке. И я совершенно не готова была признать, что для той работы, которую я хочу для себя, кто-то может подходить гораздо больше. Теперь-то я понимаю, что принцесса Илона выбрала Ани просто потому, что та смотрела на неё горящими глазами, была весела и энергична, и вся просто светилась какой-то добротой, лёгкостью и оптимизмом, в то время как от меня, если и исходили какие-нибудь энергетические лучи, то это недовольства миром и самодовольства.
Чтобы успокоить свою пострадавшую самооценку, я даже подумала, что Илона, а она мне казалась всё более некрасивой с каждым разом, когда я её видела, выбрала ту, на фоне которой будет смотреться выигрышно. Да и фрейлины у неё тоже… по этому же признаку подобранные. Надменные курицы.
Описывать свои рабочие будни и трудовые подвиги не буду, нет в них ничего интересного: тяжёлая, однообразная работа, совершенно неблагодарная. Теперь моя предыдущая занятость в родном мире виделась совсем под другим углом. Мне до этого всегда казалось, что я вкалываю, не поднимая головы. Ха. Теперь я вспоминала с огромной тоской и обеденный перерыв, и нормированный рабочий день, и то, что успевала и чай попить, и с коллегами поболтать, и даже новости в интернете почитать. А уж выходные… Вот уж действительно, что имеем — не ценим.
Через три дня, два из которых прошли в дороге, я поняла, что надо бежать. В пути принцесса переодевалась ничуть не реже, но к объёмам ночной стирки добавлялась ещё выматывающая дорога в жёсткой, неудобной повозке. Мне кажется, я прочувствовала своей попой каждую выбоину на дороге, каждый даже самый мелкий камушек, а от моих соседок невыносимо несло потом, хуже, чем в час пик в метро в самый жаркий день. То, что от меня уже тоже пахнет не фиалками, я поняла не сразу, но когда поняла, это осознание опечалило меня почему-то гораздо сильнее, чем можно было бы ожидать, учитывая обстоятельства. Словно собственное несовершенство было важнее, чем все внешние неурядицы.
Решению бежать также способствовало наличие нескольких магов в сопровождении кортежа, из ордена Фиолетовой Росы, не Золотого Феникса, но я боялась, что они определят мою попаданскую природу и… Ну и что? — спросите вы. Магии-то всё равно нет. А за уборщицей из другого мира они охотиться вряд ли станут. И будете неправы! Путём логических размышлений, а монотонный физический труд, оказывается, очень даже располагает к раздумьям, я пришла к выводу, что способности у меня должны быть. И на этот раз вовсе не потому, что я — лучше всех, а потому, что этот мир меня удержал, а не отправил восвояси, как Толика, Славку и Машу. Значит, что-то есть. Видимо, несильно востребованное орденами, но зачем-то понадобившееся миру. Приходил мне ещё в голову вариант, что дар мой просто очень уж уникальный, особенный и редкий, но, скрепя сердце, я от него отказалась. Хватит с меня пока что крушений воздушных замков.
На следующий день мы должны были прибыть в какой-то большой город, последний на пути в страну жениха принцессы Илоны, где кортеж встречали представители жениха. Вообще, официально то королевство называлось Черракар, но все вокруг звали его не иначе как страной чернокнижников. Пожалуй, информация — это единственное, что хоть как-то примиряло меня с путешествием в обозе. Мои товарки всю дорогу сплетничали. И, хочу сказать, диапазон их интересов меня поразил. Правда. От материала, идущего на подштанники Его Могущественному Величеству Жерарду Мудрейшему, до сложных вопросов престолонаследия и генетики. Ну, то есть, кто с кем спал и как это видно по получившимся детям, да. Удивлявший меня больше всего вопрос: как это, принцессу и чернокнижникам, пусть она мне и не нравилась, но королю-то дочка родная, я не задавала. По другим разговорам поняла, что чернокнижники в этом мире человеческими жертвами вроде бы не злоупотребляли, а называли их так из-за магии, но об этом чуть позже.
О себе своим спутницам я бы предпочла вообще не рассказывать, но в первый же день в дороге они вцепились в меня похуже клещей. Пришлось на ходу придумать, что я из далёкой деревни, вдова, чей дом отобрали зловредные родственники покойного мужа, вот и пришлось пуститься на заработки. И эти клуши меня жалели. Признаю, не самое достойное поведение с моей стороны — так говорить о людях, которые вроде бы не сделали тебе ничего плохого, по крайней мере, пока, а наоборот, сочувствуют… Но дело, видите ли, в том, что их жалость вызвала вовсе не моя история с родственниками мужа, а то, что у меня до сих пор нет детей. То есть они меня практически списали, отправили в тираж, признали неликвидом. Так что звание клуш вполне заслужили, не спорьте!
Так вот, о планах сбежать. Я собиралась как раз в этом городе и затеряться, благо деньги у меня были, спасибо фиолетовому. Подвело меня любопытство. Уж очень хотелось посмотреть на делегацию этих самых чернокнижников. Кто ж знал, что всё так повернётся…
Делегация из Черракара лично мне преподнесла целый ряд сюрпризов. Во-первых, возглавляла её женщина, и одета она была совершенно не так, как в моём представлении могла одеваться чернокнижница. Но, хвала местным богам, если они тут есть, и не так, как придворные Илоны, не было этих ужасных воротников и избыточных рюшечек. Она была в брюках. В самых обычных, свободного покроя. И вообще выглядела так, что встреть я её в своём мире, предположила бы, что она — учитель младших классов или библиотекарь — немного старомодная и романтичная. Было в ней что-то такое, то ли какая-то мудрость, то ли бесконечное терпение. Впрочем, эта иллюзия быстро рассеялась, как только она заговорила.
Мы въехали на постоялый двор, и я как раз решила дать себе полчасика на то, чтобы взглянуть на чернокнижников и сваливать, когда она вышла к нам навстречу, в этом своём нарочито скромном костюме, не иначе как в противовес местной кричащей моде.
Я вообще её сначала не заметила, слышала какой-то негромкий хлопок в ладоши, после которого меня словно укололо что-то в шею — я даже потёрла то место, но ничего там не обнаружила, и тут услышала её голос, после чего уже нельзя было не обратить на неё внимание.
— Не волнуйтесь, пожалуйста! Я всего лишь навесила на вас следящее заклинание. — Обернувшись, я увидела, что многие, как и я, схватились за шеи. А она добавила с усмешкой. — Учитывая, как быстро редеют ваши ряды, думаю, это нелишнее.
Надо ли говорить, что был скандал. Вопила Илона, сердито что-то тараторили маги, а чернокнижница лишь радушно улыбалась, повторяя, что в соответствии с договором она обязана обеспечить безопасность принцессы, а вот как именно — никто ей не указ. Мне, честно говоря, тоже хотелось вопить, не хуже, чем Илоне, потому что теперь затеряться не получится. Придётся идти дальше и стирать, стирать, стирать…
Глава 4
Больше всего меня поразили их лошади. Огромные, блестящие, металлические лошади. И самоходные повозки. К счастью, не на бензине или чём-то подобном, а то это было бы как-то слишком обыденно и приземлённо. Нет, они были волшебные — приводились в движение магией, причём тот, кто едет, совершенно не должен был обладать какими-то способностями, нет, магия уже была внутри. Собственно, это и было основной претензией к чернокнижникам, как я потом узнала.
В этом мире, по крайней мере, в Данкире — королевстве, где мы оказались после перехода и находились до сих пор, считалось, что магия — неотъемлемая часть человеческой души. Почему же она есть не у всех? О, это местная религия объясняла просто великолепно — магия есть у тех, кто в прошлой жизни вёл себя правильно. Чувствуете, какой прекрасный рычаг для манипуляций? Ибо кто знает, как правильно? Маги, конечно же, сами маги. На личном опыте, так сказать. Ну и что с того, что прошлую жизнь никто из них не помнит?
А чернокнижники покусились на святое — наделили магией предмет. То есть всё равно что поселили часть души, замахнулись на божий замысел и само устройство этого мира. Впрочем, небесные силы не спешили карать отступников, страна, дававшая им приют, процветала и успешно давала отпор оскорблённым в лучших религиозных чувствах соседям, и остальным магам только и оставалось, что презрительно сплёвывать и уповать на грядущее и неотвратимое, хоть и запаздывающее почему-то возмездие.
Я всё же отпросилась на час в город, но, увы, не для побега, как первоначально планировала, а чтобы купить себе в дорогу одежду. Я отчаянно нуждалась в сменном белье и платье. То, которое было на мне, дала мне всё та же кухарка, в обмен на моё шикарное, дорогущее вечернее. Обмен был невыгодным, и платье до сих пор было жалко, но я понимала, что на высоких каблуках и с такими разрезом и вырезом далеко мне было не уйти. Обувь обменяла уже почти легко. Больше менять было, в общем-то, нечего — все вещи мы оставили в агентстве путешествий, видимо, чтобы не возникал соблазн забарыжить что-нибудь и составить конкуренцию самому агентству. Они, конечно, утверждали, что это для сохранения аутентичности мира, но я была уверена — торгуют, ещё как торгуют.
К моему разочарованию в Данкире не продавались штаны для женщин. Вообще. Мой вопрос вызвал такое неприкрытое возмущение, что я уж думала, придётся убегать, чтобы на костёр не повели. Но обошлось. Поохав, хозяйка лавки с женской одеждой даже пошла мне навстречу — отправила племянника в соседний магазин, одевавший мужчин, так что штаны я всё же получила, хоть и втридорога, наверняка, и ждать пришлось.
Часов у меня не было, но я чувствовала, что мой час уже довольно давно закончился, и надо бежать обратно, пока меня не хватились. Так что, выйдя из лавки, припустила лёгкой рысью, прижимая к груди покупки, и с невероятным удовольствием ощущая на себе новое чистое платье. Старое я даже забирать не стала.
Уже забегая на постоялый двор, неожиданно в кого-то врезалась в дверях, обронив часть покупок, поспешно их подхватила и, не извинившись, устремилась дальше. Впрочем, этот кто-то — судя по простой и тёмной одежде из делегации Черракара — тоже извиняться не спешил. Честно говоря, толком я его не рассмотрела, а долгий и внимательный взгляд в спину наверняка померещился, как и лёгкий, смутно что-то напоминающий запах. По крайней мере, я уверена в том, что он не шёл за мной, и тем удивительнее было обнаружить под дверью утерянный при столкновении свёрток. А я ведь только на минуту задержалась — заходила сказать Ани, что вернулась.
Впрочем, свёрток пришёл не сам. Его принёс настолько незаметный и непримечательный молодой человек, что я и в самом деле в первую очередь заметила свою пропажу, а не мужчину. И это было странно. Не поймите меня неправильно, я вовсе не озабоченная, но когда тебе уже не двадцать и даже не двадцать пять, и уже давно не столько, а на безымянном пальце как не было кольца так и нет, хоть и хочется безумно, тут волей неволей будешь каждого встречного мужчину разглядывать и мысленно примерять на роль мужа.
Этот, кстати, был неплох, по крайней мере, первый тур моего кастинга он бы прошёл. Если его всё же заметить.
Я бы, наверное, забрала свёрток, пробормотав «спасибо», и забыла об этом совершенно невзрачном человеке, если бы он не заговорил.
— Кажется, это Ваше. Мне, — усмехнулся он, — не подошло.
Голос был — вау! И выражение глаз — тоже. И сам он оказался на самом-то деле очень даже…
Я посмотрела на свёрток — кажется, там бельё. Кружевное. Красное. И вовсе не те огромные панталоны, как в нашем средневековье. Нормальное такое, очень даже красивое бельё. Зачем мне? Просто захотелось себя как-то побаловать и утешить. Я — шопоголик, да. Временами.
Спокойно встретила его насмешливый взгляд. Он что, ожидал, что я засмущаюсь? Смешной, право слово.
— Размер? — спокойно спросила я. И, не увидев понимания в тёмных глазах, уточнила. — Размер не подошёл?
Он приподнял брови, а по губам пробежала усмешка. Быстро пробежала. Но я заметила.
— Цвет, — сказал он, смотря на меня уже с явным интересом. Нет, не как мужчина на понравившуюся ему женщину, а как дрессировщик на внезапно заговорившего кролика. Или суслика. Но уж точно не тигра.
— У меня ещё оливковый есть. Будешь мерить? — мрачно спросила я, разозлившись.
— Нет, оливковый — тоже не мой, — слегка наклонил он голову.
— Ну, извини! — огрызнулась я. — Фиолетового не было!
Сама не знаю, почему я сказала именно про фиолетовый, вероятно, это моё приключение в лесу виновато, но этот почему-то сразу потерял настроение шутить. Пихнул мне в руки несчастный свёрток, сверкнул напоследок тёмными глазищами и отступил на шаг назад, снова становясь неприметным. Словно какую-то накидку надел, приглушившую и внешность, и силу.
Я почему-то не сомневалась, что он маг. И запоздало пришло понимание, что выделываться-то не стоило. Ждал он, что я смущусь, так и надо было старательно краснеть и изображать застенчивость. Можно было ещё что-нибудь блеять начать. А я стала выпендриваться и привлекла к себе внимание. Возможно, он даже понял, что я не местная…
Позже, стирая очередную партию одёжек принцессы — сколько ж можно переодеваться-то! — я пыталась вспомнить лицо моего загадочного незнакомца и… ничего. Решив зайти с другой стороны, я попыталась вспомнить спасённого мной в лесу — что-то же навеяло мне воспоминание о нём, и… опять ничего. Причём, я была уверена, что того-то разглядела, и помнила, как он выглядит. По крайней мере, когда подслушивала разговор троих, пришедших за ним, точно помнила, потом же… Потом был волк. И кошель. И фляга с водой.
Я разозлилась. Как-то подло это — я ему жизнь спасла, а он меня тайком заколдовать решил. Да можно подумать, нужна мне его физиономия! Разве что, чтобы двинуть по ней. Или плюнуть. Небось, и воду прислал только потому, что там было растворено что-нибудь этакое. Негодяй.
Вообще, наверное, его можно было понять. Если ненадолго, хотя бы на пару минуточек, поставить себя на его место. Во-первых, когда тебя хотят убить, любые предосторожности не лишние, а особого вреда он мне не причинил. От отравления, возможно, его удержала клятва, но ведь он мог, наверное, и совсем стереть из памяти тот день. И было ещё второе, кажется, куда более весомое — я видела, как он обернулся огромной чёрной птицей, а это, вроде как, совершенно невозможно даже в этом волшебном мире.
Однако желания вставать на чьё-либо место кроме своего у меня совершенно не было. С чего бы мне думать о других, когда они совершенно не думают обо мне? У меня своих проблем по горло. Каких? Я работаю служанкой. И до сих пор не замужем.
Признаться честно, меня посещала мысль, что в этом мире можно бы устроиться, удачно выйдя замуж. Но за слугу я не хотела, это совершенно не то, что в моём представлении «удачно». И за лавочника. Вот какой-нибудь молодой, симпатичный и обеспеченный граф меня бы вполне устроил. Нет, я вовсе не обнаглела. Нет, не треснет. И не слипнется. Судите сами: я — красивая, умная, образованная, вообще, так сказать, эксклюзив — гостья из другого мира, вероятно, ещё и с даром. О чём я буду разговаривать с обычным местным жителем? О поголовье скота? Да я повешусь от скуки через месяц! А с графом, или какие у них тут титулы, как-нибудь найдём общий язык. Балами развлекусь, если что.
Что? Любовь? Так а я вам о чём? Как можно любить человека, который ни к чему в этой жизни не стремится и ничего не может мне дать? Ведь если бы стремился, то к тридцати добился бы. Да. Что? Чего я сама добилась? Ну, знаете. Женщине пробиться труднее… Да и везёт в жизни людям по-разному. Но то, что тебе редко везёт, а то и совсем не везёт, это же не значит, что надо связывать свою судьбу с неудачником?
Отношения с коллективом как-то не заладились. Если раньше я многое пропускала, я бы даже сказала — спускала, так как не предполагала, что мне придётся терпеть этих дамочек хоть сколько-нибудь продолжительное время, то теперь придётся их как-то поставить на место, причём желательно так, чтобы они не начали мне пакостить и всячески вредить. Это — поставить на место, не испортив отношения — у меня никогда не получалось; обычно я терпела до последнего, а потом срывалась и резко высказывала то, что наболело. И отношения портились. В некоторых случаях я потом начинала мучиться раскаянием и, стремясь как-то загладить конфликт, снова позволяла на себе ездить. До следующего взрыва.
Ничего криминального мои невольные товарки, к счастью, не делали, но всякие мелкие просьбы и притеснения меня тоже напрягали. Например, почему я должна уступать удобное место кому-то, если первая его заняла? Или пропускать кого-то вперёд себя за едой. Или покрывать чей-то роман и ночные свидания? Взаимовыручка? Возможно. Я бы даже не против, если бы она действительно была взаимной. И действительно выручкой.
Сложнее всего было с Ани. Нет, она как раз не злоупотребляла какими-то личными просьбами, но мне в принципе было сложно смириться, что какая-то соплячка, почти в два раза младше меня, имеет полное право мне приказывать: «это надо постирать немедленно!», или «перестирай!». Ну не отстирываются некоторые пятна, собранные на подол платья Её Прекрасным Высочеством, не отстирываются! Что непонятного? Но приходилось стискивать зубы и молча перестирывать, естественно, без всякого результата. Я уже даже начинала подумывать о том, чтобы пойти к этой даме, главе делегации из Черракара, и, уповая на женскую солидарность, молить снять метку. Особенно сейчас, тщетно пытаясь оттереть чёртово пятно на платье, которое принцессе приспичило надеть завтра. Вот у российских императриц, насколько помню, были тысячи платьев, и не надевали они ничего по второму разу. Хороший подход, скажу я вам. Не то, что некоторые…
Стирать пришлось на речке — были там специальные постирочные мостки, которые сейчас уже, естественно, пустовали — нормальные люди стирают утром. На постоялом дворе мне ни места не выделили, ни воды. Это моего настроения, как вы понимаете, не улучшало и расположение к людям не увеличивало.
— Не надоело стирать чужие тряпки? — спросил вдруг довольно резкий мужской голос. Мне даже какой-то акцент почудился, хоть в этом — определении акцентов — я никогда не была сильна, а уж в чужом мире…
Подняла голову — высокий, стройный мужской силуэт, больше ничего не рассмотреть — заходящее солнце маячило у незнакомца за спиной.
— Нет, — сказала я. По возможности любезно. Кто знает, вдруг он без памяти влюбился в мою спину и жаждет бросить своё состояние к моим ногам? Вряд ли, конечно. Спина у меня неплоха, но далеко не самая лучшая моя часть… Однако, всё-таки, вдруг? — А Вы почему интересуетесь?
— Я могу тебе помочь, — я не могла рассмотреть его взгляд, но почему-то чувствовала, что он презрительно-оценивающий. — Если ты поможешь мне, — добавил он.
Ну вот, опять о делах, а не о любви…
— Ну? — спросила я уже куда менее любезно. У меня болела спина, замёрзли руки, и я безнадёжно опаздывала на ужин. К тому же доверия незнакомец не вызывал. Теперь-то уж точно.
— Вот это выльешь принцессе на платье, — протянул он какой-то флакон. Я не спешила его брать, машинально отметив, что руки у него в перчатках; неужели, чтобы не оставить отпечатки? Разве в этом мире их могут снять? Или во флаконе нечто настолько ядовитое? Тут некстати, или наоборот кстати, вспомнился фильм про Анжелику — ей там вроде ночную рубашку отравили как-то… И моментально стало очень страшно. Никого травить я не собиралась и вообще ввязываться в это всё — тоже, даже если он сейчас начнёт меня уверять, что от содержимого флакона, вылитого на платье, Илона резко похорошеет, я всё равно и не подумаю ничего такого делать. Не верю ему, а вредить никому не хочу, даже тому, кто мне и не нравится. Но вот как об этом сказать? Или не говорить? Взять флакон, но не выливать? А вдруг это подстава? Проверка, так сказать. И я сейчас возьму, а меня повяжут. Или не возьму, и меня убьют, как потенциальную свидетельницу… Ох. Вот мало было мне проблем…
— Что там? — спросила, чтобы потянуть время и сообразить, что же делать дальше. Мне было совершенно всё равно что там, я уже точно решила, что даже брать этот флакон в руки не собираюсь, не то что использовать.
— Эликсир вечной молодости, что же ещё? — глумливо ответил этот неприятный тип, и к моим ногам полетел кошель с деньгами. — Вот, за труды. Тебе на год безбедной жизни хватит.
Флакон он поставил рядом, не в пример аккуратнее, и ушёл.
Я огляделась и, убедившись, что одна, выругалась. Вот как это понимать? Для покушения как-то плоховато организовано, он даже согласием моим не заручился. Или это одна из многих попыток, в надежде, что хоть какая-то выстрелит? И что делать мне?
Варианта было два. Для начала. Брать флакон или не брать. А потом ещё два: рассказывать кому-то или не рассказывать. И если рассказывать, то кому? Чернокнижникам или ордену? Доверия не вызывали ни те, ни другие. Кошель брать я не собиралась ни при каком раскладе, даже прикасаться к нему не стала, хоть и было любопытно сколько там. Флакон, поразмыслив, тоже решила не брать, даже через платье. И идти с рассказом к чернокнижникам.
Почему к ним? Они вот тоже спросили первым делом именно это.
Я почувствовала себя почти как на собеседовании, знаете, этот прекрасный момент, когда спрашивают: а почему Вы хотите работать именно в нашей компании? А ты, в лучшем случае, просто хочешь такие обязанности за такую зарплату, а в худшем — вообще ничего такого не хочешь, но голод — не тётка, и ты пытаешься выдать что-то, близкое к тому, что хотят услышать, но не слишком — чтобы поверили. Правда, тут было сложнее — во-первых, я сама толком не понимала, почему именно к ним, а во-вторых, понятия не имела, какой ответ их устроит.
— Так это, — простодушно пробасила я, гадая, не переигрываю ли, — на вас первых натолкнулась просто. Сейчас пойду и в орден доложу…
— Нет времени, — прервала меня леди Фиа — именно так звали главу делегации. Она задумчиво побарабанила пальцами по столу, на котором остывал одуряюще пахнущий ужин, увы, не мой. — Надо забрать флакон, если он ещё там. Фар, мой ученик, проводит тебя.
Вот странное дело. Я вроде осознавала, что она за столом не одна, но ученика — того самого, неприметного, разглядела только, когда она о нём заговорила, и он встал из-за стола.
— Ну? — немного раздражённо обратился он ко мне, решив, видимо, что я слишком замешкалась, засиделась. Честно говоря, идти никуда не хотелось. Боль в спине, усталость и голод никуда не делись, но, кажется, никто меня не спрашивает.
— Баранки гну, — очень-очень тихо огрызнулась я. Почти подумала. Обычно я вообще так не делаю, это всё от отчаяния, усталости и такого вкусного запаха чужого ужина, который эта жестокая женщина начала есть.
— Что? — спросил этот, как его там… Фар. Ну и имечко… Неужто услышал?
— Иду, говорю, барин. Иду, — успокоила его я.
Шёл он быстро, я еле поспевала. Интересно, а зачем я вообще ему? Дорогу он, кажется, знает лучше меня… Чтобы в орден не пошла? Интересненько…
— Откуда у прачки деньги на такое бельё? — спросил он вдруг. — Любовник дал?
Голос всё-таки какой красивый… Даже любопытно стало, можно ли влюбиться в голос? А то лицо-то всё никак не запомнить, а характер, похоже, премерзкий… Стоп. А чего это я вообще об этом думаю? Это не мой вариант. Мужику за тридцать, а он всё ещё ученик у этой фифы… то есть, Фиа. Нет, я понимаю, век живи — век учись, но вечные студенты лично мне совершенно ни к чему…
И раз спрашивает, значит не фиолетовый, поняла я. Ну или не узнал меня, хотя это-то вряд ли. Значит, не он. С одной стороны, это даже радовало — может, фиолетовый уже не ученик, и с ним что и выйдет, а с другой почему-то расстроило — где искать теперь того фиолетового?
— Нет, — огрызнулась я. — Я тут спасла одного… пса. Вот, отблагодарили.
— Кхм, — вот и вся реакция. Зачем спрашивал? Непонятно.
Флакона и кошеля уже не было. Наверное, это было предсказуемо, но я как-то не ожидала. Всё-таки случайный человек вряд ли мог оказаться тут в такое время, значит… я похолодела, — значит, мой несостоявшийся наниматель видел, что сделка не прошла. А может, и теперь видит, что я притащила кого-то с собой… Вот ведь вляпалась!