Помоги проекту - поделись книгой:
– Ну ладно тебе, Люд… Чего ты ребенка грузишь…
От звука еще одного родного голоса сердце Амина замерло, а потом забилось неровно, сильно, вылетая из груди. Как же похож… Как похож.
– Мамочка, вы скажите Николаю Митрофановичу, что я врача очень понимаю, и жду вас вдвоем со здоровой коленкой. А если хотите – то прямо сейчас приезжайте, тут врача найдем. Просто скучаю… очень… мамочка… – в глазах встали слезы.
Люди не верят, но у стерв тоже на глазах выступают слезы. У черствых для посторонних людей, у язвительных, хватких прожигательниц жизни, бесстыдниц есть души. А там, где есть женская душа, она чаще всего плачет.
– И мы скучаем, Аминушка. Но ты не думай – мы список составили уже, чемодан купили новый – чтоб вещей набрать с собой на месяц, как ты и просила…
– Я насовсем просила…
Снова рассмеялись в два голоса.
Видимо, на громкую связь включили. Они у нее молодцы – и скайпом пользоваться научились, и телефоны купленные освоили. Амина ими очень гордилась. И любила их тоже – очень.
– Ну, давай сначала на месяц, дочь, а там уж посмотрим. Мы же, старики, к месту привычны… – ответил теперь Николай Митрофанович.
С ним спорить Амина не могла, да и за много лет схему с Людмилой Васильевной они уже отработали неплохо – она убалтывает мать, а та уж занимается уговорами отца.
– Хорошо, дорогие мои, тогда жду вас с чемоданом в скором времени…
– А мы долму3 твою ждем, доченька… Ой как ждем, – ее любимые, смешливые, никогда не отчаивающиеся старики сегодня тоже не предали себя – в каждом их слове жил энтузиазм. Заразительный и поразительный.
– Будет, все будет. Обещаю.
– Ну хорошо, вы тут с Людой договорите, а мне отойти надо – домашний разрывается. Целую, Амиша.
– До связи, Николай Митрофанович!
Несколько мгновений они с Людмилой Васильевной слушали, как Николай, кряхтя, встает, бубнит о том, что у звонящего нет совести старых людей по квартире гонять, а потом встает уже Людмила, дверь на кухню, видимо, закрывается…
– Ну что? – теперь Людмила Васильевна говорила уже тише и как-то по-заговорщицки. Ну любит женское сердце секреты, что тут поделать?
– В точности, как вы советовали сделала, мамочка. Поговорили…
– Спокойно?
– Ага. Очень.
– И ты…
– И я поспорить предложила…
– А он?
– А он согласился.
– Вот молодец!
– Я или он? – Амина улыбнулась. Людям с возрастом, с тем, как все меньше они могут сделать физически, намного важнее становится понимание значимости тех своих дельных советов, которые они дают родным и которые становится действительно полезными для них. Людмиле Васильевне очень важно было знать, что ее совет оказался полезным.
– Оба, – женщины звонко рассмеялись. – Так, Аминчик, там Николаша уже договорил, кажется, так что я тебе позже позвоню – расскажешь, как прошло все. Ух… Попадись мне этот твой начальник – покажу ему, как с нашей лебедушкой разговаривать нужно.
– Хорошо, мамочка, тогда на выходных позвоню еще. Часов в девять, как всегда?
– Да, пока, милая. Целую сильно.
– И я вас… И… ну вы знаете, в общем.
– Обязательно, Аминка, поцелую. Как всегда. В среду пойдем – поцелую.
– Спасибо…
Скинув, Амина еще какое-то время стояла, прислонившись лбом к холодному стеклу, следила за тем, как по дороге проносятся машины, как ветерок теребит салатовые листья на деревьях. И на душе было так много чувств сразу. Тепло, грусть, нетерпение, ожидание, предчувствие.
– Амине-ханым, а работать-то кто будет? – она даже не заметила, что по дощатому полу вновь простучали набойки Мировых ботинок, что остановились они в дверном проеме, что прислонились, но скорей уже не они, а их гордый горный носитель, к дверному косяку, сложили руки на груди и вопросительно вскинули бровь.
– Будем Дамирсабирыч. Будем, – Амина тоже развернулась, присела на подоконник, сложила руки на груди, забросила ногу на ногу, улыбнулась.
– Договорились же, что Миром буду.
– Будете, вот только я вам не Амине, и не ханым.
– А бесишься-то из-за этого почему так сильно?
Отсутствие угрозы получить скандал на ровном месте позволило начать задавать вопросы, которые давно интересовали, но касаться которых раньше означало – нарываться на очередную перепалку.
– Не бешусь, просто не нравится.
– Не верю, – ответ его не удовлетворил, но настаивать он не стал. – Но ладно, хочешь Аминой – будешь Аминой. Могу даже Аней называть. Или еще как-то – как придумаешь. Но работать все равно иди. Тебя там твои курочки-бабочки заждались. Ты им репетицию обещала. А они, вместо того, чтоб танцевать, сидят на баре и парней мне смущают. Богатыри красные стоят – капец просто. Толик – женатый, тот вообще не знает, куда себя деть. Смотрю на него и аж жалко – прямо видно, как рука тянется к кольцу – снять его и сорвать эти путы верности, а потом, видимо, вспоминает, что жену любит – и все – бежит в подсобку. Плакать, наверное…
Почесав щетинистый подбородок, Мир явно задумался о том, что только что выдал, а Амина прыснула смехом.
Прекрасное настроение стало еще лучше.
Поднявшись с подоконника, она подошла к Дамиру, остановилась, заглянула в лицо, склонив голову. Изучила его внимательно – если честно, давно хотелось так сделать, но все как-то повода не находилось.
Он насторожился – смотрел с сомнением. Так, будто готов был от оплеухи увернуться.
А девушка прошлась взглядом по широким бровям, светло-карим глазам с пушистыми ресницами вокруг, по носу – ровному, но немаленькому, по губам – узким. Отметила про себя, что это хорошо – не любит мужиков с пухлыми губами, еще отметила, что щетину Дамирову все же можно побороть – не такая уж она исключительная. Просто кто-то ленится бриться ежедневно, ну или его дама сердца любит, когда мужчина в меру колюч.
– Что такое?
Смотрела она, видимо, долго, нервы у мужчины не выдержали – задал вопрос.
– Я тебя сделаю…
Показав язык, Амина проскочила мимо Мира, а потом быстро пошла в сторону лестницы, ведущей к основному залу.
– Посмотрим! – он же ответил не сразу. Офигел, наверное, окончательно от бабской наглости. Крикнул вслед, а потом и себе улыбнулся, следя за тем, как девушка идет – покачивая бедрами и на ходу собирая тяжелые волосы в высокий пучок. – И бабочкам своим скажи, чтоб мужиков мне не портили!
Не считая нужным отвечать, Амина отмахнулась, даже не обернувшись.
– Эхххх… – проводив ее взглядом, Мир тоже зашел в переговорку, встал перед окном, засмотрелся, задумался… Стоял так долго – ухмыляясь время от времени… Пришел к выводу, что кто победит – вопрос спорный, а вот то, что будет весело – тут согласны, пожалуй, все.
Глава 3
Как бы пренебрежительно Дамир ни относился к творчеству бабочек Баттерфляя и к тому, что они способны привести в заведение больше посетителей, сегодняшней тренировкой Амина была довольна.
Они с девочками в очередной раз прогнали создаваемое на протяжении последнего полугода шоу, отточили те шероховатости, которые были обнаружены сегодня и ранее, в очередной раз помечтали о тех временах, когда вместо убитых крыльев, местами даже слегка дырявых, у них будут новые – с неоновыми вставками, как и задумывалось. И костюмы новые, и на сцене наконец-то пол сделают без трещин между досками, зацепившись за которые уже не одна бабочка летела не ввысь, размахивая крыльями, а носом, следую закону всемирного тяготения.
День получился настолько неплохими, что Амина, уходя из Бабочки невообразимо рано – в пять вечера, чувствовала себя человеком, способным свернуть горы.
В разговоре с Миром она не преувеличила – обычно проводила в Баттерфляе по двенадцать, шестнадцать, а то и двадцать часов в сутки.
Узнав о том, где она работает, люди часто задавали вопрос о ее графике, а услышав ответ – искренне удивляются. По правде, десять лет тому она и сама бы здорово удивилась, ведь с малого детства считалась жаворонком и в десять вечера сладко посапывала в кровати. Но жизнь внесла свои коррективы, и теперь темп существования был совершенно непривычным.
Шоу бабочек проходили в клубе по вторникам, четвергам и пятницам или субботам – по надобности, если не находилось какого-то приглашенного ди-джея. В такие ночи Амина всегда была на месте – на сцене. В принципе, как и другие бабочки. Разница лишь в том, что для остальных кроме общих шоу существовали еще и так называемые «дежурства», когда они пиджеили без особых изысков и заморочек. От этих дежурств Амина сама себя освободила. Просто потому, что не спящий три ночи в неделю организм рано или поздно загнулся бы, учитывая, что днями при этом ему чаще всего все равно приходится либо находиться в Бабочке, либо мотаться по городу в поиске ивента, способного скрасить очередную ночь в клубе. Единственным исключением были ночи, когда Амине
К своим обязанностям Амина относилась крайне ответственно. Она мониторила репертуары конкурентов, изучала рыночные предложения, проверяла тех, кто предлагал себя сам и убалтывала как могла тех, кого очень хотелось заполучить за смешные деньги. А еще она сама чаще всего исполняла дебильные условия райдеров некоторых гостей, общалась к напыщенными юристами, с недовольными звуковиками, которые увидев их аппаратуру, иногда присвистывали, спрашивая, откуда взялся местный раритет.
Амина, прекрасно понимая, что на новую денег у них пока нет, засовывала куда подальше желание объяснить мальчикам и девочкам, что их неспособность справиться с такой техникой – это проблема не техники, чтобы разрулить и такие недоразумения максимально деликатно.
График выходил сумасшедший. Иногда черный кожаный диванчик Пирожка, который стоял в когда-то каморке Насти Веселовой, а теперь кабинете Амины, становился полноценным спальным местом, ведь сил заказать такси и добраться домой просто не было.
В шкафу, помимо сценических нарядов и нескольких папок с документами, необходимых для работы, Амина хранила полноценные подушку, простынь с пододеяльником и тонким, но теплым пледом. Спать, будто на вокзале, она не хотела. И так часы сна получались редкими, а оттого – особо ценными.
Но ночевки на рабочем месте все же были исключением из правил, чаще главная бабочка добиралась до собственных апартаментов.
Так и сегодня, выйдя на свет божий, Амина сощурилась на солнце, подошла к подъехавшему такси, села в него. Обычно она не любила понедельники – выходные в Баттерфляе, ведь жизнь на вечер теряла смысл. Жизнь, единственным смыслом которой и был тот самый Баттерфляй. А вот сегодня Амина была даже рада неожиданно свободному времени.
– Куда едем? – суровый мужик-водитель окинул девушку серьезным взглядом.
– На Богатырскую, но по дороге давайте в магазин заедем. Я вам покажу, где остановиться.
Ехали они молча. Из магнитолы доносились звуки новостных сообщений, но Амина особо не прислушивалась, по возможности пыталась подставлять нос солнцу, при этом не слишком морщась – двадцать восемь лет – это вам не шестнадцать, с морщинами знакомишься лично и довольно близко, а жить-то хочется…
– Возле этого, я быстро…
Выскочив из автомобиля, девушка направилась к круглосуточному, который часто выручал ее, приехавшую домой поздней ночью, обнаружившую в холодильнике одну только изморозь и не способную заткнуть животный аппетит.
Но сегодня выпал тот редкий случай, когда магазин она застала днем.
Взяла самую мелкую тележку, процокала каблуками до необходимых полок, особо не рассусоливая, собрала нужный набор, расплатилась…
– Я думал, будет дольше… – даже водителя смогла удивить.
– Когда знаешь, чего хочешь, обычно выходит быстро, – Амина ответила то ли водителю, то ли в пустоту, а потом они вновь двинулись.
***
Свою квартиру Амина любила. Любила, но с двумя оговорками: квартира была не совсем ее, а съемная, ну и Бабочку девушка любила все же больше.
Позволить себе она смогла снять однокомнатную, зато просторную, с приличным ремонтом, на том же берегу Киева, что Бабочка, в тихом районе. С хозяйкой тоже повезло – являлась она редко, всегда предварительно предупредив, нервов не делала, стабильность уважала. Вот так – стабильно – Амина и жила в своей женской берложке добрых три года.
Накупила кое-какой мебели. Например, сменила диван, который часто легче было выбросить в окно, чем разложить, на полноценную кровать. Конечно, теперь она занимала приличную часть комнаты, но каждый раз, заходя в эту самую комнату, Амина чувствовала сердечный трепет – для того, чтоб лечь, нужно просто… лечь. Это счастье.
Из привнесенного в квартиру еще Амина очень радовалась низенькому столику, который стоял посреди комнаты на тоже купленном собственными руками ковре. Чаще всего завтракала и перекусывала девушка на кухне. Полноценно обедать и ужинать дома практически не получалось, но изредка она любила устраивать для себя небольшие посиделки. Посиделки, как дома, только в гордом одиночестве.
В такие дни Амина бросала на пол несколько подушек, расставляла на стол купленные, а иногда, очень редко, но все же случалось – приготовленные своими руками вкусности, ставила кипятиться чайник, мыла и сушила орешки разных видов, в пору абрикосов непременно ставила на стол вазу с фруктами, отдельную посудинку с любимыми финиками, в пиалочку наливала варенья – своего любимого розового, а потом усаживалась в гору этих подушек, окидывала взглядом стол – такой богатый, и на какое-то время возвращалась в мыслях домой, в детство, в счастье.
Местный киевский чай никогда не казался таким, как бакинский. Финики тут тоже другие, в каждом гранатовом зернышке, даже будь они привезены с родины, чувствовался инородный вкус – не совсем такой, как там, но Амина давно смирилась с тем, что
Свои кулинарные способности сама Амина оценивала не слишком высоко – она танцовщица, а не повар. В том, что танцует хорошо – даже не сомневалась, а вот на ниве кулинарии случалось всякое. Бывало, и пересаливала, и сжигала. Бывало, одновременно. Бывало, выбрасывала результаты трудов прямиком в мусорку, а бывало, получалось настолько хорошо – что и сама ела с удовольствием, и девочкам в Бабочку приносила на пробу.
Они, конечно, по началу принимали с опаской – не зря ведь ее считали дамой эксцентричной и непредсказуемой, с первого взгляда доверия она обычно не вызывает, но постепенно свыклись, и Амина уже с гордостью наблюдала за тем, как увидев ее с пакетом, бабочки тут же выстраиваются в очередь за какой-то вкуснотой.
Сегодня настроение у Амины было просто замечательное – удалось договориться с Миром о худом перемирии на их хорошей войне, неплохо потренироваться, приехать домой полной сил и энергии. Но главное – это, конечно, разговор с родными.
По правде говоря, они уже давным-давно договаривались о том, что Николай Митрофанович с Людмилой Васильевной приедут. Вот только верили в это они приблизительно одинаково мало. Амина понимала, что сильно настаивать права не имеет, в конце концов, куда логичней, да и правильней было бы, навести их она, а у старших Краевских корни были пущены дома, в Краснодаре, очень уж глубоко, что и не удивительно при том, что прожито там тридцать лет с небольшими перерывами, там и внуки, и старший сын.
Поэтому Амина и не позволяла себе слишком уж наседать, но в глубине души надеялась, что все же удастся их к себе заманить. Вариант с посещением Краевских-старших девушка не рассматривала, на то было слишком много причин.
Разгрузив пакет с нехитрым составом любимого блюда Николая Митрофановича, Амина вернулась в гостиную, сбросила платье, запрыгнула в шорты, майку, завязала волосы, чтоб не мешали, потом по плану была ванная, в которой с помощью четырех ватных дисков и пятидесяти миллилитров мицелярной воды с лица был снят макияж – щедрый и стойкий.
Только после окончания всех вышеперечисленных процедур девушка направилась на кухню, набросила фартук, включила телевизор – чтобы что-то шумело фоном, взялась за работу…
***
В Украине считается: сколько хозяек – столько рецептов борща. Столько его вкусов. Столько счастливых или несчастных мужчин, которым борщ одной конкретной женщины предстоит есть и хвалить всю свою полную любви к ней жизнь.
Борщей Амина испробовала не то, чтоб слишком много, но различие действительно чувствовала каждый раз. Кто-то предварительно готовит зажарку, кто-то исповедует здоровый образ жизни и овощи исключительно варит. Кто-то умеет раскрывать цвет свеклы с помощью уксуса, а кто-то докрашивает борщ томатной пастой. Кто-то эту самую свеклу зовет свеклой, а кто-то буряком.
Амина же знала, что такое разнообразие случается не только с борщами. Долма тоже у каждой хозяйки своя.
Ее мама готовила по-своему – больше риса, меньше перца, потому что у папы язва, да и детей перченным не покормишь. Бабушка и зимой, и летом использовала только маринованные виноградные листья – они, мол, всегда мягче и более пряные. Мама же наоборот – предпочитала обрывать и тут же заворачивать. Кто был прав – Амина так за все свое детство и не определилась. С удовольствием уминала оба варианта, искренне хваля. Кто-то ел со сметаной, кто-то с кислым кефиром. Кто-то ложкой с юшкой, а потом еще и вымакивал хлебом, а кто-то выбирал кусочки вилкой.
Свой собственный рецепт Амина так и не придумала, принципиальных вопросов в этом деле для себя не обнаружила, готовила каждый раз по-разному. Каждый раз подглядывала в разные рецепты, меняла пропорции, но Николай Митрофанович всегда, объевшись, откидывался на стуле, тяжело выдыхал и спрашивал – ну как их Аминушка умудряется так вкусно?!
Аминушка тогда смущалась, предлагала добавки, отмахивалась, а на душе чувствовала небывалую гордость, а еще взгляд – всегда ощущала взгляд смеющихся глаз, которые смотрят с любовью, отмечая и ее румянец, и гордясь не меньше, чем она сама.
Сегодня готовить предстояло из маринованных листьев – где в Киеве можно найти свежие Амина понятия не имела, да и искать не собиралась, если честно, фарш – говяжий. Баранину в магазине просто так не найдешь, а свинина, как казалось самой Амине, не просто «жирновата» – а откровенно жирна. Да и дома так никогда не готовили, она несколько раз пыталась, но ей результат не понравился.
Рис был взят вроде бы правильный – круглозерный, зелень тоже, хоть и заплатить за нее пришлось приблизительно так же, как за мясо. Сам процесс приготовления занял около часа – поставить вариться рис, перемолоть фарш, остудить, соединить, туда же лук, специи, а потом крутить. Когда-то Людмила Васильевна сказала, что голубцы крутить легче чисто психологически – берешь капустный лист, заворачиваешь в него ложки две, а то и три фарша – и уже понимаешь, что этим можно почти что наесться. А когда крутишь долму – чувствуешь всю бессмысленность своих трудов. Понимаешь, что потратила на это полдня своей жизни, а съедят миниатюрные голубчики как семечки – даже не заметят…
После этого откровения Амина каждый раз, занимаясь долмой, вспоминала те слова. Вполне законные, наверное, но это если крутить в две или в четыре руки, а у них дома всегда крутили целой толпой – при этом пели песни, разговаривали обо всем на свете и процесс проходил как-то безболезненно, весело.
Сегодня же вместо веселой болтовни мамы и сестер Амина отточенными движениями заворачивала фарш в виноградные листья, слушая музыкальный канал. В принципе, дело тоже шло довольно бодро. Да и для эксперимента требовалось-то чисто символически – приготовить маленькую кастрюльку, сегодня попробовать, а завтра девочкам принести. Они, мягко говоря, удивятся, но, скорей всего, съедят с удовольствием.
Поделиться книгой: