Помоги проекту - поделись книгой:
Наступление эры нейровизуализации действительно подарило возможность для получения более точных ответов на вопросы о мозге мужчин и женщин. Но эта технология попала в те же ловушки, что встречались на пути других изысканий: попытка сохранить существующий порядок, абсолютное согласие с господствующими взглядами (кто знает, сколько ученых не нашли никаких различий, но и не опубликовали свои результаты) и, конечно, сосредоточенность на самом поиске различий. На данном этапе этой области не хватает критики в отношении нейромусора, нейросексизма и нейрочуши. «Склон просвещения» все еще впереди…
Часть вторая
Глава 5
Мозг двадцать первого столетия
Мозг – логическая машина, он создает гипотезы и фантазии, которые проверяются на соответствие сенсорной информации. Проще говоря, мозг – буквально – фантазирующий орган («фантазирующий» от греческого phantastikos, способность творить мысленные образы).
Как мы увидели в Главе 1, применение функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) для исследования строения мозга и его функций стало проникновением в суть происходящего (что, собственно, имеет и хорошие, и плохие стороны). Превращение сигналов, полученных от потока насыщенной кислородом крови (так называемый BOLD-ответ), в цветные изображения оказалось не только блестящим маркетинговым ходом, но и обоюдоострым мечом. «Соблазнительные и привлекательные» изображения, полученные методом фМРТ, стали манной небесной для поставщиков «нейромусора», которые радостно ухватились за них и теперь убеждают нас, что можно выяснить всю «подноготную» человека: лжет он или говорит правду, как собирается голосовать на выборах и планирует ли устроить финансовый кризис. Легко выяснить, к какой категории относится человек: к специалистам по чтению карт или выполнению многих заданий одновременно – просто обратитесь в ближайший центр фМРТ.
Даже горячие приверженцы методов визуализации признают, что, несмотря на возможности определения, «где» именно события происходят в мозге, нам недостаточно информации, чтобы ответить на вопросы «когда» и «как». Директор Института биологической кибернетики Макса Планка Никос Логотетис назвал фМРТ «увеличительным стеклом, которое превращается в столь нужный нам микроскоп»2. Это был отличный старт, и фМРТ действительно помогла получить всю современную информацию о половых различиях мозга. Этот метод отлично подошел для существующего подхода в «картографическом» духе, характерного для поиска различий двух полов, и прочно закрепился в сознании обычных людей как достоверное доказательство существования мужского и женского мозга. Но новые способы моделирования деятельности мозга заставляют нас еще раз пересмотреть это древнее представление.
В двадцать первом веке мы наблюдаем, как меняются представления о мозге. В научных кругах выражение «синаптические связи» стало расхожим термином, а специалисты по визуализации озадачились составлением «дорожных карт» мозга, отслеживая нервные пути между его структурами3. Теперь мы знаем, как структуры мозга связываются друг с другом, образуют запутанные «узлы» и «сети», обеспечивающие все проявления нашего поведения, и помогают нам воспринимать мир, понимать его и даже (хочется надеяться) друг друга.
Важно понимать, как физически устроена эта связь, и теперь у нас есть метод, который помогает составить карту нервных путей мозга. Он называется «диффузионно-тензорной томографией» (ДТ МРТ) и уже применяется для отслеживания белого вещества мозга – пучков нервных волокон, покрытых жировой тканью, которые соединяют разные части мозга4. В основе этого метода лежит измерение движения воды вдоль этих нервных волокон. (В качестве примера коллеги предложили опыт, который показывают школьникам младших классов: стебель сельдерея ставят в воду, подкрашенную синими или красными чернилами, и наблюдают, как быстро и как глубоко проникают чернила в растение.) С развитием технологий такие «дорожные карты» становятся все более подробными. Теперь мы можем отличить крупные магистрали от второстепенных и даже проселочных дорог. А если применим специальные методы и поэкспериментируем на животных, то увидим, как дороги строят сами себя и нервные клетки тянутся друг к другу, образуя будущие коммуникационные каналы5.
Нейробиологи выясняют, как объединяются для совместной работы различные структуры мозга и как они решают те проблемы, которые постоянно приходят из окружающего мира. Теперь стало ясно, что мозг – это динамическая, активная система (даже во время пребывания в так называемом «состоянии покоя»). Таким образом, нам нужно научиться измерять «трафик» на этих магистралях, улавливать направления движения и понимать закономерности приливов и отливов, связанные с потребностями владельцев мозга6. И еще нам нужны какие-то идеи о природе самого трафика, будь то медленные и глубокие изменения, характерные для сна, или быстрые и поверхностные волны в отдельных областях, свидетельствующие о движениях (или намерениях их совершить). Еще интереснее наблюдать быстрые всплески активности, во время которых сигналы передаются на дальние (по меркам мозга) расстояния, предположительно нефизическими способами, и объединяют отдаленные участки мозга для совместной работы. Может быть, это похоже на синхронизированные сигналы светофора, которые обеспечивают бесперебойное движение по магистралям или железнодорожным путям?7
Если мы проследим развитие таких связей, то увидим прямое подтверждение закрепившихся представлений о том, что «между нейронами, которые возбуждаются одновременно, возникает прочная связь» и «используй или потеряешь». Действительно, мозг постоянно меняется с течением времени. Такие изменения называются пластичностью мозга. Она происходит в течение всей жизни через взаимодействие мозга с окружающим миром, которое отражается в закономерностях синаптических связей.
Чтобы отследить эти связи, нужные другие системы и измерения, которые стали доступны в двадцать первом веке. Нам известно, что между нервными клетками мозга, или нейронами, существуют коммуникационные каналы. Клетки обмениваются сообщениями при помощи примерно 100 триллионов связей, путем почти незаметных электрохимических взаимодействий, длящихся миллисекунды. Эти взаимодействия прекрасно скоординированы при помощи системы «сдержек и противовесов», которая появилась в процессе эволюции.
Чтобы получить общее представление о работе человеческого мозга, нам нужно научиться отслеживать эти изменения в реальном времени, не проникая внутрь мозга. Разработанный в прошлом столетии метод ЭЭГ позволил сделать ряд открытий, но очень трудно получить «чистый» сигнал: он неизбежно подвергается искажениям при прохождении через ткани мозга, его оболочки, кости черепа, кожу и волосы. И вот здесь на сцену выходит магнитоэнцефалография (МЭГ)8. Из базового курса физики известно, что прохождение электрического тока всегда сопровождается образованием магнитных полей. Магнитные поля мозга не искажаются в той мере, в какой меняется электрический ток, поэтому измерение магнитных полей является намного более точным способом наблюдения за мозгом.
Вот только это не так просто, как кажется. Магнитные поля, связанные с деятельностью мозга, трудноуловимы. Они почти в пять миллиардов раз слабее поля магнита, прикрепленного к вашему холодильнику, или любого поля, которое можно получить в лаборатории. Эти магнитные поля изменяются в присутствии любого металла (например, пирсинга бровей, что я, к сожалению, обнаружила у себя во время демонстрации метода). Так что вам нужен чрезвычайно чувствительный прибор, сверхпроводящий квантовый интерференционный датчик (SQUID, в переводе с английского «кальмар»), который работает только при сверхнизких температурах, около 270 °C ниже нуля. Для того чтобы поддерживать такую температуру, SQUID помещают в шлем, который смахивает на старомодный парикмахерский фен-колпак, и заливают жидким гелием. Все это приспособление работает только в специальном помещении, изолированном от проникновения других магнитных полей.
Вы не поверите, но все это работает! Когда я только начала сотрудничать с Центром изучения головного мозга в Астоне в 2000 году, там запустили первую в Великобритании систему МЭГ с колпаком, покрывающим всю голову. Методики, разработанные в Астоне и других центрах, помогли нам получить не только точные измерения в момент колебаний активности головного мозга, но и более точную картину истоков этих изменений. Так мы даже можем уловить и измерить «болтовню» мозга на различных частотах. На самом деле это то, что Ханс Бергер открыл много лет назад, когда изобрел ЭЭГ, и большинству из нас известно как «альфа-волны» и другие, быстрые и медленные волны, связанные с различными типами поведения. Поэтому МЭГ приблизила нас к своего рода Святому Граалю от нейровизуализации: мы теперь знаем, где, когда и как возникает активность мозга. Метод позволяет наблюдать создание и распад различных нервных сетей мозга, а также отслеживать послания, которыми обмениваются отдельные области мозга в процессе своей деятельности9. Например, в Астоне мы разработали «профили синаптических связей» детей, страдающих расстройствами аутистического спектра, и связали эти профили с атипичными проявлениями поведения10.
Особые преимущества дает сочетание двух методик визуализации мозга: совместное использование ЭЭГ и фМРТ позволяет еще глубже проникнуть в живой человеческий мозг (в переносном смысле). Конечно, недавние открытия в этой области обусловлены не только методами визуализации. Генетики расшифровали коды, которые определяют, как и где возникают синаптические связи11. Биохимики и фармакологи выяснили роль многих химических веществ-посредников (медиаторов), обнаруженных в головном мозге12. Специалисты по теории вычислений разработали программы, воссоздающие динамические сети «наподобие мозговых»13. Биологи пытаются применить методики секвенирования ДНК к идентификации связей между нервными клетками (баркодирование отдельных синаптических связей, или BOINC)14. Мы даже можем заставить «светиться» отдельные нервные клетки при помощи флуоресцентного окрашивания или генетически закодировать клетки, которые будут потом реагировать на свет15. Все это принесло огромную пользу исследованиям мозга, и даже самые заядлые пессимисты могут признать, что в области визуализации достигнут существенный прогресс. Мы прошли долгий путь от наполнения пустых черепов картечью и измерения шишек.
И что же мы узнали благодаря всем этим современным методикам? В частности, то, что одна-единственная часть мозга крайне редко отвечает за одну функцию. Разве что на базовом уровне обработки сенсорных сигналов. Почти все структуры мозга являются впечатляющими «многостаночниками» и участвуют в самых разных процессах одновременно.
Прекрасным примером многозадачности стала структура, которая находится в лобных долях и называется передней поясной корой (ППК)16. Те, кто ищет способы создания новых детекторов лжи полагают, что передняя поясная кора представляет собой часть «нейронного базиса лжи». Но, как было показано, эта структура участвует в обработке речи и понимании значений слов, в подавлении реакций (что относится к когнитивным и социальным навыкам), в связывании когнитивной информации с обработкой эмоций, и вообще выполняет многие другие функции. Поэтому, когда вам говорят, что у одной группы людей эта конкретная часть мозга крупнее, чем у представителей другой группы, это не значит, что первая группа отличается от второй какими-то особыми умениями. Если в популярном представлении одна часть мозга выполняет только одно задание, то это либо простое непонимание того, о чем говорят ученые, либо ученые рассказывают не всю историю (или и то и другое)17.
Кроме того, известно, что редко конкретное поведение обеспечивается только одной частью мозга. Как мы узнали из предыдущих глав, на ранних этапах исследований ученые разделяли мозг на части, которые соответствовали отдельным навыкам. Разделение происходило, как правило, на основании наблюдений за последствиями травм головного мозга. Это проявлялось нарушением речи, памяти или способности к распознаванию лиц. На ранних этапах такое разделение привязывали к теории эволюции, и возникла «теория складного ножа», согласно которой мозг состоял из компонентов, «заточенных» под определенные навыки18. Теперь представление о мозге как о системе отдельных специализированных модулей не соответствует действительности.
В наше время появились новые модели, основанные на визуализации динамики мозга, а не на статичных изображениях. Они показывают, что многие части мозга одновременно участвуют в проявлении всех аспектов поведения, и эти участки быстро соединяются и разъединяются, причем с такой скоростью, которую не позволяет уловить метод фМРТ19. Таким образом, если у одной группы людей отмечается увеличение или уменьшение одной области мозга, это не обязательно означает, что представители этой группы обладают особыми или более развитыми навыками. Важнее то, как различные компоненты нейронной сети работают вместе, а не размер какой-то ее части. (Этот размер в любом случае не может быть связан с какими-то навыками.)
На ранних этапах визуализация мозга была похожа на картографию – поиск участков мозга, где происходили определенные процессы. Но теперь мы можем более точно интерпретировать сигналы мозга и изучать, как мозг делает то, что он делает. Мы можем отслеживать мимолетные изменения в «мозговом коде», которые сигнализируют о кратковременном формировании сети для решения проблемы или построения закономерности для обработки следующей партии данных. Иногда это даже пугает: если в эксперименте показывать картинки и записывать активность мозга участников, то потом, на основании этих записей, можно с высокой степенью достоверности предположить, какие именно картинки рассматривали участники. Словом, мы начинаем понимать, как мозг использует информацию, поступающую из внешнего мира20.
Несмотря на все эти достижения, я должна признать, что мы еще очень далеки от понимания путей преобразования деятельности мозга в поведение. Мы не знаем, как объяснить различия между отдельными личностями и даже их группами. Но мы уже открыли немало нового о том, как мозг делает свое дело, как он может с такой легкостью меняться, взаимодействуя с окружающим миром, и – что самое важное – как окружающий мир может менять мозг.
Наиболее важным открытием в науке о мозге за последние тридцать лет стала его пластичность, и не только сразу после рождения, но и в последующие годы жизни. Мозг меняется под влиянием опыта, тех вещей, которые мы делаем, и, как ни удивительно, вещей, которые мы не делаем.
Это сильно отличается от нашего первоначального представления о развитии мозга, которое основано на постулате о фиксированных и предопределенных закономерностях роста и развития. Для этих закономерностей установлено определенное время, и отклонения от них могут вызвать только исключительные события21. Ранее считалось, что развитие мозга через размножение клеток возможно исключительно в младенческом возрасте, а в дальнейшем эта способность утрачивается22. Здесь обычно подчеркивали невозможность приобретения основных умений, если правильный сигнал не поступит в нужное время. Но в обычных условиях создается впечатление, что синаптические связи развиваются почти одинаково у всех людей. В мозге молодых людей избыточное количество связей, и дети могут восстанавливаться после утраты довольно существенной части мозговой ткани. Хотя ранее считалось, что, если структура перестала расти и образовались все нужные связи, мозг достиг предела своего развития. То есть биология была определена судьбой, и казались невозможными любые обновления. Нервные клетки не восстанавливаются, и вы рождаетесь со всеми положенными вам клетками, которые никогда нельзя будет заменить.
ВСЕ СОВРЕМЕННЫЕ МЕТОДИКИ ИЗУЧЕНИЯ АКТИВНОСТИ МОЗГА ПОКАЗАЛИ ПОКА ТОЛЬКО ТО, ЧТО КАКАЯ-ТО ОДНА ЧАСТЬ МОЗГА РЕДКО ОТВЕЧАЕТ ЗА ОДНУ ФУНКЦИЮ.
Открытие «пластичности, зависящей от опыта», которая свойственна мозгу в течение всей жизни, привлекло внимание к важной роли окружающего мира. Жизнь, которую ведет человек, его профессиональная деятельность и любимый вид спорта – все это оказывает влияние на его мозг23. Никто больше не спрашивает, что формирует мозг: природа или воспитание. «Природа» мозга тесно переплетена с «воспитанием», изменяющим мозг, и обусловлена жизненным опытом человека.
Доказательства пластичности в действии можно найти у людей, преуспевших в своей области. Будет ли их мозг отличаться от мозга обычных людей и обрабатывать профессиональную информацию иначе? К счастью, такие люди обладают не только талантами, но и готовностью послужить «морскими свинками» для нейробиологов. Чаще всего в исследованиях принимают участие музыканты, но иногда ученые приглашают также дзюдоистов, игроков в гольф, альпинистов, балерин, теннисистов и канатоходцев (мне пришлось хорошо потрудиться, чтобы отыскать последний пример)24. Различия в структурах их мозга, по сравнению с мозгом простых смертных, можно смело отнести на счет особых умений: у музыкантов, которые играют на струнных инструментах, крупнее область двигательной коры, управляющая левой рукой, а у клавишников более развита зона правой руки. Та часть мозга, которая отвечает за зрительно-моторную координацию и исправление ошибок, увеличивается у альпинистов, а сети, связывающие области планирования и осуществления движений с кратковременной памятью, становятся больше у чемпионов по дзюдо. Не менее очевидны и функциональные различия. У балетных танцоров наблюдаются более высокие уровни активации в сети действия и наблюдения. У лучников более развиты нейронные сети, связывающие зрительно-пространственные области с кратковременной памятью.
Вы можете решить, что эти люди достигли выдающихся успехов в своей области, потому что изначально получили чем-то отличающийся мозг? Хотя подобные исследования довольно трудно организовать, специалисты по когнитивной биологии задумывались и об этом. В одном эксперименте, который продолжался три месяца, участников обучали жонглированию. Их мозг сканировали до и после обучения25. По сравнению с контрольной группой, у новообученных жонглеров обнаружилось увеличение скопления серого вещества в той части зрительной коры, которая связана с восприятием движения, а также в области, отвечающей за обработку зрительно-пространственной информации и направление движений рук. Чем больше были изменения, тем лучше человек жонглировал. Через три месяца участники, которым строго запретили тренировать новоприобретенный навык, были заново обследованы. Оказалось, что прежнее увеличение серого вещества исчезло и параметры указанных областей не превышают средних значений.
Но самая яркая иллюстрация принципа пластичности – это исследование мозга лондонских таксистов, проведенное нейробиологом Элеанор Магир и ее коллегами из Университетского колледжа Лондона26. Ученые обнаружили, что в результате «накопления информации», то есть запоминания различных маршрутов по более чем 25 тысячам лондонских улиц в радиусе десяти километров от вокзала Чаринг-Кросс, увеличивается объем серого вещества в задней части гиппокампа, области, связанной с ориентированием в пространстве и памятью. И это происходило не потому, что у таксистов изначально был большой гиппокамп. Ученые обследовали также начинающих водителей и вышедших на пенсию и отметили постепенное увеличение указанных областей у первых и уменьшение у вторых. Дело не в том, что таксистам приходилось строить сложные планы поездки (у водителей автобусов, которые передвигаются по установленному маршруту, обнаружился тот же эффект). Внимание ученых также привлекли те люди, которые учились водить такси, но не смогли сдать экзамен. У них не обнаружилось изменений гиппокампа, характерных для их более успешных коллег. Но, похоже, за свой изменяющий мозг навык таксисты должны были заплатить определенную цену: они показали значительно худшие результаты выполнения других заданий на пространственную память. Однако у таксистов-пенсионеров объем серого вещества возвращался к «обычной» величине (их способность ориентироваться в лондонских улицах ослабевала) и, наряду с этим, улучшались результаты выполнения вышеупомянутых тестов. Таким образом, мы знаем, что ресурсы мозга распределяются, увеличиваются и ослабевают в зависимости от приобретения, использования и утраты определенного навыка.
Важно понимать механизм пластичности, чтобы разобраться в индивидуальных различиях, скажем так, повседневных навыков. Как пример пластичности здесь снова можно вспомнить исследование лондонских таксистов. Но все же ориентирование на улицах Лондона – это специализированный навык, выученный с нуля в зрелом возрасте. А что насчет более обыденных умений? Почему у одних людей что-то получается лучше, чем у других? Является ли это отражением закономерностей активности мозга? Можно ли улучшить подобные навыки и в равной степени изменить мозг?
Давно известно: чем больше вы тренируете определенный навык, тем больше мастерство. Психологи Мелисса Терлеки и Нора Ньюкомб обнаружили, что увлечение компьютерными и видеоиграми развивает определенные пространственные навыки27. Это также объясняет большинство гендерных различий, которые связываются с теми или иными навыками: мужчины гораздо чаще играют в компьютерные игры, и создается впечатление, что именно поэтому они лучше ориентируются в пространстве.
Похоже, что такая поведенческая пластичность действительно отражается в изменении структур головного мозга. Психолог Ричард Хайер и его коллеги изучали структуры и функции мозга методами визуализации. Участниками были девочки, которых обследовали до начала эксперимента и через три месяца после. В течение этих трех месяцев они играли в «Тетрис» примерно по полтора часа в неделю28. По сравнению с контрольной группой девочек (которые не играли), у тех, кто играл в «Тетрис», увеличилась область коры, связанная с обработкой зрительно-пространственной информации. Другая группа ученых в течение двух месяцев изучала игроков в «Супер Марио». Там также получили доказательства влияния игры на изменение мозга: объем серого вещества гиппокампа увеличивался, равно как и лобные области мозга29. Интересно, что такие изменения мозга и навыков не зависели от конкретного задания. Было показано, что восемнадцатичасовой курс оригами улучшает результат выполнения задания на мысленное вращение, а также способствует увеличению других областей мозга, задействованных в задании30.
Для того чтобы пересмотреть прошлые представления о фиксированных, жестко установленных и биологически предопределенных различиях, нам нужно изучить пластичность мозга на протяжении всей жизни и влияние таких внешних факторов, как опыт и тренировки. Чтобы понять любые различия мозга отдельных индивидуумов, нам понадобится узнать о них больше, чем просто возраст и пол. Нам нужно учесть, какой жизненный опыт «переварил» их мозг. Если для мужчины характерно более пристальное внимание к конструированию и манипулированию трехмерными объектами (есть странное сходство между фигурами в задании на мысленное вращение и деталями лего), то, скорее всего, это отразится на его мозге. Мозг отражает жизнь, которую ведет мужчина, а не просто пол своего владельца.
Пластичность в течение всей жизни дает нам возможность более оптимистично смотреть на будущее мозга. Но также помогает разобраться в том, что происходит в мозге в настоящем времени: как он может и будет меняться под воздействием окружающего мира и что способно столкнуть его «с истинного пути». Нам нужно больше знать о том, как мозг взаимодействует с окружающим миром, и это значит уделять больше внимания тому, что происходит вокруг.
Пластичная и изменчивая природа мозга наводит на мысль о том, что это далеко не пассивный инструмент для обработки информации. Напротив, он постоянно взаимодействует с окружающим миром и настраивается на огромные объемы информации, с которыми сталкивается каждый день. Теперь мы представляем мозг в виде проактивной системы наведения, которая все время выдает предсказания о том, что может произойти в следующий момент времени в нашем мире (в бизнесе это называют «предварительным прогнозированием»)31. Мозг все время проверяет соответствие между этими предсказаниями и реальным результатом, отслеживает расхождения и обновляет прогноз. И еще показывает безопасный путь сквозь беспрестанный поток поступающей информации. Основная цель этой системы – свести к минимуму «ошибки предсказаний» с помощью быстрого и непрерывного обновления прогнозов на основании нормального течения событий. Дальше, чтобы не тратить ценные когнитивные ресурсы и «не думать слишком много», для предсказания следующего шага будет достаточно только минимального объема информации. Конечно, если не последует никаких сюрпризов. Как только система получает обратную связь и сообщение о несоответствии, она создает новый предварительный прогноз. Таким образом, мозг направляет нас с помощью сочетания прогнозов в стиле смс-сообщений и спутниковой навигации.
Если вы когда-нибудь посетите Ханой, обратите внимание на прогнозирующее кодирование в действии применительно к дорожному движению. Здесь дороги переполнены бесконечным, никогда не прекращающимся потоком скутеров, которые мчатся колесо к колесу по всей ширине дороги. Когда я побывала здесь впервые, то безнадежно застряла на переходе, ожидая просвета в движении. Наконец маленькая вьетнамская женщина сжалилась надо мной, взяла меня за руку и жестом пригласила следовать за ней, проговорив: «НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ». Зафиксировав взглядом точку на противоположном тротуаре, она уверенно повела меня прямо в поток скутеров. Они мягко скользили вокруг нас. Мы благополучно пересекли дорогу, и только потом мне объяснили, что «НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ» – самый важный момент. Казалось, что у водителей скутеров свой особый инстинкт, и они знали, где мы окажемся в тот момент, когда встретимся с ними на дороге (они делали свои предварительные прогнозы). Поэтому водители так выстраивали свои траектории, чтобы нас объехать. Если бы мы остановились, то не попали бы туда, где нас ожидали встретить водители, и тут же стали бы «ошибкой предсказания» – с неприятными последствиями.
РЕСУРСЫ МОЗГА НЕ ФИКСИРОВАННЫ: ОНИ УВЕЛИЧИВАЮТСЯ ИЛИ УМЕНЬШАЮТСЯ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ ПРИОБРЕТЕНИЯ, ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ИЛИ УТРАТЫ НАВЫКОВ.
Считается, что мощь человеческого мозга в отношении прогнозирующего кодирования не только применяется к основным визуальным картинам, звукам и движениям, но также позволяет нам осуществлять такие сложные функции, как речь, искусство, музыка и юмор, а также понимать и исполнять скрытые правила социального общения. И все это связано с нашими способностями к предсказанию действий и намерений других людей и к соответствующей интерпретации их поведения32. Мы принимаем руководящие указания, которые извлекаются из окружающего мира. Это «входные данные» для разных вещей, и на их основании создаются правила определения следующего, наиболее вероятного исхода в закономерностях жизни. Это определение поведения, связанного с выражением лица или слов человека. Определение намерения, о котором говорит то или иное действие. Извлекаемые правила могут варьироваться от простых («этот запах обычно связан с чем-то вкусным») до сложных («такое выражение лица обычно значит, что человек счастлив») и даже регулировать более абстрактные и трудноуловимые аспекты социального общения, например понимание очередности во время разговора.
Вас может встревожить, что направляющая система обработки информации не является сверхэффективной и безошибочной. На самом деле, это некий нейронный игровой автомат, пусть даже исправляющий собственные ошибки. Ученые уже давно публикуют статьи под такими заголовками, как: «Серфинг в неуверенности», «Что дальше» и «Играем в большую угадайку»33. Конечно, чаще всего человеческий мозг действительно работает эффективно: выдает наилучшие решения с правильной долей точности и почти всегда вытягивает выигрышный билет. Но сам факт, что система не является непогрешимой, открывается, например, в зрительных иллюзиях: мы можем увидеть треугольник там, где его нет, просто потому, что определенное сочетание линий обычно ассоциируется с треугольником. Систему можно обмануть при помощи «неверного направления» предварительного прогноза. Если мозг занят решением какой-то проблемы, он может пропустить информацию о том, что в это же время происходит другое событие, и совершить ошибку предсказания. Наше внимание к окружающему миру может быть очень избирательным, и иногда легко пропустить то, что находится прямо перед нами, но является совершенно неожиданным34.
Иногда попытка срезать путь оборачивается более серьезными вещами. Шаблоны мозга, или его «схемы окружающей реальности», могут быть слишком общими, и из-за этого разные информационные блоки попадают в одну категорию, чтобы там подвергнуться обработке, сокращению и сортировке, особенно если информация приходит из окружающего мира. Человеческий мозг на самом деле горячий приверженец стереотипов, и иногда он слишком быстро принимает решения: на основании малого объема данных, твердых ожиданий, основанных на прошлом опыте, культурных норм или представлений об окружающем мире.
В статье психологов Лизы Фельдман Барретт и Джоли Вормвуд, опубликованной в «Нью-Йорк Таймс», описано явление «аффективного реализма»: ваши чувства и ожидания оказывают влияние на процесс предсказания и восприятия35. Вы буквально видите вещи в ином свете. В качестве примера в статье приведены случаи расстрела безоружных людей полицейскими. Когда есть подозреваемый, сотрудники полиции могут неверно идентифицировать такой объект, как мобильный телефон или кошелек, и принимают их за оружие. Авторы статьи привели в пример результаты и другого исследования. Если вы видите лицо с нейтральным выражением, но подсознательно представляете себе сердитого человека, то лицо кажется не заслуживающим доверия, непривлекательным и более склонным к правонарушению. Таким образом, внешние данные и ожидания могут отвлекать нашу полезную в других ситуациях систему наведения. Стереотипы могут изменять наш взгляд на мир. И изменяют его.
Теперь появляются такие модели психических заболеваний или атипичного поведения, которые учитывают прогнозирующее кодирование. Я сама недавно провела исследование, чтобы проверить предположение об ошибках процесса, которые происходят в мозге пациентов, страдающих аутизмом, и вызывают у них большие проблемы. Такие люди не могут делать удовлетворительные предсказания, поэтому их жизнь полна предсказательных ошибок. Они не способны интуитивно понимать правила, и мир становится странным, запутанным и непредсказуемым местом, которое следует избегать любой ценой или же приручить неизменными, повторяющимися процедурами36. Также очевидно, что система может без искажений проанализировать происходящее в окружающем мире, но может воспринять информацию слишком точно.
НАШЕ ВНИМАНИЕ ОЧЕНЬ ИЗБИРАТЕЛЬНО. БУДУЧИ УВЛЕЧЕННЫМИ ЗАДАЧЕЙ, МЫ ЛЕГКО ПРОПУСКАЕМ ТО, ЧТО НАХОДИТСЯ ПРЯМО ПЕРЕД НАМИ.
В 2016 году «Майкрософт» запустил чат-бота по имени Тая. Это виртуальный собеседник, который обучался онлайн на основании записей в Твиттере и вел «свободный и шутливый разговор»37. Через шестнадцать часов Таю пришлось выключить: она начала публиковать в твитах сообщения о том, что «люди – суперкрутые существа», и быстро превратилась в «дуру, сексистку и расистку» из-за многочисленных, полных предубеждений твитов, которые Тая использовала в качестве входной информации. Хотя некоторые ответы были просто имитацией, это стало доказательством того, что общие правила извлекаются из общих тем, и в результате получаются утверждения, которые никто никогда специально не высказывал, например «феминизм – это культ». Этому Тай «научилась», складывая вместе то, что она знала о культах, и все, что прочитала в твитах о феминизме.
Этот эксперимент был основан на системе под названием «глубокое обучение»38. Компьютеры запрограммированы так, чтобы извлекать закономерности из информации и «самообучаться» с целью получения более точного представления об окружающем мире. Это не просто программа для выполнения определенного задания. Принцип глубокого обучения лежит сегодня в основе любых компьютерных программ искусственного интеллекта, и его можно сравнить с современными моделями процессов обучения мозга. Но, как стало ясно из истории с бедной Тай, если такая программа получает информацию из сексистского, расистского или просто грубого мира, то предварительные прогнозы, определяющие оптимальное для нее поведение, будут точно такими же.
Пытаясь понять половые различия и роль взаимодействия мозга с окружающим миром, нейробиологи обнаружили, что одна из проблем связана с глубоким обучением. Если поступающие данные изначально носят пристрастный характер, то система выучит соответствующее правило. Если система пытается создать правило, связанное с изображением кухни, то она свяжет это изображение с женщиной, потому что именно такую ассоциацию найдет в окружающем мире39. Когда программу просят закончить предложение «Мужчина – программист, а женщина…», она ответит: «домохозяйка». Подобным образом, в ответ на вопрос о бизнес-лидерах или руководителях высшего звена мы получим списки и изображения белых мужчин. В результате недавнего исследования обнаружили, что простой ввод речевых данных в систему, которая учится распознавать изображения, не только приведет к существенным гендерным предубеждениям, но даже многократно усилит их40. Так, система, которая активно учится распознавать изображения «приготовления пищи», может, основываясь на обнаруженном в сети дисбалансе, считать это женской прерогативой в 68 % случаях, хотя на самом деле только 33 % женщин готовят чаще мужчин.
Ученые, которые «обучали» эту модель, искали другие примеры речи в интернете, чтобы ввести в программу. Они обнаружили, что 45 % слов и 37 % объектов несут в себе гендерные предубеждения в пропорции два к одному. Иными словами, в два раза вероятнее, что конкретное слово или объект будут связаны с одним гендером, чем с другим. Далее ученые показали, как ограничить модель, чтобы точнее указать на эти предубеждения. Они никак не прокомментировали ситуацию, хотя и назвали свою статью «Мужчины тоже любят ходить по магазинам».
Таким образом, в нашем представлении о мозге мы все больше учитываем тот факт, что способ общения мозга с окружающим миром очень сильно зависит от той информации, которую он извлекает, и тех правил, которые он создает для нас на основании полученной информации. Чтобы выдавать предварительные прогнозы, человеческий мозг действует как система «с глубоким обучением». Если же извлеченная информация носит оттенок предубеждения, возможно на основании каких-то стереотипов, то нетрудно догадаться, каким будет результат. Это все равно что слишком полагаться на неверно настроенный навигатор: можно оказаться на совершенно неподходящей дороге или пуститься в ненужный объезд (или вообще вернуться домой).
Важнее то, как мозг определяет способ нашей реакции на окружающий мир и как этот мир реагирует на нас. Мир сложнее, чем мы привыкли о нем думать. Различия мозга (и последствия этих различий) будут в равной степени определяться нашим жизненным опытом, генетическим кодом и гормональным маринадом. Поэтому для понимания этих различий (и их последствий) необходимо тщательно разобраться в том, что происходит как вне нашей головы, так и внутри нее.
ШАБЛОНЫ ПОВЕДЕНИЯ ПОМОГАЮТ ЭКОНОМИТЬ ЭНЕРГИЮ МОЗГА, НО ЧАСТО ИЗ-ЗА НИХ МЫ СЛИШКОМ БЫСТРО ПРИНИМАЕМ РЕШЕНИЯ – И ОШИБАЕМСЯ.
Двадцать первое столетие принесло еще одно важное направление исследований. Это те аспекты человеческого поведения, которые пытаются объяснить нейробиологи. Многие предположения об эволюции человеческого мозга основаны на появлении когнитивных навыков высокого уровня: речи, абстрактного мышления, планирования и выполнения сложных задач, а также вклада всех этих навыков в развитие вида Homo sapiens. Но внимание ученых все чаще привлекает идея о том, что успех нашего вида на самом деле основан на способности жить и работать сообща: мы распознаем невидимые социальные правила в выражении лиц и языке тела, которые понятны всем членам «общины»41. Нам нужно представлять себе, кто входит в нашу собственную группу и как стоит себя вести, чтобы быть в ней принятым. И, конечно, мы должны отличать тех, кто не входит в группу, понимая, почему так происходит. Да, мы должны читать мысли представителей своего вида, понимать их верования и намерения, надежды и желания. Нам необходимо понимать их точку зрения, предсказывать их поведение и настраивать свое собственное, чтобы помогать другим людям добиваться целей, а иногда и наоборот.
Вопрос, как и когда мы используем мозг, чтобы стать социальными существами, привел к образованию новой ветви когнитивной нейробиологии – науки о социальном познании. Конечно, появилась новая модель мозга – «социальный мозг»42. Специалисты в области социального познания изучают нейронные сети, которые лежат в основе нашего стремления присоединиться к социальным и культурным сетям, чтобы объяснить, как теснейшая связь мозга с этими сетями на самом деле определяет то, каким станет мозг.
Глава 6
Социальный мозг
Человеческий мозг предназначен для социального общения. Мы хотим все время оставаться на связи со своими друзьями и близкими. Нас интересует происходящее в умах других людей, это заложено в нашей природе. И ценности той группы, которую мы считаем своей, формируют нашу собственную личность.
Если мы признаем, что изучение взаимодействия человека с перегруженным информацией окружающим миром – сложная задача, то изучение межличностных отношений – вообще неподъемная. Нам приходится не только справляться со своими собственными потребностями, представлениями и желаниями, но и предсказывать все то же самое у других людей. Причем часто на основании таинственных невысказанных правил. Нам нужно «отметить» свой список контактов, рассортировать окружение в соответствии с типами людей, ситуаций и событий, которые пойдут нам на пользу или во вред или даже вызовут приятное или неприятное ощущение. Человеческий мозг будет (автоматически и подсознательно) «ставить лайки» членам различных «групп своих», побуждая нас искать таких людей и проводить с ними время. В противном случае срабатывает «предупреждение об угрозе». Оно связано с теми, кто не считается членом нашей социальной сети, и запускает реакцию «избегания», которую очень трудно преодолеть. Наша социализация означает, что мы изначально готовы к заблуждениям, и в положительном, и в отрицательном смысле2.
По этой причине нам требуется отчетливое ощущение самоидентификации: кто мы такие, как мы можем описать себя другим людям (или как мы заполняем свой профиль в социальных сетях). Это чувство принадлежности к любой из многочисленных социальных сетей. Существует также эмоционально окрашенный аспект. Нам нужна хорошая основа для поддержания самооценки, гордости за свои достоинства, которая усиливается от положительных реакций со стороны окружающих, вызывая в нас ощущение принадлежности. А любого рода удар по самооценке может вызвать целый каскад реакций, эмоций и поведения, которые могут повлиять на наше благополучие.
С момента появления на свет мы ищем информацию, которая помогает нашей социализации. Мы сосредоточиваем внимание на лицах, прислушиваемся к знакомым звукам и быстро отсортировываем известное от неизвестного. У нас даже может быть некое приложение «ах», которое гарантирует, что беззубая улыбка и нечленораздельное бульканье вызовет реципрокное поведение других людей (даже незнакомых, если мы совсем маленькие, но это быстро проходит, по мере того как мы учимся отличать своих от чужих). Человеческий мозг – исключительно проницаемый для такой социальной информации. Послания, которые мы впитываем, могут оказывать сильное влияние на наше поведение.
Мощная предсказательная сила мозга, которая управляет повседневными образами и звуками, помогает извлекать из окружающего мира необходимые правила поведения в социуме3. Действительно, социальное поведение во многом обусловлено предсказанием. Мы вооружаемся сценариями, которые описывают правила для социальных ситуаций и делают их предсказуемыми, позволяя нам говорить и делать правильные вещи. В эти сценарии входят стереотипы – социальные ярлыки, которые позволяют нам быстро (и не обязательно точно) получать доступ к целому диапазону ожиданий в отношении того, как кто-то себя поведет, как он отреагирует на нас, будет он дружелюбным и открытым к общению или, наоборот, мрачным и неприветливым. Стереотипы, в свою очередь, могут встраиваться в ваше самоощущение – чего ждут от «такого человека, как я»? Если я мужчина или женщина, как мне себя вести, с кем (и во что) мне играть, кем я стану, когда вырасту, и кто захочет со мной работать?
ЕСЛИ ИЗУЧЕНИЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С МИРОМ – СЛОЖНАЯ ЗАДАЧА, ТО ИЗУЧЕНИЕ МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ – ВООБЩЕ НЕПОДЪЕМНАЯ.
В этом столетии методы визуализации, о которых мы говорили ранее, используют для изучения социального мозга. Это сместило фокус внимания с отдельного мозга на взаимодействие между мозгом и окружающей средой и, естественно, между мозгом одного человека и мозгом другого4. На начальном этапе визуализации мозга цель была в определении областей, вовлеченных в процессы познания: зрения, речи, чтения и решения проблем.
Но намного сложнее определить и нанести на карту те области мозга, которые участвуют в социальном познании, поскольку социальные задачи сложно воспроизвести в условиях ограниченного, шумного и вызывающего клаустрофобию пространства томографа. Однако специалисты этой области крайне изобретательны.
Если вы добровольно приняли участие в исследованиях мозга методами визуализации, это значит, что вы будете долго глазеть на бесконечное мельтешение черных и белых пятен или вращающиеся решетки, пытаясь не заснуть. Скука. В это время нейробиологи будут проверять на вас свои последние теории о гамма-активности зрительной коры5. Задания, предназначенные для изучения социального мозга, намного интереснее. Возможно, вас попросят выбрать из таких прилагательных, как «неуклюжий», «хорошо организованный», «умный», «привлекательный» и «популярный», те, которые подходят именно вам, или вашему лучшему другу, или знаменитости, и даже Гарри Поттеру, – чтобы исследователи могли изучить, как мозг обрабатывает информацию о себе и других6. Или вам могут показывать разные картинки, – вот человек ударил себе по пальцу молотком (чтобы посмотреть, как вы «разделяете чужую боль») – усложняя задачу и заставляя вас заранее оценить этого человека по шкале «надежности»7.
Результатом всего этого веселья под сканером будет построение карты тех областей, которые дублируют «социальный мозг», и соотнесение их с отдельными проявлениями социального поведения8. Сеть социального мозга охватывает как более древние части человеческого мозга, так и самые новые. Древние, глубоко закопанные части включают области мозга, связанные с эмоциональными реакциями: с гневом, удовольствием, отвращением, а также с реакциями на угрозу или вознаграждение. Хотя «социальность» считается нашим новым и самым сложным видом поведения, она все равно основана на самых фундаментальных эмоциональных реакциях, которые можно сформулировать в терминах «притяжение» или «избегание».
Процесс «оценки» связан с деятельностью одной из самых старых частей мозга, миндалиной9. Миндалина и правда похожа на миндальный орех, скрытый в глубине коры правого и левого полушарий. Она играет ключевую роль в восприятии и выражении эмоций. Что касается социальных навыков, считается, что миндалина помогает нам очень быстро обрабатывать эмоциональные выражения лиц, особенно угрожающих. Также эта структура «отмечает» членов группы как полезных (скажем, родителей или воспитателей)10. Вероятно, процесс «отмечания» относится и к посторонним людям, поскольку, как было обнаружено, миндалина активируется в присутствии людей другой расы.
В то же время одна из самых новых структур головного мозга, префронтальная кора, задействована в управлении такими абстрактными процессами, как самоанализ и самоидентификация. Это навигационная система, основанная на представлении о собственном «я», которая помогает выбрать, что для вас хорошо или плохо11. Кроме того, префронтальная кора связана с процессами идентификации «других» – тех людей, которые принадлежат или не принадлежат к нашей социальной сети. Эта система связана с социальными навыками «чтения мыслей», понимания других людей, их мыслей и желаний. Все эти процессы распространяются на нашу память, где мы держим информацию о социальном окружении и социальных сетях, в том числе ту, которая помогает нам отличать членов нашей группы от посторонних.
Социальный мозг
Существует также тесная связь с системами, которые контролируют движения. Это нужно, чтобы управлять действиями и реакциями, связанными с социальным поведением, не совершать неприемлемых движений и подавлять неверные. Также частью навигации в социальном мире является понимание намерений, которые скрываются за действиями других людей12. Когда мы совершаем ошибки, нам нужна обратная реакция, что-то вроде тормозной системы, которая поможет нам выйти на правильный курс.
Третья система в этой сети управляющих механизмов соединяет наши, временами опрометчивые структуры, контролирующие эмоции с высокоуровневой системой социальных входных-выходных сигналов. Подобно ограничителю скорости движения, эта система контролирует нашу деятельность и вмешивается, чтобы остановить нас перед совершением социально неприемлемых действий13.
Давайте теперь рассмотрим те части мозга, которые больше всего озабочены «личностью» человека – тем, что он чувствует, кем хочет (и не хочет) быть. Чтобы изучить эти части, специалисты по социальному познанию предлагают выбрать из списка прилагательных те, которые лучше всего описывают вашу личность. Или просят вспомнить что-то очень важное и ценное. Или описать эмоциональную реакцию на различные картинки (или же посмотреть на фотографию знаменитости и сказать, чем вы похожи на Рианну или Дэниела Крейга)14.
В процессе эволюции префронтальная кора образовалась последней. В ее средней части располагается структура (дефолтная система мозга), которая обычно активируется, когда мы размышляем о своей личности. Недавно проведенные исследования этих сетей позволили предположить, что процесс такого размышления постоянно «не завершен», и даже если считается, что мозг отдыхает (то есть не выполняет определенное задание), то сеть «личности» все равно активна. Словно наша антенна самоидентификации постоянно вращается и обновляет информацию о том, что происходит в нашей социальной системе «навигации в мире»15.
Оказывается, что мы не только строим подробный каталог собственных качеств, нам нужен обнадеживающий и приятный фактор соответствия. Конечно, есть люди, которые словно договариваются со своим социальным окружением и заявляют, что «я такой, какой есть, можете меня принимать или не принимать», не обращая внимания на социальные последствия. Однако для большинства из нас самооценка зависит от того, насколько мы «включены» в свою социальную группу. Удар по самооценке может вызвать сильную реакцию со стороны мозга. Изобретательные нейробиологи придумали, как это продемонстрировать.
Одним из популярных заданий в когнитивных исследованиях является «Сайберболл». Этот тест придумали Мэттью Либерман и Наоми Эйзенбергер в лаборатории социального познания при Университете Калифорнии в Лос-Анджелесе16. Это онлайн-игра, в которой вы должны бросать мяч. Вам говорят, что вы один из трех участников, причем двое других представлены в виде мультяшных аватаров. Суть в том, что у вас троих сканируют мозг, пока вы играете в «Сайберболл» через интернет. Начинается игра, вы перебрасываете мяч друг другу. Но потом те двое перестают бросать вам мяч, и вы просто наблюдаете, как они развлекаются. Если вы ничем не отличаетесь от других участников экспериментов Либермана и Эйзенбергер, то это будет раздражать и/или огорчать вас – вы даже оцените свое состояние как «сильное огорчение» или «обиду».
Другое задание, ударяющее по самооценке, – игра в «первое впечатление»17. В паре с другим участником (подставным лицом) вас приглашают на оценочное интервью. Некоторые вопросы довольно личные, например «Чего вы боитесь больше всего?», «Какое ваше самое лучшее качество?». В это время вас сканируют и сообщают, что записи интервью просмотрит другой участник, чтобы сказать, какое впечатление вы на него произвели. Для оценки используется электронный экран с двадцатью четырьмя полями, на каждом из которых написано одно прилагательное: «раздражающий», «неуверенный», «чувствительный» или «добрый». Вы можете видеть, как партнер выставляет оценки, проводя курсором по кнопкам и выбирая ответ каждые 10 секунд. После каждого обратного ответа вашего партнера вы должны нажать одну из четырех кнопок, чтобы оценить свои ощущения от 1 (очень плохо) до 4 (очень хорошо). Однако экран с оценками вашего партнера на самом деле – это запись, содержащая сорок пять прилагательных: пятнадцать положительных («умный», «интересный»), пятнадцать нейтральных («практичный», «разговорчивый») и пятнадцать отрицательных («скучный», «поверхностный»). Эти прилагательные появляются на экране в произвольном порядке. Цель исследования – в определении реакции вашего мозга в тот момент, когда вы описываете свои лучшие качества, а курсор указывает на слово «скучный». Довольно жестокий тест, не так ли?
МЫ ПОСТОЯННО ДУМАЕМ О ТОМ, ЧТО ПРОИСХОДИТ В ОКРУЖАЮЩЕМ НАС ОБЩЕСТВЕ, ДАЖЕ КОГДА КАЖЕТСЯ, ЧТО НИЧЕМ НЕ ЗАНИМАЕМСЯ И ОТДЫХАЕМ.
Специалисты по социальному познанию любят подчеркивать, что они держат руку на «культурном» пульсе, и для этого придумали тест, похожий на Тиндер и шоу «Большой брат». Эти сценарии заставят вас чувствовать себя еще хуже18. Находящимся под сканером участникам показывают фотографии людей, которые якобы уже их оценили. Потом участников спрашивают, «нравятся или не нравятся», в свою очередь, им эти люди. После этого им сообщают о якобы выставленных партнером оценках и спрашивают, насколько оценка партнёра им приятна или неприятна. Максимальное социальное отторжение наблюдается в том случае, когда оценка «нравится» совпадает с «не нравится» от вашего невидимого партнера.
«Выбери большого брата» – более замысловатая версия задания на первое впечатление. Участника заставляют поверить, что его и еще двух других (невидимых) участников оценивали шесть судей. Судьи определяли, есть ли у участников нужные качества для прохождения следующего этапа («Теперь судья Дэвид оценивает вашу социальную привлекательность» или «Судья Сюзанна определит уровень вашей эмоциональной чувствительности»)19. Как вы (в отличие от участников) уже догадались, это ситуация, которая вызывает поведенческую реакцию и ответ мозга на оценку «лучший» или «худший» в отношении привлекательных для общества качеств.
Как же человеческий мозг реагирует, когда человека называют скучным, объявляют, что никто не хочет с ним играть, или «отклоняют» при сравнении с другими людьми? Ответ на этот вопрос получили ученые, которые придумали задание «Сайберболл». И этот результат вызвал волнения среди нейробиологов, специалистов по социальному познанию и даже людей в околонаучных кругах. Полученные данные дают основания сделать вывод о значении социальной боли для нас.
Похоже, здесь прослеживается параллель между тем, как человеческий мозг справляется с физической и социальной болью20. Будто мало вам неприятных ощущений от ударов по самолюбию, теперь, во имя науки, вас бьют электрическим током или заставляют прикасаться к горячей пластине. Причем уровень стимула постоянно повышается. А после этого вас просят оценить степень боли в диапазоне от «обычного тепла» до «очень сильного жара».
Когда вы испытываете эти ощущения, в головном мозге активируются две области: передняя поясная кора и островок Рейля. Поясная кора относится к связующим структурам мозга и располагается между центрами управления эмоциями и новой корой, обладающей способностью к переработке информации. Ее окружает мозолистое тело, мост из волокон, соединяющих два полушария мозга (о чем мы говорили в Главе 1). Передняя часть находится сразу позади лобной коры, а задняя тянется до более древних центров управления эмоциями. В структурном плане это удобное расположение, чтобы соединять эмоциональные центры с лобной корой, системой эффективной обработки информации. Это значит, что передняя поясная кора (или ППК) является ключевым игроком в нашей социальной жизни.
Островок Рейля анатомически связан с ППК. Он расположен в пространстве длинной складки в боковой части мозга. Островок участвует в оценочных суждениях, в основном через связь с телесными ощущениями (помните – бурление в животе, учащенное сердцебиение, потные ладони). Это не лишено смысла, особенно когда экспериментатор говорит вам, что собирается увеличить тепловой стимул до уровня «очень сильного жара».
Время от времени появляются сообщения о том, что физическая боль активирует те же самые нейронные сети, что и боль социальная. Вы можете спросить: как это все соотносится с социализацией? Чаще всего, если вы взаимодействуете с другими людьми, это не предполагает получения электрических ударов или тепловых ожогов. Но создается впечатление, что вместе со стремлением к социализации мозг обеспечивает и мотивирующие механизмы. Избегание настоящей боли представляет собой самую мощную мотивацию в мире, которая заставляет нас совершать невозможное, лишь бы уйти от источника страдания. Тот факт, что отверженный обществом человек испытывает боль, которая образуется в тех же нейронных сетях, что участвуют в образовании физической боли, свидетельствует о важнейшем для человека стремлении к социализации. Если вас исключили из группы или посчитали скучным, вы испытали удар посильнее электрического тока.
Похоже, наше участие в социальных сетях настолько необходимо для выживания, что у нас есть механизм «социальной боли», который предупреждает нас о необходимости пересмотреть свое поведение, изменить планы, просто для того, чтобы снова присоединиться к существам своего вида.
Создается впечатление, что мы оснащены внутренним мерилом, или «социометром», который нужен для участия в социальной игре: примут ли нас другие члены предпочтительной социальной сети или скорее исключат из группы21. Самооценка является мерой определения нашего социального успеха, и именно ее контролирует социометр. Если у вас выдался хороший день и вы получили много положительных откликов от окружающих, то ваша самооценка на высоте, а социометр – на отметке «полный». Когда все идет не так, ваша самооценка стремительно падает, а стрелка социометра дрожит в красной зоне. Желание удержать самооценку на высшей точке является одним из самых сильных, и это видно из реакций на самые обычные сценарии социального неприятия. Это значит, что структуры, отвечающие за «социальную боль», также могут быть частью мозговых механизмов, обеспечивающих социометр, – поэтому нам нужно подробнее рассмотреть ППК и ее активность.
Создается впечатление, что ППК похожа на светофор в нашей социальной системе. Социальный мозг должен гарантировать, что мы не всегда автоматически выдаем ответ, который обусловлен менее сдержанными нейронными схемами. Нам нужна своего рода регулирующая система, которая может заблокировать сверхэмоциональную реакцию и рассмотреть другие варианты, более подходящие нашим потребностям или потребностям других (более социально значимые). Иногда эта система должна выбрать правила во внешнем мире и даже разрешить конфликт.
Существует два типа заданий, которые придумали психологи-практики для того, чтобы показать, как мозг справляется с конфликтной информацией. Иногда это задание называют «go-no-go». Получив сигнал, вы должны нажать кнопку так быстро, как только возможно, но
Другая забавная игра называется «Эффект Струпа»23. Если слово «зеленый» написано зелеными чернилами и вас просят назвать цвет, вы отвечаете довольно быстро. Однако если слово «зеленый» написано красным, то вы здорово тормозите. Так измеряют эффект интерференции, который вызывается несовпадением различных типов обрабатываемой информации.
Похоже, что выявление подобных конфликтов происходит в ППК, которая действует в одной упряжке с частью лобных долей, связанной с нашей самоидентификацией, – медиальной префронтальной корой. Представьте, что вы собираетесь совершить что-то, чего с социальной точки зрения лучше не делать. (Я уверена, вы легко найдете пример). Вас остановит ППК (или не остановит!). Это перекликается с ролью ППК в качестве механизма
А что же наш островок Рейля? Как его способность регистрировать телесные ощущения связана с социальным поведением? Представляется, что островок отлично умеет отмечать положительные и отрицательные аспекты многих видов поведения. Как сказал один ученый, активность островка человеческого мозга связана с широким диапазоном активности, «от растяжения кишечника и оргазма до тяги к сигаретам и материнской любви, принятия решений и внезапного прозрения»24. (Вы можете сказать, что эти виды активности островка на самом деле
Островок участвует в социальном поведении. В частности, он кодирует степень неуверенности или рискованности, и вы принимаете решение, почти буквально, на основании «внутреннего чувства»25. А вместе с ППК эти структуры определяют подходящие и неподходящие ситуации, которых стоит избегать. Если эмоции, связанные с островком, расцениваются как неприятные, то риск-негативное поведение, или предварительное предсказание «go-no-go», становится совершенно понятным.
Либерман и Эйзенбергер изучали степень, в которой ППК и островок участвуют в системе социометра26. Они взяли задание на первое впечатление, описанное выше, измерили методом фМРТ реакции на описательные оценки невидимого партнера и одновременно заставили незадачливых участников оценить, какое чувство вызывает у них обратный ответ по шкале от 1 до 4. Оказалось, что чем сильнее активируются ППК и островок в этом задании, тем ниже самооценка участника.
Но есть ли что-то, что запускается самим заданием? Может ли наш мозговой социометр измерить «особую» самооценку, индивидуальные отличия в том чувстве, которое люди испытывают по отношению к себе? Эту проблему изучали японские ученые из Хиросимы на основании задания «Сайберболл»27. Сначала участников просили ответить, какое чувство вызывают у них такие утверждения, как «Временами я думаю, что я совершенно бесполезен» или «Мне кажется, что я достойный человек». Ученые разделили участников на две группы: с высокой и низкой самооценкой. Хотя в обеих группах наблюдалась обычная активация ППК и островка, когда участники выходили из игры, у людей с низкой самооценкой активация в ответ на остракизм была сильнее. Оказалось, что в мозге представителей группы с низкой самооценкой более выражены синаптические связи в префронтальной коре. Это дало возможность предположить, что дополнительный «удар по гордости» направляется в их систему самоидентификации.
С другой стороны, когда ученые применили в исследовании задание типа Тиндера, оказалось, что если вы получаете положительный обратный ответ, который вам нравится, то активность ППК снова усиливается, но теперь в сопровождении другой части мозга, стриатума28. Эта часть мозга также входит в систему обработки вознаграждений. Есть мнение, что стриатум тесно связан с обратным ответом относительно ценности события. Если вам уже когда-то «понравился» человек, чье изображение показали вам под сканером, и если этот человек также покажет, что вы ему нравитесь, то ваш стриатум активируется. Кроме того, активность стриатума наблюдается, когда поступающий из внешнего мира сигнал воспринимается как предвосхищающий приятное событие. Например, скоро покажется привлекательное лицо. Стриатум также активируется, когда сигнал прочитывается неправильно и сначала появляется непривлекательное лицо. Это называется ошибкой предсказания вознаграждения и похоже на своего рода прогнозирующее кодирование, описанное в прошлой главе29. Здесь также присутствует и социальный элемент. Стриатум будет активнее, если, скажем, вы выиграли приз в присутствии других людей. В том же духе вы, скорее всего, пожертвуете более крупную сумму на благотворительность, если за вами наблюдают другие люди, и это также сопровождается выраженной активностью стриатума.
Поделиться книгой: