Между Тьмой и Ночью

В седьмой день второго месяца Нира бабка Фло, проснувшись утром, не обнаружила в ногах своего верного Скеца — старого пса, последнего живого друга и вспомнила, что выгнала его вечером на улицу спать, в наказание за перевернутую сковороду. Снаружи шел дождь. Внутри правда тоже кое где подтекало, но собаку было мучительно жалко. Флория завернулась в шерстяную шаль, торопливо прошаркала к порогу и открыла дверь. Пса под дверью не оказалось.

— Вот ведь старый харф, — пробормотала Фло, и уже значительно громче крикнула, — Скерц!

Ливень шел непроглядной серой стеной, пес не появился. Фло еще четверть энтима пыталась перекричать шум дождя, пока мокрая, виноватая морда все таки не появилась на пороге. Только в дом пес не рвался. Уселся перед хозяйкой и жалобно заскулил.

— Ну заходи, — разрешила Фло, отступая на шаг внутрь, — заходи, харф мохнатый, прощен.

Пес не двинулся, снова заскулил и гафкнул.

— Да что с тобой такое?

Пес встал, отвернулся, завилял хвостом и залаял, потом снова повернулся, сел и выжидательно уставился на хозяйку.

— То есть ты хочешь, что бы я гулять с тобой пошла в такую погоду? Совсем рехнулся?!

Пес остался сидеть, лишь сильнее завилял хвостом.

— Да чтоб тебя харфы сожрали! — в сердцах рявкнула Фло, и захлопнула дверь изнутри.

Однако, немного подумав, все же достала из пыльного шкафа тяжелый плащ, поплотней в него закуталась и вышла на улицу. Пес радостно залаял и потрусил к амбару, постоянно оглядываясь, не отстала ли хозяйка.

— Ох ты ж, Свет Небесный и все боги! — потрясенно прошептала Флория, заглянув в амбар.

Внутри мирно стоял чистокровный лирец. Оседланный. Золотая мечта покойного мужа. Так и не сбывшаяся. Этих животных выращивали только в Лире — горном поселке в ночной провинции. Стоили они в три веса золотом, но и купить такого коня можно было только жеребенком, да и то лишь если этот жеребенок признает покупателя. У этих лошадей за всю жизнь не могло быть двух хозяев. Лишившись хозяина такой конь не будет ни есть ни пить, а чужого человека, попытавшегося его оседлать, будь он хоть родственник хозяину, хоть лучший друг все равно сбросит, покусает, или в лучшем случае будет просто стоять, что с ним ни делай. Исключительно преданные, боевые кони. В три раза быстрее любой другой лошади и в пять раз выносливее, и есть способны хоть траву, хоть ветки, хоть заборы деревянные. Говорят в их жилах течет кровь тварей тьмы. Фло снова как в живую увидела суровые, не разговорчивые лица горцев, живущих лишь под оком Скома, невероятной грации коней и отчаяние в глазах любимого: его не принял ни один из имеющихся на продажу жеребят, а ведь они десять лет копили золото на эту покупку.

И вот теперь, это вороное чудо стоит себе в ее промокшем амбаре, и похоже пытается найти среди гнилья, хотя бы пару годных соломинок. Сердце Фло учащенно забилось, вызвав резкий приступ отдышки. Она осторожно, как будто боясь спугнуть мираж, сделала три шага к коню, и только тут заметила в углу парня в военном мундире. Он спал сидя, обхватив колени и уткнувшись в них лицом. Такой маленький и мокрый белый мышонок с грациозным вороным красавцем…

Ну что ж, лирец с хозяином в ее амбаре — это как-то более понятно и объяснимо, чем просто лирец. Фло, уже чуть посмелее, подошла к вояке и тронула того за плечо:

— Эй служивый!

Не проснулся. Фло сильнее потрясла парня и громче крикнула:

— Служивый!

— А? — Служивый поднял лицо. Свет Небесный! Да совсем ребенок же! Мокрый насквозь. Взгляд измученный, ничего не понимающий.

Фло с трудом взяла себя в руки и бодро спросила:

— Ты чего сидишь в луже?

Он помолчал, видимо пытаясь осознать суть вопроса, а затем жалобно спросил:

— А можно я еще пару энтимов посплю?

Ответа впрочем, ребенок дожидаться не стал. Глаза закрылись, лицо снова уткнулось в коленки.

— Поспи… — вздохнула Флория и обратилась к лирцу, — ну что дружок, расседлать тебя надо, накормить, да обсушить… и хозяину твоему того же самого не помешало бы… Как же до вас полотенца-то сухими дотащить?

* * *

Рико проснулся и обнаружил себя укутанным в мягкие, почти сухие полотенца. Мундир расстегнут, под рубашкой ощущалась все та же мягкость и сухость. Перевязь и меч были аккуратно сложены неподалеку. Рядом стоял Берг расседланный, а перед ним два ведра. С водой и зерном, а вокруг крутился большой, лохматый пес. Дождя снаружи уже не было. Сквозь прорехи в крыше свободно лился свет Четырех. Рико встал, стянул с себя все посторонние тряпки, застегнул, все еще мокрый, мундир, и задумался что же делать дальше. С одной стороны показаться кому бы то ни было на глаза — это почти наверняка нарваться на вопрос «куда путь держишь?», а признаваться людям, пусть и случайным, не знакомым, в том что он Рико Дерс — позор Имперской армии…

Размышления были прерваны самым внезапным образом, появившейся в дверях старой женщиной, в сером шерстяном платке и темном войлочном платье, какие носят лишь в баронствах.

— Выспался служивый? — весело спросила она, — айда в дом! У меня как раз пироги поспевают!

Не прилично громко напомнивший о своей пустоте желудок, тут же отбросил все сомнения, касательно дальнейших действий, и Рико нерешительно поплелся вслед за не понятной старухой.

Шел третий час Веда, и под ярким светом Четырех стало понятно, что давший ему приют сарай когда-то был весьма приличным амбаром, а то что он принял за деревню всего лишь большой, заброшенной фермой. Лишь, солидных размеров, жилой дом имел хоть какие-то признаки ухоженности. За его дверью и скрылась старушка. Рико поежившись, пошел следом. В прихожей было пусто, но из глубины комнат зазвучал бодрый старческий голос:

— Сюда проходи служивый, и скидывай свои мокрые тряпки! К вечеру банька истопится, отпаришься оно все и высохнет уже.

В комнате шустрая бабулька копалась в раскрытом шкафу время от времени выуживая из него мужские рубашки и кидая их на кровать.

— Простите сударыня, — неуверенно начал Рико, — не имею чести знать вашего имени…

— Флория я, — перебила его старуха, не отвлекаясь от своего занятия, — можешь просто бабкой Фло кликать.

— Простите Флория, я вам искренне благодарен, но мне к сожалению нечем заплатить за ваше гостеприимство…

— Пустое, — махнула рукой Фло, оставила в покое шкаф и, перейдя к кровати, начала придирчиво изучать все свои находки. Наконец, определившись с выбором, удивленно взглянула на по прежнему стоявшего в дверях Рико, — чего стоишь? Раздевайся говорю! Вот, оденешь сухое, проходи на кухню, — сказала Фло, перебросив к нему, темно зеленую рубашку с серыми штанами, и вышла.

После двух месяцев в Дье-Плар и трех дней такой тяжелой дороги происходящее сейчас казалось Рику каким-то сном. Ему было тепло, у него ничего не болело, на столе уже расположилось целое множество всякой разной еды, а странная старушка все выставляла на него новые блюда, ни на мгновенье при этом не замолкая и ни о чем не расспрашивая. Она все говорила и говорила: о составляющих каждого блюда, о прошедшем дожде, о лошадях и людях некогда населявших эту старую ферму, а Рико ел и думал о том, что он не так уже и хочет идти по стопам отца, деда и прадеда, и о том как здорово было бы жить вот так: вдали от людей, своим хозяйством, сытно и уютно… А еще лучше в родном столичном особняке с прислугой и горячими булочками по утрам. Быть может даже посещать театр с маменькой по вечерам, участвовать в скачках и турнирах… Ведь не обязательно же состоять на военной службе, что бы принимать участие в турнирах славы! А турниры это красивые сражения, тысячи восторженных зрителей, цветы, прекрасные дамы и никаких казарм с конюшнями.

Взгляд зацепился за сохнущий у печи мундир. О доме мечтать поздно. Теперь свернуть с пути в Рангарскую крепость — значит дезертировать, а в военное время дезертирство карается смертью. Но ведь можно же одеться в простую одежду, придумать себе новое имя, затеряться на просторах Империи и осесть в какой-нибудь деревеньке.

От размышлений отвлек вопрос:

— А далеко ли едешь-то сынок?

— В Рангарскую крепость, — признался Рико, стыдливо пряча глаза.

— Это где такая крепость? — с интересом спросила Флория.

— В Ночной провинции, — ответил юный лейтенант.

— Далеко! Я вот однажды как-то бывала в Ночной, правда только в Лире. Мы с моим покойным Маликом, в годе четыреста тринадцатом…

Совершенно внезапно Рико понял, что людям далеким от воинской службы, не известно где служить почетно, а где позорно! Более того бабка Фло, наверняка даже не подозревает о существовании подобной разницы! И все таки, возвращаясь к прерванным мыслям, он решил, что дезертирство — это не только позорно, это еще и подло по отношению к пяти поколениям защитников Империи из семьи Дерс.

Вот если бы он вовремя додумался у полковника Панариса, вместо этого дурацкого направления попросить увольнение, тогда другое дело… Но не возвращаться же теперь. Это будет совсем глупо выглядеть. Решено! Он доедет до крепости и там уже попросит увольнение! Сразу же! К харфам опять казармы, конюшни, оскорбления и вечно полуголодное существование! Он не создан для такой жизни! Отец конечно расстроится, но он это как-нибудь переживет.

— Флория, — твердо обратился Рико к радушной хозяйке, дождавшись окончания очередной истории, — я вам очень благодарен за доброту и гостеприимство, однако мне нужно ехать дальше.

— Да куда ж ты на ночь глядя поедешь соколик? — всплеснула руками старушка.

— Ничего, я уже выспался, да и пора понемногу привыкать к жизни под взглядом одного Скома, — уверенно заявил Рико, и поднялся из-за стола. Чем быстрее он доберется до Рангарской крепости, тем скорее окажется дома!

— Как же в такую дальнюю дорогу и без справного плаща? А ну как дождь опять? Да без припасов! Погоди милок, вот, сбитня испей пока, я тебе снеди соберу и плащ отыщу какой поприличнее!

— Буду вам крайне признателен, — немного подумав, согласился он.

Спустя два энтима Рико уже застегивал поверх мундира светлый кожаный плащ с мягкой шерстяной подкладкой, а бабка Фло собирала в дорожный мешок не съеденные вкусности. Когда же тот был забит под завязку, чуть смущенно протянула юному лейтенанту и небольшой кошелек:

— Вот, здесь не много, ну да в дороге пригодится.

— Флория, вы и без того слишком добры ко мне. Я не могу это принять.

Отец неустанно твердил: «Никогда, ни у кого не бери денег просто так! За работу — бери. В долг — если совершенно точно знаешь, что сможешь вернуть. Но в какой бы ситуации ты не оказался, запомни сын: никогда не бери денег просто так!»

— Да где ж это видано, в такой далекий путь и совсем без медяка в кармане?! — возмутилась Фло, — бери, бери соколик! Пропадешь же! Тебе ведь и продать-то даже нечего случись что!

Доводы были убедительными, перспективы печальными, но жизненные принципы, прочно закрепленные, еще в раннем детстве оказались сильнее, о чем юный Дерс тут же и сообщил.

— Ну не можешь так взять — возьми в долг! Обратно проезжать будешь — вернешь!

— Простите Фло, мне вряд ли доведется в ближайшие годы еще раз проезжать этой дорогой.

— Вот ведь упрямый! Прореху вон ту мне в крыше почини, пока совсем не стемнело и будем считать, что заработал! Только тогда тебе все же придется до утра задержаться! Извозишься пока чинить будешь, надо будет баньку натопить, а кто ж из баньки да сразу в путь пускается?

Рико с сомнением посмотрел в указанный угол и нерешительно признался:

— Я раньше крыши чинить не пробовал…

— А чего тут пробовать? Забираешься наверх, закладываешь дыру паклей, замазываешь глиной и закрываешь все это дерном да соломой.

Звучало все это гораздо проще, чем до самого края Ночи ехать без денег и питаться, чем получится, и Рико решил все же отложить дальнейший путь до следующего утра.

Однако следующим утром он никуда не поехал. И следующим за следующим тоже. Только спустя восемь дней, заделав все обнаруженные дыры в крыше жилого дома Фло, а также под чутким руководством старушки поправив все покосившиеся двери и забор, ну и заодно хорошенько отдохнув и отъевшись лейтенант Рико Дерс покинул старую ферму. Теперь можно было ехать широким западным трактом, не избегая городов и крупных поселков. Тупая железка была благополучно выброшена, а на выделенные бывшей баронессой, двадцать золотых в ближайшей деревне справлен средненького качества короткий меч с новыми ножнами. В таком виде было уже не так стыдно показываться людям на глаза. Правда после столь необходимых покупок в кошельке осталось всего два золотых с тремя серебрушками, но если не тратиться на ночлег в постоялых дворах, до Ночной провинции их должно хватить. Дальше как получится. В конце-то концов голодать ему не впервой, а без меча Имперскому воину ну никак нельзя!

Вообще-то в каждом городе, коих в Империи было совсем не мало, и даже в некоторых особенно крупных поселках имелся гарнизон городской стражи, зайдя в который, любой Имперский воин, имеющий приказ или направление мог бесплатно получить недельный запас провизии и место в казарме для ночлега, но сын Блистательного генерала, имеющий направление на службу в крепость для отбросов Имперской армии, решил, что воспользуется данной привилегией, только если будет совсем умирать с голоду. Пока до такого состояния было далеко, он торопливо проезжал города, останавливаясь только в тавернах или постоялых дворах, что бы перекусить и пополнить припасы и ночевал вдали от населенных пунктов.

* * *

Граница Ночи возникла перед ним внезапно, к концу второго месяца пути. Случилось это в первом часу Скома, но даже если бы излишняя темнота не была заметна усталому взгляду, Ночь била по всем чувствам одновременно. Шедший рысью Берг, проскочив границу, испугался и встал на дыбы, чуть не сбросив хозяина и друга. Правда быстро вспомнив, о том что он боевой конь, фыркнул и успокоился. Рико, ошарашено, повертев головой, осмотрелся и спрыгнул на землю.

Вокруг, насколько хватало взгляда тянулись все те же бесконечные луга, только здесь было гораздо темнее, а трава казалась синей. А может и была синей. Кто он такой Рико Дерс, что бы с уверенностью утверждать какого на самом деле цвета трава, если об этом спорят все ученые мира, со времен прихода Великой Тьмы? Она была синей в Ночной провинции и зеленой под взорами Четырех. Вот только со стороны Ночи синей она была вся! Даже та которая несколько шагов назад с другой стороны границы была зеленой. Со стороны Четырех она была зеленой, так же насколько хватало взгляда. При том, что самой границы видно не было, и заметить ее до того как перейдешь не возможно. Просто делаешь шаг и все вокруг полностью меняется: цвет, свет, температура, запах, небо, и даже погода! Здесь было довольно темно, и в то же время как-то призрачно зыбко. Без плаща, он уже замерз бы. По лугам Ночи гулял ветер, а в небе полновластно царствовал одинокий, не привычно огромный и яркий Ском, щедро заливая синим светом и окружающие небеса и мир человеческий, а в чернильно-синей темноте небес вспыхивали на мгновение и тут же гасли серебристыми искрами слуги Скома. Рико с тоской посмотрел назад. Первый порыв, побыстрее доехать, и уволившись, вернуться домой, давно прошел. Чем дольше он думал об этом, тем отчетливее понимал, что как прежде уже не будет. Опять всему виной происхождение. В Идаре конечно, никто не будет его «генеральчиком» обзывать и подзатыльники отвешивать, но в столице Империи, где Арант Дерс национальный герой и живое воплощение слова «победа», его сын, бросивший армию, не прослужив и года, вряд ли будет вызывать хоть что-то кроме презрения, у любого гражданина. Не говоря уж о разочаровании самого отца, который вернется в Идару, как только победит лоргов. И как со всем этим жить? Еще вопрос, что лучше: насмешки и подзатыльники или молчаливое презрение? Разве что, все таки сменить имя и затеряться в одной из многочисленных мелких деревенек, что опять же будет предательством семьи…

Так и не придя, к какому-либо окончательному решению, он сделал несколько шагов назад. Надо на всякий случай попрощаться с Четырьмя, кто знает, как дальше судьба сложится, и как скоро он сможет вернуться под их взгляды…

Здесь воздух был гораздо теплее и как будто мягче, ветра не было совсем, а синий свет Скома разбавлял слабый золотой свет бледного, почти прозрачного Лита.

Рико отпустил Берга пастись в зеленом море травы, а сам лег на спину закинув руки за голову и бездумно уставился в небо. Хотелось надежней закрепить в памяти образы Четырех. Он собирался не пропустить ни одного мгновения возможно последнего рассвета в его жизни, но в какой-то момент все же уснул и проснулся лишь когда Лит уже налился густым и нестерпимо ярким золотым сиянием, на западе мягко светился бирюзовый Вед, а прямо над Риком огромным алым шаром навис Нир.

Второй час Лита. Было немного обидно, что он проспал рассвет, когда Вед и Нир, разгоняя тьму, и наполняя мир красками только проявляются в небесной выси, но лежать еще сутки рядом с достаточно оживленным трактом, ради этого зрелища было глупо и просто не возможно. Берг заслонил своей мордой все небо, укоризненно глядя на хозяина, которому вздумалось проваляться всю ночь вдали от источников воды. Рико потрепал верного друга по носу, поднялся и продолжил путь.

* * *

В славном городе Мильде, который местные уроженцы гордо называли Ночной столицей Империи, Видар Мукс держал таверну, и делом своим искренне и совершенно обоснованно гордился. Собственно от доставшегося ему в наследство заведения осталось только название «Ночная Фиалка» и вывеска с намалеванным на ней белым цветком, отдаленно и очень смутно напоминающим фиалку.

В то тяжелое время когда здесь хозяйничала его тетушка, а сам Видар был мальчиком на побегушках, здание снаружи больше смахивало на хибару нищих с окраины, а внутри с трудом теснились три стола для посетителей, маленькая кухня и три комнатки для самой тетушки и не первой свежести девиц, с которыми можно было провести несколько часов за две серебрушки.

Первое, что сделал Видар, став полновластным хозяином, разогнал бордель и нанял хорошую кухарку. Наглые престарелые курицы не только выматывали все нервы, но и занимали лучшие комнаты, при том что на их прелести уже давно засматривались только совсем пьяные гости, а содержание кухарки обходилось в пять раз дешевле любой из доступных девок, зато люди наконец-то стали заходить в «фиалку» не только напиться на последние медяки, но и часть этих медяков готовы были тратить на еду. Раньше теткину стряпню есть было не возможно.

Видар Мукс всей душой любил свою таверну! Ради нее он был готов на все! Он позволял себе вино только в самых необходимых случаях и не больше бокала. Он мог неделями есть только то, что не доели посетители, и тем же самым кормить работников только для того что бы купить новые шторы, привезенные редкими в их краях торговцами из баронств. Он до хрипоты и нервных срывов торговался с крестьянами, требуя только лучшие продукты за цены на которые и худшие то купить сложно, а за разбитый кувшин недорогого вина мог поколотить и лишить жалования на несколько дней неуклюжую подавальщицу, но моментально преображался, стоило ему почувствовать возможную прибыль. Он был самой любезностью рядом с теми кто расплачивался серебром за миску похлебки с кружкой эля. Он с жаром поддерживал любое мнение о чем угодно, рядом с теми у кого оставалось меньше четверти вина в приобретенном кувшине. Он мог безукоризненно изъясняться высоким слогом рядом с аристократом и панибратски болтать на любую тему с вояками и ремесленниками.

И все заработанное он тратил на свою единственную любовь! Он полностью перестроил здание, поочередно выкупил три окружавших таверну дома, перестроил и их соединив в единое. Три года назад надстроил второй этаж, оборудовав там уютные комнаты для постояльцев и до сих пор раздумывал поменять ли на вывеске слово «таверна» на «постоялый двор» или сначала выкупить четвертый соседствующий дом и расшириться? Да и конюшни расширять тоже давно пора…

Раз в год в таверне полностью менялись скатерти и посуда в соответствии с веяниями моды и каждый мильдский гуляка, если конечно он не совсем нищий, считал своим долгом закатить у Видара пирушку по поводу дня рождения или свадьбы, и даже графские дочки не считали зазорным отужинать в «Ночной Фиалке», ведь для особых гостей там имелся отдельный зал и серебряный сервиз. Вернее не графские дочки, а уважаемые гражданки Империи, ведь предыдущему императору лет пятьдесят назад пришла блажь в голову: даровать каждому своему подданному равные возможности для личностного возвышения, и все титулы и обращения были отменены в единочасье, и теперь каждый житель Империи, вне зависимости от социального или финансового положения, кроме естественно императорского семейства, назывался просто гражданином Империи. Поначалу аристократия, конечно немного повозмущалась, а простонародье немного порадовалось. Но все тихо и не долго, ведь кроме формального звания ничего не изменилось. Замков ни у кого не отобрали, земли за просто так, никому не роздали.

Впрочем за пятьдесят лет прошлое действительно начало понемногу забываться. Теперь та же самая аристократия кичилась своими фамилиями так же и с тем же выражением с каким раньше произносились титулы.

Однако, встречая кого-либо из членов семьи гражданина Империи, владеющего замком Мильд, и фактического хозяина выросшего вокруг замка города, Видар неизменно приветствовал таких граждан глубоким поклоном и радостным восклицанием «Ваше сиятельство!»

* * *

Ровно середина зимы во всем человеческом мире, традиционно являлась праздником Силы Скома. Он целые сутки затмевал своим сиянием всех остальных в землях Четырех, и буквально топил в синиве Ночную провинцию. И если в светлых землях этот праздник отмечался только в пятнадцатый день второго месяца Скома, то в Мильде, как и по всем землям Ночи этот праздник был самым почитаемым в году и праздновался с одиннадцатого дня до девятнадцатого.

Утро на кануне главных гуляний во славу Скома, началось для Видара Мукса отвратительнее некуда, и отчетливо пахло катастрофой. Он не считал себя жадным человеком, более того, прекрасно помня свое тяжелое детство, он уважал чужой труд и честно старался всегда оценивать его по достоинству. Предвидя большое количество гостей он объявил всем своим работникам двойное жалование на весь период празднеств, однако в конце тринадцатого дня второго месяца Скома, Ролада — самая шустрая и громкая среди подавальщиц, устроила грандиозный скандал. Она целый энтим кричала на Видара требуя вот прямо немедленно нанять четвертую подавальщицу или повысить жалование до четырех золотых за каждый день празднования!

Неблагодарная дочь харфа! Да во всей Ночи не найдется ни одной харчевни, где подавальщицам платят хотя бы один золотой за шестнадцать часов работы! А он — добрейший господин Мукс, своих девок не только кормит и дает крышу над головой, но еще и платит по два (!!!) золотых за смену в праздники! Каждой! Да в борделях продажные девицы меньше зарабатывают! А эти курицы только кушанья разносят и напитки разливают и хотят получать за это по четыре золотых в смену!

Все это Видар и высказал наглой самке мизаика [8], и пообещал вышвырнуть ее на улицу вообще без жалования, если она еще раз орать на хозяина вздумает. Ролада успокоилась и господину Муксу показалось, что проблема решена. Четырнадцатый день второго месяца Скома все отработали нормально. Не без ошибок конечно, но это нормально когда все столы забиты народом. Видар даже не стал придираться к таким промахам. Пожалел харфовых самок, а в самый главный день Силы Скома, поспав всего три часа он проснулся за два энтима до первого часа Лита и узнал, от дежурной кухарки, что все три девицы сбежали.

* * *

Это была катастрофа, и он совершенно не представлял как с ней справиться. Нанять подавальщиц в основной день праздника не возможно. Все кто не считал грехом в этот святой день работать, уже давно заняты работой! Переманить у других обещая сказочно большое жалование можно было бы попробовать… раньше! На кого родную Фиалку оставить пока он будет бегать по городу, искать, договариваться?! Город уже просыпается, сейчас посетители приходить начнут. Вот! Уже приходят!

В таверну вошел молодой гвардеец и рассеянно оглядевшись, направился к большому окну с широким подоконником в стене разделявшей зал и кухню, где и сидел хозяин заведения лихорадочно пытаясь придумать, что же делать.

— У вас можно поесть на два медяка? — грустно спросил юноша.

Видар нехотя оглянулся на кухню, и отметив присутствие на ближайшем столе большой кастрюли, ответил:

— Похлебка. Вчерашняя. Устроит?

Гвардеец кивнул и вытряс из кошелька на стойку две медных монетки. Досада. Прибыли с этого мальчишки не будет. Видимо за прошедшие четыре дня праздников уже прогулял все что можно, впрочем судя по несчастному лицу, что нельзя он тоже прогулять успел. Мукс не глядя, на одних рефлексах смахнул монетки в карман, встал и налив в миску холодной похлебки, поставил ее перед воякой. Он взял и отошел к ближайшему столу.

А может Ному или Салиру поставить на разноску? Все шесть… да харф с ними, десять золотых за смену дам! — подумал Видар, с тоской оглядел кухню… нет. Кухня у него очень большая! Пять кухарок на ней такой же крайний минимум как и три подавальщицы зал.

Идея родилась внезапно и в любой другой ситуации Видар счел бы ее верхом глупости и даже не стал бы рассматривать, но ситуация была безвыходной, и изобразив сочувственную улыбку, беззаботной походкой покинул кухню, подсев к вояке.

— Что гвардеец, грустно в ТАКОЙ праздник и без денег остаться? — спросил он максимально доверительным тоном на который был способен.

— Грустно, — согласился тот и тут же добавил, — только я не гвардеец. Я вообще-то из пехоты, — он кивнул на золотой шеврон со скрещенными мечами на плече.

— Мда? — удивленно потянул Видар и виновато улыбнувшись пояснил — извини, я в ваших значках не разбираюсь. А ты не хочешь быстро подзаработать? Я готов заплатить тебе пять золотых за потерянный праздник!