Наследство Катарины. Книга 1

— Не молчи пап. Прошу! Я прожила двадцать семь лет, не зная ничего о своих корнях! Я так хочу узнать больше! — он понимающе кивнул, и они пошли дальше.

— Да, собственно, мне нечего рассказать. Ты и так всё знаешь. Потомки королей и так далее, — скептически хмыкал отец. — Стефан всегда гордился этим больше меня. Сегодня я потерял брата навсегда, лишь обретя спустя много лет, — он поймал встревоженный взгляд. — Ох! Не волнуйся птичка, я в порядке! И всегда знал, а точнее никогда не забывал о том, какой он на самом деле. Ты это тоже заметила, не так ли? За напускной добродетелью и душой нараспашку скрывается мешок с дерьмом, которое ужасно смердит! — Она открыла от удивления рот. Ещё никогда не слышала от него ругательств, не видела эмоциональности. — А о домике в Фибурге знаю только понаслышке. Мама не возила нас туда. — Он задумчиво почесал подбородок. — Как-то раз я просил разрешения устроить там вечеринку в школьные годы. Она отказала, а когда воспротивился, наказала на два месяца. Я так злился, что и думать забыл о том месте. Видимо, оно для неё много значило.

Остаток пути молчали. Вскоре открылась главная площадь. Здания, необыкновенные, с проблесками старины, окружали значительный полукруг из брусчатки, в центре которого заняла законное, в это время года, место пышная ель. Она была несколько метров в высоту, наряжена золотого цвета мишурой и удивительными игрушками ручной работы. От яркого и насыщенного зрелища у Катарины слегка закружилась голова. «Какая красота!».

— Ах, птичка! Я и забыл, как тебя манит всё сверкающее! — обрадовался отец.

— Пап! Я просто ценитель прекрасного! — возмутилась она.

— Ну, конечно, это я и имел в виду, — сказал он игриво и слегка подмигнул.

Они поймали такси, отец назвал адрес, машина отправилась в путь. Она думала о том, как их встретят теперь. Совершенно не было желания проводить вечер, тратя на скандалы. «Интересно, как там „Бродяга“? Из него ещё не состряпали суп? Или, может, чучело уже набивают опилками в отместку за приобретённое имущество?». Почему-то мысли не развеселили, скорее наоборот. С тех пор, как она начала настоящие попытки отпустить почившего супруга и жить своей жизнью, отношение к коту стало более тёплым. Отец задумчиво смотрел в окно. Она вдруг подумала: «Почему он не взял с собой жену и сына?». А потом припомнила слова мистера Балмера. Присутствовать должны были лишь указанные в завещании лица. «И снова спасибо бабуля. Вряд ли мне хотелось бы видеть его новую семью. А без них можно сохранить иллюзию, что я только его». Она мысленно вернулась к красавчику-Балмеру. Вспомнились мышцы под рубашкой, капля пота на шее, волевой профиль, светло-голубые глаза. «Существует ли вообще в природе такой цвет? И почему он показался знакомым?». Она не успела ответить на вопросы, машина подъехала к дому. Согревшаяся в уютном салоне, она шагнула на улицу, и метель совместно с ветром хлестнули по лицу. Сопротивляясь природе, они забежали в дом и с трудом закрыли за собой дверь.

Глава 5

Люцерн

«Бродяга» бросился в ноги и обвил хвостом, громко мяукая. Она сняла пальто, взяла его на руки и согрела ладони о тёплую шерсть. В прихожей тут же появился дядя Стефан. Он сжал кулаки и принял комичную позу обиженного мальчишки. Она сместила взгляд и заметила, что чемоданы стоят у двери. Отец гордо поднял подбородок и поджал губы так, что они образовали сплошную линию. Трудно было судить спустя столько лет, но она была практически уверена, что сейчас он разгневан, как никогда раньше.

— Забирайте вещи и уматывайте! Вам ни к чему оставаться под одной крышей с нищими, учитывая ваше теперешнее положение! — яд выплёскивался изо рта с каждым сказанным словом, он не мог себя контролировать, снедаемый завистью и злобой. «А вот и настоящее лицо весёлого дядюшки».

— Ты не хозяин здесь больше Стефан! Могу я поговорить с настоящим владельцем имения? С твоим сыном, — твёрдо сказал отец, сжимая кулаки.

— Да, как ты смеешь? Ублюдок?! Ты был лишён всего и не имеешь права указывать! Убирайся! У меня больше нет брата! — он орал во всю глотку, брызжа слюной, и надвигался до тех пор, пока между ними совсем не осталось пространства, ситуация накалилась.

— Пусть так. Теперь всё иначе. Лучше уйди с дороги испорченный сукин сын, — процедил отец сквозь зубы.

Драки было бы не миновать, если бы в холле не появился Николас. Он преодолел разделявшее их расстояние в пару прыжков, и втиснулся между ними.

— Вы можете остаться дядя и гостить столько, сколько пожелаете! Мой дом — ваш дом, — абсолютно серьёзно сказал он.

— Ты что щенок? Совсем оборзел? Кто тебя вырастил? Или забыл? — взвыл Стефан и с размаху отвесил сыну звонкую пощёчину, звук которой эхом отразился от стен. Катарина прикрыла рот рукой.

В холле появилась Агнесс, заставшая картину домашнего насилия над ребёнком. Николас собирался дать сдачи, разгневанный, взъерошенный, вспотевший, глаза блестели, но не было ни намёка на слёзы. Мать мягко положила руку на плечо, он отбросил её и спешно удалился. «Вот так встреча. По круче, чем в сериалах».

— Ты не имеешь здесь больше прав Стефан! Так что заткнись! И, будь добр, не поднимай больше руку на сына, иначе потеряешь и то немногое, что осталось, — сверкнула она глазами и грациозно поднялась по лестнице.

Дяде ничего не оставалось, как уйти с дороги. Слышно было только, как он злобно пыхтит.

Они заняли гостевые комнаты в дальнем крыле дома, подальше от сумасшедших родственников. «Кто знает, что у них на уме», — говорила она коту, оставшись наедине в просторной комнате, которая стала пристанищем на ближайшее время. Кот растянулся на огромной кровати и посапывал. Она огляделась немного: стены были ярко-жёлтого цвета — «Как в психушке», — полы украшал протёртый до дыр ковёр, мебель обшарпанная, но функциональная, плюсом служило здоровенное окно, практически во всю стену, выходившее на сторону Альп. Они величественно возвышались вдалеке и выглядели в ночи чёрными громадинами. Она представила, что они хранят какую-то тайну, и воображение начало подигрывать. Ужин был вкусным и сытным, на десерт принесли загадочный, полукруглый пирог, не оставивший равнодушной. Начинка была из мяса, грибов и изюма. Такого необычного сочетания ещё не пробовала. Во рту взрывался вкусовой фейерверк, передававший ощущения мозгу. А после, она не устояла от того, чтобы попробовать плитку настоящего, швейцарского шоколада. Он напомнил детство, ведь это и был его вкус. Папа часто приносил, приходя с работы, плитку. Больше всего любила тот, что с орешками. И сегодня так совпало, что это оказался именно он. Хотя, может, отец попросил, насчёт ужина распоряжался он лично. Гостями они стали навязанными и хлопотать вокруг никто не горел желанием. Он улыбнулся, как только заметил реакцию на десерт, и тут же еле заметная тень печали пробежала по уставшему лицу. Возможно, он вспомнил про пропасть между ними, преодолеть которую будет не так легко.

После ужина она отправилась в кровать, натянув любимую пижаму с мультяшками. Кот улёгся в ногах и затарахтел. Она прокручивала в голове события самого насыщенного из дней за последний год, а быть может и за всю жизнь. Одно она знала наверняка — молитвы были услышаны, отчаяние сменилось эмоциями, и не важно, что не всегда приятными. По крайней мере, что-то происходило. Жизнь — движение. Если бы продолжала топтаться на месте, исход был бы только один, и она почти что его достигла. Кто-то оберегал, спасал, вытягивал из угнетённого состояния, показывал новые возможности, приоткрывал завесу семейных тайн. Возможно, это был Бог, не покидавший мгновенье. С ним она говорила каждую ночь перед сном и молила о чуде. А может Ромка, приглядывавший с того света. Мысли вернулись к нему. Они всегда возвращались, что бы ни происходило вокруг. Забыть его она не могла. На это потребуется уйма времени или даже вся жизнь. Боль когда-нибудь притупиться, и тогда она сможет жить нормально. Сейчас, слёзы потекли по прекрасному лицу, намочив шёлковую наволочку. Она прогнала их и стала стараться думать о других вещах. В полудрёме вспомнила об Артуре и поцелуе. Посмотрела на телефон, пропущенных звонков не было, смс тоже, проверила роуминг, подключён. «Он сказал, что будет ждать, и думает, позвоню сама. Так и сделаю, только завтра». Какое-то время сон не приходил, но потом она решила ни о чём не думать, выкинула мысли из головы и тут же уснула.

Ей снился дом: большой, массивный, с множеством окон. Сделан он был на славу, хоть и из дерева, и выглядел шикарно, не смотря на почтенный возраст. К калитке вела тропинка, кем-то расчищенная от снега, а остальное пространство было сплошным сугробом. Она огляделась. За домом возвышалась гора, испещрённая множеством каменных рытвин, оставшихся после перенесённых природных катаклизмов, а перед небольшая поляна, которая через несколько футов заканчивалась обрывом и пропастью такой глубины, что невозможно было разглядеть окончания. Дом находился на отвесном месте. Кто и как смог построить в экстремальных условиях здание оставалось загадкой. Она крикнула: «Эгей!», и эхо тысячью голосами повторило одновременно в нескольких точках. Волосы на голове и руках встали дыбом, наэлектризовались. Энергетика места была сумасшедшей, сшибающей с ног, голова немного кружилась. Она присмотрелась к дому. Окна были такими же старыми, как и он сам, но красивыми, резными, окрашенными в белый цвет. В композиции рамы привлекло нечто, издалека похожее на завиток. Она решила подойти поближе и рассмотреть, но что-то, словно выкинуло оттуда, чего она панически испугалась, не имея причин для беспокойства. Затем погрузилась в глубокий сон, которого не запомнила. Открыв глаза поутру, не смогла забыть заинтересовавший её сон.

«Со мной здесь, и правда, творится что-то. Сначала из меня лезла не свойственная дерзость, теперь эти сны». Она потянулась, встала с кровати и посмотрела в окно. Открывшийся вид заставил стоять минуту неподвижно, впитывая каждый дюйм изображения. Горы освещало яркое солнце, снежные шапки блестели и искрились, город у подножья ещё спал. Окно чуть-чуть замерзло за ночь, и метель нарисовала на нем незатейливый узорчик. К комнате прилагалась личная ванная, что было, несомненно, удобно. Она привела себя в порядок, отметила, что выглядит особенно хорошо, на щеках появился румянец. «Подействовали пирог и шоколад». «Бродяга» куда-то пропал, но она знала, где может его обнаружить. Толстопуз любил пожрать, и последний год питался так себе. Для него это место было действительно чем-то вроде курорта. Она спустилась по винтовой лестнице из красного дерева на первый этаж, пару раз повернула и заблудилась. Комната сменялась другой, третьей, но кухни и знакомого холла было не отыскать. Отца не застала. Он всегда вставал очень рано, ещё по темноте, но вёл себя тихо, чтобы не будить остальных. Она бродила по дому минут пятнадцать не меньше, когда вдруг окликнул пожилой мужчина. Низенький, слегка сгорбленный, седовласый, с морщинистым лицом и длинным крючковатым носом, на котором, будто прилипла чёрная, большая родинка. Выглядел он, как злой колдун из детских страшилок. Катарина ухмыльнулась про себя, отдавая дань воображению.

— Заблудились мэм? — прокрякал он скрипучим голоском.

— Да. Я совсем не знаю дом. Хожу по этому месту не в первый раз. Вы не могли бы… — сказала она, стараясь не слишком пристально разглядывать, дабы не показаться не учтивой.

— Ну, конечно. Следуйте за мной. — И он заковылял вперёд, шаркая волочившейся ногой. — Дом очень большой. В молодости я бродил здесь по несколько часов, прежде чем наткнуться на кого-то. Меня зовут Серж.

— Катарина. Вы работаете здесь всю жизнь?

— Да. Да. Я работал на вашу бабушку. А потом меня оставили из жалости. Мы с Черой были — не разлей вода. Она никогда не относилась ко мне, как к прислуге, в отличие от этих. Простите мисс. Я всего лишь старик, — кряхтел он.

На одной из стен она заметила большую картину, на ней была изображена гора и тот самый дом, который видела во сне. Краски были яркими и как будто свежими, а дом выглядел в точности также, со всеми нюансами. Она застыла на месте. Старик развернулся и прищурился.

— Нравится? Это работа Черы. Она любила рисовать, но мастерская была не здесь, а в Фибурге. Полагаю, в этом самом поместье, которое изображено на картине. Вам оно знакомо? — неожиданно спросил он.

— Нет, конечно, нет. Просто очень красиво.

— Вы не слышали, кому досталось поместье? Чера им так дорожила! — напирал старик, шагая вперёд.

— Нет, — солгала она, не желая продолжать тему, но понимая, что прислуга и так скоро узнает правду. Вряд ли родственники станут держать язык за зубами. Он проводил до узкого коридора и указал рукой.

— Дальше вы сами. Выйдете прямо на кухню. У меня много дел. Прошу меня извинить. — И он поклонился на старинный манер.

Катарина поблагодарила спасителя и пошла дальше, а он обернулся и принял совершенно другую форму: статного, высокого, широкоплечего мужчины с сединой на висках, лицо закрывала широкополая, белая шляпа. Только она этого уже не увидела.

Пройдя немного по коридору, оказалась в кухне, где множество женщин хлопотали, готовя и убирая. Они смеялись, и раскатистый смех разносился по помещению, пропахшему разными вкусностями. Рыжая морда спрыгнул со стола, на котором кто-то заботливый установил миски. Он осторожно подошёл, прижав уши, шерсть на загривке вздыбилась, горловые, угрожающие звуки вырвались из глотки.

— Совсем сдурел! — закричала она, пятясь назад.

«Бродяга» остановился, зрачки расширились, и он принялся лизать лапу, как ни в чём небывало. Катарина быстро вошла в обеденный зал, села за стол и принялась уминать грушевый пряник, запивая чаем. Начинка была пикантная. Она заметила там орехи, изюм, и травы, названия которых не знала. Когда заканчивала трапезу и даже немного объелась, в зал вошёл Николас. Он присел на соседний стул и налил чая из позолоченного чайника.

— Мне жаль, что они так отреагировали. Я не хотел быть белой вороной, но бабуля решила иначе. Я даже рад. Отец реально спятил из-за денег. У него остались магазины, но ему не достаточно. Они привыкли швыряться деньгами, — он немного помолчал, отпивая из кружки. — Извини, что гружу тебя. Ты видела город?

— Да, ничего. Нет, не видела, я здесь впервые. Когда я была маленькой, мы жили в другом месте.

— Хочешь, покажу тебе всё? Или у тебя свои планы?

— Я была бы очень признательна, — искренне улыбнулась она брату в ответ.

Катарина нашла отца в зале с охотничьими трофеями, ужаснувшись их бесчисленному количеству. Это была коллекция дяди Стефана. Оказывается, он любил охотиться, и каждый сезон убивал по два образца для пополнения. «А он опаснее, чем я думала». Отец пожелал хорошо провести время и продолжил работать за ноутбуком, куря сигарету. Дурная привычка была единственным недостатком, от которого он не желал избавляться.

Они спустились в гараж. Николас сел за руль новенького кроссовера, сверкающего и тонированного. День был солнечным и ясным, снегопад кончился, оставив после белоснежные дали протяженностью в несколько километров. Они мчались по извилистой дороге в город, из колонок звучала приятная слуху мелодия.

— Как ты можешь водить? Тебе же всего шестнадцать! — перекричала она поющего мужчину.

— Я богат, — пожимал он плечами.

Они махнули сначала в северную часть города, минуя многочисленные площади и улочки. Взору открылся памятник, высеченный прямо в скале. Это был лев. Он мирно лежал, умирая, и вытянув массивные лапы. Николас пояснил, что перед ними самый знаменитый монумент в стране, воздвигнутый в честь погибших гвардейцев. Она долго смотрела на произведение искусства, гадая, как долго творивший выдалбливал чудесного льва в середине скалы и как добился чёткости линий. Затем поехали к реке, через которую пролегал знаменитый мост Каппельбрюкке, являющийся часовым и соединяющий обе части города вместе. Сам мост не сильно впечатлил, но вот картины, изображённые на кровле, оставили отпечаток в душе. Важнейшие события города отразились на века в одном месте. В разное время мост был маяком, сокровищницей и тюрьмой. Она воображала сцены из прошлого, мечтая увидеть, как сменялись времена и жили люди. А высокая башня и восхождение оказались настоящим испытанием для обоих, но наградой за старания стал непередаваемой красоты вид. Николасу приходилось её всё время поторапливать, иначе, за целый день она не прошла бы дальше каменного льва. Красота находила отклик в душе, задействовала нечто на тонком, бестелесном уровне, возвышая над всем остальным. Это была слабость, и она находила её во всём: природе, искусстве, людях, временах года и суток. Конечно, то был не единственный мост в городе, остальные оказались также интересны и каждый по-своему притягивал. Церкви рассмотрели со стороны. В предпраздничный канун проходили службы, чаще всего закрытые. Они даже побывали на крепостной стене, знаменитой башнями и часами, отбивающими время раньше всех остальных в городе. За экскурсионный день изрядно устали, ноги гудели, захотелось присесть. Такое состояние казалось обманчивым, потому что встать будет сложнее, чем ты себе представляешь. Перед тем, как отправиться в дом, заскочили в ресторанчик в центре города. Пицца и салат с пармезаном стали лучшим завершением экскурсии. Они наелись и заказали по чашечке кофе. Атмосфера была праздничной и ненавязчивой, ощущался дух предстоящего рождества. Катарина смотрела на брата — юного, доброго и отзывчивого, размышляя о том, каким он станет через несколько лет.

— Спасибо за экскурсию. Эта усталость лучшее чувство в мире. Оно того стоило.

— Мы ещё не всё посмотрели. На сегодня точно хватит.

— Ники. Какой она была?

— Кто? Бабушка? О! Ну…Она была строгой, справедливой, умной. Отец вечно ныл, что она о нём не заботится. Как по мне, так она как раз наоборот ограждала его от себя самого. После её смерти он совсем с катушек слетел. Я единственный, с кем она иногда говорила, не считая себя самой. В последний год была совсем плохая, несла какую-то чушь про волшебство и злого мага, который охотился за кем-то, кого она как бы спасала. — Он задумчиво уставился в стену. — Я даже хотел, чтобы это оказалось правдой, тогда я мог бы уйти в эту волшебную страну навсегда. Погоди, как же она её называла? По-моему, «параллельная». — Катарина грустно вздохнула.

— Тебе повезло. Ты знал её при жизни и был к ней добр. А вот я никак не пойму, за что мне досталось наследство. Не за красивые же глазки.

— Как знать, — он загадочно подмигнул и рассмеялся, обстановка разрядилась, и она почувствовала себя свободнее.

Колокольчик на двери зазвенел, и в помещение вошёл мужчина. Его костюм был идеально отглажен и имел глубокий синий оттенок, стрелки на брюках казались высеченными из камня. Он снял пальто и пристроил на вешалке. Сегодня он выглядел ещё притягательнее, чем в прошлый раз, когда она видела его в офисе: волосы были взъерошены ветром и заняли причудливое положение, пиджак имел зауженный крой и очень подходил атлетическому телосложению. Он оглядывал кафе в поисках свободного столика и остановил взгляд на ней, уголки губ приподнялись, образуя милую улыбку. Размашистым шагом приблизился.

— Добрый день Николас, — он подал руку. — Катарина. Выглядите очаровательно.

— Благодарю, мистер Балмер, — смущённо отозвалась она, краснея и презирая себя за чувствительные щёки, выдававшие эмоции.

— Ну, что вы. Мы же практически одного возраста. Можете звать меня Габриэль. Могу ли я присоединиться?

— Конечно. Я тороплюсь. Доберёшься сама домой? Я совсем забыл кое о чём, — прерывисто начал лопотать брат.

— Хорошо. Ещё раз спасибо Ники. За всё. — Тот кивнул, накидывая пуховик на ходу, и удалился. Они остались наедине.

— Можем перейти на «ты»? — спросил он, после того как сделал заказ официантке, пожирающей его глазами.

— Думаю, да. Излишняя вежливость бывает навязчивее грубости.

Она отпила немного кофе, отметив, что не чувствует рядом с ним себя зажатой, по сравнению с другими людьми. Он располагал каким-то неведомым образом. Но это не значит, что она не была смущена. Один его взгляд, настойчивый и дерзкий, заставлял лицо менять цвет на пунцовый.

— Ты совсем не помнишь меня Кэти? Так? Я вот тебя сразу узнал. Ты выросла, спору нет. Но твои волосы, глаза, улыбка. Я никогда их не забуду, — она поперхнулась.

— Я…не знаю…О чём ты говоришь?

— Мы были соседями, дружили, ужинали на общей кухне. Мой отец был одноклассником твоего. Да, и Стефана я прекрасно помню. Он иногда бывал у вас в гостях, правда, редко. А тот злосчастный велосипед, с которого ты упала и заработала шрам во всё колено. Готов поспорить, что он ещё там, — он лукаво заулыбался, ещё больше вгоняя в краску.

Она начала вспоминать. Тёмненький, красивый мальчик, с которым она когда-то играла, рассказывала истории, а он страшилки. Как они бегали на озеро, и получили потом от отца. И как он заботился о ней, приносил вкусности, учил преферансу. «Глаза! Они всегда были такими! Как я могла забыть что-то поистине чудесное?». Наша память часто подводит, остаются только яркие вспышки произошедшего, а большую часть забываем, но помним ощущения, и тело тоже их помнит, заставляя испытывать непонятную тревогу, печаль, радость, смущение. Чувства сильнее разума, и так было всегда.

— Габи! Прости! Я всё позабыла! Столько прошло времени! — Она с надеждой смотрела на него, надеясь, что он не обижается, а он наклонился и обнял в ответ.

Объятия были тёплыми и родными, и она почувствовала себя защищённой, и окончательно расслабилась. Он нежно провёл рукой ей по лицу.

— Я всегда знал, что ты станешь красавицей, когда вырастешь. Помнишь? Я говорил, что женюсь на тебе, — весело рассмеялся. — А ведь я так и не был женат. Ни одна девушка не заслуживала меня. У тебя есть кто-нибудь близкий? — пожирал глазами, потемневшими и принявшими обычный, голубоватый оттенок.

— Нет. Был. Он умер год назад.

— Соболезную, — не изменился в лице. — По правде говоря, я знал об этом. Чера следила за тобой и твоей жизнью. Произошедшее разрывало ей сердце, — вздохнул он, Катарина часто заморгала.

Во время оглашения завещания она догадалась, что за ней наблюдали, но почему-то упустила тот факт, что и об этом бабуле тоже было известно.

— Чера переживала? — заикаясь, спросила она.

— Да. Пару недель пила таблетки горстями. Её посвящали во все подробности. Как-то раз, она пришла, подавленная и печальная, выпила стакан виски и рухнула в кресло. Она сказала, что вся её жизнь череда сожалений, но есть одна вещь, о которой не жаль, и упомянула о том, что тебе будет ещё сложнее после её смерти. Не знаю с чем это связано Кэти, но она взяла с меня клятву защитить тебя любой ценой! — он взял её руки в свои, и будто ударило током. — Умоляю! Прими мою помощь! Если откажешь, лишишь возможности исполнить её предсмертное желание! На следующий день после этого разговора она умерла. — Он выглядел так, словно затаил дыхание, с надеждой заглядывая в глаза. Без сомнений, он любил старушку и сочувствовал ей.

Катарина не знала, что ответить. Она просто кивнула, до конца не понимая, в чём будет заключаться его участие. Они обменялись контактами, расплатились и вышли на улицу. Стемнело, шёл снег, кружась, и паря над головами. Он предложил подвезти, галантно придержав дверь машины. Водитель он был неосторожный, всю дорогу перехватывало дух от резких поворотов и периодических попаданий в колею.

— Встретимся завтра? — спросил он, остановившись у входа.

— Хорошо. Правда я не знаю, надолго ли здесь останусь.

— Надеюсь, что навсегда. Ты не читала письмо, правда? — она чуть не подпрыгнула на месте. «Про письмо то я и забыла». — Ничего. Есть время. А потом, разве не хочешь посмотреть на свой дом? Думаю, в Москву ты вернёшься нескоро. Доброй ночи Кэти, — поцеловал в щёку, приятно коснувшись щетиной, от него пахло сладостями.

— Доброй ночи Габи, — пролепетала она, выходя из машины.

Она спотыкнулась на пороге, чертыхаясь из-за неуклюжести, ведь он, конечно же, это видел. Ещё долго в голове звучал грубый, но ласковый голос. Почему-то даже нравилось, как он её называет, несмотря на пунктик сокращения имени. Он мог бы звать её даже никем, и она была бы этому несказанно рада. Ноги подгибались, мысли путались, руки отказывались слушаться. Таких сильных эмоций не испытывала с момента спасения бывшим супругом. «А ведь это тоже было зимой». Любимое время года являлось значительным во всех смыслах этого слова. Некий переломный момент жизни произошёл именно тогда. «Быть может, происходит снова прямо сейчас». Она увлеклась и буквально наткнулась на отца, ожидавшего в кухне.

— Ты пропустила ужин, — донёсся исподлобья строгий голос.

— Я встретила мистера Балмера в городе, мы посидели в кафе. Что-то случилось? — растерянно прошептала она и шагнула назад.

— Нет. Нет. Всё в порядке. Завтра сюда приедет моя семья. Хотел попросить тебя кое о чём, — заметила, что он как-то странно сидит, немного завалившись набок, а после почувствовала неприятный запах виски.

«Ещё никогда я не видела тебя таким. И когда ты только начал пить?». Он усмехнулся, пытаясь выпрямиться.

— Не осуждай…Я устал…Мой брат отказался от меня. Мать, выгнавшая из дома, раскаялась в завещании…Мир встал с ног на голову! — речь была нечёткой, отвращение промелькнуло у неё на лице, она терпеть не могла пьяных людей.

— Ничего. Я понимаю. Постараюсь быть как можно вежливее с ними. Спокойной ночи, — немного резко сказала она, и, развернувшись, зашагала прочь.

Глава 6

Фибург

Она поднялась в комнату и вспомнила о личном письме от бабушки, забытом во внутреннем кармане пальто. Забавно, как только о нём пошла речь, она стала с нетерпением ожидать момента уединения, не смотря на компанию потрясающе-сексуального друга детства. Ночь спустилась на город и заволокла чернотой всё вокруг. Люцерн светился где-то внизу, там кипела жизнь. Полюбовавшись на огни, она отправилась в ванную, наполнила до краёв и медленно погрузилась. Удовольствие от тёплой воды и уставших мышц, получивших необходимое расслабление, накрыло с головой. Процесс очищения всегда доставлял немалое удовольствие, и из всех домашних развлечений она предпочитала именно его. Насладившись тишиной и покоем, выбралась из ванной и накинула махровый халат, приятно касавшийся тела. Она устроилась в кровати, как можно удобнее, спина утопала в подушках, в ней поселилась небывалая легкость, глаза начали смыкаться. «Письмо. Я должна прочесть. Слишком устала…Подождёт до утра». И положила, запаянный печатью из красного воска, конверт на тумбочку, погружаясь в сон. Опять снился дом. И снова рассматривала узор на оконных, резных рамах. Только теперь была ближе, на том самом месте, где остановилась в прошлый раз. Она прошла ещё немного. Узор можно было рассмотреть с этого расстояния. Это был знак бесконечности — перевёрнутая восьмерка, а рядом изображение лисы, склонившей голову на бок. Второе уже где-то видела. «Ну, конечно! Лиса символ семьи!». Она задумчиво смотрела на знаки, гадая, зачем бабушке понадобилось вырезать их на рамах, ведь у них не было так принято, насколько ей было известно. Любопытство вело в дом, и она поднялась по крыльцу, скрипнувшему под ногами на третьей ступени. В этот момент из сна вновь выдернуло что-то бестелесное, напугавшее до чертиков в первый раз. И также как и тогда, крепко заснула после.

Утром, потянувшись в кровати, она обнаружила под боком «Бродягу» и потрепала по голове. Кот вытянулся и затрещал. Солнце пробивалось в окно и наполняло комнату светом, с улицы доносился звук лопаты, расчищавшей дорожки. Она вспомнила сон. «Такое чувство, будто кто-то хочет что-то сказать, но не может». Посмотрела на письмо, раздумывая какое-то время. Любопытство пересилило страх. Она взяла его в руки и обнаружила, что печать оторвана. «Ещё вчера оно было целым». Катарина судорожно оглянулась. «Но, кто мог открыть? Стефан? Агнесс? Базиль? И зачем им это? Бессмыслица». Достала его и не увидела ничего. Буквально. Лист был чист. «Какой смысл опечатывать семейным гербом пустой лист? Бабуля, похоже, реально спятила под конец!». Она оделась к завтраку, и вдруг посетила ещё одна мысль. «Но, тогда зачем кому-то вскрывать письмо? Что они искали? Да. В этой семейке больше тайн, чем у самих королей». Полдня она бесцельно бродила по дому, не в силах выкинуть из головы бабку и её секреты. Николас куда-то запропастился, остальных, к счастью, тоже не было видно. Отец поехал на вокзал встречать жену и сына. Даже кот умчался, задрав хвост, в неизвестном направлении. Она обошла поместье трижды, заглядывая в каждую комнату, но так и не обнаружила картины с изображением дома из сна. Самым подозрительным местом оказался коридор, в котором та висела. На том месте остался потускневший от времени квадрат на обоях. «Чертовщина. Может, это один из тех домов с привидениями?». В обед прибыл отец. Она как раз спустилась в кухню, вспомнив о том, что голодна. За столом сидела приятная на вид женщина: темноволосая, кареглазая, пухлая. Она имела округлые формы, которые подходили, и невозможно было представить её иначе; губы полные и сочные, а белоснежная улыбка неплохо сочеталась с искривлёнными зубами. Женщина встала и протянула руку, добродушно улыбнувшись.

— Вета. А ты, стало быть, Катарина? Мне очень приятно.

— Мне тоже, — скромно отвечала она, не лукавя, но где-то в глубине души всё равно скребли кошки.

Она запихнула обиженную девочку во внутренний шкаф и закрыла на ключ, игнорируя протесты, ради отца.

— Это Ленц. Надеюсь, вы подружитесь. — На лице у того появилась гримаса, означавшая, что это вряд ли возможно.

Вообще, сводный братец выглядел неприятно и создавал впечатление задиристого подростка со скверным характером. Внешне отчасти походил на мать: пухлый, кареглазый, круглолицый, темноволосый, с губками женской формы, приземистый. От отца не было абсолютно ничего. «Может, он не его ребёнок?», — с воодушевлением подумала она, но спешно отбросила приятные мысли. Брат был младше лет на пять, но из-за небольшого роста складывалось впечатление, что на все десять. Отец заметно выдохнул, наблюдая, как хорошо всё для него складывается. «Мужской эгоизм в действии», — закатила она глаза, естественно мысленно.

Во время трапезы зазвонил телефон, и она, попросив её извинить, удалилась, радуясь тому, что звонок избавил от их общества и неуютного ощущения. На другом конце провода раздался приятный тембр Габриэля.

— Привет красавица! Чем занята?

— Обедала с новой семьёй отца, — угрюмо ворчала она.

— Всегда, пожалуйста! На самом деле я только освободился, напряженный выдался денёк. И ещё, я соскучился. Поужинаем? — уши загорели, щёки опять раскраснелись. «Хорошо, что он этого не видит. Нужно взять себя в руки».

— Конечно.

— Заеду через час. До встречи Кэти. — И он положил трубку, а она побежала наверх.