Жертва для магистра

— Сколько?!

— Шестнадцать.

Обомлевший сержант уставился сначала на Нину, затем его взгляд перешел на Ольгу. Помолчав несколько секунд, он пришел в себя:

— Гражданка, вы что издеваетесь?!

На это раз обомлела Нина. Она смотрела на милиционера и никак не могла понять его вопроса. Видя, замешательство подруги в разговор вступила Ольга.

— Вы, что не слышите? Шестнадцать! Вот, мы и фотографию принесли — нам сказали, что бы принесли, мы и принесли! — Ольга вырвала из руки Нины фотографию Эдика и протянула ее милиционеру.

Тот, взглянув на фото, словно поросенок завизжал:

— Да вы?!!! Вы, что совсем?! Вам, что тут — бюро поиска неблагополучных пацанов?!

— Что?!! — Нина не хотела верить услышанному, поэтому переспросила, — Что не поняла я?

Сержант продолжал визжать, его жирное тело колыхалось от работы голосовых связок:

— Да ваш — этот пацан, наверняка, на какой ни будь, дискотеке торчит! Или в компьютерном клубе завис, а может — где клей нюхает!!! Или по девкам шарится!!! Четыре часа! Да вы что совсем с ума сошли?! У нас тут — серьезные преступления заявляют! Убийства и изнасилования!

Нина не стала дожидаться конца его речи. Она, влепила ему — звонкую пощечину. На жирной щеке остался красный след от пятерни. Сержант в первую секунду оставался недвижим. Но затем его биомасса бесформенного тела начала выползать из за стола. Глаза наливались кровью. Жирные руки тянулись к Нине. Но она его не испугалась, ей было все равно. Нина смотрела в глаза этому борову в милицейском мундире и ждала развязки.

— Ааа!!! Нападение на сотрудника при исполнении!! Ааа!!! Вы знаете — это до пяти лет! Сейчас я вас — в бичевник запру! И в прокуратуру — дежурному следователю…

Но, до кричать, он не успел. У него за спиной возник еще один сотрудник в форме майора, который, положив ему руку на плечо — властно скомандовал:

— Егоров — заткнись!

Жирный боров мгновенно смолк. Майор, улыбнувшись Нине с Ольгой, спросил:

— Извините граждане, что у вас случилось?

— Понимаете, у меня сын пропал… — Нина вновь заплакала.

— Ну, ну, подождите плакать! Пройдите ко мне в кабинет! — майор бросил гневный взгляд на толстого хама и открыл перегородку.

Сержант покраснел и отвернулся, уступая дорогу. Ольга, увидев это, пнула — его по ноге:

— Дайте пройти, будьте так любезны! — язвительно бросила она.

В кабинете майор предложил женщинам сесть. Нина плюхнулась на стул, а Ольга осталась стоять около нее.

— Так, что у вас случилось? — спросил майор, перекладывая папки с документами на своем столе.

— Понимаете — у нее сын, он послушный и всегда, вовремя приходил! А сегодня, вот уже — с шести его дома нет! Хотя, там где он был, сказали, что он давно уехал! — Ольга поглаживала подругу по плечу.

Та всхлипывала. Не поднимая глаз на майоре.

— А сколько сыну?

— Шестнадцать, только не говорите, что он на дискотеке! — подала голос Нина.

Майор вкинул руки, словно отмахиваясь от комаров, он видел состояние Нины и как можно ласковее сказал:

— Нет, конечно — нет! Я вас понимаю, позвольте, вы говорите, знаете — где он был. А где он был? Может туда съездить?

Нина вновь зарыдала, а за нее ответила Ольга:

— Он был у отца. Понимаете, они разошлись — пять лет назад, но мальчик ездил — в семью отца. Нина, конечно, не хотела, но сами понимаете, что бы, ребенка не травмировать — она разрешала. Но Сергей, ее бывший муж — он не такой плохой, он нормальный! Просто у них с Ниной не сложилось, вот и сегодня, он там был в его семье…

— А, что, этот, как вы говорите, Сергей — женат? У него, что новая семья?

Нина вытерла распухший и красный от слез нос:

— Хм, нет, нет! Что вы! Сергей не женился, после того как мы разошлись, просто — его семья, я так называю, его мать — бывшую мою свекровь. И его сестру и ее сына — моего племянника. Эдик, так просто мы, вернее я называю — семья. Это просто — выражение.

Выслушав, майор встал и налил Нине из графина вода. Женщина жадно выпила целый стакан. Милиционер, посмотрев на ее согнувшуюся фигурку на стуле, вздохнул и с сожалением в голосе сказал:

— Понимаете, я конечно — могу послать патрульный экипаж, по адресу, где был ваш сын. Но больше… Я даже не знаю, что делать! Видите ли…

Нина вздрогнула и подняла на него заплаканные глаза:

— Как?! Но ведь, он несовершенно летний! Он пропал! Надо массовые поиски организовать! Прочесать район, опросить жителей! Это же происшествие, если дети пропадают!!

Майор, понимающе кивнул и отведя взгляд тихо проронил:

— Поймите, чтобы считать человека — в данном случае, вашего шестнадцатилетнего сына, без вести пропавшим, надо официально подождать трое суток. Прошло, как вы говорите — пять часов. Конечно, если бы сын был лет пяти, то можно было всех на уши поднять! Но ему шестнадцать и мне никто санкцию на проведение такой массовой операции — из руководства не даст, поверьте, мне очень жаль! Но единственное, что я могу сделать, это информировать свои патрули — о приметах вашего сына…

Нина, не хотела верить услышанному. Она, встала со стула и сжав кулаки — двинулась на майора. Ольга схватила ее за плечо и попыталась остановить, та сбросила ее руку. Нина подошла к милиционеру и схватив его за рукава кителя возбужденно прошептала:

— Вы! Все! Будете мучиться! Все! Вы! Поймите, если с ним, что — то случиться, вы будите повинны в этом!!

Майор, посмотрел в ее напряженное лицо и ничего не ответил. Ольга тоже всхлипнула и заплакала. Нина, обернувшись на подругу тихо и как — то обречено произнесла:

— Пойдем, Оля! Нам нужно полагаться — только на себя! Мой мальчик, он ждет, он просит помощи, я чувствую…

С этими словами она медленно вышла из кабинета. На столе у майора осталась лежать помятая фотография Эдика Павлова. Мальчик на ней мимо улыбался…

Глава 2

Гулкое эхо отражалась от любого шороха в огромном пустом помещении. Горящие факелы, громко потрескивали и пытались бороться с темнотой. Но их свет был слишком слаб в не равней борьбе с мраком. На бетонном полу горели свечи. Огромное множество белых восковых пальцев стояли в причудливой форме пентаграммы. Посредине на широких досках лежало тело юноши, завернутое в черную тряпку. Кожаные ремни крепко опутали щуплое тело и впивались в него словно пиявки. Юноша был жив. Он не мог шевелиться, но все слышал. Где — то вдалеке зазвучали шаги. Зловещий топот десятка людей и шелест их одежды. Юноша попытался повернуть голову, но не смог. Десять теней в остроконечных черных капюшонах обступил горящий круг…

Магистр, вскинул руки и поднял кривой длинный стилет. Сталь зловеще блеснула в тусклом свете свечей:

— И дано ему было вложить дух в образ зверя! И говорил, и действовал так, чтоб убиваем, был всякий — кто не поклоняется образу зверя!

Звучал властный и низкий голос Магистра. Его черный капюшон, обрамленный золотой нитью скрывал лицо. Видны были лишь губы, временами, оголявшие ровные белые зубы.

— Братья! Кто вошел в круг нашей веры?! Истинной веры! Истинного создателя! Повелителя — тьмы и смерти! Борца с лживой религией немощных мирян! С их фальшивым пророком — назаретянином! Братья! Кто вошел в круг?! Ответьте мне!

По огромному помещению прокатилась волна вздоха. Люди в темных накидках вздымали руки в ответ на это клич. Зазвучал гулкий хор голосов.

— Мы наш магистр!!! Мы вошли в этот круг!!!

— Слышите ли вы меня?!

— Да наш магистр — слышим!!! — отражалось эхо голосов.

— Кто вошел в наш круг — больше не может из него выйти! Это закон нашей веры! Кто открыл тайну — заслуживает кары! Но заслуживает ли кары — кто собирается открыть нашу тайну?!

— Да, наш магистр — да!!!

— Какой кары?! Заслуживает тот — кто хочет открыть нашу тайну?

— Смерти наш магистр!!! Смерти!!!

— Что есть настоящая смерть?! Быть убитым? Это удел их веры — чуждой веры! Убивая отступников — мы предаем повелителя тьмы! Но отступник, должен убить — сам себя! Это единственный грех — их веры, становится благим повелителю! Повелителю смерти и тьмы!

— Повесить!!! Повесить, повесить!!!

— Повесить — достойная смерть! Весящий Иуда — был, первым апостолом сатаны! Он первый открыл — истинную смерть!

— Повесить!!! Повесить, повесить!!! — звучал резонансом гул голосов.

Зловещий хор прерывался низким мычанием.

— Мммм… Ммммм… — неслось по пустому пространству.

Магистр вновь взмахнул кривым стилетом и приблизился к жертве. Юноша в центре пентаграммы задрожал, чувствуя его приближение.

— Святое животное! Может его причастить, причастить, к подготовке вечной жизни для повелителя тьмы! Несите святое животное — семь жизней! Семь жизней!

Из глубины темноты появилась фигура в белой накидке. В руках у человека билась связанная веревкой кошка. Она шипела и пыталась вырваться. Человек в белом приблизился к магистру, и положил несчастное животное — у его ног. Магистр, взмахнул стилетом и произнес:

— И дано было ему вести войну со святыми и победить их! И дана была ему власть над всяким коленом и народом! И языком и племенем!!!

Острое лезвие пронзило тушку. Бурая кровь хлынула на грязный бетон. Капли ее зашипели — попадая на горящие свечи. Кочка корчилась в агонии и дико рычала. Стилет продолжал безжалостно кромсать ее внутренности. Когда животное затихло, магистр отрезал ей голову и положил ее на несчастного юношу в центре пентаграммы. Тот трясся от страха, но криков не было слышно — его рот был плотно заклеен.

* * *

Настоятель благовещенского храма отец Михаил открыл тяжелую дубовую дверь. Запах воска и ладана остался в помещении. Батюшка перекрестился на икону висевшую, на фасаде церкви и спустился по ступеням. Священно служитель, поправил большой, серебренный крест на груди и взглянул на небо. Хмурое февральское утро навивало непонятную тоску. Отец Михаил взглянул на оградки могил и несколько нищих сидящих невдалеке, постояв в нерешительности, он пошел к ним. Нищие, увидев батюшку — начались креститься и спрятали за спины свои банки с подаяниями. Священник, подойдя по ближе, покачал с укором головой:

— Ээээ!!! Опять сидите — на бутылку собираете! Нашли место! Не стыдно вам?!

Один из нищих вызывающе посмотрев на отца Михаила, прогнусил беззубым и грязным ртом:

— Так батюшка — церковь, место божье, а бог нигде не говорил, что подати нельзя на водку тратить! Мы тоже страждущие в своем роде! Вот вы батюшка — киньте мне пару рублей! Вам это зачтется, там, на небесах, а то гоняете нас! А это грех!

Отец Михаил вновь укоризненно покачал головой:

— Эээ, бесстыжие! Богохульствуете у храма божьего! Бесовье отродье! Расплодили вас нехристи — коммунисты за семьдесят лет! Сами в бога не верили и других отучили! Ничего святого нет! На водку — подать побирать!

— А вы сами то батюшка лучше, что ли! Вся ваша церковь — лживая! Грехи, вон — убийцам и ворам отпускаете! Ордена от власти безбожной принимаете! Дома себе строите! На машинах дорогих ездите, а вы то лично сами, как коммунист объявление повесили в храме! Чтоб нам денег прихожане не давали! — дерзко, ответил беззубый.

На руке у него красовались синие наколки в виде перстней.

— Я никаких домов не строю, деньги только на нужды храма собираю — вон обветшало все! Медалей мне никто не давал, а объявление я повесил — не запрещая вам подать давать, а с просьбой — давать вам продуктами, а не деньгами! Деньги то вы все равно пропиваете, а это грех для подающего — вводят вас они в искушение!

Но, беззубый — криво улыбнулся и вытянул култышку ноги. Рядом валялись костыли. Показав изуродованную конечность, он так же дерзко ответил:

— А кому я нужен такой, если даже церковь меня гонит! Последнюю радость в вине утопить не дает! На черта мне ваши продукты?! Все равно в ад попаду! Какая разница — где мучатся?! Здесь, безногому или там — на сковородке жариться?

Отец Михаил, при слове черт — три раза перекрестился и посмотрев в глаза беззубого тихо сказал:

— Бог милостив и не может тебя все время наказывать! Ты сам! Сын мой — себя наказываешь, а что касается того, что ты калека — так можно быть калекой телом и красивым душой, а можно наоборот! Подумай об этом!

Отец Михаил перекрестил беззубого и повернувшись зашагал к оградкам кладбища. Среди, старинных крестов и могильных плит, он отыскал серые надгробия священнослужителей бывших настоятелями этой церкви еще до революции. На эти могилы отец Михаил регулярно, заставляя своих слушек — церковных бабушек, убирать и содержать их в порядке.

Черная ворона сидевшая на высоком чугунном кресте неподалеку громко каркнула и взмахнув большими крыльями слетела на могилу:

— Уйди, не чистая!! — перекрестился отец Михаил.

Когда он подошел ближе к искомым могила, то встал в оцепенении — по всем серым плитам, буро красной краской были, намалеваны надписи. Отец Михаил перекрестился и наклонил голову, что бы рассмотреть корявые каракули. Три шестерки, крест перевернутый вверх ногами и странная фраза «наш повелитель не тот» словно кровавыми пятнами покрыли надгробья.

— Господи! Господи, кощунство — какое!! Господи!! — размашисто крестился отец Михаил.

Погладив рукой страшные знаки, он сковырнул краску и поднес ее к носу. На запах это была обыкновенная эмаль. Отец Михаил растер крошки на ладони и двинулся в глубь кладбища.

На самой окраине погоста он нашел маленький сарай. Над дверью красовалась неказистая вывеска «добровольное общество охраны могил Некрополь». Отец Михаил подойдя к строению — постучал в кривую дощатую дверь. За ней послышались шорох и звяканье железа. Грохнул запор и на пороге, показалась пожилая женщине. Старуха, увидев отца Михаила, на мгновение растерялась, но тут же взяла себя в руки и растянулась в улыбке:

— А, святой отец! Проходите — всегда вам рады!

— Здравствуй те Зинаида Павловна! Прошу вас — не называйте меня святой отец, это у католиков — святой отец.

— А, как же вас звать то?

— Зовите меня батюшка или отец Михаил!

Старуха, надула губы и улыбнувшись — ответила:

— Ну что ж, ладно свят… батюшка, отец Михаил! Зачем это вы к нам пожаловали?

Отец Михаил взглянул в прищуренные старческие глаза и спросил:

— Зинаида Павловна, вот вы занимаетесь так сказать общественной деятельностью — могилы охраняете. Хотя знаете, что я против вашей самодеятельности, но все таки скажите мне — вы тут сегодня ночью были?

Старуха подозрительно посмотрела на священнослужителя и помедлив ответила: