Локомотив засвистел. Состав лязгнул металлическими буферами и тихо тронулся. Мимо окна медленно поплыли какие-то непонятные в темноте постройки. Ещё секунда, другая и всё это потонуло в чёрном бархате летней ночи. Он снова закрыл глаза и отвернулся к стене, стараясь заснуть. Однако громкий разговор пьяных людей около его двери заставил его открыть глаза. Дверь купе резко распахнулась, и в него вошли двое парней.
— Эй, мужик? А ну встал быстро и мухой на верхнюю полку, — произнёс один из них. — Ты, наверное, тоже не хочешь, чтобы я сломал себе шею, падая с верхней полки?
Павел сел и посмотрел на них. От парней разило алкоголем и дешёвым табаком.
— Извините, ребята, но это моё место. Я хорошо вижу, что среди вас стариков и инвалидов нет, — ответил Лавров. — Если боишься упасть, то поменяйся местами со своим товарищем.
— Я что-то не понял? Это ты, козёл драный, кому сказал, ему или мне?
— Мужики, давайте не будем шуметь, ночь. Люди устали и отдыхают.
— А ты кто такой, чтобы здесь качать права? Вот ты скажи, кто ты, чтобы учить нас хорошим манерам? Ты что, учитель или воспитатель?
Взгляд его упал на куртку Лаврова, которая висела на плечиках.
— Да ты, похоже, сапог. Видишь, сколько значков навесил, наверняка продукты без очереди будет приобретать? Они сейчас все борзые, чуть что, тычут себя в грудь, я, мол, воевал в Афганистане и такой же фронтовик, как и те старики, что воевали за Родину.
Павел промолчал. Ему стало обидно за тех ребят, которые сложили свои головы в Афганистане. Он стал молча наблюдать, как эти двое, пальцы рук которых пестрели синими наколками, стали изгаляться в купе.
— Ты что, мужик, набычился? Я же сказал тебе, чтобы ты перебирался на верхнюю полку. Ты что меня не понял? Может, хочешь, чтобы мы тебя пинками загнали туда?
— Ребята, может не стоит скандалить? В купе три свободных места, занимайте любые, что вы пристали ко мне?
Парни уложили свои вещи под нижнее сиденье и сели напротив него. Один из них, что был пониже ростом, достал из сумки початую бутылку водки и поставил её на стол. Он снова нагнулся к сумке и достал из неё закуску, которую разложил на столе. Заметив пустой стакан из-под чая, стоявший на столе, он пододвинул его к себе. Налив полстакана водки, парень протянул его своему товарищу.
— Пей, Гера. Я думаю, что нам с тобой не стоит обращать внимание на этого козла. Если он не понимает по-русски, то ему стоит просто посшибать рога.
Гера опрокинул в себя водку и захрустел малосольным огурцом. Теперь уже Гера налил в стакан водку и протянул его своему другу. Друг долго гонял водку из стакана в рот, пока не проглотил её. Лицо его приобрело пунцовый цвет, а глаза стали такими большими и круглыми, что Лаврову показалось, что они готовы были вывалиться из его большой головы прямо в стакан.
— Ты что уставился? Не видишь, что тяжело человеку? Отвернись и не смотри на нас, а то я сам тебе глаза закрою.
Его большая рука, густо покрытая рыжими волосами, потянулась к лицу Павла. Что он хотел ему сделать, Павел не понял. Он схватил парня за кисть руки и ловким движением заломил ему пальцы. Гера охнул и стал медленно сползать с полки, скрепя зубами от сильной боли.
— Отпусти пальцы, козёл! — закричал он. — Сломаешь же!
Павел на какой-то миг ослабил хватку, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы Гера вырвал из его рук свои пальцы. В следующую секунду громадный кулак просвистел мимо его головы и с грохотом ударился в стенку.
— А, а, а!!! — закричал Гера, угодив своим кулаком в металлический держатель полотенца, прикреплённый к стене.
Из повреждённой кисти были видны торчавшие осколки костей. Второй парень выхватил кнопочный нож. Он нажал на кнопку, и блестящее узкое лезвие выскочило из ручки ножа. Он стал размахивать им перед лицом Павла, норовя порезать его лицо. В этот момент Лавров оттолкнул от себя побелевшего от боли Геру на его товарища и выскочил из купе.
— Порежу, сука! — заорал второй и устремился за ним из купе.
Они встали друг перед другом, один защищаясь, а другой, стараясь нанести ему удар ножом. Парень несколько раз пытался пырнуть Павла, но тот ловко уклонялся. Разбуженные шумом драки из купе стали появляться заспанные лица пассажиров. Неожиданно для него, вагон резко дёрнулся, и Павел чисто интуитивно схватился за ручку двери. Он не сразу почувствовал в боку боль. Его белая майка густо окрасилась в алый цвет. Парень снова сделал шаг вперёд навстречу Павлу, размахнулся, чтобы нанести ему очередной удар ножом. Но в этот раз Лавров отреагировал своевременно. Он увернулся от этого колющего удара и локтем нанёс удар противнику в лицо. Удар был такой силы, что сломал нападавшему нос. Парень выронил нож и схватился за окровавленное лицо, а затем медленно сполз вдоль стенки на пол.
Павел попятился назад и упёрся спиной в закрытую дверь тамбура. Резкая боль в боку заставила его согнуться. Он задрал майку и посмотрел на рану. Несмотря на большое обилие крови, рана оказалась не настолько опасной, как ему показалось ранее. Нож прошёл вскользь, распоров лишь мышцы живота.
— Помогите! Разве вы не видите, что человек истекает кровью! — закричала одна из испуганных пассажирок.
«Наверное, я умираю», — подумал про себя Павел, увидев приближавшуюся к нему Надежду.
Пассажиры расступились в сторону, давая ей пройти к Павлу. Он сидел на полу вагона и рукой зажимал хлеставшую из раны кровь. Она наклонилась над ним и, достав из кармана халата широкий бинт, стала перевязывать рану.
— У кого-нибудь есть спирт или водка? — спросила она у стоявших в коридоре пассажиров.
Проводница вошла в своё служебное купе и вышла оттуда с неполной бутылкой водки.
— Вот, возьмите. — Она передала ей бутылку. — Посмотрите, у них в купе, похоже, ещё один раненый. У него тоже вся рука в крови. Вы уж здесь разбирайтесь сами, а я пойду, сообщу начальнику поезда об этом ЧП, пусть вызывает милицию.
Надежда перевязала рану Павлу. Вдруг неожиданно для всех, она крепко обняла его и заплакала. Пассажиры удивлённо смотрели на неё, не понимая, что с ней происходит.
В конце вагона появилась проводница в сопровождении крупного мужчины, одетого в форму железнодорожника. Она что-то на ходу говорила ему, показывая рукой на Павла. В этот момент с пола поднялся парень и, шатаясь, направился обратно в купе.
— Иван Петрович! Вот этот и его товарищ, который находится в купе, сели в Арзамасе. Оба были пьяные. Похоже, пристали вот к этому пассажиру. Он у нас едет от самой Москвы. Он военный. Вот этот бугай хотел его зарезать, только у него ничего не получилось, — тараторила она.
— Ты можешь говорить чуть медленнее? У меня от твоего треска уши заложило. Как Вы себя чувствуете? — поинтересовался он у Лаврова. — Я начальник поезда. Я уже позвонил в милицию, и сейчас к станции подъедет скорая помощь.
— Спасибо. Со мной всё хорошо. Я обойдусь и без кареты скорой помощи. Вы лучше окажите помощь вот этим ребятам и сдайте их милиции.
Павел вышел из кабинета следователя, в котором пробыл часа два, если не больше. В коридоре отдела милиции его ждала Надежда.
— Ну, как? Всё нормально? — спросила она его.
— Всё хорошо, Надя. Ты уж меня извини, что втянул тебя в эту историю.
— Да ты что, Павел. Я так счастлива, что снова встретила тебя.
Он обнял её за плечи, и они вышли из здания милиции.
— Лавров! Что тебе сказал следователь? — снова спросила она его.
— Что он может сказать? Сказал, чтобы я по первому его вызову приезжал сюда, к нему. Ты не поверишь мне, Надя, но он сначала не хотел, чтобы я писал заявление. Говорит, вы из разных городов, где я вас буду искать потом?
— А что, он разве их не арестовал? Они же чуть не убили тебя? Это не шутка?
— Ты знаешь, мне сейчас не до них. Я так счастлив, что снова встретил тебя. Надо же, сидели на вокзале, смотрели друг на друга и не могли поверить своим глазам.
Они засмеялись и словно подростки, стесняясь, поцеловались посреди привокзальной площади.
— Ну что, Надя, поедем в Казань на машине? — спросил он её. — Я сейчас договорюсь. Видишь, стоят частники, стой здесь, я сейчас вернусь.
Павел подошёл к группе мужчин, толкавшихся около здания станции, и быстро договорился с одним из них. Они сели в «Жигули» и поехали в Казань. Всю дорогу Павел рассказывал ей о том, как жил после их расставания, как воевал, как искал её. Рассказал, что после последнего ранения был уволен из рядов Советской Армии по состоянию здоровья.
— Ты знаешь, Надя, я часто думал о том, что буду делать на гражданке. Ты знаешь, я умею только воевать, больше ничего. У меня даже гражданской профессии нет.
— Ты же грамотный человек, быстро освоишь какую-нибудь специальность. Сейчас даже медведей учат кататься на велосипедах. Ты наверняка сможешь работать в милиции. Там сейчас, насколько я знаю, с удовольствием принимают отставных военных. У меня отец хорошо знает начальника военно-медицинской комиссии, он поможет тебе пройти комиссию.
— Прости, Надежда, я не хочу работать в милиции. Сейчас я хочу просто вернуться домой. Ты знаешь, я не был дома пять лет. Хочу недели две отдохнуть, осмотреться, а уж потом определиться в этой жизни.
Он замолчал и стал смотреть в окно автомашины. Надежда сидела рядом с ним, крепко сжимая его руку. Она до сих пор не могла поверить, что судьба снова свела её с любимым человеком.
Надежда после возвращения из Афганистана работала в РКБ. Вскоре она заметила, что молодой хирург их отделения Вячеслав Цветов стал оказывать ей особое внимание. В процедурном кабинете, где она работала, каждое утро стали появляться живые цветы. Однажды она застала хирурга в процедурном кабинете хирурга. Он наливал в вазу воду, а на её столе лежал букет ромашек.
— Вы что здесь делаете, Юрий Алексеевич? — поинтересовалась она у него. — Так это, значит, Вы приносите мне цветы.
Лицо Юрия Алексеевича вспыхнуло. Яркий румянец разлился по его щекам. Он растерянно посмотрел по сторонам, словно школьник, застигнутый учительницей при списывании. Надежда взяла его за руку и удержала на месте, так как он, как показалось ей, готов был выбежать из кабинета.
— Юрий Алексеевич, не делайте больше этого. Вы ещё молодой и найдёте себе более достойную девушку. Я старше Вас на три года. Я два года провела в Афганистане и, наверное, потеряла ту нежность, на которую, по всей вероятности, рассчитываете Вы. Не обижайтесь, но я люблю другого человека. У Вас ещё всё впереди — и любовь, и семья и дети.
— Надежда Гавриловна! О чём Вы говорите? Что значат эти три года? Я Вас люблю и готов сделать всё, чтобы Вы были счастливы в этой жизни. Поймите меня, мне никто, кроме Вас, не нужен.
Теперь покраснела она. Ей ещё никто не признавался в любви. О том, что Цветов не ровно дышит к ней, знало всё хирургическое отделение РКБ. Весь медицинский персонал отделения внимательно следил за развитием их отношений. Многие её сослуживцы считали Юрия Алексеевича очень достойным человеком. От них она узнала, что в ближайшее время он защищает кандидатскую диссертацию, что его ожидает карьерный рост. Однако она не обращала никакого внимания на все эти разговоры. Не зная почему, но она продолжала ждать Лаврова, которого всё ещё продолжала любить и надеялась его дождаться. И вот, Бог отблагодарил её за все эти ожидания. Сейчас Лавров Павел сидел рядом с ней и задумчиво смотрел на дорогу.
Как обещала Надежда, её отец Гаврил Семёнович, помог ему пройти военно-медицинскую комиссию, которая выдала ему заключение о возможности продолжения службы в системе МВД. На следующий день после прохождения комиссии он приехал домой к Надежде. Поздоровавшись с её родителями, Павел остановился около двери и выжидающе посмотрел на отца Надежды.
— Вот что, Павел, может, этого не стоило делать, но я сегодня с утра был у начальника отдела кадров городского управления милиции. Разговаривал с ним в отношении твоего трудоустройства. Он положительно отнёсся к твоей кандидатуре. Им сейчас очень нужны люди для работы в уголовном розыске.
— Извините меня, Гаврил Семёнович, но я никогда не работал в системе Министерства внутренних дел, а тем более в уголовном розыске. А вдруг у меня ничего не получится? Боюсь подвести Вас.
— Не переживай, Павел. Это не беда. Мы все всегда чему-то учимся. Вот и ты пройдёшь эти двухмесячные курсы, и начнёшь работать сотрудником уголовного розыска. Я думаю, что люди этой специальности вскоре будут очень востребованы. Ты только посмотри, что происходит в этой жизни. Горбачёв развалил партию, а это поверь мне, до добра не доведёт. Ты что так смотришь на меня, Павел? Ты давно в Союзе? Вот и я смотрю, что многое ты не только не знаешь, но и не понимаешь. Государство разваливается на куски. Ты только посмотри, выводим армию из Германии и восточной Европы, заводы стоят. Кому нужны наши танки и самолёты? Люди без работы, и всё это они называют демократией и рынком.
— Спасибо, Гаврил Семёнович. Когда и к кому мне нужно подойти?
— Подойдёшь к начальнику отдела кадров, скажешь от меня. Он в курсе. А подойти нужно будет завтра утром, часов в девять.
— Спасибо за заботу, завтра в девять я буду у него.
Гаврил Семёнович встал из-за стола и направился к своей автомашине.
— Павел, если тебе не трудно, помоги мне снять двигатель с машины. Стар стал, один уже поднять не могу, нужна помощь.
Павел быстро снял с себя пиджак и направился вслед за ним в гараж, который стоял у них во дворе.
— Да ты сними рубашку, Павел, иначе испачкаешь. Грязное это дело, заниматься ремонтом двигателя.
Схватив за конец верёвки, стал её тянуть на себя. Наконец, двигатель поддался. Мышцы его рук набухли от усилия, образовав красивые бугры. К гаражу подошла Надежда и с интересом посмотрела на него. Павел был неплохо скроен от природы. У него были широкие плечи, узкая, как у осетина, талия, крепкие и сильные руки. Глядя на него, можно было предположить, что силушкой он также не был обделён. На правом его предплечье синела армейская татуировка в виде орла, державшего в когтях меч, с распластанными в разные стороны крыльями. Сверху татуировки готическим шрифтом было написано «Честь, Долг, Родина».
— Всё, Павел. Спасибо тебе за помощь. Красивая у тебя наколка, наверняка на службе наколол.
— Да, в Афганистане. Там вся наша разведывательная рота сделала подобную наколку. Это память о войне и боевой дружбе, — ответил Лавров. — Может ещё чем-то помочь, Гаврил Семёнович? Не стесняйтесь, скажите, пока я здесь.
— Спасибо. Теперь я как-нибудь сам справлюсь, — ответил Гаврил Семёнович, вытирая тряпкой испачканные маслом руки.
— Тогда я пойду, с Вашего позволения.
Павел вышел из гаража и, умывшись, стал надевать на себя рубашку.
— Надя? Может, прогуляемся? Погода великолепная, я думаю, грех сидеть дома при такой погоде, — обратился он к Надежде. — Если тебе нужно переодеться, то я подожду.
Надежда исчезла за дверью, а он достал сигарету, присел на лавочку, закурил, и невольно задумался о предстоящем дне.
— А вдруг откажут в приёме на работу? — почему-то подумал он. — Мало ли к чему можно придраться, возьмут и откажут, что тогда? Может, им нужны сотрудники уголовного розыска лишь на словах?
От этих тревожных мыслей его отвлекла Надежда, которая вышла из дома. Она была одета в голубое платье, которое так хорошо шло к её светлым волосам. Павел уже в который раз отметил про себя красоту этой девушки. Все вещи, которые она одевала, лишний раз подчёркивали её природную красоту и обаяние. Она нисколько не уступала зарубежным моделям, которых он видел на иностранных журналах, служа в Афганистане.
— Ну, куда мы сегодня с тобой пойдём? — поинтересовалась она у него.
— Поехали в речной порт. Посмотрим на Волгу, на пароходы. Ты знаешь, я последние четыре года, кроме гор и песка, ничего не видел.
Они направились к ближайшей остановке. Дождавшись троллейбуса, они поехали в речной порт.
Павел проснулся рано. Встав с кровати, он сделал зарядку и направился в ванную комнату принять душ. Проходя мимо кухни, из которой уже неслись вкусные запахи, он понял, что опередить мать ему всё равно не удалось. Он принял душ, побрился и направился в кухню. Мать там уже вовсю хлопотала.
— Сынок? Может не стоит идти работать в милицию. Там же опасно. Ты с одной войны сразу бросаешься в другую. Наверное, можно обойтись и без такой опасной работы. Сейчас многие занимаются коммерцией. Может, стоит и тебе попробовать? А вдруг получится?
Павел улыбнулся и нежно посмотрел на мать. Он её отлично понимал.
— Ты же знаешь, мама, что у нас в роду никогда не было купцов. Зачем ты мне советуешь стать торгашом? Я офицер, а не торгаш. Пускай торгует тот, кто умеет это делать.
— Тогда поступай, как велит тебе сердце. Просто у меня нехорошее предчувствие, как бы чего не получилось. Там в милиции тоже разные люди.
— Ничего, мама. Ты не переживай, я у тебя уже не мальчик, и уже хорошо знаю, что такое хорошо и что такое плохо.
Он встал из-за стола и стал одеваться.
— Ты что, сынок, в этой армейской куртке пойдёшь? Не смеши народ, сейчас не сороковые годы, чтобы ходить в армейской одежде. Что, у тебя больше нечего одеть?
Павел достал из шифоньера новый серый костюм, белую рубашку и галстук. Одевшись, он стал рассматривать себя в зеркале.
— Ну вот, совершенно другой вид у тебя. Запомни, по одёжке встречают, а по уму провожают.
Он широко улыбнулся, обнажив красивые белые зубы.
— Тогда я пошёл.
В девять часов утра он уже был в отделе кадров городского отдела милиции. Пройдя по коридору, он остановился и постучал в дверь. Не дождавшись ответа, толкнул дверь рукой и оказался в довольно большом кабинете, в котором за столами сидели несколько человек.
— Мне бы начальника отдела кадров? Моя фамилия Лавров, мне назначено на девять часов утра.
— Иди, Лавров, покури пока. Как только он освободится, тебя позовут, — произнёс молодой мужчина с погонами капитана на плечах.
Он вышел на улицу и, достав из кармана сигареты, закурил. Не успел он сделать и двух затяжек, как из двери здания милиции вышел помощник дежурного по отделу.