Помоги проекту - поделись книгой:
Родная тетка Бабаши, Дарья Алексеевна Дьякова, была замужем за Г. Р. Державиным. Племянница в детстве нередко гостила в доме славного поэта и много лет спустя, приезжая в Петербург, рассказывала внукам о Державине, память о котором была для нее священной.
Заметив у внуков, особенно у старшего, Васи, склонность к рисованию, Бабаша устраивала конкурсы между детьми — кто нарисует лучшую картинку на заданный сюжет, а сюжеты бывали сложные, вроде «Суд Соломона» или «Благословение Дмитрия Донского Сергием Радонежским перед Куликовской битвой». Чаще всего первые премии доставались Васе.
Дети Поленовы росли, мало зная Россию. Только рассказы и сказки Бабаши да сказки двух нянь — Пелагеи Михайловны и Арины Ксенофонтовны — давали им кое-какие представления о родной стране. Родители порой рассказывали им о том, как жили, с кем воевали русские люди в стародавние времена. Но все же история Греции казалась Васе понятнее истории России и больше его увлекала.
Вася родился в Петербурге в 1844 году. Холодная, чопорная столица, одетые в гранит набережные Невы, строгие ряды великолепных дворцов были ему хорошо знакомы. На лето семейство Поленовых уезжало на дачу в не менее чопорное Царское Село; там детям редко-редко удавалось порезвиться на лужайке, но зато Васе и его брату Алеше случалось «удостаиваться чести» играть с сыновьями самого царя.
Никогда еще Вася не видел настоящей русской деревни, нескончаемых лесов и полей, никогда не купался в реке, не плавал на лодке.
Владели Поленовы лесными угодьями в глухом медвежьем углу Олонецкой губернии на реке Ояти, впадавшей с юга в Свирь. Эти угодья Имоченцы куплены были еще в конце XVIII столетия прадедом Васи Алексеем Яковлевичем Поленовым.
В семье как-то избегали упоминать имя прадеда. Деятельность его казалась слишком необычной, не подобающей дворянину.
А ведь Алексей Яковлевич был передовым мыслителем своего времени. По рекомендации Ломоносова его — первого русского — послали за границу заканчивать высшее юридическое образование.
В 1766 году старейшее в России научное «Вольно-экономическое общество» объявило конкурс на тему: «Что полезнее для государства, — чтобы крестьянин имел в собственности землю или только движимое имение, и сколь далеко его право простирается».
На конкурс было представлено 162 сочинения, из них только семь на русском языке. Первую премию — 1000 червонцев — получил француз Беарде де Лаббей, доказывавший необходимость длительной и постепенной подготовки «рабов» к принятию свободы.
Среди семи рукописей на русском языке было сочинение Алексея Яковлевича «Об уничтожении крепостного состояния крестьян в России».
Обрисовав бедственное положение русской деревни, Поленов еще за 25 лет до Радищева смело и откровенно поставил вопрос об освобождении крестьян, притом с земельным наделом. В его труде встречаются такие «крамольные» высказывания: «Сие строгое и бесчеловечное право… сохранилось в полной своей целости до наших времен…» И в другом месте: «Для славы народа и пользы общества надо вывести производимый человеческой кровью бесчестный торг…» Между прочим, в каждой деревне Поленов предлагал устроить школу.
Комиссия, прочитав его сочинение, постановила:
«Рассмотря сверх материи и самый слог, находят в оном над меру сильные и здешнему состоянию неприличные выражения…»
Поленов, вынужденный смягчить отдельные места, получил в награду медаль и двенадцать червонцев, но сочинение его решились опубликовать лишь сто лет спустя.
Алексей Яковлевич числился на казенной службе, но был из тех, которые говорили: «Служить бы рад, прислуживаться тошно», и, несмотря на редкое по тем временам высшее образование, вышел в отставку, не сделав никакой карьеры. Скончался он в 1816 году.
Едва ли одиннадцатилетний Вася знал что-либо о деятельности своего прадеда. А Имоченцы казались ему таинственным тридевятым царством за лесами, за горами, откуда изредка приезжали к Поленовым в Петербург санные обозы, груженные тушами скота, рыбой, битой дичью, клюквой, моченой брусникой. Заиндевевшие, бородатые олонецкие мужики выглядели настоящими богатырями. Они шумно переговаривались между собой перед кухонным крыльцом; от их лошадей шел пар, и разносился запах сена и конского навоза.
Дмитрий Васильевич в 1851 году впервые побывал в Имоченцах. Он рассказывал такие чудеса о красоте тамошних мест, что Марии Алексеевне захотелось их посмотреть.
Весной 1855 года, как только Нева освободилась ото льда, семейство Поленовых с домочадцами и бесчисленным скарбом поплыло на пароходе вверх по реке, по Ладожскому каналу, по Свири; далее путешествие продолжалось на лошадях вдоль реки Ояти.
Случалось, проезжали они через редкие деревни. Избы олонецкие стояли высокие; маленькие оконца были обрамлены красиво разукрашенными тонкой резьбой по дереву наличниками; резьба шла по углам срубов и вдоль князьков; всех затейливее выглядели резные крылечки с витыми пестрыми столбами. Иногда попадались по дороге шатровые деревянные церкви, островерхие, как старые ели.
И казалось Васе, что он проезжал мимо теремов и палат княжеских из сказок про Марью Моревну, про Ивана Царевича, про Владимира Красное Солнышко…
Приехали, а жить в Имоченцах было негде. Пока строился дом, дети ночевали в старинном экипаже — дормезе.
Набросились на Поленовых беспощадные комары, пищу детям подавали самую неприхотливую, спать в тесном экипаже было неудобно. Но зато Вася подружился с деревенскими мальчишками, нашел много удовольствий на реке, пристрастился к парусным и весельным лодкам, научился плавать и пускать змеев. Всей впечатлительной душой полюбил он тихоструйную, в зеленых берегах Оять, дремучие и бескрайние Олонецкие леса, где водились лоси, рыси и попадались медведи; полюбил безмолвные лесные озера с белыми лебедями и дикими гусями…
Пока Вася наслаждался деревенской жизнью, артель плотников дружно рубила дом. Друг отца, архитектор Роман Иванович Кузьмин, составил проект трехэтажного, очень удобного дома. Мария Алексеевна увлеклась строительством и каждый день отправлялась вместе с детьми смотреть, как работают плотники.
Вася прислушивался к музыке стука многих топоров, и ему тоже захотелось стать плотником; он научился метко всаживать топор в податливое дерево, тесать белое, пахнущее вкусной смолой еловое бревно, побеждать один за другим упрямые сучья.
Порой ему хотелось стать архитектором, как Роман Иванович. Сперва нарисовать дом на бумаге, с одной стороны и с другой, начертить план каждого этажа, разметить комнаты, а потом смотреть, как под ударами топоров умелых плотников вырастают стены…
К осени Поленовы переселились в новый дом. С тех пор каждый год приезжали они на лето в Имоченцы.
На всю жизнь запомнились Васе олонецкие края. И когда он хотел сравнить с чем-нибудь особенно хорошим, то всегда говорил: «Как у нас в Имоченцах!»
С каждым годом все серьезнее и серьезнее его влекло к живописи. Конечно, иной раз в жару хотелось с утра до вечера барахтаться с мальчишками в прохладных струях Ояти, но он, видя, что его сестра Вера идет рисовать, перебарывал себя и каждый день хоть на два часа забирался с Верой куда-нибудь в укромный уголок на берега Ояти писать очередной пейзаж имоченских окрестностей.
На зиму Поленовы возвращались в Петербург.
С двенадцати лет Вася начал брать уроки рисования у художника Павла Алексеевича Черкасова. Это был преподаватель знающий и добросовестный, но без огонька.
В 1859 году родители Поленовы пригласили к детям нового учителя рисования, молодого, очень талантливого студента Академии художеств Павла Петровича Чистякова. Видя, что Вася с увлечением рисует и пишет красками, он нередко спрашивал его с сильным ударением на «о»: «Вам угодно стать художником?» И тут же сам себе отвечал: «Нет лучшего способа совершенствовать свое мастерство, чем снимать копии с лучших образцов живописи, рисунка или скульптуры».
И Вася один, а иногда вместе с Павлом Петровичем нередко отправлялся в академию копировать этюды любимого Александра Иванова.
Иногда Чистяков ставил Васю в тупик своими запутанными, хотя и достаточно красноречивыми замечаниями. И тут тверской его окающий говорок особенно выделялся.
«Что вы смотрите на натуру, как корова смотрит!» Или: «Чем вы провели эту линию, карандашом или бревном?», «Не торопитесь — не на пожар спешите!»
А случалось, оставаясь с глазу на глаз со своим учеником, Чистяков говорил, что одним мастерством художнику не прожить — зачахнет его талант. Он приводил примеры из жизни собратьев по кисти и, осторожно оглядываясь на дверь, говорил, что художник должен быть благородным и мужественным борцом за правду, за счастье своего народа, за процветание родины.
Вася внимательно слушал учителя, стараясь запомнить его горячие слова, но далеко не все пересказывал отцу и матери.
Мать изо дня в день следила за успехами сына, сама поправляла его рисунки, говорила ему о Брюллове, о других русских художниках, ходила вместе с ним в Эрмитаж, давала читать книги о мастерах Возрождения. Про себя Мария Алексеевна давно решила, что ее Вася со временем будет художником необыкновенного дарования.
3. Души прекрасные порывы
Твоя горячая, талантливая, глубоко человеческая проповедь… была тогда ярким светом, озарившим нашу начинающуюся жизнь…
Осенью 1859 года Дмитрий Васильевич Поленов получил назначение в Петрозаводск. Семья поехала следом за ним. Васю и Алешу решено было отдать в губернскую казенную гимназию.
Не хотелось Васе уезжать из столицы. Правда, любимый Павел Петрович к этому времени уже перестал быть его учителем рисования. Окончив Академию художеств с золотой медалью, он получил право заграничной командировки и на шесть лет уехал в Италию. Но у Васи завязались дружеские связи с другими художниками и студентами академии; он продолжал ходить в Эрмитаж копировать лучшие полотна.
И вдруг все это бросить, начать жизнь сначала, да еще в провинции, на незнакомом месте!
Родители утешали и подбадривали сына; обещали и в Петрозаводске найти хорошего учителя рисования. Мать говорила, что заниматься живописью можно везде, было бы только желание. Отец доказывал, что в первую очередь надо получить общее образование и закончить гимназию: художнику необходимо быть высокообразованным человеком.
С большой неохотой уезжал в Петрозаводск и второй сын, Алеша.
Желая поднять настроение сыновей и расширить их умственный кругозор, летом 1860 года отец задумал совершить с ними большое путешествие на лошадях по России.
Предполагалось, что мать с Верой, Костей и Лилей отправятся на это время к Бабаше в Ольшанку.
Отец позвал двух старших сыновей и сказал им:
— Вы мало знаете Россию. Я решил вместе с вами поехать путешествовать. Собирайтесь! Алеша, ты будешь вести дневник. А ты, Вася, захвати с собой побольше альбомов, карандашей и красок.
Отец достал из книжного шкафа толстую книжищу «Атлас Российской империи», и они втроем сели разрабатывать маршрут.
Через неделю коляска, запряженная тройкой лошадей, выехала из Петербурга через Московскую заставу.
Путешественники побывали в семи губерниях, увидели много старых русских городов — Новгород, Тверь, Москву, Сергиев-Посад, Переславль-Залесский, Ростов Великий, Ярославль, Кострому, Суздаль, Владимир; под конец, также на лошадях, отправились они в Тамбовскую губернию к Бабаше, где уже давно их ждали.
Из всего этого путешествия ярче всего запомнились Васе города издали, когда зелень деревьев скрывала убожество и нищету людей и жилищ.
Каждый город чем-то отличался от другого, и каждый был по-своему прекрасен. Вася видел на холмах белые храмы с золотыми куполами, множество куполов, сверкавших на солнце, — настоящее сказочное царство славного Гвидона. Пышные зеленые сады опоясывали холмы, а внизу текла река или плескалось озеро. И гляделись в воду купола, сады, дома…
По просьбе отца Вася зарисовывал особенно приглянувшиеся старинные храмы. Он садился где-нибудь в холодке, внутри церковной ограды, старался уловить легкие, воздушные, уходящие ввысь очертания, тщательно выводил завитки каменной резьбы оконных наличников.
Краски он брал яркие, светлые, чтобы купола пламенем горели на солнце. А нищих на папертях этих великолепных храмов отец не советовал изображать.
— В жизни вокруг нас, — говорил он, — столько скверности, надоело смотреть на нее и воочию.
После месячного пребывания в Ольшанке вся семья Поленовых вернулась в Петрозаводск.
Наступила зима. Наверное, Вася на новом месте чувствовал бы себя очень одиноким, но ему посчастливилось: в петрозаводской гимназии его заметил и приблизил к себе учитель словесности Иван Петрович Хрущов.
Молодой, восторженный, с длинными темными кудрями, он любил декламировать стихи и гулять с гимназистами по окрестностям города. Юноши были от него без ума; Вася с восторгом рассказывал родителям о любимом учителе.
Как-то теплым весенним вечером повел Иван Петрович троих своих учеников, в том числе и Васю Поленова, на прогулку.
Они сели на берегу Онежского озера, развели костер; учитель неожиданно встал, прислонился к березе, поднял правую руку и произнес нараспев:
Здесь, вдали от людей, от гимназического начальства, можно было без опаски декламировать эти, в то время запрещенные стихи Пушкина.
Была северная весенняя белая ночь. Тихо плескалось Онего, играя серебряными волнами. Черные ели подходили к самому берегу, пепельно-голубая мгла прятала дали…
Иван Петрович кончил. Сколько раз слушал Вася эти стихи, и всегда они производили на него неотразимое впечатление!
— Я не знаю в русской литературе стихотворения более высокого, — тихо сказал он своему соседу.
Небо над дальними островами между тем посветлело, позолотилось. Лишь одна утренняя звезда ярко горела на востоке. Высокие, с острыми макушками ели проступали из мглы…
— Нам пора по домам, — сказал Иван Петрович.
Юноши встали, затушили костер и пошли следом за учителем.
Солнце взошло из-за острова, нежно-голубое весеннее небо прояснилось. Ярче куполов Петрозаводского собора золотом засверкали воды Онего.
Неожиданно Иван Петрович обернулся, обнял Васю и сказал:
— Ты мечтаешь быть художником. Смотри, какая красота разлита вокруг тебя! Твой удел — запечатлеть эту вечную красоту родной природы, красивых людей, красивые здания… И пусть на твоей палитре краски будут светлые, солнечные. Прекрасен удел художника, создающего радостные картины. Каждый, самый маленький и незаметный человечек, вглядываясь в них, станет лучше, чище, счастливее, благороднее…
Вася ничего не ответил, лишь замедлил шаги, стараясь скрыть невольно набежавшие слезы.
Его будущая картина представлялась ему еще очень смутной. Но теперь он знал: она будет прежде всего близкой людям, будет красивой и залитой солнцем, как творение Александра Иванова. Всю жизнь он вспоминал эту ночь и любил повторять бессмертные строки Пушкина:
4. Академия художеств
В этом здании прошли лучшие годы молодости, годы хоть и трудной работы, но зато и чудных замыслов и надежд. Это учреждение недаром существовало, оно дало несколько поколений замечательных художников, я сам ему во всем обязан и поэтому горячо люблю…
1863 год. Просторная аудитория Академии художеств, отделение исторической живописи. Ряды скамей поднимаются амфитеатром. На скамьях сидят студенты и рисуют стоящую внизу гипсовую статую очередного греческого бога. Профессор ходит по рядам, иногда заглядывает в рисунок, вполголоса дает объяснения, поправляет. Тишина, шуршание бумаги, редкое покашливание.
Студент первого курса Василий Поленов был высокого роста и обладал зычным голосом. Служители, пренебрежительно относившиеся к разночинной братии, подобострастно кланялись ему: как же — и собой видный, и сын статского советника; они всегда готовы были предоставить ему одно из лучших мест.
Но эти лучшие места были на большом расстоянии от модели, и Вася не ленился притаскивать ежедневно со двора полено и усаживаться на него в самом низу: так отчетливее представлялись ему контуры и тени натуры.
А в отсутствие профессора Вася забавлял товарищей потешными рассказами. Его громкий смех перекрывал остальные голоса.
Со стороны казалось — какой беззаботный студент! А на самом деле в эти годы молодой Поленов очень напряженно трудился.
Отец дал согласие на Академию художеств, но при условии, что сын одновременно поступит и на юридический факультет Петербургского университета.
Вася выполнил волю отца, но вынужден был иной раз пропускать интересные университетские лекции. Из двух храмов — Науки и Искусства — он предпочитал академию и друзей искал среди будущих художников.
Свободного времени у него оставалось маловато, редко выгадывал он по вечерам час-другой, чтобы рисовать; иногда шел на концерт или в оперу. Музыка всегда была его отдыхом и величайшим наслаждением.
Вместе с Васей в академию поступил его троюродный брат, такой же восторженный юноша Рафаша Левицкий. А из других студентов ему больше всего приглянулся маленький, юркий, с рыжей бородкой клинышком южанин из Чугуева Илья Репин.
Разные были студенты — ленивые и прилежные, веселые и замкнутые; одни рисовали лучше, другие хуже, но Репин по праву считался самым одаренным.
Иной раз не давался Васе какой-нибудь контур гипсовой руки, по двадцать раз он стирал и вновь проводил. А Илья в это же время уже кончал свой рисунок.
Вася радовался успехам друга и все больше и больше сближался с ним.
Порой молодого Поленова смущали горячие, чересчур смелые речи Ильи и других студентов-разночинцев. Иные юноши утверждали, например, что правительство обмануло крестьян, освободив их без земли и оставив в нищете и невежестве; случалось, договаривались до того, что правительство надо совсем убрать: не раз ими произносилось слово «революция».
Вася попытался вызвать своего бывшего учителя Ивана Петровича Хрущова на разговор по душам: где же правда — что тот думает о судьбах России? Теперь они постоянно виделись друг с другом, потому что Иван Петрович еще три года назад породнился с Поленовыми: он был женат на Васиной сестре Вере.
Но Иван Петрович стал совсем иным, отрезал черные кудри, располнел и давно уже не читал вслух вольнолюбивых пушкинских стихов.
Отец был доволен зятем и говорил про него, что при столь выдающихся способностях его ждет со временем блестящая карьера.
На пытливые вопросы Васи Иван Петрович теперь сухо отвечал, что нечего слушать речи крамольников. А царское правительство надо прежде всего уважать и поддерживать, ибо оно проводит реформы постепенно и с сугубой осторожностью.
Такие ответы не удовлетворяли Васю, но и зажигательные слова студентов пугали его своей резкостью. Оставаясь прежним восторженным и восприимчивым юношей, он с тревогой спрашивал самого себя: где же искать правду?
Поделиться книгой: