Компас

Несмотря на то что Мишка более всех подначивал Митьку, первым с места двинулся я, осторожно ступив на зыбкий мох. Витька все не решался, но самым удивительным было то, что не спешил сходить с твердой тропы и Митька, так сказать, местный кадр. Но если в глазах Мишкиного родственника читался просто страх, то Митька смотрел на нас с каким-то неестественным любопытством и ожиданием чего-то. Мне даже показалось, что он ждал, когда мы провалимся и нас начнет засасывать трясина. Наконец, убедившись, что мох нас выдерживает, на него ступили и Витька с Митькой.

Мы углублялись все дальше на болота, однако грибы нам вообще не попадались, даже поганок. Что касается брусники, то она наконец появилась, но ее было крайне мало и то какая-то мелкая и не сочная, так что и собирать не имело смысла, разве что набрать горсть и пожевать.

— Дальше идти надо, еще ниже, там влаги больше, — принял решение Мишка.

— Миш, может не пойдем, и так уже далеко ушли, — взмолился вконец уже измученный Витька, чей вид не мог не вызвать жалости.

Но похоже, жалел его только я, Митька лишь злорадно ухмыльнулся, а Мишка решительно прервал его стенания:

— Какое далеко, это разве далеко. Я с отцом позапрошлым летом, как раз мне столько лет сколько тебе было … Знаешь куда мы ходили!? … Да и не набрали мы ничего. Что ж, пустые назад пойдем!? Нас же засмеют все. Вперед, я знаю куда нам надо идти …

Мишка решительно двинулся по меже, поросшей густым кустарником и редкими деревьями. Но вскоре наткнулся на озерцо, которое как бы раздваивало межу. Немного подумав, Мишка пошел по одной из них, огибавшей это озерцо. В одном месте на берегу виднелся край мережи, опущенной в воду. Глаза Митьки буквально загорелись каким-то хищным блеском. Обогнав всех, он кинулся к мереже, вытянул ее из воды. Увы, она была пуста, без рыбы. Вместо того чтобы опустить ее туда откуда взял, Митка сначала ее искорежил, а потом выбросил в кусты, да так что достать ее было сложно.

— Зачем ты это делаешь, кто-то же эту мережу делал, ставил? — не удержался я.

— А пусть ищет и исправляет, при этом узколицая физиономия Митьки выражала какое-то животное удовлетворение.

— Кончай борзеть, сколько раз тебя предупреждал! И мережу на место поставь, — возмутился и Мишка, которому видимо тоже поступок Митьки пришелся не по душе.

Меня уже давно удивляла эта дружба, вроде бы совершенно непохожих друг на друга парней. Мишка, несмотря на некоторую заносчивость, в общем был вполне нормальный, честный парень. А вот его сосед … ну самое, пожалуй, верное ему определение — мелкий пакостник. И мне уже тогда казалось, что он вообще способен на любой самый сволочной поступок. Тем не менее, Мишку Митька всегда слушался, послушался и сейчас, полез в кусты кое-как достал, поправил мережу и опустил в воду на прежнее место.

Между тем минул уже полдень, а мы, ведомые Мишкой, продолжали углубляться в необъятные мещерские болота. Наконец, мы вышли на какую-то кочковатую неровную межу поросшую кривыми низкорослыми березами и по бокам этой межи действительно росли кусты брусники, много кустов, но, увы, ягоды и здесь было мало, а грибов, как говориться, «как корова языком слизала». Здесь впервые растерялся и Мишка, ибо на это место он особенно надеялся. В отличие от меня или Витьки, взявших с собой трехлитровые бидончики, он шел с небольшим ведерком, уверенный что покажет нам класс в сборе ягоды.

— Черт … надо же какая невезуха. Когда мы с отцом сюда в прошлые года приходили здесь все было красно от брусники, а сейчас … — обескуражено не то оправдывался, не то констатировал факт Мишка.

— Миш … ну ее эту бруснику, пойдем назад, — вновь заныл Витка.

— Куда назад? … Раз уж пришли, такой путь осилили, надо хоть что-то набрать, — чуть не скрежетал зубами Мишка.

Боязнь нашего проводника за свой авторитет подвигла его искать новые места, ибо он еще до конца не расстался с надеждой найти-таки «брусничное эльдорадо»:

— Я знаю еще куда можно сходить. Правда я там ни разу не был, но отец обьяснял мне как дойти. Сейчас нам нужно выйти на главную межу и найти маленкое ответвление с правой стороны. На ней есть заброшенная бобриная избушка, а от нее совсем недалеко. Пошли ребята … если и там ягоды нет, значит все, вообще в этот год нигде не уродилась.

Мишка вновь рванул вперед, Митька не очень уверенно следом, я с крайнем неудовольствием, ну а Витька вс видом обреченного мученика. У меня возникла мысль, а не сбился ли Мишка вообще с дороги? Но поплутав еще с полкилометра по межам мы действительно наткнулись на полусгнившую бобриную избушку.

— Немного осталось, мы уже почти пришли, не отставайте, — казалось этими словами Мишка уже не столько нас подгонял, сколько себя подбадривал.

Так мы проплутали еще примерно с час. Межи что вдоль и поперек пересекали болота, то расходились, то вновь сходились, видимо то ли мелиораторы, то ли еще до них торфоразработчики при их устройстве имели свои планы, не схожие друг с другом и это путало общую картину, где только отличая относительно новые мелиоративные межи от старых торфоразработочных можно было определить какой-то порядок и смысл их направлений. Мне же казалось, что они проложены совершенно бессистемно, навродь лабиринта в котором запросто можно заблудиться и не найти выхода. По всему, мы зашли на очень старую межу, так как здесь почти сплошняком рос кустарник, через который невозможно продраться. Надо было поворачивать назад, что мы и сделали, но вскоре окончательно сбились. Наконец, выбился из сил и наш поводырь:

— Все, давай передохнем, а то у меня ноги не идут и башка не варит. Сколько уже времени-то?

— Четвертый час, возвращаться пора, — дал понять, что тоже больше не желаю бегать по болотам и я.

Мишка ничего не ответил. Он нашел более или менее ровный участок, примял траву, расстелил газету и вывалил на нее из вещмешка хлеб, яйца, помидоры с огурцами.

— Налетай, подкрепиться надо, — кивнул он на свою снедь.

Я тут же стал выкладывать рядом бабушкины пирожки и прочую провизию, которая имелась в моем рюкзаке. Витька то же сделал, выложил продукты которые нес. Всей провизии оказалось довольно много и в тот момент я как-то не обратил внимания, что Митька не положил на «общий стол» ничего. В то же время, то что лежало на газете он принялся употреблять на равнее с нами. Видя, что наш проводник потерял значительную часть своей былой уверенности, я пережевывая пищу одновременно стал склонять его к немедленному возвращению:

— Миш, здесь больше ловить нечего, надо возвращаться, а то как бы к вечеру дождь не собрался, вон как облачность усилилась.

Мишка опять промолчал. Мне показалось, что он тяжело переживает свое фиаско. Тем временем меня поддержал немного отдохнувший и осмелевший Витька. Митька же на все это смотрел как будто со стороны, не говоря ни слова, но есть при этом не забывал. Наконец Мишка не выдержал нашего совместного с Витькой «прессинга» и едва не закричал:

— Да не конючьте вы, без вас тошно … Сбился я, понимаете? Если бы точно знал куда идти и привала бы не делал. Подождите, дайте сообразить, с мыслями собраться.

Меня признание Мишки буквально шокировало — Мишка заблудился и не знает как выйти с болот! Только сейчас до меня дошло, что в последние час-полтора мы не шли в одну сторону, а шарахались из одной в другую. Осознав это, я уже прямо спросил Мишку:

— Ты хоть в общем представляешь куда надо идти?

Мишка засопел, огляделся и нервно произнес:

— Черт его знает, здесь я точно никогда не бывал, ничего понять не могу. Вроде назад к бобриной избушке шли, да гляжу куда-то не туда повернули. Хоть бы солнце вышло, а так поди разбери куда идти.

Выматеревшись, я достал компас. Когда стрелка успокоилась, я понял, что мы все время шли почти в противоположном от села и железной дороги направлении.

— Миш, если верить компасу надо идти в ту сторону, — махул я рукой туда, куда указывала синяя стрелка компаса.

— Да выбрось ты свою игрушку. У нас с компасом тут отродясь никто не ходил. А если туда пойдем, куда он у тебя показывает, точно в самые топи забредем, которые не осушили. … Ладно, поели, отдохнули … пошли.

Мы быстро собрались и пошли совсем не туда, куда указывала синяя стрелка моего компаса. Я шел как и все, но уже не сомневался, что Лешка ведет нас в неверном направлении. Так мы еще с час продирались через чащобы, но так и не нашли ни бобриную избушку, ни выхода с болота, все более выбиваясь из сил. Теперь уже и Митька выразил недовольство:

— Куда идешь, здесь мы уже были. Вот я ветку заломил. По кругу ходим. Я уже ноги все сбил за тобой ходить!

— Не ты один, все сбили, — огрызнулся Мишка и тут же принялся нас успокаивать. — Ничего ребята, не дрейф, выйдем и вне в таких переделках бывал, давай шевелитесь … не отставайте!

Я по-прежнему шел замыкающим, передо мной Витька. Для него, самого низкорослого из нас, особенно тяжело приходилось при преодолении стволов поваленных ветром деревьев, особенно тех, которые собой перегораживали всю ширину межи, и их никак было не обойти. Измученный Витька, когда пытался переступить эти деревья, задевал их и часто падал. Потому общая скорость движения сильно снизилась.

— Из-за него мы отсюда никогда не выйдем … скоро уже темнеть начнет! — визгливо отреагировал на очередное падение мишкиного брата Митька.

— Ты что предлагаешь его здесь бросить!? — возмущенно возразил ему Мишка.

Митька ничего не ответил, но по его лицу, было очевидно, что именно этого он и желает в данный момент, только опасается озвучить.

— Мы не туда идем, — в очередной раз, сверившись по компасу, я попытался «достучаться» до нашего «ведущего».

— Да иди ты … — опять отмахнулся Мишка.

Ничего не оставалось, как идти следом, и тут передо мной вновь упал Витька и я, к тому времени тоже изрядно измотанный, не успел вовремя среагировать, остановиться и … Зацепившись за Витьку, я упал через него, прямо на вывороченные корни поваленной березы. Падая, я больно ударился лбом, но это было не самое худшее. Моя левая нога каким-то непостижимым образом попала на острый обломок одного из корней той березы. Боль в районе колена оказалась такой, что я буквально заорал. Мишка сразу же поспешил к нам:

— Ребята вы что!?

Хоть было явно видно, что я пострадал гораздо сильнее, он первым начал поднимать брата. Я же чувствовал, что просто не могу самостоятельно встать, ибо нога нестерпимо болела и на нее нельзя было опереться. Убедившись, что Витька упал просто от усталости, Мишка повернулся ко мне:

— Володь ты как, ударился, что ли … сильно?

— Сильнее не бывает, — со стоном выдавил я из себя.

— Идти сможешь? — с надеждой спросил Мишка.

— Не знаю … ногу больно.

С помощью Мишки я попытался встать, но вроде бы чуть притупившаяся боль вновь буквально пронзила меня. Мишка совсем растерялся. Видимо, он чувствовал свою вину за все с нами произошедшее, а теперь ко всему добавилась и моя нога. Витька использовал остановку, чтобы немного отдышаться и его лицо кроме предельной усталости ничего не выражало. Несмотря на свое плачевное состояние, я каким-то подспудным зрением успел отметить, что Митька стоял там же где остановился в момент моего неудачного падения и смотрел на меня с уже знакомым удовлетворенным интересом. Видимо, удовлетворение он испытывал от того что мне было очень плохо.

— Что ж теперь делать то!? … Как же ты пойдешь!? — в отчаянии взмахивал руками Мишка.

— Не знаю … может полежу немного, оклемаюсь, — я уже больше не пытался подняться.

Морщась от боли, я снял сапог и задрал штанину. Возле колена обозначилось багрово-красное место ушиба.

— Ну, слава Богу, крови нет, и перелома, кажется тоже, — облегченно проговорил Мишка.

— Кровотечение может быть и внутренним, а перелом закрытым, — с почти нескрываемым злорадством проговорил Митька.

— Может мы с Митяем взять тебя под руки и вести? А то ждать-то некогда, темнеть скоро начнет, — лицо Мишки искажали то ли страдальческие, то ли мыслительные гримасы.

— Ты что, тащить его собрался!? — вновь подал свой визгливо-пронзительный голос Митька.

— А что же делать, не оставлять же его здесь!? — не очень уверенно возразил Мишка.

— Да мы сами уже еле костыли передвигаем, а с ним также вот ляжем. Ты же нас черти куда завел, — раздраженно объяснил и заодно бросил обвинение своему приятелю Митька.

Впрочем, то что тащить меня нереально понимал и Мишка, а предложил … скорее всего просто для очистки совести. Он не сразу нашел слова, чтобы объяснить необходимость оставить меня.

— Володь … действительно с тобой мы далеко не уйдем. Но как только выйдем, мы сразу сообщим где ты, взрослых оповестим, поиски организуем. Ты главное не бойся. Как только темнеть начнет костер разведи, не замерзнешь и с огнем не так страшно. Спички то есть у тебя? … Может тебя даже ночью искать пойдут и костер сразу заметят. Зверей не бойся, здесь ни волков наверное уже лет тридцать как нет. А кабаны они на человека не нападут, тем более с огнем. Я вот тебе топорик свой оставлю, а дрова вот они, рядом лежат. Ветки с березы руби и подбрасывай, тебе даже вставать не надо.

Мишка указал на ту самую березу о которую я так неудачно ударился. Она по всему упала уже несколько лет назад и потому стала абсолютно сухой и должна была хорошо гореть.

— Некогда разговоры говорить, нам идти надо, а то точно всем тут ночевать придется, — уже едва не командным тоном заговорил Митька. На меня он смотрел с явным злорадством, на бессильно лежавшего на траве и падших листьях с не то вывихнутой, не то сломанной ногой.

Лешка отдал мне свой топорик и часть провизии, что у него осталась. То же самое сделал Витька, хоть я и отказывался, говоря, что у меня есть немного еды. Митька, естественно ничего не дал. Он только торопил:

— Идти надо, и так сколько времени уже потеряли …

3

Ребята ушли, а я опершись головой о ствол сухой березы словно забылся, прикрыл глаза и пробыл в этом полузабытьи некоторое время. Очнуться меня заставил холод, который стал доставать меня снизу, от земли. День уже начал тускнеть. Потемнело не только от того что в свои права вступил вечер, но и от еще более усилившейся плотности облаков. Весь день был почти безветренным, но сейчас верхушки деревьев заколебались и потянуло сырой прохладой. И все же я успел немного отдохнуть, во всяком случае чувство усталости уже не было доминирующим, эту «позицию» все более занимал страх. Подгоняемый этим чувством я решил последовать совету Мишки и развести костер. Я попытался рубить ветки сидя, но это оказалось очень неудобно. Надо было хоть немного привстать. И тут я обнаружил что боль в ноге стала намного терпимее. Я смог встать и даже сделать несколько шагов, более того я понял что хоть и медленно но вполне могу идти. Это вселило надежду, что нога у меня не сломана и, скорее всего, даже не вывихнута. Желание жечь костер пропало, зато захотелось идти, пока еще есть достаточно времени до наступления полной темноты. Идти вслед за ребятами? … Я еще раз сверился по компасу убедился, что они пошли не на север, а на восток. Сделать как советовал дед, полностью довериться компасу? Мне уже никто не мешал это сделать. И я решил по мере сил идти, ковылять на север.

Однако это сделать оказалось не так-то просто. Межа, на которой я находился, имела направление запад — восток. Пришлось идти по ней до пересечения с межой имеющей хотя бы примерное направление север — юг. Шел я медленно, опираясь на подобранную в пути палку. Но по ходу нога моя как бы «разошлась», и я даже слегка увеличил скорость движения, если конечно кустарник и поваленные деревья это позволяли. На пересечении меж я старался выбирать те, где имелись протоптанные охотничьи тропы, даже если они и не вели на север, с тем чтобы на следующем пересечении повернуть уже в нужном направлении. Наконец, уже в сумерках я вышел на межу по которой была протоптана широкая тропа и она вела на север. Потом по той тропе я вышел с межи в сплошной березняк. Хоть и стало довольно темно, но тропа и здесь была хорошо видна, и ее направление по-прежнему совпадало с синей стрелкой компаса. Путь казался бесконечным, я вновь сильно устал и едва не потерял даже такую тропу. Уже на пределе сил почти в полутьме я вдруг уперся в высокую заросшую травой и деревьями насыпную стену. Я не сразу сообразил — это дамба. Я вышел с болот и теперь уже не сомневался, что иду правильно.

По дамбе тоже пришлось некоторое время пройти, пока из ряда охотничьих троп, ведущих к селу, я нашел такую, по которой можно было идти, не сбиваясь, даже в условиях ночной видимости. Но эта тропа вскоре отвернула от северного направления и мне вновь пришлось сойти на менее заметную но ведущую куда надо. По ней я наверное прошкандыбал еще с час, прежде чем стал различать звуки движущихся поездов. То было еще одно подтверждение правильности моего пути — железная дорога.

К селу я вышел не на прогон, где располагался наш «домик в деревне», а на окраину. В селе почти не имелось фонарей, да и в большинстве домов уже погасили свет. Но в нашем доме, конечно, горели все огни — меня ждали, и никто не мог спать. Как я потом узнал даже Наташка не спала, хоть ее и уталкивали, для того чтобы, как говорила бабушка «над душой не стояла», когда здесь такое … На подходе к дому я различил фигуру деда. Он напряженно всматривался в темноту прогона, туда куда мы ушли утром.

— Деда? — окликнул я его.

Дед не ожидал, что я появлюсь не с прогона, а совсем с другой стороны. Развернувшись, он мгновение вглядывался в меня и тут же поспешил навстречу:

— Володя! … Ты чего долго-то так, где тебя носило, ночь вон уже? … Ты чего с палкой-то … никак хромаешь … что с ногой? …

Дед хотел еще что-то сказать, спросить, но видимо нервное напряжение, не отпускавшее его несколько последних часов, дало себя знать. Он вдруг как-то неестественно качнулся в сторону, мне даже показалось едва устоял на ногах.

— Ох Володка, на сколько же ты сегодня нам с бабкой жизнь сократил … Пойдем присядем, а то меня уже ноги не держат, — с этими словами дед расстегнул куртку и потер себе грудь.

Я, понимая, что дома за меня все испереживались, начал спешно рассказывать, что с нами произошло, но дед перебил:

— Ребята, что с тобой ушли, они где?

— Не знаю. Мы на болотах разошлись. Я ногу ударил, идти не мог, они меня оставили, а сами пошли дорогу искать. Но вряд ли нашли. Они не на север а на восток пошли и компасу моему не поверили. А я отлежался, и на север пошел … как ты учил.

— Так, ясно … пошли скорее домой, сначала бабушку успокоим, а то она наверное уже целый пузырек валерьянки выпила.

Дома бабушка сначала обрадовалась, потом стала плакать и причитать, что я хочу ее скорой смерти. Выскочила из своей комнаты и Наташка, которую все же уложили спать, но она не спала:

— Его надо ремнем бить! …

На меня же вдруг навалилась такая усталость, такое бессилие, что я уже ни на что не реагировал, разве что пошевелился, когда стали осматривать мою ногу. Место ушиба из красного превратилось в лилово-синее. Бабушка тут же стала колдовать над моим коленом с мазями и примочками, дед же собрался идти к родителям Мишки.

— Если вернулись, скажу, что и ты пришел. А если нет … Ну там посмотрим, — с этими словами дед вышел в ночь.

Я же не сомневался, что ребята не вернулись, хотя бы потому, что Мишка в этом случае рассказал бы своему отцу о том, что они оставили на болотах меня, фактически недвижимого и, конечно же, они бы сообщили моим. Но никто к нам не пришел.

Дед вернулся минут через двадцать и не один. С ним пришли отец и мать Мишки. Родители Митьки почему-то не пошли, хотя их тоже оповестили. Как я и предполагал, ребята домой не вернулись. Сначала меня засыпали вопросами, потом отец Мишки набросал на листе бумаги примерный план расположения болот и стал прикидывать, согласуясь с моим рассказом, куда они могли пойти. Родители Мишки переживали не только за сына, но и за племянника, который приехал к ним погостить. Я как мог объяснял, как мы шли, где меня оставили и в каком направлении они ушли. При этом я пытался отталкиваться от сторон света, как учил дед. Но, похоже, мишкин отец не очень меня понимал — он тоже не знал компаса и ориентировался больше по памяти и приметным сооружениям типа дамбы, бобровой избушки. Именно их он сразу отметил на «карте» и от них, что называется, «плясал». Наконец мишкин отец, по всему действительно хорошо знавший окрестные леса и болота, сообразил куда повел ребят его сын. И это его не обрадовало:

— Только бы на чернятинские болота не зашли … там топи непроходимые.

— Их же надо искать! — пыталась побудить мужа к конкретным действиям мать Мишки.

— Сейчас искать бесполезно, дождемся утра. Я мужиков соберу и пойдем. Мишка не должен растеряться, еда у них есть, топор он взял, спички тоже. Костер разведут, переночуют … Только бы в топи зайти не угораздило, — было видно, что мишкин отец все же сильно нервничает.

Я промолчал про топор, что у Лешки его уже нет. Зато я выразил желание тоже с утра идти на поиски:

— Я пойду, я покажу как мы шли, со мной мы их быстрее найдем …

Но утром, когда после нескольких часов недолгого сна возле нашего дома собралось несколько человек местных мужиков и к ним присоединился дед … я же идти оказался не в состоянии. Вроде бы уже не болевшая в лежачем положении нога, за ночь так опухла в районе коленного сустава, что я не мог на нее ступить.

4

Ребят нашли к полудню того же дня. Они так и не смогли самостоятельно выйти с болот, но и в топи к счастью не зашли. Ночевали они возле костра на меже, но все равно сильно промокли и продрогли под утро, когда на болота опустился туман и выпала обильная роса. По этой причине они беспрестанно жгли костер и утром и днем, чтобы обсушиться и обогреться. По дыму от костра их и нашли. Я представил, что могло случиться бы со мной, останься я там на ночь.

Потом ко мне зашел Мишка. Болотная ночевка не прошла для него даром — он основательно простудился, постоянно сморкался, чихал и кашлял. Рассказав о своих приключениях случившихся после того как мы расстались, Мишка внимательно выслушал и мой рассказ, о том как я выходил с болот.

— Так значит, вывел-таки тебя твой компас? — с удивлением не то спрашивал, но то констатировал сей факт Мишка.

— Конечно, это же верное средство. Неужто, у вас здесь никто никогда им не пользовался? — я дохромал до своего рюкзака и достал своего спасителя. — Вас что в школе не учили как им пользоваться?