Помоги проекту - поделись книгой:
В тот же миг в хижину через дверь и окна начали один за другим врываться вооруженные люди в серых плащах. Их лица скрывали глубокие капюшоны. Вел их тот самый мужчина, которого скупщик назвал Менидием.
Зарычав, Бесс выхватил обе махайры и заслонил собой девушку.
— Как пробьемся к двери, убегай со всех ног, — проговорил он ей через плечо, усилием воли перебарывая эффект неведомого зелья.
Фракийца мотало из стороны в сторону, как в девятибальный шторм, но он наметил себе путь отхода и двинулся туда. Один из серых бросился ему наперерез с обнаженным гладием в руке, но Бесс отбил его удар левым клинком, а взмахом правого вскрыл артерию у него на шее. Пустив широкий веер кровавых брызг, меченосец с хрипом осел на персидский ковер, под ноги своим подельникам.
Венари следовала за Бессом неотступно. Зашипев словно дикая кошка, она ударила копьем под капюшон одного из серых, попытавшегося обойти фракийца слева. Напавший выронил меч и отпрянул, схватившись ладонями за лицо. Между пальцев у него побежали багровые струйки.
Но людей в сером было более десятка, и они обступали Бесса и Венари со всех сторон. Фракиец неотвратимо терял контроль над собой. Серые казались ему призраками из густого тумана, какими-то иллюзорными тенями из потустороннего мира — сказывалось действие принятой им отравы. Однако и в таком состоянии он упорно прорубал своими клинками дорогу к выходу из западни. Отточенными движениями он защищался и наносил удары, доверившись безотказному инстинкту убийцы, который не заснул в нем даже под дурманом. Он пускал в дело все навыки, приобретенные и отшлифованные в родных горах, на гладиаторской арене и на полях сражений, и враги в ужасе отступали перед его натиском. Несколько раз клинки противников все же достали его, и на теле появились кровоточащие порезы, но он продолжал биться, не обращая на них никакого внимания.
Еще двое нападавших выбыли из смертельной игры. Один отполз в дальний угол комнаты с глубокой резаной раной в бедре. Другой рухнул на пол, зажав обеими руками вспоротый живот. Помещение наполнилось зловонием вскрытого человеческого нутра.
И всё-таки дурманящее действие брало над Бессом верх. Он терял силы. Уже на пределе, пират встретил новую атаку своей левой махайрой, блокировав устремленный в него меч и слегка ранив атакующего обратным выпадом. Широким взмахом правого клинка он отогнал серых подальше, выгадывая время, и отступил, ища спиной опору. Почувствовав вдруг, что прямо за ним дверь, фракиец быстро приоткрыл ее и плечом подтолкнул Венари к выходу.
— Беги!
— Я вернусь за тобой! — прокричала девушка.
— Знаю, — выдохнул Бесс. — Но сейчас — просто беги.
И фракиец привалился к двери, захлопнув ее за юркнувшей в проем Венари. Взглянув прямо в лица своих ловцов, он кровожадно усмехнулся. Серых оставалось с полдюжины, однако нападать никто из них не торопился.
— Сложи оружие, фракийский пес, — заговорил предводитель серых из-за спин своих людей. — Шансов нет: ты окружен, яд скоро подействует, да и твоя девка далеко не убежит. Сдавайся!
— Заставьте меня, — оскалился воин с одурманенным взглядом и последним усилием рванулся на врагов. Не глядя, клинком остановил атаку слева. Пригнувшись от разящего спереди меча, длинным выпадом достал противника перед собой — вскрыл артерию в паху. Падая на колено, отсек лодыжку наскочившему справа и, когда тот упал, несколько раз пронзил его в грудь.
Оставшиеся в живых расступились в ужасе, прижимаясь к стенам и держа клинки наготове. Бывалые бойцы, они видели на своем веку немало, но эта сцена поразила даже их: на полу комнаты, посреди кровавой бойни, опершись на клинки стоял на одном колене израненый воитель, и даже сейчас от него исходила смертельная угроза любому, кто приблизится на расстояние удара.
Тяжело дыша, Бесс хотел было вновь поднять клинки, но тело окончательно перестало его слушаться. Перед глазами у фракийца запульсировали разноцветные круги, голова упала на грудь, и он как подрубленный рухнул на мягкий персидский ковер, обильно орошенный кровью врагов.
И тогда пришло забытье.
4. Лучница
Венари бежала со всех ног. Солнце уже почти спряталось за горизонтом — в здешних краях темнело рано — и это было ей на руку. В полумраке оставался шанс скрыться от преследователей; голоса их затихали за спиной у девушки по мере того, как она углублялась в тростниковые заросли. Это направление она выбрала, когда стало ясно, что путь к берегу отрезан. Она вовремя увидела силуэты в плащах-сагумах между стволами пальм на побережье — и незамедлительно свернула к зарослям. Серые на берегу не заметили ее, занятые тем, что дорез
От хижины за ней гнались двое или трое ловцов — другие остались стеречь Бесса. Но и эти преследователи заметно отстали от нее, пока зажигали факелы да высматривали ее следы в сгустившемся сумраке. Спрятавшись в высоком тростнике, точно таком же, какой рос на ее родном острове, она перевела дух. Теперь, в знакомой с малых лет среде, она запросто могла из дичи превратиться в охотника.
Венари воткнула копье в илистую землю рядом с собой, не спеша проверила натяжение тетивы лука и достала из колчана стрелу. Бесшумную, с плоским наконечником, который попадал в цель и расщеплялся на осколки, глубоко застревая в ране, чем причинял дополнительный ущерб. Девушка наложила стрелу на тетиву и, вскинув лук, прислушалась к звукам ночи.
Первого преследователя она услышала гораздо раньше, чем увидела: тот прорубался с гладием в руке через тростник, совершенно не заботясь о скрытности. Его, похоже, не беспокоило, обнаружит его пиратка или нет — он был уверен в своей силе и шел напролом намеренно, дабы жертва поняла всю тщетность попыток спастись и всю неотвратимость своей участи. Венари уже сталкивалась с такими людьми — из породы охотников за рабами, бесперебойно снабжавших невольничьи рынки Империи живым товаром. Из всех римлян больше всего она ненавидела и презирала именно их. Эти свирепые гончие не знали ни жалости, ни сострадания, жестоко, словно кошка с мышью, забавляясь и играя с загнанными беглецами, но когда сами попадались в руки врага — например, того же Бесса и его команды — то готовы были пресмыкаться, лишь бы вымолить себе свою жалкую жизнь.
Едва показался меж качающихся тростников освещенный луной высокий силуэт, Венари, безошибочно взяв упреждение, отпустила тетиву, и стрела, мягко прошелестев оперением в воздухе, вмиг настигла цель. Ловец взвыл от боли и повалился наземь, ломая сухостой. По шевелению упавшего и грязной ругани Венари поняла, что тот всего лишь ранен. Подойдя ближе, девушка прервала завывания незадачливого ловца второй стрелой.
Она понимала, что на крики застреленного обязательно прибегут остальные. Перехватила лук поудобнее, второй рукой схватила копье и побежала. Но не вглубь зарослей, а в сторону — лишь затем, чтобы сменить место для засады.
Преследователи не заставили себя долго ждать. Качнулся тростник, и два силуэта, раздвигая на бегу заросли, показались друг за другом в лунном свете. В руках мечи, факелы затушены, головы озираются по сторонам. Ловчие передвигались более скрытно, чем их предшественник, но недостаточно скрытно для Венари. Были быстры, но не быстрее ее стрелы. Она натянула тетиву и прицелилась. Понимая, что они слишком близко и обоих застрелить она не успеет, лучница выбрала того, что выше ростом. Пустила стрелу.
Приглушенный звон тетивы. Легкий свист оперения. Удар в плоть.
Стрела отбросила бегущего ловца назад на добрых четыре локтя. С коротким вскриком тот упал навзничь, запрокинув бородатое лицо к освещенному луной небу. Из груди торчало оперенное древко, почти до половины погрузившееся в тело.
Второй мгновенно припал к земле, стал высматривать стрелка — и тут же обнаружил. От Венари его отделяли всего каких-то пятнадцать шагов. Зарычав подобно волку, ловец ринулся на лучницу с мечом в руке, срезая то в одну, то в другую сторону, не давая в себя выстрелить.
Венари спешно перекинула лук на плечо, схватилась за копье двумя руками и сделала отчаянный выпад. Но ловчий мощным взмахом гладия отбил копье, в мгновение ока сократил дистанцию и без замаха ударил ей между глаз свободной рукой. Мир для Венари на миг погас, и она упала в ил, выронив копье из ослабевших пальцев. Снова прозрев спустя всего одно биение сердца, она увидела, как ловчий навис над ней с клинком в руке. Увидела, как лунный свет заиграл на лезвии меча. Еще один миг — и гладий отнимет ее жизнь. Венари сжалась, выгадывая, как бы увернуться от смертельного удара…
Однако удара не последовало. Вместо этого противник бросился на нее как голодный зверь, прижимая к земле, подминая под себя, хватая за волосы. Девушка зажмурилась, ощутив сталь клинка на своей коже. Лезвие вспороло ткань на ее плече, и туника поползла вниз, обнажая округлую грудь. Открыв глаза, Венари увидела искаженное похотливой гримасой лицо ловчего прямо перед собой. Он что-то говорил вполголоса на незнакомом ей наречии, цепкие руки шарили по ее телу. Порывисто дыша от возбуждения, ловчий нетерпеливо пытался сорвать с нее остатки одежды. Она почувствовала, как в бедро ей упирается напрягшаяся мужская плоть.
Всё, хватит, решила Венари. Отчаяние и отвращение придали ей сил.
В одно мгновение страстный шепот сменился захлебывающимся хрипом.
Ловчий, вытаращив глаза, не понимая глядел в разгневанное лицо девушки — в лицо своей смерти. Облитое жертвенной кровью, с презрением, горящим во взгляде, это лицо не могло принадлежать простой смертной. То была Немезида, богиня мести. Его личная Немезида. В руке она почему-то сжимала обыкновенный критский нож с рукояткой из козьего рога — простое оружие горных пастухов. Но это была богиня — никаких сомнений. Он силился что-то ей сказать, какие-то слова оправдания. Но не вышло: вместо слов раздалось лишь нелепое булькающее кваканье. А она, сделав еще один быстрый взмах ножом, вскрыла артерию у него на горле — и искупалась в фонтане его крови.
Собравшись с силами, Венари сбросила с себя тело насильника. Встала, с презрением плюнула на труп. Огляделась.
Других преследователей поблизости не было. От легкого ветерка колыхался сухой тростник. Три мертвых тела неподвижно лежали в илистой земле. Ночь над Великой Рекой была тиха и таинственна.
Не нравилась Венари эта ночь.
Не заботясь о разорванной одежде, пиратка собрала оружие, прихватила с собой затушенный факел одного из убитых и двинулась прочь от места схватки. Теперь нужно было выручать любимого, и она задумалась, какие у нее для этого оставались возможности. Врагов на этом неприветливом берегу было достаточно, а вот союзников, похоже, не осталось совсем. Надо было как-то привлечь внимание команды "Танатоса", подать Бруту какой-нибудь знак…
Не в силах что-либо придумать, она продвигалась через заросли к берегу, дабы разведать обстановку. Теперь, под покровом темноты, сделать это было гораздо легче.
Внезапный шорох слева привлек внимание Венари, и она насторожилась, обернувшись на звук с копьем в руках. Прислушавшись, она определила, что это не зверь — человек. Всего один, притом ослабший: неровные, тяжело хлюпающие в иле шаги, шумное дыхание. Как будто оживший мертвец бредет в ночи.
Венари прислушалась — больше никого рядом не было. Враг или союзник шел вдоль реки? Кем бы он ни был, Венари сумеет с ним справиться. Она решила выяснить, кто это такой, и, подобравшись словно кошка, бесшумно пошла на звук.
Когда чужие шаги стали слышны совсем близко, она застыла на месте, выжидая незнакомца, и вскоре прямо к ней из дебрей вышел высокий черный силуэт, в котором она тут же узнала нубийского телохранителя скупщика Кассандра.
Нубиец шел, шатаясь. По шее и щеке его стекала кровь, левое ухо висело на тоненьком лоскутке кожи, длинный рубец пересекал лицо от виска до подбородка. Одной рукой он держался за раненый бок, в другой сжимал обломок своего кривого клинка.
— Кто здесь? — прохрипел чернокожий, выбрасывая вперед руку с обломком.
— Я, — ответила Венари и вышла в лунный свет с копьем наготове.
Нубиец вздохнул и опустил оружие.
— Убери копье, госпожа. Ты пришла с Фракийцем, а он — наш друг. Что с ним?
— Это я у тебя хотела узнать, — вполголоса заговорила Венари, продолжая метить в нубийца острием копья. — Что тут вообще происходит?
— Не… знаю, — облизав пересохшие губы, ответил нубиец. — Нас предали. Кто-то привел сюда римских собак. Они напали бесшумно, будто тени… Всех убили. Всех: и моих братьев… и твоих, госпожа.
— Я не верю тебе, — яростно оскалилась Венари, вскинув копье. — Твой хозяин знал того, кто вел римлян! Он называл его по имени — Менидием.
— Менидий… шакал! — глаза нубийца мстительно блеснули в свете луны. — Вот кто нас предал! Я подозревал, что он нечист… но мерзавец втерся в доверие к Кассандру: он якобы спас одного из наших от римлян…
— Я все равно тебе не верю.
— Твое дело, — пошатнувшись, выдохнул чернокожий. — Вот этим клинком я, Зэмба из Берегового Братства, зарубил двоих серых. Дрался, пока не сломался меч, потом упал под ударами врагов. Они решили, что я мертв, и не стали добивать… Когда принялись растаскивать добычу, я незаметно отполз в заросли и начал уходить к реке. Если Кассандр убит… то Братству в Александрии конец. Но теперь я знаю имя предателя, и всё, чего хочу — это отомстить…
— Отомстить? — переспросила Венари, опустив острие копья. — Но как? Врагов целая свора, а ближайшие союзники — в море, на "Танатосе". Они не видят, что творится на берегу. Бесс попал в лапы римлян живым, и я должна вызволить его, но…
— Я… возьму римлян на себя… а ты… выручишь Фракийца, — уверенно произнес Зэмба, перебарывая слабость от полученных ран.
Девушка вопросительно взглянула на него.
— У тебя есть факел, — сказал нубиец. — Я… устрою пожар. Это отвлечет римлян… и… станет сигналом для Брута.
— Это верная смерть, Зэмба. Серые изрубят тебя на куски.
Чернокожий отнял ладонь от бока, открывая страшную рану, истекающую кровью, и обнажил свои белые зубы в невеселой усмешке.
— Я итак уже труп, госпожа. Заберу с собой напоследок побольше римских собак.
5. Лазутчик
Мерцающий свет лампиона играл бликами на неподвижном лице связанного пирата. Фракиец лежал на полу с закрытыми глазами. В сознание он не приходил.
Менидий откинул с головы капюшон своего плаща и глубоко вздохнул, тыльной стороной ладони вытирая пот со лба. Что ни говори, а фракиец заставил их изрядно попотеть, прежде чем снадобье подействовало как следует. И всё же шпион префекта провинции был чрезвычайно доволен собой: Бесс Фракийский, гроза Лазурного моря, бич латинских мореплавателей и торговцев, легендарный преступник и враг Империи, наконец-то оказался захвачен живьем. То, с чем никак не могли справиться ни флот боевых трирем, ни целые когорты легионеров, ни даже, мать ее так, преторианская гвардия, удалось осуществить лазутчикам префекта — простым ребятам в серых плащах. Ребята, правда, хоть и простые, но опытные: среди них и ветераны-эвокаты, которые, отслужив свой срок в легионе, продолжали кормиться с меча, и разномастные наемные варвары, готовые ради римского золота на всё, и охотники за рабами, ведомые известно каким шкурным интересом. А во главе этой разношерстной команды стоял он, фрументарий Менидий Агрикола, скромный слуга
Надо было очень постараться, чтобы подготовить и провести такое дело в кратчайшие сроки. Успеть оповестить префекта, убедив его поручить это дело себе. Потом встретить пирата на берегу, перехватить и тихо устранить его разведчиков руками наемников. Заранее незаметно приправить вино Кассандра сильнодействующим зельем, какое только могли предоставить египетские врачеватели. И, наконец, захлопнуть ловушку, разом накрыв как контрабандистов, так и пиратского вожака. Да не с солдатами в железе, а с отрядом испытанных людей с клинками, спрятанными под неприметными одеждами, дабы не спугнуть ни пиратов, ни местных контрабандистов раньше времени. Вот это Менидий называл высшим уровнем шпионского ремесла.
Он покосился на укрытые плащами тела своих людей, зарубленных фракийцем, которые лежали тут же, на ковре вдоль западной стены. Да, победа далась кровавой ценой, но тем она и дороже, тем она и слаще, думал шпион. Теперь оставалось только дождаться доблестных вояк в сверкающих лориках, во главе с центурионом Фульвием Макром, которые доставят пленного пирата прямиком в руки Римского наместника. И тогда уже можно будет не сомневаться, что награда, обещанная за голову Бесса, непременно найдет своего героя.
В углу комнаты послышался шорох. Шпион ухмыльнулся: скупщик Кассандр начал подавать признаки жизни, а значит найдется чем скрасить ожидание. Менидий подошел к нему.
— Ну как, очухался, Меченый? — спросил шпион, возвышаясь над связанным скупщиком во весь рост. — Вот и пришел конец твоей удаче, пособник пиратов. Да и жизни твоей — тоже. Клянусь Юпитером, завтра же к вечеру висеть тебе на кресте рядом с Фракийцем! И ты сам в этом виноват: префект еще мог бы прикрыть глаза на твои скрытые доходы, на мелкие нарушения законов и даже на торговлю контрабандным товаром. За всё это ты мог бы отделаться куда более мягким приговором — каким-нибудь изгнанием или рабством. Но связавшись с заклятым врагом Рима, ты сам себя обрек на мучительную смерть.
— Да, ты прав: я сам виноват в своем падении, — прохрипел в ответ Кассандр, сплюнув на ковер. — Но не потому, что вел дела с Фракийцем, а потому, что, как выясняется, хреново разбирался в людях. Тебя, гаденыш, мне следовало удавить давным-давно. Дал я на старости лет слабину. Слишком уж доверился тебе после той истории со спасением Фарнака из Берегового Братства, не почуял подвоха. А ведь мог бы… Но, клянусь богами, ты еще получишь свое, грязный предатель!
Шпион ударом ноги в лицо заставил скупщика замолчать. Тот застонал, пустив из носа на подбородок кровавые пузыри.
— Предатель? О, как же ты ошибаешься, — заговорил Менидий, недобро ухмыльнувшись. — Я всегда был верен своему делу. А дело мое — искоренять врагов Рима внутри Империи, так же, как доблестные легионы сдерживают врагов внешних у ее границ. И сегодня для меня настал поистине великий день. Посуди сам: пиратский триерарх и его главный пособник в Александрии попались живьем в руки Римского правосудия. Это ли не радость, Меченый? Это ли не лучшая награда для человека моего призвания? Это ли не повод возблагодарить богов?
Менидий сопровождал свои слова беспощадными ударами, которые отвешивал скупщику с остервенело-мстительным злорадством. Когда он прервал избиение, лицо контрабандиста уже трудно было узнать: почти полностью заплывший левый глаз, в кровь разбитый нос, распухшие скула и челюсть. Казалось, скупщик снова потерял сознание или даже отошел в мир иной, однако когда шпион приподнял его голову за волосы, Кассандр дернул кадыком, закашлялся, а потом разразился проклятиями в адрес своего мучителя.
— Пусть боги покарают тебя, имперский прихвостень! Пусть настигнет тебя десница возмездия! Пусть твой яд отольется тебе во стократ, род твой иссякнет, имя сотрется из памяти людской, а останки растащат стервятники!
— Ты смеешь грозить мне карой богов, варвар? Мне и моему роду? Мне?! — Глаза шпиона полыхнули гневом. Взыграла италийская гордость.
— Я заставлю тебя замолчать, Меченый! Раз и навсегда! — Вскричал шпион, и острый гладий мгновенно покинул ножны, войдя в незащищенную грудь Кассандра по самую рукоять. Опьяненный яростью, вновь и вновь наносил Менидий проникающие удары в грудь и живот пленника, пока наконец не понял, что колет уже мертвое тело. Не меньше дюжины ран зияли на трупе, лужа крови под ним разрасталась на глазах. Только тогда шпион поднялся, мало-помалу приходя в себя. Полой плаща вытер лицо от кровавых брызг, отчистил и вложил в ножны клинок. Теперь к нему пришло понимание: только что он лишил себя награды за поимку главного александрийского контрабандиста. Оплошность, недостойная мастера-лазутчика.
"Плевать! — размышлял шпион. — Никто не смеет оскорблять Менидия Агриколу безнаказанно. К тому же, свидетелей нет, а значит, для всех скупщик убит при оказании сопротивления. Получу награду за живого пирата, да и небольшой довесок — за мертвого скупщика — от меня никуда не уплывет…"
Менидий снял путы с мертвеца и положил рядом с ним клинок одного из своих убитых людей. Плевать, что Кассандр давно уже не носил при себе оружия, о чем шпион прекрасно знал, ибо находился рядом с ним на протяжении последних двух лет. Всё равно никто не станет расследовать одну-единственную смерть в череде множества других, случившихся в эту ночь. Доблестный центурион Фульвий Макр выдающимся умом не блещет и поверит любому сказанному слову, ну а префект провинции Квинт Осторий предельно ясно дал понять, что его интересует в первую очередь именно Фракиец, а не его окружение. Так что лазутчик Агрикола снова на коне: обыграл всех, кого только можно.
Менидию было не привыкать ходить по острию. Знающий девять чужеземных наречий, а также нравы и обычаи варваров разных племен, он был, пожалуй, одним из лучших фрументариев — лазутчиков Рима. Здесь, в Александрии, им было раскрыто немало тайн, и множество врагов Империи сгинуло благодаря его стараниям. Однако была у него одна маленькая, но значительная слабость, непростительная для шпиона, но такая естественная для уроженца Апеннин: непомерная гордыня. Несмотря на плебейское происхождение и, в общем, не самое благородное ремесло, ради защиты своего честного имени Менидий был готов пойти на всё. Именно так он понимал свой
Но только не теперь. Хвала богам, он не упустил свой судьбоносный час, и скоро всё для него переменится. Сегодня он сослужил Империи неоценимую службу, и впереди его ждали регалии, почести и слава. Оставалось лишь дождаться воинов александрийского гарнизона, а они, судя по тому, что шел второй час
Вдруг снаружи послышался странный, невнятный шум и крики. Похоже, случилось какое-то происшествие…
"Пожар!" — донесся крик со стороны пляжа.
— Дерьмо Плутона! — выругался Менидий вслух.
Его расчет был на скрытность и внезапность. Захватив мятежного вожака, его люди должны были соблюдать тишину до прибытия легионеров, а такой галдеж, да еще с ярким пламенем на берегу, обязательно будет замечен пиратами с "Танатоса". Столкновение с целой пиратской командой не входило в планы Менидия. Следовало дождаться подкрепления — таков был приказ префекта.
Менидий подошел к двери, открыл ее и вгляделся в сумрак ночи…
Первым, что он увидел, было острие копья, вынырнувшее из тьмы и летящее прямо ему в живот. Оно вонзилось в тело шпиона с сокрушительной мощью, прежде чем он успел что-либо предпринять, прошло насквозь, разрывая ткани, мышцы, внутренности, лишая равновесия и толкая назад. Затем он увидел яростную фурию, чьи руки направляли это оружие. Вбегая в хижину, она с невероятной силой пронесла шпиона на копье несколько быстрых шагов — и пригвоздила его к противоположной стене.
Застонав, Менидий обхватил древко обеими руками. Копье крепко засело в переплетенном тростнике у него за спиной. С осознанием случившегося пришла боль. Боги, какая боль!.. И откуда в этой женщине подобная сила?
Несмотря на страшные муки, затуманившие разум, Менидий узнал её: подруга Фракийца, которую должны были доставить к нему его ловчие, но почему-то не доставили. И в вопле пригвожденного к стене лазутчика прозвучало не только страдание от полученной раны, но и горечь поражения, и непримиримая ярость, и бессильная злоба. А еще — протест против своей страшной, но неминуемой участи.
6. Тень
Венари отвернулась от умирающего в жутких мучениях римлянина и осмотрела комнату. Она содрогнулась, увидев окровавленное тело на полу. Однако оказалось, что это был не Бесс, а скупщик Кассандр, уже мертвый. Бесс лежал рядом, но на нем смертельных ран видно не было, а могучая грудь мерно поднималась и опадала в такт дыханию. Девушка с облегчением вздохнула: фракийца хранили его боги. И все же удача в любой момент могла ускользнуть от них, так что следовало поторопиться.
Первым делом она постаралась привести фракийца в чувство. Это было непросто. В ход пошли все средства: вода в лицо, удары кулаками, пощечины и даже уколы ножом. Но дрянь, которую подмешали в вино, крепко держала Бесса в мире снов.
И тогда Венари из племени Баал-Гора прибегла к последнему средству. К тому, которым не пользовалась уже много лет, — попыталась проникнуть в сознание любимого. Дар, с помощью которого ей однажды удалось спасти Бесса от кровавого бога в пещерах древнего острова. Это было давно, в прошлой жизни, когда она, нарушив все запреты, решилась на святотатство во имя любви к чужеземцу. С тех пор она поклялась самой страшной клятвой, что не будет делать этого снова, но теперь ей ничего другого больше не оставалось…
Она закрыла глаза, погружаясь в Мир Духов, в сонм вихрей и теней, в котором затерялся воин, и позвала его.
Поначалу серая мгла и мечущиеся тени не отвечали ей. Но она звала снова и снова, внимательно прислушиваясь, и наконец до нее донесся ответный зов. Устремившись к нему, Венари поймала внутренним взором могучий силуэт воина, возвышавшийся среди сонмища теней. Это был Бесс. Он отбивался от бесчисленных туманных тварей, тянувшихся к нему со всех сторон. Борьба была неравной, но воин держался стойко.
Венари, преодолев злые вихри, приблизилась к нему, проскользнула меж тенями, ухватила его фигуру за руку и повела из серой мглы на свет, в живой мир. Бесс тут же последовал за ней. Однако у последней черты, у самого порога мерцающих ворот он застыл словно каменный, и Венари, сколько ни пыталась, не могла вытянуть его за собой. Какая-то сила удерживала Бесса на границе яви и сна…
Венари открыла глаза. Сонный фракиец шевелил руками и что-то мычал. Тогда она подобрала его оружие и помогла ему подняться — сначала на колени, потом привстать и опереться о стол. Воин, шатаясь, повернул голову в ее сторону. Взгляд не был осмысленным, но, казалось, он узнал свою боевую подругу. Его рука легла ей на плечо.
— Пойдем отсюда, — шепнула она и повела его из хижины, поддерживая под руку.
Нетвердыми шагами Бесс двинулся к выходу.
Снаружи их ожидала картина полного смятения и хаоса: люди в сером метались туда и сюда, отчаянно пытаясь побороть разгоревшееся зарево пожара. Ценой собственной жизни Зэмба добился своего: всюду царили Деймос и Фобос. Огонь охватил заброшенные рыбацкие хижины, осветив ночь пляшущими языками, с треском пожирая крыши из сухих пальмовых листьев, тростниковые стены и рыболовные сети. Кто-то бежал к морю за водой, кто-то заливал пламя из всех подручных средств, а кто-то убегал под шумок с прихваченными ценностями из конфискованной контрабанды. Ни один человек даже не обратил внимания на два силуэта, медленно продвигавшиеся к зарослям во тьме.
Выбирая направление для бегства, Венари решила воспользоваться единственным известным ей укрытием в этой местности — нильский тростник высотой в человеческий рост. На открытом морском берегу их заметят прежде, чем Брут подоспеет на выручку, а Бесс был еще слишком слаб, чтобы дать серым достойный отпор. Так что оставалась лишь спасительная река. Фракиец еле передвигал ногами при поддержке Венари и следовал за ней, как слепец за поводырем. Похоже, что сознанием он до сих пор блуждал в Мире Духов и бился там с враждебными тенями. Но скоро, она знала, это пройдет. Скоро прежний Бесс вернется в живой мир, и тогда уже не призрачных, а настоящих врагов настигнет кара. Надо только переждать в каком-нибудь укромном месте…
Медленно, но безопасно Венари довела Бесса до скрытой в зарослях песчаной насыпи, на которую фракиец повалился, едва она перестала его держать. Девушка покачала головой, видя, сколь сильна магия этих враждебных мест, способная так ослабить могучего воина.
— Побудь здесь, — сказала она любимому, надеясь, что тот ее услышит. — Мне надо проследить за дорогой… Держись, Бесс, я скоро вернусь.
И Венари сделала шаг к дороге. Но помедлила в последний момент, обернулась к Бессу и, вновь опустившись к нему, поцеловала: в горячий лоб, в закрытые глаза и плотно сомкнутые губы. Какой-то неведомый порыв заставил ее сделать это.
Поделиться книгой: