Дом(ЛП)

- Да, как и моя жена. Понимаешь, когда мы получили это имущество в своё владение, я поехал туда со своей женой, чтобы посмотреть и сделать фотографии для рекламы. Так что моя жена вошла в одну из задних спален и тут же упала.

- Она упала в обморок?

- Да, она упала в обморок...

- Ну, это ещё не значит, что в этом доме и вправду есть привидения. Она сказала вам, что заставило её упасть в обморок?

- Она упала в обморок, находясь на шестом месяце беременности, - начал рассказывать риэлтор тихим голосом. - И у неё произошёл выкидыш прямо там на полу. Я услышал, как что-то упало, и побежал на звук, и когда зашёл в комнату, она была вся заляпана кровью, я зажмурился и начал кричать, а когда открыл глаза, вся комната была чистой. Я схватил свою жену с мёртвым плодом в руках и понёс их к машине, чтобы отвезти в больницу, когда я садил её в машину, то увидел, как в доме возле входной двери стоял тощий парень и смотрел прямо на меня с безумной улыбкой, его руки были по локоть в крови. Он стоял прямо там, и он не был похож на какое-то мутное видение, он был настоящий, как этот стол, - риэлтор постучал костяшками пальцев по столу. - Понимаешь, он не выглядел, как Каспер, ёбаный призрак, или какое-то подобное дерьмо, он был материален. Потом... Он показал на меня пальцем и пропал...

Мелвин сидел, вдавленный в стул.

- Я-я-я...

Риэлтор сохранил вид крайнего спокойствия и передвинул ключ через стол.

- Бери ключи и уёбывай отсюда. У меня мурашки от тебя.

Мелвин был озадачен.

- От меня у тебя мурашки? Я безобиден, как церковная мышь. Я скромный, пассивный интроверт. Как я могу вызывать у тебя мурашки?

Риэлтор встал и направился к задней двери.

- Ты чертовски похож на призрака, которого я видел тогда в дверях. А теперь убирайся отсюда.

5

Драма, - думал Мелвин, возвращаясь к машине отца. - Он либо всё это выдумал, чтобы побудить меня написать статью, либо, может быть, у его жены действительно случился выкидыш, а остальное было игрой воображения от шока и стресса. Такая трагедия, немудрено, что ему показалось, что он видел призрака.

Далеко за пределами Сиракузы отец Мелвина воздвиг памятник своим миллионам - многоэтажный шедевр, или чудовище, в зависимости от вкуса, который мог бы подойти Фрэнку Ллойд Райту4 с его стеклянными стенами, гравированными кладками и наклонными стеклянными крышами. Северное и южное крылья простирались вплоть до огромного бассейна, теннисные корты и зелёные сады, а также комплекс гаражей, в которых приютились десятки отцовских автомобилей. Поэтому нет необходимости говорить, что отец Мелвина, 57-летний мужчина по имени Уинстон Парадай, был весьма богатым человеком, в чьи владения входили примерно двадцать автосалонов, строительная компания и государственная энергетическая фирма. В общем, он был богат, как свиное дерьмо, и, возможно, читатель сможет найти в этом предполагаемый каламбур. Рядом с домом находился небольшой домик для гостей, и именно здесь жил Мелвин.

Несколько лет спустя после того, как Мелвин закончил колледж, его отец пришёл к нему.

- Мелвин, ты мой сын, и я люблю тебя. Я всегда буду заботиться о тебе, даже если ты никогда не сможешь позаботиться о себе сам. Я даже не понимаю, почему ты вырос таким размазнёй, сынок, посмотри на себя, ты даже с людьми не можешь разговаривать, не заикаясь. Ты не можешь находиться в компании бабы, чтобы у тебя не был вид, будто ты упадёшь в обморок. Но для меня это всё неважно. Ты мой единственный сын, в конце концов, именно моя сперма помогла тебе появиться на свет. Ну... Я почти уверен, что это была моя сперма.

Мелвин рассмеялся. Конечно, папа шутит!

Хотя Мелвин очень мало знал о своей биологической матери, только то, что она бросила отца вскоре после рождения сына, и якобы обворовала его на целое состояние в ювелирных украшениях. Она сбежала с человеком, который продавал пылесосы “Kirby”.

- Какой-то проходимец, - однажды сказал ему отец. - Да, конечно, это скверно звучит, сынок, но и твоя мамаша была такая же грязная, алчная проходяга и шлюха! Единственное, что она хорошо делала, так это сосала член и трахалась! Но это не изменяет тот факт, что она была вшивой воровкой. Так что винить мне стоит только себя за то, что я был настолько глуп, что женился на ней.

Мелвин не принимал слишком близко к сердцу слова отца. Ведь если бы он не женился на ней, то он бы тогда и не родился...

Отец хлопнул его по спине.

- Сынок, ноги у твоей мамаши были раздвинуты двадцать четыре часа в сутки. Но не думай об этом. Я же вижу, что ты пошёл в мою породу, а не в её. Я богатый и успешный человек, и все такими были, и да, я прекрасно понимаю, что такие люди, как я, часто считаются мелкими и материалистичными кусками говна... Но Боже! Как я взбесился, когда она сбежала с тем болваном. Тот гребанный пылесос “Kirby” стоил триста баксов... И представляешь, она его тоже забрала.

Мелвин учился в средней школе, когда его отец наконец признался в этом, и с тех пор Уинстон Парадей только встречался с женщинами, избегая женитьбы повторно, до трёх недель назад, когда он женился на Гвинет. За день до церемонии Мелвин набрался смелости и спросил:

- Эй, пап. Помнишь, когда-то давно ты рассказывал мне о моей биологической матери?

Отец поправлял галстук в тот момент.

- О, конечно. Вороватая, затасканная шлюха. Даже пылесос украла, когда сбежала с тем проходимцем, с которым трахалась за моей спиной.

Мелвин ухмыльнулся. Он уже давно подумывал о том, что его настоящим отцом мог быть тот продавец пылесосов “Kirby”.

- Ты помнишь, что ещё сказал тогда?

- Эм... Пожалуй, нет, и что я сказал тогда?

- Ты сказал, что больше никогда не женишься.

Отец остановился, смотря в зеркало.

- Ты прав, я действительно так говорил.

- Так почему ты решил жениться сейчас? Гвинет кажется очень милой, но ты ведь практически её не знаешь. Она на двадцать лет моложе тебя, и у вас даже нет ничего общего.

- И что? - xихикнул отец. - Сын, мне 57 лет, я слишком долго играю свингера-миллионера. И… - отец подмигнул ему, - у неё отличные сиськи. Кто-то должен повесить их в Национальной Галерее искусств.

- Потрясающе, пап. У неё отличные сиськи. Но, а что насчёт её характера? Откуда ты знаешь, что она не такая, как моя мать? Шлюха, которой нужны только твои деньги!

- Брачный контракт, сынок. Она согласилась, что при разводе она останется с голой жопой. Что за женщина, а? И ты разговаривал с ней, ты знаешь. Она вроде новичка-космонавта. Плюс она говорит, что она марксистка.

Мелвин улыбнулся.

- Ну, для марксистки она кажется слишком довольной, ездя в нашем “Kорвете” и живя в доме за миллион долларов.

- Полтора миллиона, Мелвин. И я должен сказать тебе, что она типичная лицемерная либералка, но кого это волнует? Она любит меня по-своему, а я её... Если ты понимаешь, о чём я.

Мелвин понятия не имел, что имел в виду его отец, но он не сказал об этом.

- Ну, надеюсь, у вас с Гвинет будет прекрасный брак, пап.

Отец кивнул, всё ещё разглядывая себя в зеркале.

- Спасибо, сынок, и спасибо за беспокойство. Честно говоря, я женюсь на ней, потому что она великолепна и хочет, чтобы о ней заботились. И это замечательно. Когда доживёшь до моих лет, то поймёшь меня.

По крайней мере, у них получился поучительный разговор.

Мелвин разговаривал с Гвинет всего несколько раз до их свадьбы. Она превратила одну из комнат наверху в свой рабочий кабинет, занимаясь там очень необычным хобби:

- Я оссариальная мозаицистка, - сказала она ему, приглашая посмотреть на свою работу. - Это моё творчество.

Поначалу Мелвин даже не понимал, что она говорит, его внимание отвлекало её тело. Отец был прав, когда сказал, что у неё классные сиськи. Она сидела, сгорбившись, за столом, работая над чем-то. Рядом с ней стояла пластиковая бутылка с шоколадным сиропом “Херши”, из неё торчала соломинка.

Она что, пьёт строп прямо из бутылки? - подумал Мелвин. - Фу, гадость!

На ней была растянутая футболка, из-под которой проглядывались аппетитные груди, и рваные джинсы, которые были так популярны в Сиэтле. Мелвин уже прекрасно знал, на что будет мастурбировать, когда ему подвернётся удобный момент.

Наконец он ответил ей:

- Oссариальная? Что это такое?

- Кости, - сказала она. - Я делаю мозаики и работаю только с оссариальными материалами вместо более обычных, таких, например, как плитка, витражи, и цветной металл. - Она так и не подняла на него глаза, пока объясняла детали своего хобби, вместо этого сосредоточив своё внимание на том, что казалось куском кости, зажатым в резиновых тисках. - Потом я продаю свои работы на “EBAY” коллекционерам. Возьми мою визитку на столе.

Смущенный, но заинтересованный Мелвин подошёл и взял белую визитную карточку:

Гвинет Смит

Oссариальная Мозаикa и Иконография из кости.

Интересно, - подумал Мелвин, - она чокнутая или действительно знает своё дело?

Теперь он увидел примеры её работы, стоявшие на полках в задней части комнаты. Работа оказалась гораздо сложнее, чем он себе представлял. Тёмно окрашенные, обрамлённые бляшки носили множество вариаций крестообразных конструкций, которые все были составлены из тщательно вываренных, вырезанных фрагментов костей. На первый взгляд Мелвин нашёл её работу довольно красивой, но на второй она казалась довольно однообразной. Лампы, домашние животные, увы, всё это как правило оказывается в мусорном ведре через несколько недель после покупки.

Мелвин задался вопросом: если она продаёт эти штуки, то кто, чёрт возьми, покупает эту дребедень?

- Эм... Очень красиво, - сказал он.

- Большинство людей так не не понимают это… Этот символизм, - ответила она и сделала глоток сиропа через соломинку. - Но, спасибо за комплимент.

Когда он оглянулся в её сторону, всё, что он увидел, был её затылок с длинными пшеничного цвета волосами и провокационной грушевидной формы задница, сидящая на стуле.

Вау, а она действительно хорошенькая, - подумал он.

- Ты имеешь в виду христианский символизм?

- Нет-нет... - ее тон напрягся до короткого раздражения. - Для любой мифологии, даже личной. Самопожертвование, мессианское избавление. Это то, к чему мы все стремимся, разве не так?

- Ох... конечно.

По крайней мере, у нее приличный словарный запас, - сказал себе Мелвин. Но он сам не был дурачком - он был "отличником", когда учился в колледже. Он мимолетно вспомнил старый класс теологии, вспомнив своего преподавателя Кьеркегора: "Только голый экзистенциальный скачок веры отдаляет дух человечества от порочных ограничений деноминационализма и приближает его к Богу через Христа."

Гвинет перестала работать и несколько мгновений ничего не говорила. Она сделала глоток "Херши" из соломинки:

- Это очень глубокомысленно, Мелвин. Большинство людей не видят этого в моей работе.

Как и я, - признался он себе. - Но звучит хорошо.

Почему-то он почувствовал внезапную потребность произвести на неё хорошее впечатление. Обратиться к её фальшивой-грануле-левосторонней-вычурной-вонючей-лицемерной-псевдоинтеллигентности. Это было что-то новое для него. Он копался в своей памяти, подбирая правильные слова:

- Это напоминает мне о том, как некоторые диалектические идеалисты и феноменалисты пытались преобразовать художественную истинность в функциональную философию. Знаешь Джасперса, Спинозу, Иммануила Канта? Художественный образ, если его преследовать, становится бессмертным символом, частичкой художника, который, в некотором смысле, будет жить вечно. Бессмертие равно спасению, а природа, по Спинозе, равна Богу. Поэтому, когда ты используешь части костей для создания своих произведений, они равны Богу, потому что фрагменты костей происходят из природы. Остальное сходит к общему суммированию Кантовского художественного трансцендентного идеализма, по существу, к частям философии, в которых говорится: спасение для художника равно бессмертию, кости происходят из природы, а природа равна Богу; Христос, символизируемый крестами во всех твоих работах равен спасению. Уравнение заканчивается там, где оно начинается, и решает себя через свой собственный вопросительный цикл.

Под углом, под которым он стоял, Мелвин не мог видеть, как соски Гвинет под обтягивающей футболкой затвердели и приняли форму шипов футбольных бутс.

Она не смотрела на него, но прошептала:

- Наконец-то. Кто-то меня понимает.

Мелвин притворился, что больше сосредоточен на внешне интересных, но в конечном счете посредственных костяных мозаиках.

- Вау, ты действительно очень талантлива. Эти дощечки прекрасны... и так многозначительны тоже, - сказал он, но все время думал: Kостяные мозаики? Oссариальное искусство распятий? Что за хрень. Я бы не заплатил и пяти баксов за такую штуку.

- Ты очень умён, - похвалила его Гвинет.

- Я хорошо учился в школе.

- Можно сказать, что ты тоже художник, ты же журналист.

О, нет, я даже не настоящий журналист, - признался он себе. - Я пишу всякую ерунду для бесплатной городской газеты.

- Я стараюсь изо всех сил.

- Так приятно, что я стану частью твоей семьи, когда мы с твоим отцом поженимся.

- Да, думаю, это значит, что ты будешь моей мачехой.

Наступила пауза. Она закурила сигарету, которая пахла приторно; её бумага была розовой. Это была не марихуана, Мелвин пробовал это дерьмо, когда учился в колледже. В этот момент он поймал её очень оценивающий взгляд в отражении зеркала, стоящим за дверью.

Боже мой, - подумал он, его глаза расширились, он заметил её явно возбуждённые соски в отражении. - Они выглядят так, будто чьи-то большие пальцы торчат под футболкой!

Член Мелвина... начал вставать.

Она сказала очень спокойным и нежным голосом:

- У нас с тобой много общего.

- У нас...? - Ее соски были клепаными; на самом деле, они выглядели... как заклепки! - Ох, в смысле - искусство, философия, конечно, - он пытался казаться крутым.

- Ты знаешь, что ты очень привлекательный молодой человек.

Мелвин нахмурился. Дверное зеркало показало ему его детальное отражение: тощие, сутулые плечи, кривые зубы, шея, как у цыплёнка, с торчащим адамовым яблоком, как его пенис в штанах.

В общем, он был типичным ботаном.

- Я... Да?

- Спасибо тебе за приятные слова о моём искусстве, - сказала она. - Ты не только привлекателен, но и очень умён. Я думаю, мы будим хорошими друзьями.

Он попрощался, затем побежал в свою комнату мастурбировать.

6