Он стукнул кулаком по столу.
— И никто из нас не должен.
Он переводил взгляд с одного члена совета на другого:
— Нам нужна армия. Нам не нужно создавать свой собственный мир из… старых тел или костей, или херни, которую вы тут используете. Мы должны захватить
— Более того, — продолжил он. — Они оба где-то здесь. Мы могли бы их использовать.
Председатель прочистил горло:
— Я не думаю…
— Ваши дома выглядят хреново, — перебил он. — И у вас
— Мы не знаем, где они находятся. Мы даже не знаем, где мы находимся!
— Мы это выясним. Мы добрались
Он видел страх в их глазах, и ему это нравилось.
Он помнил, каково это — быть застреленным, помнил удовлетворение на лице жирного ублюдка, который выбил пистолет из его руки, и больше всего на свете хотел мести. Он подумал о том, как Уитни Хьюстон выбивает дерьмо из Ричарда Никсона. Если бы они могли обуздать этот гнев — вернуться в комнату и собрать тех, кто был наполнен такой яростью, — они могли бы собрать боевую силу, которую было бы невозможно остановить, состоящую из солдат, которых нельзя убить, потому что они уже мертвы.
Он улыбнулся про себя. У живых не будет ни единого шанса. Они были в меньшинстве, миллиарды к одному, и они автоматически войдут в состав противника, когда умрут. Это идеальный план.
Члены Совета склонили друг к другу головы, перешептываясь и совещаясь; наконец председатель встал, откашливаясь:
— Мне очень жаль. Думаю, мы совершили ошибку, пригласив вас сюда. Мы бы хотели, чтобы вы ушли.
— Заткнись, мать твою.
Старик был застигнут врасплох:
— Прошу прощения?
— Ты слышал, что я сказал.
Он пересек комнату, схватил председателя за шиворот, швырнул на пол и занял место во главе стола. Двое членов Совета встали со своих стульев, чтобы помочь старику, но он остановил их, подняв руку.
— Не трогайте его. Он может остаться или уйти, но командую теперь я. Я — главный.
Он оглядел сидящих за столом, чтобы понять — не захочет ли кто-нибудь бросить вызов, но никто не смотрел ему в глаза.
Он сделал глубокий вздох, чувствуя себя замечательно.
Может и не было ни бога, ни дьявола.
До сих пор.
Но будет.
Он улыбнулся сам себе.
О да, так и будет.
Перевод Игоря Шестака